гата  из  Греции,  занятых  сравнительным
исследованием   метапороков.   Никаких   следов   миссис  Трамбле  и   Вика,
Dieumercоbeau' [Благодарение Господу (франц.). ].
     У  нас  тоже  ничего. Люсиль,  вероятно, права, когда говорит,  что они
давно  уже  выкатились,  если  вообще  здесь  были,  я   уведомил  обо  всем
президента, он передал мне приветственное послание, чтоб зачитать на приеме,
так, пожалуй, и поверишь в его искренность...
     Держись, mon fоls. Празднуй как следует, единственное, о чем я сожалею,
что не увижу мальчиков во фраках и бабочках.
     (Образ. Интерьер аэробуса. Тусклые вспышки молний сквозь залитые дождем
иллюминаторы. Нарядные  делегаты  всех  наций чинно  сидят в креслах. Шепот,
напряженные  смешки. Люсиль, немного  бледная,  улыбается  двум  долговязым,
тощим пингвинам и маленькому, коренастому.)
     Блеск! Жалко, лица не больно-то жизнерадостные. Черт побери,  Дени, вам
только траурного марша не хватает!  Ну, с Богом! Все будет хорошо. Следуй за
Большим Карбункулом, сынок, до самых горных высот!
     Au'revoir, дядя Роги.
     Стоя  на  лестничной площадке  в быстро  пустеющем вестибюле,  я слушал
рокот машин, устремляющихся к вершине. Снаружи  уже стояла кромешная темень,
дождь, сопровождаемый отдаленными раскатами грома, к счастью, лил не слишком
сильно. На вершине погодка, должно быть, похуже, но транспорт столь надежен,
что  мог  бы  спокойно  перемещаться  в  эпицентре  урагана.  Буря  составит
пикантный контраст с  шикарной обстановкой и  великолепной едой. После ужина
все  они  соберутся  у четырех каминов в главной гостиной  шале и дадут друг
другу  обет  возродить  поруганные  идеалы.  Может,   даже  Тамара  Сахвадзе
снизойдет и совершит полет души из далекой Москвы...
     Ладно,  пора  продолжать  бесплодные  поиски.   На  часах  около  семи.
Служебные помещения  опустели, как и  номера делегатов. Народу много  лишь в
кухнях,  где  полным  ходом  идет уборка,  и  в двух  барах,  где  собрались
журналисты и  прочий сброд. Начальник охраны Арт Грегуар появился  в дверном
проеме, стряхнул капли с куртки и сразу углядел меня.
     -- Привет, Арт. Какие новости?
     -- А-а, Роги! Тебя что ж, на большую кормежку не взяли?
     -- Сам не захотел -- дела. Как у тебя-то?
     Грегуар пожал плечами.
     -- На  вершину всех  переправили, теперь, надеюсь, все будет  о'кей.  У
дороги остался десяток пикетчиков,  да и  те скоро потонут. На всякий случай
держим  под  наблюдением взлетную  площадку и отель,  чтоб никакая тварь  не
вздумала их  подпалить. Полицейские  уехали  в город  перекусить  и  сменить
носки. Но если понадобится, тут же примчатся.
     -- Ас другой стороны горы никакого движения?
     -- По радио сообщают: все спокойно. Кажись, Сыновья решили вас пощадить
сегодня. Да и с дождем повезло.
     Он отправился на  кухню, а я побрел к служебным помещениям -- как будто
Шэннон Трамбле может спрятаться на стеллажах!
     Я встал  перед  офисом  управляющего, закрыл глаза и  умственным  лучом
просветил  все  кабинеты.  Никаких  сигналов  на  оперантном  уровне,  да  и
нормальных не  видать, если,  конечно,  какой-нибудь  оперант  намеренно  не
притушил их ауру.
     И все-таки я что-то почувствовал.
     Когда  отпер компьютерный  центр своим универсальным  ключом  и включил
свет  в помещении без  окон,  до  меня  донесся  слабый царапающий  звук  из
кладовки по ту сторону операторской.
     Попытался сканировать еЕ, но не смог.
     Застыв  на  месте,  я попробовал  загадочное  препятствие  на ощупь. За
деревом и пластиком располагался слой невероятно мощной психической энергии.
Это  был  даже не барьер, а  облачность,  заполнившая всю комнату -- дымная,
намагниченная, холодная, как смерть.
     Я  сразу  понял:  он  там.  Пробовал  подать  сигнал  Дени...  или  ещЕ
кому-нибудь. Но  телепатический крик  не  покинул пределов  моего  черепа. Я
словно  в  трансе  прошел  между  рядами  компьютеров  и  остановился  перед
кладовкой,  ожидая,  что  дверь  откроется.  Там, внутри,  царили безумие  и
похоть,  не  имеющая ничего общего  с нормальным  человеческим  вожделением.
Что-то  звериное, изголодавшееся насыщалось и никак не могло насытиться.  По
контурам я опознал человека, но он превратился в нечто совсем иное -- причем
по собственной воле.
     Наконец  ручка  со  щелчком  повернулась, длинная  полоса  света  стала
расширяться,  по мере  того  как дверь открывалась внутрь.  Ни единый луч из
операторской не  проник  в эту  осязаемую  черноту,  и  все  же я  разглядел
Виктора. Он  держал  еЕ в  объятиях. Их  тела окутывал  странный  фиолетовый
ореол.   Светились  только  его  губы,  высасывающие   алое   излучение   из
энергетического цветка с четырьмя лепестками, который  четко  отпечатался  у
основания еЕ позвоночника.
     Потом все кончилось. Комната ярко осветилась; посреди неЕ сидел Виктор,
смотрел на меня без всякого удивления и подавал знаки подойти и полюбоваться
на дело его рук. Как он догадался, что  мне знаком этот  рисунок -- зловещий
аналог нашего с Уме творения?.. Виктор был одет в серый костюм,  а у ног его
лежала  совершенно обнаженная женщина. Тело еЕ обуглилось и потрескивало, на
шее  и  на  голове  я  насчитал  семь  белых  стигматов,   отметивших  места
энергетических  источников,  из  которых  он  по  очереди  напился.   Я   не
сомневался,  что  вместо  наслаждения,  испытанного  Уме,  тут  была  дикая,
раздирающая боль.
     -- И ещЕ будет, --  спокойно сообщил  он мне. --  Я не могу расходовать
себя на кремацию. Любопытно, что ты  все понимаешь. Я... хочу знать побольше
о том, что это такое. Думаю, ты можешь мне объяснить. Я прав?
     -- Да. (Нет, нет, нет, нет...)
     Виктор засмеялся.
     -- Пойдем, я тебе кое-что покажу.

     Как в кошмаре, я последовал за ним из отеля. Он беспрепятственно прошел
к  стоянке у северного  крыла, где  в темноте был  припаркован  автодорожный
фургон. Дождь почти перестал,  но  с восточной стороны над горой то  и  дело
сверкали молнии.
     Я не столько видел,  сколько ощущал другого человека за  рулем фургона.
Его почерк был мне  знаком:  старый  Пит Лаплас, ещЕ в бытность мою  в отеле
водивший поезд-кукушку.
     Я забрался в фургон, и мы поехали.
     -- Ребята готовы к взлету по расписанию? -- спросил Вик.
     -- Ребята всегда готовы, -- отозвался тянучий голос. -- Бедные ублюдки!
     Он  хохотнул,  потом выругался, когда колесо фургона попало в выбоину и
машина  подпрыгнула.  Фургон  свернул направо, и я  понял,  что  мы  едем  к
станции.
     -- Вместе с О'Коннором захватим моего дядюшку Роги, -- сообщил ему Вик.
-- Хочу, чтоб и  вы, старые бздуны, полюбовались на ночной фейерверк. Угля в
топке достаточно?
     -- Я свое дело знаю! -- отрезал старик.  -- О своих заботься. Говорил я
тебе, лучше б на аэроплане лететь.
     -- Ни в коем случае, Пит. Умники хоть и объявляют  себя пацифистами, но
не проси, чтоб я на  это свою задницу в заклад поставил... Потише, потише, а
то сиганем в водопад.
     Мое  сознание будто раскололось на части.  Одна ревела от ужаса, другая
спокойно подчинялась принуждению Вика, навечно признав его своим хозяином. А
потом появился ещЕ и третий  психический обрубок.  Он был самый маленький  и
неустойчивый из всех, затоптанный  в пыль, почти  похороненный  в умственном
катаклизме. Эта часть мозга приказывала мне выжидать удобного момента. Самая
безрассудная часть моей личности -- потому и победила. Я часто думаю, неужто
все герои так устроены?
     Фургон со скрежетом  остановился.  Вик и старая сволочь Лаплас вылезли.
Возвращаясь,  они  с  двух  сторон поддерживали еле волочившую  ноги фигуру.
Разумеется, нельзя самого богатого человека на свете везти в кузове грязного
фургона, потому Вик усадил его на переднее сиденье, а сам сел рядом со мной,
и мы в молчании проделали оставшиеся до железной дороги километры.
     На  станции темень и никаких  признаков жизни.  Но  старинный двигатель
работал,  из трубы шея пар и разлетались искры, с шипеньем угасая в лужицах.
Пит  забрался  на  место  машиниста, а  Вик,  О'Коннор  и  я  поместились  в
неосвещенном вагоне  впереди  паровоза.  Сигналом отправления  послужил лишь
вырвавшийся из-под колес  пар; зазвенели рессоры, и состав медленно пополз к
толще облаков, заслоняющих вершину.
     Совершенно меня игнорируя, Виктор и О'Коннор переговаривались на личном
модуле.   Я   узнал  только  один  из  позорных  секретов,  которые   старый
пресытившийся  негодяй открыл  молодому  и жадному.  Бог  весть,  какими ещЕ
изощренными мыслями они обменивались. По стандартам цивилизованного общества
обоих следовало считать безумцами, но ума  их все  же хватало, чтоб и дальше
ткать паутину зла. Они  не заплутали, не сбились с пути, не сошли с рельс, а
лишь чудовищно изъязвлены,  и  я  вскоре  бросил всякие  попытки понять  их.
Маленький поезд доблестно взбирался на небо, везя одного пассажира к смерти,
другого к забвению. Я, окоченев, ерзал на сиденье и молился, чтобы хоть один
из ничего  не подозревавших оперантов наверху,  прорвавшись сквозь гранитную
толщу, обратил умственный взор к нам и подал остальным сигнал тревоги.

     Вагон  стал   яростно   раскачиваться   --   это  игрушечный  паровозик
преодолевал самый трудный отрезок пути, эстакаду, именуемую Лестницей Якоба,
с  уклоном  почти  в  сорок  градусов.   Мое  ночное  видение,  затуманенное
принуждением Виктора, с трудом различало,  что О'Коннор вцепился в  переднее
сиденье  и  болтается,  точно тряпичная  кукла;  его осунувшееся  лицо  было
искажено гримасой -- как мне показалось -- волнения. Лестницу мы проходили в
плотном  облаке,   но   теперь  вырвались.  Из  тучевого  скопления  впереди
посыпались  молнии.  В хорошую  погоду отсюда мы бы уже увидели шале на фоне
ночного неба... а празднующие операнты получили бы шанс нас заприметить.
     Но  старый  цепной пес  Виктор  и впрямь знал  свое дело. Оглушительный
скрежет  шипов, цепляющихся  за  стальной трос  между рельсов, уменьшился до
едва  слышного клацанья,  а  вскоре совсем стих. Паровоз  застыл  на  месте.
Облако  дыма, подхваченное вихревыми  потоками,  стремительно поднималось по
склону. Кто-то же должен его увидеть...
     -- Теперь это уже не имеет значения, -- ответил на мою мысль Вик.
     Через секунду задняя дверь вагона  отодвинулась, и ввалился  Пит, пыхтя
от холода.
     -- Все, Вик. Нас не засекли. Тепленькими возьмем.
     -- Выше! -- проскрипел О'Коннор. -- Я хочу видеть, как взлетит шале.
     -- Берегите нервы, -- сказал Вик. -- Вон, гляньте на север.
     Старик прищурился.
     -- А-а!
     -- Ну, Пит, заводи  машину! -- В голосе Виктора слышалось торжество. --
Самолеты на подходе!
     Машинист  нырнул  в  заднюю  дверь,  оставшуюся открытой. И  в этот миг
хватка  Виктора ослабела:  он  передавал телепатическую  команду подлетающим
самолетам. Я кубарем скатился с жесткого  сиденья, выскочил  в дверь и через
секунду  уже  карабкался по  обледенелым  гранитным  скалам. Где-то на  моей
траектории я наткнулся  на  старую  свинью Лапласа. Услышал, как  вопль эхом
раскатился среди камней, потом резко оборвался.
     Господи,  что  же теперь?! Вверх.  Положить  как можно больше  каменных
преград между мной и этим дьяволом и кричать во все мозги:
ДЕНИ!                                      ДЕНИОНИПОДЛЕТАЮТНАСАМОЛЕТАХ!
ДЕНИ-ДЕНИРАДИВСЕГОСВЯТОГОВИКТОРИО'КОННОРСНАРЯДИЛИ
САМОЛЕТЫЧТОБЫАТАКОВАТЬШАЛЕ...
     Слышу тебя, дядя Роги.
     Кашляя  и задыхаясь от холода, я выбрался на каменистую площадку. Сзади
доносилось пыхтенье  паровоза, снова устремившегося  вверх. Должно быть, Вик
сам управлял им. В небе виднелись два  аэробуса  без  опознавательных огней.
Сквозь  облака лихорадочно  пробивалась  луна, и в  еЕ  свете  я  видел, как
самолеты быстро приближаются к горе Клей, -- слава Богу, не военные, простые
транспорты вполовину меньше тех, что доставили делегатов на вершину.
ДЕНИ,  ОНИ ХОТЯТ  ПРИЗЕМЛИТЬСЯ! ОСТАНОВИ ИХ! СБЕЙ КАК-НИБУДЬ! ОРГАНИЗУЙ
ТВОРЧЕСКИЙ МЕТАКОНЦЕРТ!
     Я впервые услышал сбивчивые голоса других оперантов, но смысла речей не
разобрал. Самолеты  нависли  над  моей  головой, заглушая  рев ветра. Только
неуклонное карабканье вверх спасло меня от обморожения.
     СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ! -- молил я.
     Еще  один  умственный  голос  с  абсолютно  незнакомым  мне  ментальным
почерком произнес:
     Ну-ка, ударим по ним вместе! Я покажу как...
     Белый  огненный  шар  полетел по небу со стороны  шале. Он зацепил винт
ведущего  самолета и, казалось,  был  беззвучно  поглощен им. Но шум  мотора
оборвался.
     Молодцы! А ну ещЕ -- взяли!..
     -- НЕТ! -- раздался крик Дени.
     Новый  психокреатический шар поразил вторую  машину. У  обоих аэробусов
отказали  моторы. В  неуправляемом полете  они  опустились  не  более чем  в
пятистах метрах  от меня,  на  северо-западном склоне. Взрывов и пожаров  не
последовало, и  хотя моя экстрасенсорика  пострадала  из-за травмы, холода и
мешающих скал, я все же сообразил, что  экипажи целы, невредимы и выбираются
наружу, чтобы начать наземный штурм.
     ДЕНИ, вопил я, ОНИ ПРИЗЕМЛИЛИСЬ, ВЫ ИХ НЕ ПОГУБИЛИ...
     Я и не пытался, ответил он. Большинство не пыталось.
     Из последних сил я лез на вершину. К счастью, мне попалась тропа справа
от  железнодорожного полотна.  Миновав неглубокую  лощину,  я  вновь  увидел
паровоз, тянущий за собой подернутый искрами столб дыма.
ВИКТОР УПРАВЛЯЕТ АТАКОЙ ИЗ ПОЕЗДА! БЕЙ ПО НЕМУ!
     Воздух разорвался от смеха.
     Да. Бей по нему. И по мне!
     Из шале направили ещЕ один болид, заскользивший  по прямой к поезду. Но
вдруг  он задергался,  начал отклоняться  и,  вместо того  чтобы ударить  по
локомотиву,  запрыгал  по  крыше вагона,  а потом  нырнул  на  рельсы  перед
составом.  Слепящая вспышка, вагон накренился и  опрокинулся на  бок.  Моего
слуха  достигли  звуковые  волны:  детонация, сопровождаемая продолжительным
скрежетом, когда вагон  скатился с рельс  и  выполз  на обледенелые скалы. У
паровоза, видимо, заклинило тормоза. Взвизгнув,  он остановился буквально  в
сантиметрах от  поврежденного  участка  дороги и застыл на фоне подсвеченных
луной грозовых туч. Топка вспыхнула дьявольским огнем,  поднимающаяся копоть
заволокла тендер.
     ДядяРогиЛОЖИСЬ!!!
     Я  успел как  раз  вовремя. Пуля  сорвалась  со  скалистого  выступа  и
просвистела над головой. Я совсем позабыл об упавших самолетах и вооруженных
экипажах.  Предупреждение пришло  от  маленького  Северена,  который  теперь
подавал мне команды:
     Они подползают к тебе, у них инфракрасные  лазеры, УБИРАЙСЯ  С ТРОПЫ!!!
Япомогусоздатьотвлекающеесвечение                       ЛЕЗЪНАГОРУБЫСТРЕЙ!!!
НАДВИГАЕТСЯБУРЯСНЕГСДОЖДЕМ...
     -- Putain de  bordel de merde! [Сучье,  паскудное дерьмо! (франц.)]  --
сказал я.
     Ну-ка, ну-ка ещЕ повтори, попросил Севви.
     Вторая пуля ударила чуть выше  и слева. Весь ободранный,  окоченелый, я
возобновил свое стремительное восхождение.

31

     Гора Вашингтон, Нью-Гемпшир, Земля
     21 сентября 2013 года

     Виктор Ремилард  схватил старика за лацканы. Голова  у того моталась из
стороны в сторону, на  лбу багровел  кровоподтек. Но  Киран О'Коннор был ещЕ
жив.
     -- Какого черта?! -- завопил Виктор. -- Я бы... я бы...
     Киран открыл глаза и улыбнулся.
     -- Ты  бы убил  меня. Но в  этом нет необходимости.  Хочу предупредить:
одна-единственная  попытка  проникновения  или  принуждения,  и я  перестану
отвечать на твои вопросы. А тебе ведь нужны мои ответы, правда?
     Они созерцали друг друга странным  умственным видением,  без тени, и не
обращали внимания  на  крепчайший  ветер, что свистел сквозь  разбитые  окна
опрокинутого  вагона.  Виктор  впервые учуял  трупный  запах, исходивший  от
старческого  тела.  Через  расстегнутую  рубаху  увидел,  что  болеутоляющее
устройство потемнело. Никакая агония, навлеченная им на Кирана О'Коннора, не
смогла сравниться с тем, что старик терпел по собственной воле.
     -- Ты возглавил оперантов, когда Дени отказался, -- обвиняюще выговорил
Виктор. --  Ты связал их вместе  и  заставил  выпустить энергетические шары,
чтоб они сбили и опрокинули поезд.
     -- Эта техника называется метаконцерт, -- объяснил ему Киран. -- Твоему
менталитету подобная идея совершенно чужда. Я тоже не был уверен, что у меня
получится.  С моими  людьми не получалось. Но полные  оперантные умы...  они
великолепны!
     -- Старый вонючий ублюдок! Ты пытался убить моих людей...
     --  Ерунда.  Самолеты спроектированы  на мягкую посадку в случае отказа
двигателей. Только из-за неумелости летчиков и каменистой почвы есть поломки
и ранения.
     -- Незачем?
     О'Коннор кивнул в сторону шале, сияющего  на  вершине, словно  алмазная
шкатулка.
     -- Надо было научить этих глупых пацифистов. Показать им их собственную
силу.  Русские операнты  уже получили урок, равно  как  и  некоторые  другие
группы. А  наши идеалисты  все ещЕ  сопротивляются  неизбежности. Слишком уж
сильно  влияние твоего брата и Макгрегора. Агрессивный  метаконцерт  был  бы
немыслим без соответствующего толчка.
     --  Мы вышибем их  оттуда!  Твой  план -- в чем бы он ни состоял  -- не
сработает. Авангард местных Сыновей  Земли прорвал полицейские заграждения в
тот самый момент, когда самолеты  вылетели из Берлина. Они поднимаются  сюда
на  грузовиках, скоро будут здесь. Никакая помощь оперантному  сброду в шале
все  равно не поспеет... а ты уже не сможешь  повторить свой  фокус...  свой
говенный метаконцерт.
     Киран трясся  от  беззвучного смеха;  дыхание вырвалось у  него изо рта
морозными облачками.
     -- А это уже не нужно, -- сказал он -- ТЕПЕРЬ ОНИ САМИ  УМЕЮТ, не ведая
того, они освящены Матерью, о, Ее шутки, о, Ее бесконечная мудрость, помните
отныне благословенная будет для последнего поколения...
     Виктор выпустил пальто  старика.  Киран  опрокинулся на разбитое  окно,
закрыл глаза.
     -- У меня нет  больше  времени слушать твой словесный  понос, -- бросил
ему Виктор.  -- Что бы ты там ни измыслил в своем свихнувшемся мозгу, как бы
ни хотел  использовать меня и моих  парней --  ничего  у тебя  не выйдет. Мы
превратим эту гору в адово пекло. А Сыновья за все ответят.
     Умственный голос О'Коннора звучал вкрадчиво:
     Не  будь  дураком, мой  мальчик, ты что, хочешь,  чтобы твой брат  Дени
вышел   сухим,   из   воды?   И   другие   американские   операнты,  которые
усовершенствуют аура-детектор Макгрегора и смешают тебя  и твоих подручных с
дерьмом?.. Э-э... нет, они здесь все вместе, и никогда, слышишь, никогда уже
не представится такой блестящей возможности... Я  пережил миг своей славы...
Остальное за тобой.
     -- Что остальное? -- бушевал Виктор. -- Что ты сделал, сучий потрох?!
     Трупный  запах  становился  невыносимым.  Виктор  отпрянул  в  холодной
темноте, оперся  о покосившееся  сиденье, услышал  первое завывание  бурана,
ударившее   в  металлическую  обшивку  вагона.   Ему   нельзя  здесь  больше
оставаться.  Его лазутчики в  шале должны  помешать появлению транспорта для
делегатов... Можно ли  отремонтировать  самолеты?..  А, все  равно,  они  не
успеют нанести удар и выбраться раньше, чем...
     Бешено скачущие мысли прервал окрепший голос старика:
     -- Я  думал, что стану демоном разрушения. Потом мне показалось, что ты
Ее посланец. Теперь же, в конце, я вижу  истину: человечество  разрушит себя
само, без нашей помощи.  Даже эти высшие умы... Все  мы  дети Черной Матери,
дам-нам-там...
     Голос   угас  до  легкого   вздоха.   Потом   глаза   Кирана  удивленно
распахнулись, он вскрикнул и умер.

     Дени Ремилард вцепился в кафедру. Надо принудить их замолчать,  а потом
уговорить вернуться тех, кто уже вышел из обеденного зала.
     Вы  не  должны  покидать  шале!  --  прозвучал  его  умственный  голос.
Температура  опустилась ниже  нуля,  надвигается  ещЕ один ураганный  фронт.
Прошу вас! Вернит