естве только моллюсков не хватало! - фыркнул Адаластам.
   Опираясь на руку  Рими,  Нап-Нап-Нанл  поднялся,  распушил  оперение,
расправил мужские и женские детородные органы.
   - Человеческие существа сварливы и мстительны, - вздохнул он.  -  Они
преследуют все новое, прогрессивное, они разрушают  экологию.  Но  такой
музыки вы не найдете во всей Вселенной! Григорианское  пение!  Баховский
контрапункт! Вальсы Штрауса! Индийские раги! Коул Портер!
   - Ты безнадежно сентиментален! -  поморщился  Ларихам.  -  Ну  да,  с
эстетической точки зрения, Земля и впрямь настоящее чудо. Но что пользы,
коль скоро человечество так настойчиво противится эволюции своего ума? -
Он повернулся к полтроянцам. - А ваши оптимистические прогнозы ни на чем
не основаны, кроме полнейшей наивности. Мета-психический  колледж  Симба
еще в начале этого бессмысленного наблюдения признал, что  Земля  ни  по
каким стандартам не вписывается в Содружество.
   - К счастью для человечества, наша фракция перевесила вашу в  Совете,
- с напускной любезностью заметил Рими.
   - Полтроянцы поддерживают землян только  потому,  что  обе  расы  так
вульгарно плодовиты! - не утерпела Чариш Ала.
   - Что, бесспорно,  приближает  Землю  к  Единству.  -  Пилти  скромно
потупила глазки и добавила, обращаясь к товарке с планеты Симбиари:
   - Кстати, дорогая, я тебе говорила, что опять беременна?
   - Нашли время для бабских склок! - возмутился Адаластам, указывая  на
экран.
   - Да, момент неподходящий, - согласилась Пилти. - И все-таки я бы  не
стала впадать в отчаяние.
   -  Амальгама  Полтроя  убеждена,  что  человечество  сумеет  избежать
умственной  катастрофы,  -  заявил   Рими.   -   Позвольте   в   порядке
дружественной полемики напомнить нашим  достойным  союзникам  с  планеты
Симбиари, что мы, полтроянцы, гораздо более древняя раса и посему  имели
возможность наблюдать неизмеримо большее число нарождающихся миров.  Так
вот, в упомянутой вами закономерности,  касающейся  прямого  соотношения
между атомным оружием и массовым самоубийством,  существует  по  меньшей
мере одно исключение. Мы.
   Зеленолицые существа беспомощно переглянулись. Старейшина  Ларихам  и
тот не нашел возражений против приведенного довода.
   - И правда! - восторженно заклокотал Нап-Нап (при этом его бледные  и
сморщенные в результате пережитого ужаса  грудные  железы,  поразительно
похожие на  соски  млекопитающих,  разгладились  и  обрели  естественный
телесно-розовый цвет). - Ведь полтроянцы на первобытной стадии были дико
кровожадны! Неудивительно, что они ощущают духовную близость к землянам!
   - И  неудивительно,  что  МЫ  ее  не  ощущаем!  -  рявкнул  почтенный
симбиари, выдавливая из пор новые потоки слизистой зелени. - Говорю вам,
Земля - дело гиблое! - Мелодраматическим жестом он указал  на  экран.  -
Непосредственные  участники  данного  конфликта  останутся  смертельными
врагами по меньшей мере на протяжении  трех  поколений.  Между  нациями,
столь подвижными в  этническом  плане,  вспыхнут  новые  войны,  которые
приведут к глобальной катастрофе.  Кропотливая  просветительская  работа
Галактического Содружества пропала втуне. Нет,  на  Землю  надо  махнуть
рукой, во всяком случае пока она не окажется на новом витке эволюционной
спирали.
   - Решение за Советом, а не за вами! - отрезал  Рими.  -  Что  дальше,
Дока-Элу?
   Устрашающего вида функционер  сохранял  почти  полную  неподвижность,
лишь одно  щупальце  чуть  подергивалось,  выпуская  изумрудные  пузыри,
исчезавшие в стерильных стыках между половиц. После недолгой паузы  Дока
Элу распахнул свои огромные мозговые резервуары,  и  все  присутствующие
увидели зал заседаний Высшего  Совета,  находящегося  за  четыре  тысячи
световых  лет  в  туманности  Ориона.  За  круглым  столом  расположился
руководящий орган  единого  Галактического  Содружества,  уже  принявший
решение касательно земного Разума. Результаты голосования  со  скоростью
мысли достигли рецепторов Дока-Элу.
   - Полтроянская Амальгама проголосовала за сотрудничество с Землей,  -
сообщил он. - Крондаки,  гии  и  симбиари  сочли  дальнейшее  наблюдение
нецелесообразным, причем большинство членов выступило за полный разрыв.
   - Ну?! - воскликнул Адаластам. - Что я говорил?
   - А как же музыка?! -  сокрушался  Нап-Нап.  -  Неужели  мы  позволим
погибнуть творениям Сибелиуса, Шенберга, Дюка Эллингтона?!
   Однако глава экспедиции еще не закончил свое сообщение.
   - На вынесенное решение наложено вето Контрольным органом Лилмика.
   - О святая истина и красота! - прошептал старейшина Ларихам. - Лилмик
вмешался в такое пустячное дело? Невероятно!
   Гии тряхнул пушистой головой. Его тестикулы вздрогнули и побагровели.
   - Вето Лилмика! На моей памяти такого еще не случалось!
   - Естественно. Ты и не можешь этого помнить,  -  сказал  гермафродиту
крондак. - Подобный прецедент имел место задолго до того, как твоя  раса
примкнула к Единству. И до того, как  полтроянцы  и  симбиари  научились
пользоваться каменными орудиями и  высекать  огонь.  Если  быть  точным,
триста сорок две тысячи девятьсот шестьдесят два стандартных  года  тому
назад.
   В потрясенной тишине Дока-Элу сделал Адаластаму знак сменить образ на
экране. Зрелище разрушенного города расширилось до панорамы всей  Земли,
обозреваемой   с   борта   космического   корабля.   Озаренный   солнцем
бело-голубой шар сиял на фоне дымно-серебристой  галактической  равнины,
словно лучистый агат.
   - Более того, - продолжал Дока. - Лилмик рекомендует нам  перейти  от
чистого наблюдения к этапу отдельных манифестаций. Необходимо ознакомить
жителей Земли с концепцией межзвездного Сообщества. Данный  этап  займет
тридцать лет и, возможно, станет преддверием будущего Вторжения.
   Симбиари  едва  не  поперхнулись  собственной  слизью.   Полтроянская
парочка дружно захлопала в ладоши.
   Нап-Нап-Нанл стоически успокаивал  возбужденные  двуполые  гениталии,
пока не довел их до светло-вишневого цвета.
   - Я так рад! - блаженно выдохнул он. - Земля поистине обворожительная
планета. Статистически  есть  шанс,  что  люди  образумятся.  Это  очень
длительный, но отнюдь не безнадежный процесс...
   Он простер шестипалую конечность и  включил  комнатную  аудиосистему,
настроенную на венское радио.  Заключительные  аккорды  "Лунной  сонаты"
заполнили кабину слежения.
   Невидимый экзотический корабль продолжал свою миссию,  длившуюся  уже
шестьдесят тысяч лет.

3

ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА

   Я родился  в  1945  году  в  фабричном  городке  Берлине,  на  севере
Нью-Гемпшира. Мы с братом-близнецом  Донатьеном  появились  на  свет  12
августа, через два дня после того, как Япония вступила в  переговоры  об
окончании Второй мировой войны. Во время  воскресной  утренней  мессы  у
нашей матери Адели начались схватки, однако со свойственным всему  клану
упрямством она и виду  не  подала,  пока  не  отзвучали  последние  ноты
последнего песнопения. Затем деверь Луи и его жена отвезли ее в больницу
Св. Луки, где она разрешилась от бремени и умерла.  Наш  отец  Жозеф  за
полгода до нашего рождения погиб в сражении у Окинавы.
   В день нашего рождения ветер все  еще  носил  по  небу  радиоактивные
облака от бомбардировки Хиросимы и Нагасаки, но  к  нашим  мутациям  это
никакого отношения не имеет.  Гены  активных  метапсихологов  уже  давно
дремали и в нашей, и в других семьях.  А  вот  ген  бессмертия,  видимо,
уникален. Но так или иначе наши отличительные черты были  признаны  лишь
по прошествии многих лет.
   Пока же вполне здоровые малыши-сироты получили в наследство от матери
нечто более вещественное: страховой полис и старые  каминные  часы.  Нас
взяли к себе дядя Луи и  тетя  Лорен,  добавив  тем  самым  к  семье  из
шестерых  детей  два  лишних  рта.  Луи  Ремилард  служил  мастером   на
целлюлозно-бумажной фабрике, где  трудились  почти  все  мужчины  нашего
клана, а придет время - будем трудиться и мы с Доном. Луи  был  сильный,
крепко сбитый мужик, правда, прихрамывал (одна нога от  рождения  короче
другой), но это не мешало ему прилично зарабатывать и  содержать  старый
двухэтажный дом на Второй улице. Мы занимали первый этаж, а дядя Ален  и
тетя Грейс со своим еще более многочисленным выводком ютились на втором.
В доме всегда было весело, хотя и очень шумно. Мы  с  братом  росли  как
самые обычные  дети,  дома  говорили  по-французски,  а  на  улице,  где
франкоязычных  детей  было  не  так  уж  много,  легко   переходили   на
английский.
   Фамильный   Призрак,   явившись   мне   впервые,    тоже    заговорил
по-французски.
   Это случилось в  памятный  день,  когда  мне  исполнилось  пять  лет.
Старший сын дяди Луи Жерар посадил нас - всю  ребячью  свору  -  в  свой
старый пикап и повез в лес по малину. Каждый  взял  с  собой  банку  или
лукошко. Малина в тот год плохо уродилась, и, отыскивая  ягодные  кусты,
мы рассыпались по всему лесу. Нам с Доном наказали держаться  поближе  к
четырнадцатилетней кузине Сесили, но эта серьезная  и  методичная  особа
обирала каждый куст до последней ягодки, а мы перескакивали с  места  на
место в погоне за легкой добычей. Так и заблудились. Потеряли из виду не
только Сесиль, но и друг друга. Я не на шутку перепугался:  до  сих  пор
мне еще не приходилось надолго разлучаться с братом. Всхлипывая, блуждал
я по глухим тропинкам, но реветь в полный голос боялся: а ну как вечером
не дадут к малине взбитых сливок!
   Начинало темнеть. Я тихонько аукал, но никто не откликался.  В  конце
концов я набрел на заросли ежевики, сплошь усыпанные черными  блестящими
ягодами. И там, хрумкая и чавкая, стоял огромный бурый медведь -  метрах
в десяти, не больше.
   - Донни! Донни! - завопил  я,  бросил  банку  с  малиной  и  пустился
наутек.
   Мне казалось, медведь гонится за мной, а он, как видно, и не думал.
   Я несся по гнилым сучьям и жухлой траве, натыкался на трухлявые пни и
наконец попал в густой березняк. Белые,  почти  впритык  стоящие  стволы
напомнили мне ручки метел у нас в чулане. Я с  трудом  продирался  между
ними, утешая себя мыслью, что уж здесь-то медведь меня не достанет.
   - Донни, где ты?
   И вдруг мне почудился его голос:
   Я здесь.
   - Где? - прорыдал я, совсем ничего не видя. - Я заблудился! Где ты?
   Здесь я, здесь, ответил он. Надо же, я тебя слышу, а кругом тихо. Вот
смех-то, правда?
   Я завыл, завизжал. Мне было не до смеху.
   - Донни, за мной медведь гонится!
   Какой медведь? Тебя я вижу, медведя нет... Закрою глаза - и вижу.  Ну
и ну! Ты меня не видишь, Роги?
   - Нет, нет! - надрывался я.
   Внезапно я осознал, что не только не вижу его, но и  не  слышу  -  то
есть слышу, но не ушами. Снова и снова выкликая его имя, я  выбрался  из
березовой чащи на тропу и припустил бегом.
   Наконец в мозгу опять прозвучал голос Дона:  Тут  Сесилъ,  и  Джо,  и
Жерар. Я-то тебя вижу, а они?..
   За рыданиями я перестал его слышать. Спустились сумерки - entre chien
et loup , как мы говаривали дома.
Я сотрясался в истерике и бежал наугад, не разбирая дороги.
   - Arrкte!  - раздался вдруг отчетливый приказ.
   Кто-то схватил меня сзади за помочи и приподнял над землей. Я  хрипло
закричал, замахал руками и глянул через  плечо,  ожидая  увидеть  темную
шкуру и клыки.
   За моей спиной никого не было.
   Какое-то мгновение я болтался в воздухе и от страха не мог издать  ни
одного звука. Потом плавно опустился на землю и услышал взрослый голос:
   - Bon courage ti-frere. Maintenant c'est tr'bien .
   О  Боже,  только  невидимых  утешителей  мне  не  хватало!  Я   вновь
расплакался и обмочил штаны.
   Однако в знакомом канадском выговоре  слышалось  ободрение,  он  даже
немного был похож на голос дяди Алена.  Невидимая  рука  пригладила  мои
черные всклокоченные вихры. Я зажмурился. Призрак!.. Господи, не  иначе,
призрак! Ну все, теперь он скормит меня медведю!
   - Нет-нет! -  разуверил  он.  -  Я  не  сделаю  тебе  худого,  малыш.
Наоборот, хочу помочь. Взгляни, вот здесь крутой обрыв.  Не  останови  я
тебя, ты бы упал и расшибся. Чего доброго, убиться мог. Однако ты цел  и
невредим... Значит, я тебя спас. Ainsi le dйbut du paradoxe!
   - Призрак! - захныкал я. - Ты призрак!
   Как сейчас помню его смех  и  голос,  звучащий  не  столько  в  ушах,
сколько в мозгу: Exactement! Mais un fantфme familier...
   Так я встретил невидимку, который будет мне помогать, давать советы в
критических ситуациях и одновременно станет моим проклятием, моей карой.
Фамильный Призрак сжал мне руку и потянул за собой по извилистой тропке,
так быстро, что я запыхался и даже плакать позабыл. На прощание  он  мне
строго-настрого наказал никому не говорить о нашей встрече. Все равно не
поверят, хуже того - поднимут на смех. Лучше уж поведать  своим,  как  я
встретил медведя и ничуть не испугался.
   На небе уже мерцали первые звезды, когда я вышел из леса к пруду, где
стоял  наш  пикап.  Меня  встретили  радостными  криками.  Я  в  красках
рассказал о встрече с медведем: будто бы швырнул ему  в  морду  банку  с
ягодами и, пока он опомнился, меня и след простыл. В  темноте  никто  не
заметил моих мокрых штанов. Только Дон как-то странно поглядел на  меня,
вроде хотел о чем-то спросить, да передумал.
   За ужином тетя положила мне на малину двойную порцию взбитых сливок.
   О Фамильном Призраке я ни словом не обмолвился.

***

   Чтобы понять традиции нашей семьи, необходимо обратиться к истории.
   Ремиларды принадлежат к небольшой этнической группе из Новой  Англии,
именуемой франко-канадцами, канадо-американцами или канюками.  Недалекие
янки упростили произношение весьма распространенной французской  фамилии
Ремийяр и обозвали нас Ремилардами. Насколько я сумел проследить, больше
ни одна  ветвь  семейного  клана  на  такой  ранней  стадии  не  выявила
сверхъестественных  генов  для  развития  метафункций  и  способности  к
самоомоложению. ("Бестелесного" мутанта породила несчастная  Тереза.  Но
об этом позже.)
   Наши предки поселились в Квебеке в  середине  семнадцатого  столетия.
Как все французские крестьяне, они обрабатывали землю по  старинке  и  с
недоверием воспринимали всякие новшества вроде севооборота  и  удобрения
почв. С другой стороны, эти ревностные католики почитали своим священным
долгом иметь большую семью. Добавьте сюда суровый климат в  долине  реки
Св. Лаврентия, и вы получите естественный результат - страшную нищету. К
середине девятнадцатого века истерзанная, поделенная на клочки земля уже
не давала урожаев даже для мало-мальски сносного пропитания, как  бы  ни
гнули на ней спину фермеры. К тому же  французских  канадцев  притесняло
англоязычное правительство страны.  Восстание  1837  года  было  жестоко
подавлено канадской армией.
   Но упрямый, неуживчивый народ не сломился, не отчаялся. Au  contraire
! Канюки упорно продолжали плодить детей и слушаться
только приходского священника. Их  преданность  семье  и  вере  была  не
просто глубокой, а какой-то яростной, что привело в конце концов  к  той
неколебимой  стойкости  (прообразу  метафункции  принуждения),   которую
антропологи  Содружества  именуют  этнической  подвижностью.   Обитатели
Квебека не только выстояли  перед  лицом  политических  преследований  и
тяжелых природных условий, но и умудрились преумножить свою численность.
   Тем временем в Штатах началась  промышленная  революция.  Реки  Новой
Англии  были  взнузданы,  чтобы  давать  энергию  выросшим   как   грибы
текстильным фабрикам. Понадобилась огромная  дешевая  рабочая  сила;  ее
вербовали из числа ирландских  иммигрантов,  бежавших  от  политического
угнетения и нищеты (еще один подвижный этнос). Откликнулись на призыв  и
французские  канадцы,  десятками  тысяч  двинувшиеся  на  юг  в  поисках
счастья. Их миграция не прекратилась и в двадцатом веке.
   Так  в  Массачусетсе,  Нью-Гемпшире,  Вермонте,   Мэне,   Род-Айленде
появились миниатюрные Канады.
   Пришельцы цеплялись за французский  язык  и  культурные  традиции,  а
главным образом за католическую веру. Свое многочисленное потомство  они
воспитывали в  духе  бережливости,  трудолюбия  и,  приняв  американское
гражданство, становились  не  только  чернорабочими,  но  и  плотниками,
лесорубами, механиками, мелкими лавочниками.  Давать  детям  образование
было не принято: его получали  лишь  те,  кто  шел  по  духовной  стезе.
Мало-помалу   канюки,   подобно   другим   меньшинствам,   вливались   в
американское русло. Быть может, процесс ассимиляции проходил бы  намного
легче и быстрее - когда б не ирландцы.
   О, как мы ненавидели ирландцев! (Граждане Содружества,  читающие  эти
строки и знающие об основных линиях человеческого  родства,  по  которым
распространялась метапсихическая активность, наверняка  оценят  иронию.)
Ирландское и французское меньшинства в Новой Англии были оба  кельтского
происхождения и обладали страстным и воинственным темпераментом. В конце
девятнадцатого - начале  двадцатого  века  они  ожесточенно  соперничали
из-за малоквалифицированной  работы.  И  те  и  другие  благодаря  своей
католической вере подвергались дискриминации как  на  родине,  так  и  в
Америке. Но ирландцы  намного  превосходили  французов  числом  и  имели
колоссальное преимущество в виде английского  языка  -  весьма,  правда,
своеобразного! Кроме того, ирландцы  проявили  незаурядные  политические
способности, что  позволило  им  добиться  главенствующего  положения  в
церковных и административных кругах. Мы же  были  от  природы  замкнуты,
совсем не подкованы политически и понятия  не  имели  о  том,  что  янки
называют "духом коллективизма", ибо  для  нас  на  первом  месте  всегда
стояла  семья.  Наши  обычаи,  наш  французский  язык  стали  для  наших
собратьев по вере буквально костью в горле. И под эгидой царившего в  те
времена  антикатолицизма  хитрозадые  ирландские   епископы   стремились
столкнуть упрямых  канюков  в  общий  национальный  котел.  Они  каленым
железом истребляли церковно-приходские школы, где преподавание велось на
французском языке, утверждая, что мы обязаны  воспитываться  наравне  со
всеми американцами, как это делают другие этнические группы.
   Ассимиляция,  смешанны  браки  -  и  вся  метапсихическая  активность
растворилась бы в них без следа и без  нашего  ведома.  Но  от  великого
предначертания так просто не отмахнешься.
   Французские канадцы сопротивлялись с тем же упорством, какое  в  свое
время доставило немало хлопот их британским соотечественникам. Подрывные
действия ирландского духовенства заставили нас еще упорнее цепляться  за
наше наследие. И  церковная  иерархия  сдалась,  пошла  на  спасительный
компромисс. Мы сохранили свои  приходы,  свои  школы  и  свой  язык.  По
большей части франко-канадцы женились на соплеменницах, увеличивая  свою
гомозиготность,  накапливая  замечательные  гены,  поставившие   нас   в
авангарде грандиозного эволюционного скачка человечества.
   Канюки Новой Англии так и не ассимилировались,  пока  Вторая  мировая
война не разрушила прежние общественные структуры. Лишь  в  послевоенные
годы наш этнос растаял почти  безболезненно.  Однако  он  просуществовал
достаточно  долго,  чтобы  породить  Дона,  меня...  и  других,  о  чьем
существовании мы в раннем детстве и не подозревали.

4

Южный Бостон, Массачусетс, Земля
2 августа 1953 года

   Он шел домой после утренней службы в церкви Пресвятой Девы и тащил  с
собой пачку воскресных газет и продукты (отец вдруг вспомнил, что в доме
шаром покати). Внезапно им овладело уже знакомое тревожное  чувство,  но
он попытался разуверить себя: "Нет! Я не дома, не с ней! Быть  этого  не
может!"
   Не может, а есть. Во рту скопилась горькая слюна, ноги подкашивались,
мозг пронзала боль, разделенная с умирающей,  которая  наверняка  утянет
его за собой, если он от нее не отступится.
   Здесь, под жгучим  солнцем,  за  шесть  кварталов  от  дома,  он  вне
опасности. Как она дотя