лоба  будут  изгнаны  с  политической
арены. А вместо этого еще больше углубили пропасть  между  оперантами  и
неоперантами. Никакого братства, только зависть и страх. Никакого  мира,
только вечная война.
   Тебе известно, что предыдущие конгрессы единодушно  утверждали  этику
любви и непротивления злу, воплощенную в светлом образе мученика Ургиена
Бхотиа. Эта философия  вместе  с  тезисом  о  том,  что  оперант  обязан
бескорыстно любить  умы,  стоящие  на  ступеньку  ниже  по  эволюционной
лестнице, никогда не оспаривалась  за  все  двадцать  лет  -  вплоть  до
нынешнего конгресса. О друг мой! Теперь вызов брошен.
   Вначале никого  не  насторожило  то,  что  дискуссия  о  политической
деятельности оперантов зашла в тупик. С одной стороны,  Дени,  Джеймс  и
Вигдис, как всегда, проповедовали неагрессивность, а с другой, в  полном
убеждении, что операнты должны уметь защитить  себя  и  свой  народ  как
физической, так и умственной силой, выступили Тамара, Женя и - о стыд! -
Хироси, мой соотечественник! А  Тамара,  наша  общая  мать!..  Душа  моя
оледенела, когда они трое  открыли  нам  свои  умы  и  показали  логику,
побуждающую их предать забвению драгоценное наследие Ургиена.
   Да... эту логику можно понять. Советские операнты  выстрадали  больше
всех остальных. Теперь,  когда  диктатор  умер  и  Политбюро  просит  их
вернуться  для  объединения  распадающейся  нации,   разве   могут   они
отказаться? Им предложили огромную  политическую  власть.  Один  раз  их
предали, но они верят, что больше это не  повторится...  да,  их  логику
можно понять!
   Но из нее проистекают гибельные последствия.
   Китай боится  Советского  Союза.  У  него  крепкие  промышленность  и
сельское хозяйство, а его великий  северный  сосед  голодает,  поскольку
гражданская  война,  несмотря  на  капитуляцию  Ирана  и   переворот   в
Пакистане, все не утихает. Азия в ужасе смотрит на конфликт между  двумя
гигантами. Что может нас спасти? "Звездный удар" еще  не  готов.  Однако
его оборонительный потенциал легко перевести в наступательный! Адепты ВЭ
в составе каждой нации  контролируют  гигантские  лазерные  установки  и
гадают, какая  из  стран  первой  рискнет  их  конвертировать...  Япония
опасается, что в Китае уже имеются такие мощности и они  будут  обращены
как упреждающий удар против Советов...
   Подобно  лавине  в  моих  родных  горах  Хоккайдо,  все  началось   с
небольшого толчка вниз. Вскоре чудовище  уже  нельзя  будет  остановить.
Операнты сами придали ему ускорение. Да, это случилось в Осло, когда  мы
поставили друг другу умственные преграды и  почувствовали,  как  прежние
доверие и добрая воля катятся в пропасть. Воспринимая только логику,  мы
забыли о любви и мечте.
   Мне горько и стыдно. В гордыне своей я культивировала  цуки-но-кокоро
- ум холодный, как луна. Пыталась  учить,  вести  за  собой,  никогда  и
никого   не   принуждала...   Но   я   не   нахожу   внутри   себя   той
самоотверженности, которую мой народ называет "хара" и которая  дала  бы
мне сил двигаться дальше по этому пути. Я глупая, заносчивая женщина,  я
отвернулась от своей семьи, и в памяти  моей  вновь  и  вновь  возникает
маленькая девочка, навлекшая позор на своего отца. Я  должна  избавиться
от этой девочки и от позора.
   Друг мой! Мы с тобой делили  минуты  наслаждения.  Они  должны  стать
твоим воспоминанием обо мне, а вовсе не образ боли. Сожги диск, Роже. Не
плачь! Прощай!

***

   Уме тихонько раскачивалась на  коленях.  Под  ней  не  было  циновки,
только голые плиты. Она закрыла глаза, напряглась всем телом, и я понял,
что  она  вызывает  психокреативный  импульс  из   того,   что   именует
"средоточием".
   Лишь на долю секунды по экрану промелькнула яркая вспышка,  потом  он
почернел.
   Она велела мне уничтожить диск. Но я не смог. Она просила не плакать.
Но я плакал. Единственный завет, коему я подчинился,  -  запомнить  наше
общее творение. Я и поныне время от времени творю  его  и  обладаю  моим
собственным любимым цуки-но-кокоро.

27

Окрестности Питсбурга, Нью-Гемпшир, Земля
31 июля 2013 года

   - Подождите  здесь,  мистер  О'Коннор.  Вик  решил  поплавать,  скоро
вернется. На закате самое оно освежиться. Скоро лисы спустятся  к  воде.
Сфотографировать не хотите? Наши гости часто делают снимки.
   - Благодарю, мистер Лаплас, - сказал Киран. - Это  любопытно.  У  вас
тут много диких животных?
   - Лоси, медведи, пумы... Вик  даже  завез  лесного  карибу  года  два
назад, когда мы сделали это место  заповедником.  Скоро  леса  северного
Нью-Гемпшира станут такими,  какими  знавали  их  мои  предки.  Здорово,
правда?
   - Вы произошли от переселенцев? - вежливо спросил Киран.
   - От них... и от абнаки. Представьте, ясновидение  я  унаследовал  от
краснокожих, а принуждение - от канюков. - Седовласый  егерь  кивнул  на
внушительного вида приспособление, укрепленное  на  перилах  причала.  -
Нынче умники... э-э... я имею в виду, операнты, любят  наблюдать  в  эту
штуку за хищниками, ежели их ясновидение малость ослабевает из-за лесов,
озера и всего прочего.  Вот  винт  наводки  на  тепло  тела,  его  можно
установить на любой размер зверя. От четырехсот до  шестисот  километров
на лося, от семидесяти до ста двадцати пяти  на  оленя,  медведя...  или
человека.
   Чуть прихрамывая, Киран подошел к прибору.
   - Виктор Ремилард тоже им пользуется?
   Лаплас с сожалением посмотрел на него.
   - Шутите! - Затем на лицо вернулась преувеличенно  любезная  мина.  -
Ну, словом, чувствуйте себя как дома, а  я  пойду  делами  займусь.  Вик
скоро будет. - Он зашаркал прочь, но на полпути обернулся. - Извините за
доставленное беспокойство. Вик предупреждал, что ждет вас.  Но  вы  ведь
получили инструкции от мистера Фортье. Вашим  умникам  в  лимузине  было
ясно сказано: вернуться на дорогу в  Питтсбург  и  обождать.  А  они  не
послушались. Вам бы лучше подать им сигнал.
   - Я так и сделаю, мистер Лаплас. Произошло недоразумение.
   На сей раз бесстрастное выражение  операнта  явно  противоречило  его
собственному настрою.
   - Да, и крикните им, чтоб уносили  ноги  и  ружья  отсюда  подале.  И
пускай остерегутся, а то, неровен час, забредут в болото или еще чего...
Imbйciles!  Адам, Арни, черт вас дери, я  же  говорил,
что сам справлюсь! Убирайтесь и отзовите ваших паршивых командос!
   Кир, мы только хотели иметь гарантии, на случай...
   ВЫКАТЫВАЙТЕСЬ!
   - Я очень сожалею, мистер Лаплас. Слишком ретивый подчиненный взял на
себя инициативу и нарушил мои четкие распоряжения.
   - Прямо скажем, неувязочка. Ну да  ничего,  обойдется.  Уж  я  о  том
позабочусь. По сравнению с  вашей  организацией  нас  тут  раз,  два,  и
обчелся, однако ж как-то держимся.
   -  Молодцы.  Собственно,  потому-то  я  и   побеспокоил   вас   своим
посещением. Приказ моим людям передан. В дальнейшем все указания мистера
Ремиларда будут выполняться неукоснительно.  Попрошу  вас  передать  ему
это.
   Лаплас ухмыльнулся и  сплюнул  в  озеро.  Откуда-то  донесся  громкий
булькающий звук, сродни безумному смеху.
   - Филин? - спросил Киран.
   - Не... гагара. Самый лучший северный нырок, ошметок прежней  гусиной
колонии, что обитала в наших местах пять-шесть миллионов лет  назад.  За
такой срок трудновато сохранить чувство юмора, но, видать, благодаря ему
пуховая тварь и выжила. Пока, мистер О'Коннор. Уж вы скажите Вику, что я
свой долг исполнил.
   - Не сомневайтесь, - сухо заверил Киран.
   Старик удалился в коттедж, а Киран испустил вздох  мучительной  боли.
Закрыл глаза, призывая успокаивающие импульсы, и стал  купаться  в  них.
Спокойствие, гони прочь подозрения, тревогу, тяжесть  в  паху...  Открыв
глаза, он заметил четыре темных силуэта справа у самой  воды,  не  более
чем в сотне метров.
   И наклонился к наблюдательному устройству. Лосиха  и  почти  взрослые
тройняшки мирно щиплют прибрежную траву.  Он  наблюдал  за  ними  добрых
десять минут. Небо сделалось темно-фиолетовым, на  северном  краю  озера
хрипло перекликались гагары, и Киран быстро нацелил  светорасширитель  в
том направлении, запрограммировав инфракрасный модуль на обнаружение тел
весом  свыше  девяноста   килограммов.   Увлекшись,   стал   прочесывать
противоположный берег на расстоянии тысячи двухсот метров.
   В окуляре мелькнула цель. Ага, поймал! Киран увидел еще одного  лося.
Самый крупный зверь, какого  он  когда-либо  видел,  -  огромный  самец,
полускрытый  густыми  зарослями   бальзамической   пихты.   Окраска   не
темно-коричневая, а серая с подпалинами, как свинцовый сплав.  Ветвистые
белые рога на заостренных концах почти прозрачны, а  ближе  к  основанию
черепа подернуты прожилками кровеносных сосудов.  Лось  энергично  терся
своим черепным украшением о стволы деревьев, видимо, испытывая  страшный
зуд. Затем поднял на Кирана угольно-черные глаза.
   - Я назвал его Гласон. Довольно странно для такого чудовища, но когда
он был теленком, кличка  ему  подходила.  Он  мой  любимец.  Генетически
выведенный  альбинос.  Очень  уж  хотелось  посмотреть,   как   выглядят
лоси-альбиносы.
   Киран продолжал спокойно смотреть в  глазок.  На  сетчатку  наложился
образ Виктора Ремиларда в темной лесной части визуального поля.
   - Гласон... это что, кубик льда?
   - Или хладнокровный дьявол, - уточнил Виктор.
   Киран поднял голову от прибора.
   - Он  великолепен.  В  таком  заповеднике,  пожалуй,  и  до  глубокой
старости доживет.
   Он вспомнил, как удивил егеря вопрос, глядит ли Виктор когда-нибудь в
трубу. Да, в ясновидении молодой его явно превосходит. Но ясновидение не
та метафункция, которая имеет значение в данных обстоятельствах...
   Они смотрели друг на друга - сорокалетний здоровяк в расцвете  ума  и
сил и тщедушный умирающий старик. Некогда оливковая  кожа  Кирана  стала
желто-бледной, жестко изрезанная морщинами вокруг тонкогубого кельтского
рта. Глаза ввалились, но в них горел тот же самый ненасытный огонь,  что
и у Шэннон. А вот ум за ними не изрыгал  ее  пламени,  а  был  бездонным
колодцем нескончаемой ночи.
   Подойди ко мне, сказал Киран.
   Ко мне! - скомандовал Виктор.
   Ни один не двинулся с места.
   Воздух снова наполнила смешливая перекличка гагар.
   Киран пожал плечами, и сцепленные умы отступили на прежние позиции.
   - Хотелось попробовать. В общем, ты победил.
   Во взгляде Виктора отразилась настороженность.
   - Объясните.
   - Я хочу присесть.
   Они прошли на веранду, и Киран осторожно опустился в плетеное кресло.
   - Мое физическое состояние тебе известно. Я  держусь  на  одной  силе
воли и буду держаться до тех  пор,  пока  не  наступит  время  закончить
начатое. Тебе известно, что ФБР, и  министерство  юстиции,  как  собаки,
роются в моем банке данных  и  употребляют  все  законные  и  незаконные
способы,  чтобы  найти  или  сфабриковать  улики,  обвиняющие   меня   в
государственной  измене,   заговорах,   рэкете,   крупных   хищениях   и
многочисленных убийствах.
   Виктор кивнул.
   - А знаешь ли ты, что спровоцировал этот ажиотаж твой брат Дени?
   - Нет...
   Киран кисло улыбнулся.
   - Он и его  приспешники  стоят  за  рядом  недавно  представленных  в
Конгресс  биллей,  которые  дадут   возможность   следователям-оперантам
вмешиваться в дела таких  людей,  как  я  и  ты.  Поправка,  разрешающая
умственный перекрестный допрос, была, как ты понимаешь, только началом.
   - Понимаю. Все эти годы они не могли нас тронуть. Дени  знал,  чем  я
занимаюсь, но доказать не мог. Не только то, что я с помощью  умственных
сил добивался всего, чего хотел, но даже простой факт моей оперантности.
   - Уже есть механический прибор для определения ауры, - сообщил Киран.
- Он сконструирован главным образом для  идентификации  и  классификации
метафункций   новорожденных   оперантов.   Сейчас   его   испытывают   в
Эдинбургском университете. На ближайшем конгрессе метапсихологов  Джеймс
Макгрегор собирается устроить демонстрацию.
   Виктор   промолчал.   Но   в   уме    передал    собеседнику    образ
распределительного щита в башне без окон.
   - Тебе нужны объяснения? - Боль Кирана вдруг отошла куда-то далеко. -
А мне казалось, все так просто. Это ключ  к  окончательной  победе.  Она
должна была быть моей. Но теперь я предлагаю ее тебе...
   Киран  продолжал  говорить,  медленно,  без  околичностей   соблазняя
эгоцентричного  предпринимателя  перспективой  мирового  владычества   с
помощью угрозы "звездному удару" и в то же  время  желая,  чтобы  Виктор
заразился безумной мечтой старика, страдающего манией величия.  Конечно,
его  неотесанный  практичный  мозг  сразу  увидит  зияющие   провалы   в
маниакальной логике.  Он  предпочтет  другие  методы,  более  доступные,
земные. Наверняка посмеется над безумцем,  интуитивно  почувствует,  что
нужен Кирану, но никогда не расшифрует его скрытых  побуждений.  Что  до
стремления к  Абсолюту...  оно  недоступно  Виктору  Ремиларду,  как  те
звезды, что уже начали зажигаться в летнем небе Нью-Гемпшира.
   - Все это может стать твоим. Я почти закончил оформление  дарственной
и  готов  передать  тебе  управление  всем,  что  имею.  Когда  я  уйду,
государство ничего не получит. Мои корпорации так же  законны  для  суда
присяжных, как любой американский бизнес. А в награду  ты  поможешь  мне
расправиться с нашими общими врагами.
   - С Дени? С Дартмутской группой?
   - Со всеми. С метапсихическим руководством всего мира.  С  настырными
оперантами. Они приедут сюда  в  середине  сентября  на  свое  ежегодное
сборище. Даже отщепенцы из России и с Востока  согласились  в  последний
раз прислать своих делегатов. Я не могу их тронуть...  а  ты  можешь.  Я
покажу тебе - как. Мои агенты позаботятся о том, чтобы местные отделения
Сыновей Земли были в полной боевой готовности. Ты же со  своими  людьми,
за которыми не  охотятся  правительственные  ищейки,  возьмешь  на  себя
руководство операцией и в нужный момент исчезнешь.  Вся  вина  падет  на
оголтелую толпу.
   - А потом? - спросил Виктор.
   - Я умру. И ты станешь хозяином моей  империи.  Трое  ближайших  моих
соратников введут тебя в курс всех дел,  откроют  тебе  свои  умы.  Если
захочешь, впоследствии заменишь их своими людьми.
   - И где они, ваши соратники?
   - В лимузине, что привез меня сюда.  Твой  грозный  егерь  велел  мне
отправить их на шоссе, до тех пор пока ты не появишься.
   Виктор рассмеялся.
   - Пит Лаплас - отменный ясновидец. И преданный как пес. С ним  и  его
пушкой меня тут никто  не  достанет.  Жаль,  его  "ай-кью"   слишком низок.
   - Мне он не показался таким уж тупым... Ну что, Виктор,  каков  будет
твой ответ? Уберешь ты  от  меня  этих  сволочей,  чтоб  я  мог  умереть
спокойно?
   - Мне бы заранее знать. Вы подождете, пока я вызову сюда своих  ребят
из Берлина? Это займет не больше часа. Ваши люди пусть приезжают  следом
за ними. А мы с вами тем временем малость перекусим.
   Киран закрыл глаза, ушел  в  свои  тайные,  непроницаемые  глубины  и
возблагодарил Черную Мать. В конце есть начало. В смерти источник жизни.
Да примет нас твое пустое чрево. Дам-там-нам-там-нам-дам-нам-дам-дам...
   - Пит! - крикнул Виктор. - Эй ты, скотина, где прячешься? Пит, у  нас
гости!.. Ох, черт! Киран, вы только поглядите! Дрыхнет, как  младенец  в
колыбели - под щекой "браунинг", а к груди прижал бутылку виски!  Ничего
не поделаешь, надо самому заниматься ужином.

28

ИЗ МЕМУАРОВ РОГАТЬЕНА РЕМИЛАРДА

   В августе 2013 года на горе Вашингтон я вновь встретился с  Фамильным
Призраком.
   Заново побеленное здание,  напоминающее  свадебный  торт,  словно  бы
совсем  не  изменилось  с  тех  пор,  как  я  работал   тут   помощником
управляющего. То же великолепие эпохи короля  Эдуарда,  та  же  отменная
еда, такой же - несмотря на экономический кризис - наплыв  клиентов  все
того  же  типа:  обеспеченных  молодых   семей,   туристов-фанатиков   с
сибаритскими наклонностями, страдающих ностальгией  стариков,  привыкших
ездить в дорогостоящие туры. Вот еще одна группа прибыла  -  правда,  не
дизельным поездом, как в мои времена, а реактивным аэробусом: у всех  те
же значки на лацканах, и те же молоденькие, хорошенькие гидши, и  старые
леди так же весело  щебечут,  тоща  как  джентльмены  сохраняют  угрюмое
достоинство.
   Я приехал в отель по делу - переговорить с неким Джаспером Делакуром,
занимавшим  теперь  мое  место.  Десять  лет  назад  в  отеле  состоялся
двенадцатый конгресс метапсихологов, и Дени уговорил меня взять на  себя
организацию.
   - Кто справится с этим лучше тебя? - резонно заметил он.
   Отель старой Новой Англии очаровал иностранных  ученых  после  унылых
университетских аудиторий, в которых проходило  большинство  конгрессов.
Поезд-кукушка  стал  настоящим  "хитом",  а  наиболее  телесно   крепкие
операнты в  свободное  время  разгуливали  по  горе  Вашингтон,  любуясь
реликтовой ледниковой флорой и уютными постройками на вершине.
   Конгресс этого года (в Дартмуте опасались, что  он  будет  последним)
планировалось  также  провести  в  отеле,  и  Дени   счел   само   собой
разумеющимся, что я возьму на себя обязанности, с блеском выполненные  в
2003 году. Основные организационные моменты я утряс  по  телефону  и  по
компьютерной связи, но сентябрь  был  уже  не  за  горами,  и  я  поехал
выяснить обстановку на месте.
   Джаспер Делакур выскочил из-за письменного стола мне  навстречу.  Еще
бы, администрация отеля безмерно счастлива принять две тысячи  восемьсот
делегатов во время затишья после Дня Труда.
   - Роже, старый сукин сын! Выглядишь отлично! За десять лет ни на день
не постарел.
   - Да и ты не плошаешь, - солгал я. - Комитет по проведению  конгресса
очень доволен, что вы сможете нас принять, хотя,  разумеется,  на  более
скромных условиях.
   Джаспер вздохнул.
   - Всем нынче туго. Но мы с тобой  поладим,  недаром  ты  столько  лет
просидел в этом кабинете. Мне придется изрядно попотеть,  чтобы  урезать
туры, конференции, деловые встречи и втиснуть  твою  ораву.  От  простых
отдыхающих мы, само собой, имели бы большую прибыль.
   - До моего ухода в девяностом я всем то же самое говорил.
   Он прищурился, производя в уме подсчеты.
   - Мать моя, неужто столько воды утекло?! Который же  тебе  год,  черт
возьми?
   - Через неделю шестьдесят восемь стукнет.
   - Ну и ну! Небось пьешь воду из целебного источника,  а?  Взгляд  все
тот же, пройдошистый, а мадемуазель Клероль, поди, до сих пор помнит эти
серебряные кудри. Шестьдесят восемь! Чтоб я сдох, везет же некоторым!
   Я пожал плечами.
   - Фамильная черта. Думаю, в семьдесят сразу в прах и рассыплюсь... Ну
ладно, у тебя небось дел под завязку. Я хотел только обговорить банкет в
субботу вечером, двадцать первого. На сей раз народу будет поменьше,  но
помнишь, как мы в прошлый раз едва расставили столы и в большом зале,  и
в холле, и  в  Папоротниковой  гостиной?  Везде  развесили  усилители  и
телекамеры, чтобы все тосты слышали и видели даже те,  кто  не  обладает
ясновидением. Метапсихи, Джаспер, хотят получить полные ощущения, как на
сенсорном, так и на экстрасенсорном модуле. Одно дело,  когда  говорящий
обращается прямо к тебе, другое -  когда  вещает  с  экрана.  Умники  не
терпят  вспомогательной  аппаратуры.  Надо  придумать  что-то  другое...
причем не шведский стол.
   - То-то и оно, старина! - заквохтал он. - Тут я тебя обошел!
   Сияя, он достал папку из кожзаменителя и раскрыл ее на столе, защепив
уголок. Ишь ты! Многокрасочная пластинка тридцать на тридцать, наплывами
показывающая виды роскошного горного ресторана: экстерьеры на  рассвете,
на закате, в дивные снежные ночи; интерьеры великолепных  залов,  баров,
кабаре, уютных гостиных  с  каминами.  Даже  фоновая  музыка  имеется  -
"Новоанглийские идиллии" Эдуарда Макдоуэлла.
   -  Шале  на  вершине!  -  продекламировал  Джаспер.  -  Лукуллов  пир
Уайт-Маунтинс. Посещение сказочной пещеры Великого Духа, над  к