е необходимо. Обращаться  к
обычному психиатру мне тоже не хотелось: почему-то я вбил себе в голову, что
это  было  бы уступкой Дону.  А  я упорно  внушал  себе,  что  он  более  не
существует -- умер, отпет церковью, похоронен  в  освященном месте, отошел в
область  воспоминаний. Память о нем сможет бередить мне душу,  только если я
сам это  допущу -- а я не допущу! Мало-помалу я одолею и Дона, и все страхи,
что мы когда-то делили с ним. Время -- лучший лекарь.
     Но  кошмары, депрессия  и дурные предчувствия --  словом,  все  то, что
французы  называют "malheure" [Окаянство (франц.).], -- лишь усугублялись по
мере  приближения демонстрации в Эдинбурге. Теперь я уже не засыпал, пока не
напьюсь до бесчувствия. Я был уверен: мне уготован тот же конец, что и Дону,
-- самоубийство, проклятие. Случись все это раньше, я бы ударился в молитвы.
Я  по-прежнему  ходил  к  мессе по воскресеньям,  но это  уже  не  приносило
облегчения.  Молитвы  не помогали, поскольку  вошли  в  привычку;  мне  явно
недоставало  веры  в   божественный  промысел,   управляющий  вероятностными
решетками...
     Однажды,  разбирая   партию   книг,  я  наткнулся  на   руководство  по
хатха-йоге. Когда-то Элен этой йогой мне все уши прожужжала, пытаясь убедить
меня, что нет лучшего способа "разрешить свое смертное пространство". Я лишь
усмехался -- так далека была тогда от меня смерть. Выполняемые ею упражнения
виделись мне  каким-то мумбо-юмбо, восточной  ерундистикой. И только сейчас,
дойдя до  крайней  точки,  я принес  книгу в свою  неприбранную  холостяцкую
квартиру и за одну ночь  проглотил еЕ.  Эйфория,  которую  йога сулила своим
приверженцам, была сродни "астрономическому  сознанию" Странного  Джона,  то
есть  той  высшей  отстраненности,  что  привела его  вначале  к  стремлению
завоевать мир, а затем к гибели.
     И я попробовал.
     С медитацией,  к  несчастью, ничего  не получилось.  Она  была  слишком
внутренне  направлена  и  слишком холодила  душу сангвиника франка. Я вконец
отчаялся: алкоголь  не  помог,  йога  тоже,  неужели мне  больше не  на  что
надеяться?  Скоро  настанет  роковой день разоблачения и  вместе  с  другими
повлечет меня к неизбежному концу.
     Дени как-то заметил, что для операнта есть только один способ  избежать
участи Странного Джона, фатального отрыва "сверхчеловека" от менее одаренной
массы  -- убедить "нормальных" людей в  том, что когда-нибудь они  -- или их
дети, или дети их детей -- также смогут овладеть  высшими  силами ума. Почти
вся  текущая работа  лаборатории  была  посвящена этой  задаче, и  Дени  уже
наметил еЕ темой  своей  следующей монографии.  Ученые в других частях света
тоже  пытались  перебросить мостик через метапсихическую  бездну и доказать,
что метафункции являются составной частью человеческой природы.
     Будь у них время, эти  кропотливые поиски избавили бы обычных людей  от
вполне объяснимого страха перед нами.
     Но времени не было.

18

     Эдинбург, Шотландия, Земля
     22 октября 1991 года

     Внутренний будильник  разбудил  Джеймса Макгрегора  ровно в 4.00. Самый
памятный день в его  жизни  начался спазмами  в  желудке  и жуткой  головной
болью. Первые  надо  было отнести на счет страха  и  непреходящей тревоги по
поводу враждебных действий всяких  мерзавцев,  ещЕ лелеющих надежду похитить
или  убить его,  прежде  чем  он  успеет  выпустить метапсихического кота из
мешка. Вторая была свидетельством того, что его молитвы об ещЕ одном погожем
октябрьском дне остались без ответа; область низкого  давления, всю  прошлую
неделю  тактично  не  продвинувшаяся  дальше  Оркнейских   островов,  теперь
распространилась  и  на  Британские, заряжая  атмосферу  вредными  токами  и
создавая  естественные помехи для  демонстрации. В лабораторных  условиях их
можно   было  бы  нейтрализовать   искусственным   излучением   отрицательно
заряженных ионов,  но при  показательных выступлениях, когда экстрасенсорика
должна выглядеть  неподвластной  влиянию извне,  подобные приемы  совершенно
недопустимы.
     Что ж,  если  у Нигеля или у Аланы дело  не заладится,  придется самому
выступить на сцену -- и к черту профессиональный пиетет!
     Еще не начало светать.  Ощущая под  боком мерную  сонную пульсацию  ума
Джин,  Макгрегор  приступил  к  первому  пункту  повестки  дня:   устранению
синусоидальной головной боли. Расслабился, успокоил дыхание, представил себе
внутренний  срез  собственного  черепа. Затем  превратил  внушение  в  серию
команд:  прекратить  выработку  гистамина,  сузить  биологические  мембраны,
блокировать выделение слизи, начать дренаж пазух, УБРАТЬ БОЛЬ.
     Получилось!
     Несколько минут он наслаждался желанным  освобождением, прислушиваясь к
шороху  дождя  по стеклам  и легкому  посапыванию  жены.  Самой  сильной  еЕ
метафункцией  было целительство, и она  кое-чему обучила его, двоих детей  и
целый  ряд коллег  в  университете.  Этот  дар  широко  распространен  среди
субоперантов кельтского  и  шотландского происхождения,  и для его успешного
применения не требуется специальной научной подготовки -- достаточно сильной
воли  и  уверенности  в себе.  Опыты  над  маленькими  Кэти  и  Дэвидом  это
подтвердили;  Джейми  невольно  улыбнулся, припомнив забавные видения детей.
Если человек искренне верит, что синусит вызывают чертики с молоточками,  то
пожелание смерти злобным  существам  окажет не менее благотворное  действие,
чем четкие корректирующие команды...
     На улице неохотно закашлял мотор;  вскоре судорожные всхлипы перешли  в
ровное урчание. Но машина не отъехала,  отчего неприятная тяжесть  в желудке
Джеймса усилилась. Черт бы  их побрал! Кто на сей раз? Ну почему он не умеет
различить  индивидуальную  ауру   на  расстоянии?   Есть   же  счастливчики,
обладающие  такой способностью, к примеру, Дени Ремилард  или тибетец Ургиен
Бхотиа, возглавляющий  группу в Дарджилинге. Вот кому нечего бояться засады.
А он,  Джейми, полный профан в определении ментального почерка.  У него есть
только один способ выяснить,  что  за  шпион  провел бессонную ночь на посту
перед его домом и, порядком окоченев, не удержался от  того, чтобы  включить
печку.
     Придется покинуть свое тело.
     Его душа  устремилась через потолок спальни, чердак, крышу. Нависла над
голыми  деревьями,  раскачивающимися   на  ветру,  над   уличными  фонарями,
бросающими тусклые отблески на мокрые  плиты  мостовой.  Одна из стоявших  у
обочины  машин  выпускала тоненькие  струйки  пара. "Ягуар XJS  НЕ".  Джейми
спустился,  заглянул внутрь и увидел  Сергея Архипова, лондонского резидента
КГБ; тот высморкался в мокрый платок и выцедил последние капли со дна фляги.
Из стереоприемника  тихонько неслись звуки  "Пещеры Фингала".  Ночное бдение
агента  такого   ранга  могло  означать  только   одно:  русские  вслед   за
американцами отказались от планов похищения, а Сергей дежурит здесь лишь для
того,  чтобы  убедиться,  что конкурирующая организация -- в частности  ГРУ,
советская военная разведка, -- не совершит подобной оплошности.
     Но  нет ли поблизости  других шпионов?  Джейми  вновь  поднялся повыше,
пытаясь  обнаружить  присутствие янки или  M15,  но  остальные  машины вдоль
тротуара  и в прилегающих улицах оказались пусты, да и во всей округе, кроме
них   с  Архиповым,  бодрствовала  только  измученная   бессонницей   миссис
Фарнсуорт, тупо глядящая в телевизор.
     Наконец-то  взбаламученный желудок среагировал на  коррекцию,  и Джейми
поспешно  вернулся  в  постель,  чтобы  подготовиться к дальним  внетелесным
экскурсам.   Джин   почувствовала  его  напряжение  и  что-то   неразборчиво
пробормотала  во  сне.  Все в  порядке,  родная,  заверил  он. Время ещЕ  не
пришло...
     И опять душа полетела  сквозь промозглый мрак. Теперь она  опояшет мир,
прежде  чем  вернуться на  телесный  якорь.  Вначале  заглянет на  Айлей,  к
бабушке, потом пересечет Атлантику.
     Штормовые валы высотой  с гору обрушивались на остров. Ферма в излучине
залива  как  будто  скрючилась, заслоняясь  от ветра. Для  умственного взора
Джейми темнота,  окутывающая родные пределы, не преграда, разве что краски и
светотени чуть размыты,  что придает пейзажу  некую  плоскостность.  Фонари,
даже ночью освещавшие двор фермы, почему-то  не горят, дом тоже  погружен во
тьму. На  миг  Джейми  встревожился,  но,  спустившись,  разглядел  мерцанье
парафиновой  свечи   в  окне  кухни   и  струйку  дыма,   почти  вертикально
поднимавшуюся из старинного очага. На  ферме теперь заправляет старший  брат
Колин  со своим семейством, но все они ещЕ наслаждаются самыми  драгоценными
минутами сна. А бабушка по многолетней привычке поднялась до света и готовит
завтрак. Джейми  услышал, как  она  что-то  напевает,  подкладывая  в  огонь
брикеты торфа и помешивая овсянку.
     Ба, это я.
     Мальчик мой золотой, выбрал-таки времечко!
     За  благословением явился... Мы хотим открыть миру наш секрет... У  вас
что, электричество отключили?
     Так ведь шторм, видать, провода где-то  перебило, и чудо-печка, и свет,
и телевизор, и  прочие нонешние диковинки не работают.  Но  Колину с Джин  и
Джонни надо  все одно горячее на завтрак подать, слава те Господи, я полвека
печь  топила,  истоплю  уж ещЕ разок, выходит, и старики с ихней рухлядью на
что-то годятся.
     Старики опять станут молодыми.
     Милый   ты  мой!  Неужто   доживу?  Восемьдесят  годков  прожила,  тебя
ясновидцем сделала, а про энто и не мечталось.
     Понимаешь,  ба, у  меня до сих пор есть  сомнения. Если  б  можно  было
подождать, пока не появится побольше таких, как Нагель, Алана и я.
     Нет, мальчик мой, нельзя вам  ждать, вона как  они вкруг вас рыщут, вот
выйдете на волю, тогда уж, даст Бог, на вас никто не позарится.
     Да, если все пройдет хорошо.
     Полно! Чему я тебя тридцать девять лет  учила? Сомнение -- для души яд,
от его силы вянут.
     Наверно, меня наука испортила.
     (Смех.) Не трусь, Джейми. Кто-кто, а я вижу, с твоим показом старый мир
кончится и новый начнется. Помнишь, старуха Шиптон все пророчила:  девяносто
первый год -- апокалипсис придет!
     Все так...  Но знаешь, не хватает мне глаз, таких,  как  у  тебя или  у
Аланы,  да ещЕ вашей  уверенности. Не могу забыть, как  в апреле  на волосок
избежал смерти, если б не тот здоровяк, что случайно мимо проходил...
     Так-таки и случайно!
     Ох, ба!
     Ох,  Джейми! Не накручивай себя,  парень!  Делай  то, к чему  готовился
вместе  с  Мигелем  и  с  Аланой, и  не  думай про  мир, что глядит  на тебя
холодными глазами,  пусть это  будет первый  полет твоей  души, первое чудо,
сотворенное  несмотря  на  сомненья  и страх.  Наконец-то  время приспело, я
горжусь тобой, мой мальчик, да и самому, поди, не терпится знаменитым стать,
а?
     Смеешься, старая ведьма? Я с ума схожу, а она смеется!  И за что только
я тебя люблю? Ну давай, благослови меня по-нашему, по-гэльски, а то мне пора
в Калифорнию, к антиподам. Хочу на месте проверить их готовность.
     Так и быть. Куирим кумерих умид слуагх далл тхаррид  до вхо гах габхадх
сосгеул дхиа на  грайс о муллах  лар унид га гхрадхих на фире тху на миллидх
на  мхуашх тху...  Окружаю  тебя своей  защитой,  да  убережет  тебя Владыка
Небесный от бед, да будет  тебе подспорьем Евангелие Святое, да  осенит тебя
Милость  Господня,  да  возлюбят тебя все люди,  и пусть  никто на свете  не
пожелает тебе зла.
     Аминь! Спасибо, до свиданья, ба.
     Прощай, Джейми, сердце мое.

     Ожидая в  толпе перед входом в главную  аудиторию университета,  Фабиан
Финстер принялся от скуки выискивать себе подобных с липовыми пропусками.
     Это  было нетрудно: шпионы даже во сне излучают  ауру настороженности и
подозрительности, она сияет у них над головой, как  неоновая вывеска. Он уже
отследил  секретных агентов  из  Франции,  с Ближнего Востока,  из  Западной
Германии, из местной разведки M15; затем идентифицировал израильский Моссад,
ЦРУ и даже одного швейцарца, засланного советом банкиров. В представительной
делегации ТАСС просматривались четверо  сотрудников ГРУ. Одинокий кагэбэшник
(у него, очевидно, свое задание)  стоял отдельно; как раз рядом с Финстером.
Белобрысый коренастый тип  в  мятой одежде  где-то  подхватил  простуду.  На
пальто у него была пришпилена карточка: С. Ханнула -- "Хельсинген саномат".
     Перед входом поднялся шум.
     -- Э-э,  взгляните-ка! -- воскликнул Финстер, оборачиваясь к  лжефинну.
-- Похоже, они хотят впустить телевизионщиков раньше прессы! Всегда так!
     Незадачливые газетчики роптали. В ответ на их протесты из боковой двери
высыпали десятка два людей в свитерах с надписью  "Эдинбургский университет,
отделение  психологии"  и  принялись  раздавать   папки   с  информационными
материалами.
     Ханнула пробормотал:
     -- Хорошо хоть узнаем, что нас ждет в этом цирке.
     Проявляя заботу, он передал толстую папку маленькому американцу с лицом
хорька  и надписью  на  плашке:  Дж. Смит  -- "Пост-Интеллидженсер",  Сиэтл.
Открывая  свою папку,  советский  агент  думал:  вряд  ли  будет  что-нибудь
серьезное,  где  им  в этой деревне удержать такое  оружие в секрете. Скорее
всего, Макгрегор просто  сделает обзор текущей литературы, с другой стороны,
если демонстрация гроша ломаного не стоит, отчего ЦРУ пытается переманить их
в Америку,  мать еЕ  так, черт,  как нос  заложило, чего доброго,  паскудная
шотландская сырость доведет меня до воспаления легких, но по крайней мере на
душе  стало спокойнее,  ГРУ  отказалось от  своей  безумной  затеи, так  что
Красная Армия не всех сильней, мы с алма-атинской группой их обскакали.
     Финстер  несколько  минут  сосредоточенно изучал  свою  подшивку, потом
обратился к соседу:
     -- А в Финляндии есть интерес к умственным феноменам?
     --  Еще  бы.  Это  входит  в  наши  национальные  традиции,  Финнов   с
незапамятных времен обвиняли  в колдовстве  и  прочих  предрассудках. --  Он
чихнул и высморкался в грязный платок.
     --  Gesundheit [Будьте здоровы  (нем.).],  --  с  улыбкой  пожелал  ему
Финстер,  успевший  стать настоящим полиглотом. --  Ну,  а  как насчет ваших
восточных соседей. Русские тоже подвержены суевериям?
     -- Не то слово! Они ещЕ хуже нас. -- Ханнула с преувеличенным вниманием
уткнулся в свою папку.
     --  Да  бросьте, тут  чепуха  одна,  --  заметил  Финстер.  --  Как вам
нравится: "Психология  британского  общества с тысяча восемьсот  восемьдесят
второго года до  наших  дней". Неужели мой редактор за этим, прошу прощения,
дерьмом  послал  меня  на  край света?..  "Краткий обзор научных  публикаций
Макгрегора"  -- кому  он нужен?  Или вот...  чем  не сенсационный заголовок?
"Электроэнцефалография бета-активных  коррелятов у шести участников коротких
внетелесных экскурсов"!.. Чтоб я сдох!
     Советский резидент усмехнулся, а про  себя подумал: короткие  экскурсы,
это   Нью-Гемпшир  хочет   нас  уверить,   что  они  короткие,  что  дальнее
обследование  пока  невозможно,  а  коли  так,  отчего  американцы  пытались
подкупить Вайнштейна, зачем было устраивать покушение на Макгрегора в апреле
и почему эти чертовы болваны до сих пор не впускают нас в зал?
     --  Сейчас впустят,  с  минуты  на  минуту,  --  рассеянно  откликнулся
Финстер, перелистывая бумаги. -- Ого,  а  вот  здесь  кое-что любопытное. Вы
знали, какова официальная должность Макгрегора  в Эдинбургском университете?
Заведующий  кафедрой  парапсихологии  имени  Артура  Кестлера.   Кестлер  --
писатель  с  мировым  именем,  бывший   коммунист,  который  потом  писал  о
злоупотреблении властью в коммунистическом блоке.  Он завещал крупную  сумму
на учреждение этой кафедры... Если  Макгрегор  действительно открыл что-либо
стоящее, представляете, как обрадуются русские?  Всем известно, что они  лет
тридцать  работают  над программой психологических войн. И  ходят слухи, уже
близки к успеху.
     Лицо Ханнулы оставалось непроницаемым.
     -- До меня такие слухи не доходили.
     --  Ну,  ясное  дело!  --  хмыкнул  Финстер и,  свернув  информационные
материалы  в трубку, сунул их в висевшую на плече сумку,  где хранился  весь
его рабочий инструмент: видеокамера, компактный радиотелефон с банком данных
и  незаменимый для  репортера  стенографический  блокнот с тремя  шариковыми
ручками. Лишь наметанный глаз различил бы на телефоне кнопку микрошифратора,
и  уж  совсем никому не могло  прийти в голову, что под серебряным колпачком
одной  из ручек спрятан миниатюрный пистолет,  заряженный  смертельным  ядом
мгновенного действия.
     -- Смотрите! -- вскричал Ханнула. -- Там что-то происходит!
     Двери   в   аудиторию   наконец   отворились.  Журналисты   возбужденно
загомонили, и толпа хлынула вперед.
     -- Держитесь меня! -- шепнул  Финстер Ханнуле.  -- Мне всегда достается
лучшее местечко.
     И действительно,  люди странным образом  расступались, пропуская вперед
тщедушного американца.  Агент КГБ  не  отставал  от  него  ни  на  шаг.  Они
промчались по центральному проходу и, отдуваясь,  рухнули в кресла в третьем
ряду.
     -- Ну, что я говорил? -- похвастался Финстер. -- Лучше и желать нельзя.
     Ханнула извлек из-под себя лист с надписью: МЕСТА ДЛЯ ЖУРНАЛА "ТАЙМ" --
и насупился.
     --  Расслабьтесь,  --  посоветовал  Финстер  и, вытащив  из-под  своего
седалища  объявление:  МЕСТА  ДЛЯ "КОРРЕРЕ ДЕЛЛА СЕРА", порвал  оба листа  в
мелкие клочья.
     Репортер,   прибывший  на  свои  зарезервированные  места,  только  рот
разинул.
     Финстер небрежно смерил его взглядом.
     -- Мы ничуть не  хуже вас и будем сидеть, где  нам нравится.  Versteh5?
Capisce? Pigez! [Понятно? (нем., итал., франц.)] Кумекаете?
     Журналист поспешно отвернулся.
     В зал  набилось больше тысячи человек;  по стенам  и  окнам выстроились
полицейские в штатском. Финстер, притворяясь, что делает пометки в блокноте,
устанавливал личности других шпионов. По-настоящему хорошие  места отвоевали
себе, наряду с ними,  лишь люди ЦРУ, замаскированные под команду Си-эн-эн, и
группа  из ТАСС.  Британцы  расположились в  пятом  ряду слева.  Немцев, как
западных,  так  и восточных,  запихнули  на задворки, многие вообще остались
стоять,  и  среди   них  именитый   редактор  научной  рубрики  итальянского
"Коррьере"  и  взбешенный спецкор  "Тайм".  Израильский  агент  и  мадам  из
безопасности (франц.).] сидели бок о бок и мило беседовали. А что же сталось
с  посланником  швейцарских  банкиров?..  А-а,  вот  он,  затесался  в  гущу
телевизионщиков, расположившихся прямо перед сценой, и наводит свою огромную
камеру. В мыслях полная  сумятица -- Финстер не смог расшифровать ни одной и
беспокойно нахмурился, но его отвлек взволнованный шепот Ханнулы:
     -- Начинают!
     На  сцене  возникла  белокурая  женщина  в  костюме   серовато-розового
оттенка; в руке  она  держала  наготове  микрофон  без шнура. Позади неЕ  на
маленьком  деревянном столе  стоял  ещЕ  один микрофон. Наверху, из  складок
занавеса выступал внушительный  видеоэкран -- четыре метра на пять. По нему,
пока публика рассаживалась, то и дело пробегали загадочные символы, а теперь
он опустел,  если  не  считать  в  правом нижнем углу электронного указателя
времени -- 09: 58. Никакой другой аппаратуры не было видно.
     Сигнальные лампочки  телекамер,  выстроившихся перед  сценой, замигали,
точно  волчьи  глаза  в  отблесках  костра.  Техники  бормотали  в микрофоны
последние инструкции коллегам, обслуживающим огромную установку  спутниковой
связи  на  площади перед зданием. Несколько  видеокамер загудели до срока, а
репортеры  шептали  вводный  текст  в  диктофоны. Ровно  в  десять ноль-ноль
ведущая -- научный сотрудник университета -- откашлялась.
     --  Доброе утро,  дамы и господа. Я  Элоиза Уотсон, руководитель отдела
общественных  связей при медицинском факультете. Мы  рады вас приветствовать
на этой чрезвычайной демонстрации, организованной отделением парапсих