тановил свой выбор на двух  пятнадцатиметровых  соснах
шагах в ста выше по склону и вблизи от ручья  Мегапод.  У  основания  их
видавшие виды стволы я  не  мог  обхватить  руками,  но  чуть  выше  они
становились совсем тонкими и не слишком хорошо подходили для моей  цели.
Две другие опоры я придумал сделать, вкопав в  землю  обтесанные  стволы
поваленных деревьев. Но каменистая земля оказалась такой твердой, что  в
конце концов мы решили обойтись тремя опорами.
   Затем я свалил подходящую ель и обрубил ветки моим старым топором,  а
макушку оставил целой для камуфляжа. (Конечно, пилой было бы  легче,  но
от нее поднимались бы предательские клубы пара,  и  пользоваться  ею  до
первого сентября мы не рискнули.) Срубленный ствол мы доставили на место
с помощью портативного ворота "Ну-ка, ну-ка", а затем, подвесив ворот на
треноге из шестов, установили ствол в яме  вертикально  и  засыпали  яму
землей и камнями. Попозже  предстояло  надеть  на  все  опоры  козырьки,
изготовленные из консервных банок, чтобы белки,  мыши  и  другие  мелкие
воришки не могли взобраться наверх.
   Лестницу я сколотил из тонких деревцев - нарочно хлипкую,  чтобы  она
не выдержала веса большенога, - влез на нее и прибил  поперечные  брусья
для настила. К моему удивлению, Тереза вызвалась прибить к брусьям жерди
и соорудить каркас под плассбрезент.
   - Я ничуть не боюсь высоты! - Она засмеялась. - Когда я  пела  Царицу
Ночи, приходилось почти все время свисать с колосников.
   Ну я и оставил ее трудиться на четырехметровой  высоте  и  бесстрашно
распевать за работой, а сам принялся сооружать времянку, чтобы было  где
укрыться, пока не отремонтируем хижину.
   Времянка, которую Тереза окрестила Беседкой, больше всего  напоминала
вигвам из жердей, сверху стянутых проволокой и  укрепленных  растяжками,
чтобы ветер не  повалил  сооружение.  Когда  каркас  был  укрыт  тяжелым
плассбрезентом и с  трех  сторон  плотно  обложен  лапником,  получилось
довольно уютное жилище.  Четвертую  сторону,  обращенную  к  хижине,  до
которой было метра три, я затянул прозрачным плассом, пропускающим свет.
Откидная дверь туго зашнуровывалась изнутри. Полом служил  плассбрезент,
аккуратно завернутый по краю и скрепленный со стенками, чтобы внутрь  не
затекала вода. Я засыпал его сухой травой, чтобы она впитывала  влагу  и
было не так скользко ходить по нему.
   В Беседке нам предстояло прожить недели четыре. Естественно,  она  не
отапливалась. Но погода стояла  теплая,  с  непродолжительными  дождями.
После первого налетевшего ливня я соорудил перед дверью подобие  навеса,
покрыв его не плассом, а старой кедровой дранкой, которую  мы  тщательно
собрали для будущего употребления. Я  извлек  из  кучи  мусора  чугунную
печку  и  установил  под  навесом,  выведя  укороченный  дымоход   вбок.
Получилось отлично. Как только будет безопасно топить ее, начнем  варить
и печь, а не пробавляться концентратами, кипятя для них воду в крохотной
микроволновке. Первые заморозки покончат с кровососами,  и  можно  будет
посиживать у огня и греть наши косточки, если только не разразится буря,
и даже сушить у печки одежду, когда она отсыреет.
   Поленницу и колоду для рубки дров я сложил у навеса. После  того  как
мы отремонтируем хижину, Беседка превратится в  дровяной  сарай  в  двух
шагах от крыльца, так  что  добираться  туда  будет  просто,  даже  если
сугробы нанесет до крыши. Я собрал разбитые половицы и сколотил  из  них
скамьи и пару шатких столиков. Изготовил я  и  несколько  грубых  полок,
обещая  снабдить  нас  мебелью  поприличнее,  когда  получу  возможность
напилить новые доски. Палатку я установил в глубине Беседки: она служила
нам в качестве спальни и единственного надежного приюта  от  кровожадной
мошки,  комаров  и  жигалок,   которые   допекали   нас,   несмотря   на
психопринуждение и репелленты, к которым мы прибегали.
   Эти первые дни мы работали так усердно  (и  так  быстро  засыпали  по
ночам), что времени для разговоров  почти  не  оставалось.  Тереза  была
весела, но очень часто погружалась в таинственное общение  с  эмбрионом,
которому, как выяснилось,  очень  нравилась  обстановка,  в  которой  мы
оказались. В работе она охотно подчинялась моему руководству и без жалоб
делала все, что я ей поручал.  Я  убедился,  что  она  очень  сильная  и
аппетит у нее волчий, а беременность словно бы не причиняла  ей  никаких
физических неудобств. Поскольку внешне еще ничего  заметно  не  было,  я
вообще забывал о ее положении.

***

   Через семь дней мы обгорели на солнце,  были  искусаны  кровопийцами,
обзавелись синяками и царапинами, но теперь нам  было  где  укрыться  от
непогоды и хранить запасы; обеспечили мы себе  и  кое-какие  примитивные
удобства. Внутренность старой  хижины  очистили  от  мусора,  оставалось
только настелить пол и соорудить крышу. Наконец-то подошло  долгожданное
первое сентября, означавшее, что можно приводить в порядок  наше  лесное
жилище, не опасаясь, что нас обнаружат. Но сперва - день полного отдыха!
   Я решил, что мы отметим традиционный американский День Труда на  трое
суток раньше положенного. Терезе пора было посидеть сложа руки, а мне  -
осмотреть окрестности. Идти со мной она не захотела и долго  уговаривала
не оставлять ее одну, но мне удалось  ее  убедить,  что  нам  необходимо
знать, какими ресурсами мы тут располагаем. А главное,  нам  требовались
высокие и прямые деревья для починки крыши  и  настила  для  пола  -  из
кривулек,  которые  росли  вокруг  хижины,  напилить  доски   и   брусья
невозможно. И я уже представлял, где найду нужные деревья.
   - Но ты будешь вести себя осторожно? - Сознание  Терезы  стремительно
проецировало происшествия, одно страшнее другого: я сваливаюсь в  овраг,
проваливаюсь  в  трещину  на  леднике,  за  мной   гонится   разъяренный
большеног, я отбиваюсь от рычащих гризли и волков,  сбиваюсь  с  дороги,
падаю с сердечным приступом.
   - Конечно, я буду осторожен. И ты  знаешь,  что  зверья  нам  бояться
нечего. Поиграй на своей клавиатуре, спой что-нибудь, посмотри фильм  на
своем тридивизоре. Ты отлично потрудилась и заслужила отдых. А для  меня
отдых - бродить по лесам. Если тебе станет тоскливо, психоокликни  меня.
Я ведь уйду километра на два-три, не больше. Только обогну озеро,  чтобы
оглядеть каньон Обезьяньей речки и тот берег.
   Она  наклонила  голову  набок,   словно   прислушиваясь,   и   светло
улыбнулась.
   - Джек согласен с тобой, что мне нечего опасаться.
   - Вот именно! - Я сохранил полную серьезность верхнего слоя сознания.
- Ну, пожелай мне удачи, малютка! Если я не найду ничего для  пристойных
стропил, нам придется зимовать в Беседке!
   Я сунул все необходимое в мой старенький рюкзак, вскинул его на спину
и перешел ручей Мегапод, направляясь  к  восточному  берегу  озера.  Был
чудесный солнечный день, задувал приятный прохладный бриз. Лазурь  небес
над горой Ремилард прочерчивали белые перистые облака, и я с облегчением
подумал, что к нам, возможно,  приближаются  холодные  воздушные  массы.
Только эта надежда и поддержала меня, едва я углубился в лес  и  чертовы
кровопийцы ринулись на меня эскадрильями камикадзе,  алча  использовать,
возможно, свой последний шанс попировать перед тем, как мороз  остановит
их маленькие часы. Попытка  отогнать  их  психопринуждением  завершилась
фиаско, и мне пришлось надеть накомарник и перчатки.
   В десятке метров вверх от берега шла звериная  тропа,  по  которой  я
сумел пробраться сквозь густую чащу и  вышел  на  каменистые  луга,  где
альпийские  цветы  устроили  выставку  перед  закрытием   сезона.   Алые
кастиллеи, бледно-зеленые астры и желтые головки арники доцветали  среди
последних стрел альпийских люпинов. Повсюду спелая  черника  -  отличная
ягода для джема. Хватало и черной водяники,  вроде  бы  тоже  съедобной,
насколько мне помнилось. Я дальнировал Терезе и  проецировал  зрительный
образ, чтобы она  могла  проверить  водянику  по  справочнику,  а  также
сообщил  приятную  новость  об  изобилии  черники.   Она   действительно
прекрасно готовит, и наше скудное меню из концентратов явилось  для  нее
тяжким испытанием, хоть она и не жаловалась. Но теперь она  дальнировала
мне с восторгом:
   Рогичтоясделаю! Наберу ягод и испеку нам черничный пирог! И приличный
хлеб вместо этих жутких пресных лепешек!
   Чудесно...
   Я взобрался на скалистый мысок, чтобы оглядеть  местность,  невидимую
от  хижины.  За  нагромождениями  валунов  начиналось  широкое  открытое
пространство, спускавшееся к самой  воде.  Я  не  высмотрел  ни  единого
ручейка, но местность подозрительно заросла карликовой  ивой  и  разными
сочными растениями. Болото, решил я, и, пересекая его, убедился, что был
почти прав: усеянная цветами земля, совсем сухая в это время года,  была
утыкана ямами около метра в поперечнике  с  темно-коричневой  водой,  на
двадцать  -  тридцать  сантиметров  ниже  травянистых   краев.   Ступать
приходилось с опаской, чтобы не провалиться сквозь  засохшую  корку  над
какой-нибудь водяной ловушкой. Но  я  благополучно  миновал  эту  полосу
препятствий и углубился в заросли карликовой  тсуги,  высматривая  помет
животных или еще какие-либо следы  обитателей  здешних  мест.  Но  кроме
вездесущих насекомых увидел только  дружелюбную  сойку,  которой  жители
лесов, лишенные чувства юмора, дали прозвище  "лагерная  воровка".  Этот
западный подвид оперен менее ярко, чем сойки моих нью-гемпширских  Белых
гор, но повадки у них те же. Сойка следовала за мной,  хриплыми  криками
оповещая лес о моем присутствии, и  выпрашивала  что-нибудь,  квохтая  и
насвистывая. Лучшего охранника против медведей я бы не мог и пожелать.
   Формой Обезьянье озеро напоминало  скверно  выпеченный  рогалик  трех
километров в  длину  и  километр  в  ширину.  Северный  берег  изгибался
довольно  ровным  полумесяцем,  южный,  где  стояла   хижина,   выглядел
извилистым.  У  западного  конца,  перегороженного  ледником,   в   воду
вдавались две морены. От узкого юго-восточного  конца  простирался  луг,
образуя естественный проход между обрывами горы Джекобсен справа от меня
и хребтом Матта и Джеффа слева. В глубине прохода виднелся  темный  лес,
который я решил исследовать в другой раз. Обезьянья речка изливалась  не
через эту долинку.  Там  петлял  ручеек,  впадавший  в  озеро,  а  исток
Обезьяньей речки был  в  полусотне  метров  дальше  по  противоположному
берегу, где хребет Матта и Джеффа рассекало глубокое ущелье.
   Я шел по узкой белесой кромке берега, потом перебрался через валуны и
наткнулся в начале Обезьяньей речки на завал  из  упавших  стволов.  Под
пронзительные  предупреждения  сойки  я   с   величайшей   осторожностью
перебрался по этим коварным мосткам, в  двух-трех  метрах  под  которыми
стремительно мчалась вода. Выбравшись на другой  берег,  я  поднялся  по
довольно отлогому откосу до места, откуда открывался  вид  на  Обезьяний
каньон. Его обрывы, казалось, были совсем недавно прорезаны  в  сплошной
скале, и язык как-то не поворачивался назвать  их  берегом.  Воды  речки
летели вниз с уступа на уступ, а потом обрушивались клокочущим водопадом
высотой в добрых двадцать метров.  Дальше  виднелись  каскады  поменьше.
Было ясно, что Обезьяний каньон не слишком приспособлен для прогулок что
людей, что большеногов. Когда гигантские обезьяны навещали  озеро,  они,
видимо, пользовались другим проходом...
   Наконец я добрался до своей цели и  остановился  на  берегу  напротив
хижины. Дорога за Обезьяньим каньоном оказалась не из легких  -  колючие
заросли над водой, а за ними крутой откос.  Правда,  идти  мне  пришлось
недолго: заросли поредели и на широком уступе я увидел группу прекрасных
елей. Многие идеально подходили для  распиловки  на  доски,  достигая  в
нижней части  диаметра  более  тридцати  пяти  сантиметров.  А  те,  что
потоньше, годились на балки и стропила. Мне надо  будет  только  спилить
их, очистить от веток и скатить по крутизне в воду.
   А затем придумать, как отбуксировать их на наш берег.
   Я нашел удобный открытый ветру камень, сел, снял накомарник, перчатки
и  поделился  с  сойкой  своим  обедом  -  изюмом  и  пресной  лепешкой,
намазанной плавленым сыром.  (В  микроволновке  ни  Терезе,  ни  мне  не
удалось испечь чего-нибудь достойного.  Опресноки  -  традиционная  пища
лесовиков - пекутся из муки с топленым  салом,  замешанной  на  воде,  и
бывают очень недурны на вкус, если печь  их  в  золе  или  поджарить  на
открытом огне. К несчастью, микроволновка превращала их в  серые  вязкие
бруски.) Закусывая, я прикидывал  разные  варианты  доставки  бревен  по
озеру.
   Вариант первый. В скобяном магазине мы запаслись  длинными  гвоздями.
Они вполне сгодятся, чтобы сбить из больших бревен подобие узких плотов,
используя для связки слеги потоньше. А  потом,  отталкиваясь  шестом  от
дна, перегнать их к нижней хижине вдоль  берега.  Путь  примерно  в  два
километра. Работа отчаянно тяжелая, но руки  у  меня  сильные,  а  часть
дороги можно пройти  по  берегу  наподобие  волжского  бурлака.  Оценка.
Выполнимо, но крайне медленный способ. К тому же я наверняка вымокну,  а
вода в озере ледяная.
   Вариант второй. Если соорудить парус, плоты можно переправлять  через
озеро прямиком, что сократит расстояние вдвое. Мне не нужно надрываться,
скорость зависит от ветра... Но, к сожалению, здесь он дул в основном  с
запада, то есть вдоль озера, если только не  наступало  полное  затишье,
что на протяжении прошедшей недели случалось часто. Оценка. Я все  равно
вымокну, и как, черт побери, вести четырехсоткилограммовый плот в нужном
направлении при боковом ветре?
   Вариант третий. Зацепить плот за  лодку  и  отбуксировать  его  через
озеро. Оценка. Надувной лодки мы не захватили, а сделать  долбленку  или
каноэ мне не по зубам.
   Вариант четвертый. Хватит размышлять, словно  тупоголовый  нормальный
олух! Обработай древесину  на  этом  берегу,  а  потом  в  тихую  погоду
телекинезом перегони по бревнышку, по дощечке через озеро.  Даже  твоего
паршивого потенциала хватит, чтобы вести дерево по воде. Оценка. Эврика!
   Сойка расхохоталась надо мной.
   Похваливая себя, я доел опреснок и поднялся по склону осмотреть ели и
выбрать самые подходящие. А затем остановился среди обреченных и  сказал
Обезьяньему озеру, что постараюсь причинить  как  можно  меньше  ущерба,
если оно поможет мне, оставаясь зеркальным,  пока  я  буду  переправлять
бревна и доски. Ничто не  нарушило  его  безмятежности,  и  я  счел  это
утвердительным ответом. Завтра я пущу в дело чудесный новенький древорез
"Мацу", лазерный аппарат, сразу же заставивший устареть электропилы,  не
говоря уже о топорах. Если повезет, я приведу хижину  в  полный  порядок
через четыре недели, если не через три.
   День начинал клониться к вечеру.  По  ту  сторону  озера  поднималась
струйка дыма. Тереза в первый раз затопила чугунную печку  и,  возможно,
уже готовит для нас цивилизованный ужин. Я решил не телепортировать  ей.
Люблю делать сюрпризы.
   Я пошел назад по берегу, преисполненный энергии, какой не  чувствовал
уже много лет. Преодолевать завал во второй раз оказалось много проще, а
перебравшись,  я  уселся  на  камень  и  некоторое  время   рассматривал
нагромождение стволов. Просто подарок судьбы. Без них мне было бы сложно
переходить через стремительную речку на пути к  моим  елям.  И  вновь  я
мысленно возблагодарил гения здешних мест.
   И вдруг мои благочестиво опущенные глаза обнаружили в белесой глине у
воды свежий отпечаток огромной босой ноги, вдвое больше человеческой.

15

Хановер, Нью-Гемпшир, Земля
4 сентября 2051

   Профессор Ремилард сидел на табурете за рабочим столом  в  оранжерее,
склонившись над последней орхидеей.
   Над Хановером и его окрестностями бушевала  гроза,  сверкали  молнии,
раскаты грома сотрясали ионизированный воздух. Естественно, что именно в
этот вечер сюда, на его ферму, через полчаса должны съехаться  Ремиларды
на уже несколько раз откладывавшийся семейный совет.
   Когда распускались наиболее эффектные орхидеи в  коллекции  Дени,  он
имел обыкновение относить их в дом - чтобы  полюбовалась  Люсиль  и  для
украшения столовой, когда они принимали гостей. Повод,  собравший  семью
сегодня, отнюдь не был  праздничным.  Но,  сказала  Люсиль,  тем  больше
причин разрядить атмосферу цветами.
   Люсиль пожелала сама выбрать орхидеи, но, едва они с Дени направились
в оранжерею,  как  ее  (одновременно  с  первым  ударом  грома)  осенила
какая-то блестящая мысль, и она кинулась под проливным дождем к  машине.
Куда и зачем, было искусно экранировано, но, уже рванув машину с  места,
она телепортировала Дени, что вдруг сообразила,  чем  может  объясняться
исчезновение Терезы и Роги. Она скоро вернется, и пусть  Дени  последит,
чтобы совещание без нее не начиналось.
   Пятьдесят лет совместной жизни научили Дени относиться  философски  к
внезапным переменам в  настроении  жены  и  к  ее  внезапным  озарениям.
Пытаться остановить Люсиль было бесполезно, как и требовать  объяснений,
а потому он просто занялся цветами, иногда  вознося  молитву,  чтобы  на
семью Ремилардов снизошел мир.
   К тому времени, когда должны были прибыть семеро их детей,  Дени  уже
отнес в дом две чудесные орхидеи. Длинную ветку  фенопсиса  на  каминную
полку - точно изящные бледно-желтые бабочки на  длинном  стебле.  А  для
фарфоровой китайской вазы у окна - пышный  онцидиум  орниториум,  словно
окутанный облачком танцующих лилово-розовых цветков, похожих на  птичек.
Осталась  последняя  -  гордость  его  коллекции  -  фудзивара   азурина
"Атмосфера" с тремя  великолепными  небесно-голубыми  цветками,  шириной
каждый почти восемнадцать сантиметров. Они как раз достигли  совершенной
формы  и,  возможно,  чуть  развлекут  бедняжку  Кэт,   которая   всегда
восхищалась этой орхидеей.
   И по иронии судьбы дядюшка Роги тоже выделял ее среди остальных.
   Стерильным ножом Дени срезал несколько поврежденных корней  и  прижег
ранки фунгицидом. Внимательно осмотрел, нет ли на растении  каких-нибудь
вредителей, полил и установил цветок в декоративном кашпо.  Затем  навел
порядок, вымыл руки над раковиной, погасил свет  и  немножко  постоял  в
душистой влажной темноте.
   Дождь продолжал барабанить по стеклянной крыше, но гром умолк.  Порой
дальние зарницы на миг освещали гнущиеся под ветром клены. Какой  унылый
в этом году День Труда! Со вчерашнего утра дожди и  дожди.  Впрочем,  их
семье скверная погода особых неудобств не причинила. Ежегодный роскошный
пикник, который устраивали Адриен и Шери,  был  отменен  из-за  недавних
трагедий, а вместо  него  Поль  снова  потребовал  семейного  совещания,
которое уже дважды откладывалось - сначала из-за исчезновения  Терезы  и
Роги, а потом из-за опасения, что Магистрат  воспротивится  тому,  чтобы
Поля, его братьев и сестер приняли в Консилиум. На это совещание не были
приглашены ни супруги, ни члены младшего поколения. Только семеро  детей
Дени и Люсиль класса Великих Магистров. Они  обсудят  будущее  Катрин  и
меры, которые следует принять семье в связи  с  исчезновением  Терезы  и
Роги, и следует ли им активно  вмешаться  в  словно  бы  застопорившееся
расследование страшной смерти Бретта Макаллистера.
   И Дени вновь задумался об этой гибели, далеко  не  в  первый  раз  за
последние дни.
   "Господи! - сказал он про себя. - Это же не он!  Он  ведь  мертв.  Ты
забрал его! Освободи нас... Но ожоги Бретта были той же конфигурации.  Я
не ошибаюсь, я до конца жизни не забуду ее страшное  обожженное  тело!..
Но Бретта он у бить не мог. Он мертв и бессилен, иначе быть не может, но
разве есть другое объяснение?
   И дядюшка Роги... Нет, он не утонул. Относительно Терезы у  меня  нет
уверенности, но я бы знал, если бы старый плут преставился. Слишком уж я
его люблю и знал бы; я просканировал реку Коннектикут вдоль и поперек  и
не нашел ничего ничего ничего... и да