-- самодовольно усмехнулся мальчуган.  -- Что
я, не вижу, как ты скучал по мне? И я тоже соскучился.
     Они  проехали  мимо белоснежной  сторожки  с цветущими перед нею  алыми
петуниями. Сторож высунул голову в дверь.
     -- Доброе утро, Роже. Ну что, доставил племянничка? Молодцы, к завтраку
поспели!
     -- Привет, Норм. Да уж, мы собираемся  на Вашингтон ехать, так  что  не
мешает как следует заправиться. Дени, поздоровайся с мистером Редмондом.
     -- Здрасьте, мистер Редмонд. (А почему он называет тебя Роже?)
     -- Пока,  Норм. (Так меня здесь все зовут:  Роже  Ремилард.  В  большом
отеле  имена управляющих должны  выговариваться легко. Рогатьен  --  слишком
заковыристо, а Роги похоже на кличку.)
     Веселый смех.
     Машина   ещЕ  раз   повернула,  и  вдали  показался   знаменитый  отель
Уайт-Маунтинс. Вначале  он  выглядел  как  леденцовый замок  со  сверкающими
белизной колоннами под  крышей,  выкрашенной  в  цвет  вишневого варенья,  с
бесчисленными  окошечками, разноцветными флажками и садом, где  меж деревьев
пестрели клумбы. Но когда подъездная аллея  оборвалась и они очутились перед
зданием,  Дени обнаружил, что оно заслоняет собой все  горы. Пятиэтажный дом
был  сложен из бруса,  покрытого  белой  штукатуркой.  Двухъярусная  веранда
тянулась от центрального входа вдоль всего южного крыла.
     -- Дворец! -- ахнул мальчик. -- Неужели ты его хозяин?
     Роги, смеясь, покачал головой.
     -- Нет, я только помощник управляющего. -- (Пояснительный образ.) -- Но
здесь  у меня есть жилье, и работа интересней, чем на бумажной фабрике. Да и
платят побольше.
     Они   миновали   величественный   портал,  перед  которым   выстроились
туристические автобусы и много машин;  служители в униформе спешно погружали
и  разгружали  багаж,  а  потом  отводили транспорт  на  служебную  стоянку,
обсаженную кустарником. Дени пожелал сам  нести  свой маленький  чемоданчик.
Вошли они не с главного входа, а со служебного. Мимо них пролетел  человек в
белой тужурке, на бегу кивнув Роги и взъерошив каштановую шевелюру Дени.
     -- Это Рон, один из метрдотелей, -- объяснил Роги. -- Мы его ещЕ увидим
в ресторане. Вообще-то их два, но мы будем  питаться в большом, где работает
Рон.
     Они стали подниматься по устланной ковром лестнице.
     --  Ты теперь  в Берлин  не вернешься,  правда, дяди Роги? --  В голосе
мальчика звучало неприкрытое уныние.
     --  Да пока не собираюсь. Но я буду навещать  тебя  в  каникулы. Отсюда
ехать меньше часа.
     --  Знаю,  знаю, но... (Дядя Роги,  я скучаю  по тебе. По нашему обмену
мыслями, по вопросам-ответам. Без тебя мне как-то неуютно. Учителя в Бребефе
хорошие парни, но с ними телепатически не пообщаешься.)
     Утешительный импульс.  Ты же понимаешь, Дени, взрослые должны работать,
и порой им из-за этого приходится покидать родные места.
     Понимаю...  Вот если бы  можно  было  вызывать  тебя из  Конкорда и  из
Берлина... Но у меня не получается -- горы мешают.
     Ну, в Берлине же есть мама и братик Виктор.
     Дени  остановился на  площадке. Он старательно отводил взгляд,  но Роги
чувствовал, что ему не по себе.
     -- Мама очень изменилась. Совсем перестала со мной разговаривать. Когда
я приехал домой на Пасху, подумал, что из-за сестричек. А теперь... Нет, она
просто не хочет делиться  своими мыслями.  Обнимает меня,  целует и говорит:
поди поиграй, мне некогда.
     -- Еще бы, у неЕ много хлопот  с Жанеттой и Лореттой. Близнецы  могут с
ума свести, хорошо, что у тети Лорен было для нас  с папой много нянек -- еЕ
старших детей, иначе бы она не выдержала. Скажи, а с отцом ты общаешься?
     --  Очень редко. Я  думал,  он  будет меня расспрашивать  о  школе,  об
отметках. Мне хотелось рассказать ему про занятия и про то, как отец Элсворт
приносит мне парапсихологическую литературу из  университета и как  я  учусь
играть  на пианино и стрелять из лука. Но папе это неинтересно. По-моему, он
меня не любит. Во всяком случае, не так, как Виктора.
     В  служебном  крыле  здания  было  тихо  и  пусто.  Роги  присел  перед
племянником на корточки.
     -- Ты не прав, Дени. Отец любит тебя, просто... Виктор ещЕ маленький, и
ему требуется больше внимания.
     Но  он   же   глупей   меня!   У   него  очень   слабая  телепатическая
речь/ясновидение/психокинез. Все слабее, кроме  принуждения. Он дерется, все
ломает и мучает сестренок исподтишка. Он и меня  хотел  ущипнуть в основание
мозга, но не тут-то было. ХА! Только поломал когти о мой щит и больше уже не
суется.
     -- Он, скорее всего,  завидует. Сестренкам --  потому что  мама  с ними
возится,  тебе -- поскольку ты ходишь в школу.  В четыре года дети ещЕ такие
неразумные. Должно  пройти много  времени,  прежде  чем они разберутся,  что
хорошо, что плохо.
     --  Он  уже  разобрался,  --  буркнул  Дени.  -- Я его  насквозь  вижу.
Близняшек он обижает, оттого что ему действует  на  нервы  их телепатический
писк. Сам знаешь, каковы эти младенцы.
     Роги скорчил смешную гримасу.
     -- Еще бы мне не знать!
     -- Но  они  же не  виноваты,  что всем  надоедают!  А Виктор  не  умеет
поставить умственный экран, вот близняшки  и достают его. Я сказал маме, как
он  с ними  обращается,  она  запретила  ему это  делать,  но  разве за  ним
уследишь?
     -- Нда.  (Солнышко,  бедная, ударилась  в  фатализм,  читает молитвы  и
смотрит мыльные оперы по телевизору! А через год опять забеременеет.)
     -- Я пробовал объяснить папе, почему Виктор  не должен обижать девочек.
Они  же тогда не смогут  развивать метафункции и вырастут  нормальными. А он
только посмеялся.
     Роги встал, стараясь не выдавать племяннику своих мыслей.
     -- Не волнуйся, когда мы вернемся в Берлин, я поговорю с твоим отцом.
     Дени сразу повеселел.
     -- Правда, дядя Роги? Я знал, ты обязательно что-нибудь придумаешь!
     --  Ну  пойдем,  пойдем ко  мне. В  десять поезд,  а  надо  ещЕ  успеть
позавтракать. (Да уж, я придумаю! Я последний, кто способен втолковать Дону,
что он ранит чувства  старшего  сына, уродует младшего и  позволяет калечить
дочерей. Ведь он открывает мне свои мысли только в сильном подпитии, и в них
я  читаю,  черным  по белому, что у  его драгоценного Виктора нет и не может
быть никаких изъянов.)
     Они  прошли в крохотные  апартаменты  Роги и  оставили  чемодан Дени на
раскладушке, на  время поставленной  в  номер.  Мальчик  дотошно  обследовал
каждый уголок, потом зачарованно прилип к окну.
     -- Да,  вид из окон обходится отдыхающим недешево  -- двести долларов в
сутки, -- сказал Роги. -- А мне -- бесплатно. Комната, правда, тесновата,  и
лифта нет, зато у меня в главном корпусе просторный кабинет с библиотекой, а
вечерами, когда сидишь здесь и смотришь, как метель бушует в горах, ей-богу,
никакого телевизора не надо.
     Они  спустились вниз, пересекли  внутренний дворик  и прошли в северное
крыло.  Дени во все  глаза  глядел  по  сторонам  на  бесчисленные  колонны,
канделябры,  мебель эпохи  короля Эдуарда,  подстриженные  пальмы, зеркала в
золоченых рамах, камины  в рост человека  (или, по крайней мере,  мальчика);
зимой  их, вероятно, топят, а сейчас вместо  пылающих поленьев  там навалены
вороха красных  и  белых пионов. Роги провел племянника мимо парадного зала,
где двое служителей надраивали электрическими полотерами паркет, и  без того
блестящий, точно каток; во  всяком случае, в нем, как в  зеркале, отражались
шторы зеленого  бархата и высокие  серебряные подсвечники.  В  Иванов  день,
объяснил он, здесь будет бал на всю ночь. В окна другого салона, украшенного
тропическими растениями,  была  видна площадка для гольфа  у  подножия  горы
Вашингтон.
     На  пороге ресторана Дени застыл как вкопанный: такая роскошь  ему и не
снилась.  Метрдотель Рон усадил  их  за  столик  и с  Дени обращался  как  с
настоящим  клиентом,  один  раз  даже  назвал его  "сэр".  В  меню  завтрака
перечислялись  такие  изумительные кушанья, как бифштексы,  копченый лосось,
яйца в  восьми  разновидностях,  двенадцать  видов  свежих фруктов,  включая
новозеландский   крыжовник.  Стол   был  сервирован  хрусталем,  сверкающими
серебряными  приборами  и  салфетками из камчатного  полотна с  монограммой.
Посередине  в  вазе  стояла  лиловая  роза,  такая  совершенная  по форме  и
необычная по цвету,  что Дени даже потрогал еЕ --  думал, ненастоящая. Сахар
подавали большими кусками, завернутыми в золотистую тисненую бумагу (два  он
потихоньку сунул  в  карман); молоко принесли  в  граненом кубке, стоящем на
тарелочке   с   подложенной   бумажной   салфеткой.  Они  заказали   яичницу
по-бенедиктински,  рогалики  и  клубнику  "Вильгельмина",  а потом выпили по
малюсенькой чашечке "эспрессо" (Дени про себя  решил, что  никогда больше не
возьмет в рот этой гадости).
     -- Да, на твоем месте я бы тоже остался здесь навсегда.
     Роги провел по губам салфеткой и улыбнулся.
     -- Хочешь,  открою  тебе  секрет? Я  мечтаю накопить  денег  и  открыть
книжную лавку  в тихом  университетском городке. Там бы я  действительно мог
провести всю жизнь.
     Подали счет, и Роги подписал его.
     -- Книжная лавка?.. -- удивился Дени. -- Разве это интересно?
     -- Да, боюсь, я и сам  не очень интересный  человек. Такой, как все.  В
книгах и в кино героев сколько угодно, а в реальной жизни они теперь большая
редкость.
     Мальчик  задумался  и  машинально  последовал  за   Роги  в  вестибюль,
переполненный экскурсантами -- в основном  средних лет и  выше; лишь изредка
попадались  юные  парочки  и  родители  с  детьми. Все  щеголяли  в  дорогом
спортивном обмундировании --  теннисных  шортах, бриджах для  верховой езды,
ботинках  с  шипами. Несколько  пожилых  дам в  брючных  костюмах  из яркого
полиэстера  захватили с собой шали и  толстые  свитера, а старики в кричащих
куртках запаслись фотоаппаратами и биноклями.  Хорошенькая  девушка-гид  изо
всех сил старалась перекричать галдеж.
     -- Раньше я тоже был не  прочь стать героем, -- наконец заговорил Дени.
--  Астронавтом, следопытом или звездой хоккея, как Бобби Кларк и Джил Перо.
А сейчас... Знаешь, дядя Роги, наверно, я тоже не очень  интересный человек.
Отец Дюбуа даже надо мной посмеивается. Хватит,  говорит, сидеть, как оса  в
дупле, и созерцать  бесконечность.  -- Он хмыкнул. -- Но мне кажется, ничего
интересней на свете нет, чем бесконечность.
     У центрального входа их уже поджидал микроавтобус.
     --  Ну и пусть  себе посмеивается, -- заявил Роги. -- Ты, главное, будь
самим собой. Таких мозгов, как у тебя, в целом  мире раз-два и обчелся.  Чем
не объект для исследования?
     Вслед  за Роги  и  Дени  в  автобус  ввалилась  группка  стариков.  Гид
посчитала всех по головам и сделала водителю знак: можно ехать.
     --  Я читал,  что врачи изучают мозг. Копаются  в нем, колют  иголками,
чтобы  понять, как он действует. А  я так не хочу. Мне любопытно,  не к а  к
действует  мозг,  а почему. Почему из электрических  импульсов  и химических
реакций происходят мысли? Почему энцефалограф их не показывает? И почему наш
мозг  управляет  телом?  Разве мозг  велит мне держаться за сиденье? Чепуха,
мозг -- это же просто кусок мяса!
     -- Да, но в нем содержится разум.
     -- Правильно, -- согласился Дени. -- Разум! Про него-то я и хочу знать.
Разум и мозг -- не одно и то же.
     -- И я так думаю, хотя ученые до сих пор не пришли к единому мнению.
     А от таких, как мы с тобой, у них и подавно мозги набекрень. Отчего мой
мозг разговаривает  с  твоим?  Ведь  между  нами  нет  радиоволн  или другой
энергии.  Откуда  берутся  принуждение/психокинез/телепатия? Как  передаются
импульсы зрения/слуха/запаха/вкуса/осязания?  Почему мы не видим и не слышим
сквозь гранит?  Почему ясновидение делается острее в темноте? Как  мой разум
лечит  мое тело? Значит,  разум управляет электричеством и химией  у  меня в
мозгу? То есть материя подчиняется чему-то нематериальному? Но КАК?
     Вот  ты  и  выясни, мой  мальчик! Изучай свой  ум,  и мой,  и папин,  и
Виктора. Изучай нормальные умы,  установи,  что  соединяет/разделяет их/нас.
Уверяю  тебя,  это путешествие заманчивей, чем  вылазки в горы, исследование
океанских глубин, полеты в космическое пространство!
     (Наивный детский скептицизм.) И опаснее.
     Роги похлопал его по худенькому плечу.
     -- Да, конечно.
     Автобус подпрыгивал  по неровной дороге,  виляя между кленов и тсуг. Но
погруженные в беседу мальчик и мужчина не замечали ни тряски, ни оживленного
гомона других туристов.

     Поезд-кукушка, уже  более ста  лет курсирующий  вверх-вниз по западному
склону горы Вашингтон, -- одно из тех безумных изобретений янки, которые, по
логике  вещей,  не должны  действовать, но почему-то действуют. Дени увидел,
как закопченный паровозик с  угольной топкой взбирается по крутому склону, и
закричал:
     -- Ну и ну! Как ему это удается?
     Старики одаривали его благодушными улыбками.
     У автобусной станции  скопилась  толпа,  ожидающая поезда. К паровозику
был  прицеплен  всего  один вагончик,  окрашенный  в  ярко-желтый цвет. Тяга
поступала снизу,  от механизма реечной  передачи.  В  центре  пролегал трек,
напоминающий лестницу  из  железных шипов, каждый толщиной в палец и  длиной
около  десяти  сантиметров.  За них цеплялись двойные зубцы  промеж колес, и
таким образом состав с жутким  грохотом  полз к  вершине. Двигатель паровоза
натужно пыхтел и шипел, выпуская облака черного дыма.
     За ними открывалась красивейшая панорама Бреттон-Вудз.
     -- Ух, здорово! -- Дени  старался перекричать грохот колес. -- Вон твой
отель!
     Из окна моей комнаты видно, как они  снуют по горе, без слов проговорил
Роги. Когда  вершина скрыта  за облаками, кажется,  что они  уходят  в небо.
Изобретатель  этого  поезда  обратился  в  государственный  департамент   за
патентом.  А  чиновник предложил  ему усовершенствовать  проект  -- продлить
железную дорогу от вершины Вашингтона прямо до Луны.
     (Смех.)  Здесь и вправду прохладно. А я ещЕ не хотел брать  куртку. Как
хорошо,  что можно разговаривать  мысленно, а то за этим стуком  мы  бы друг
друга не услышали.
     Погода  в горах очень переменчива. Только  что солнце палило, и на тебе
-- стужа. Снегопады и ураганные ветры бывают в  любое время года, особенно у
вершины.
     Я читал, что мировой рекорд скорости ветра на горе Вашингтон --  триста
семьдесят один километр в  час. А ещЕ говорят, будто индейцы считают, что на
горе живет Великий Дух, и никогда на неЕ не ходят.
     Слышал историю про вождя Небожителя?
     ?
     В давние времена  жил в Нью-Гемпшире старый и мудрый вождь, сотворивший
много разных чудес.  Когда  он  умер, волки на санках притащили  его тело на
гору. А оттуда волшебная колесница увезла его в рай.
     Что-то вроде летающей тарелки, да?
     Есть и другие легенды. Например, о Большом Карбункуле.
     ?
     Это  огромный рубин,  спрятанный  в  глубине горы. Его свет приманивает
алчных людей,  и  они  пускаются на поиски. Но их застигают лавины и бураны.
Никому так и не удалось  добыть драгоценный камень. Все  погибли.  Натаниэль
Готорн вставил эту легенду в свой рассказ.
     Готорн?  Поищу в  берлинской  библиотеке.  Дядя  Роги,  а  ты  веришь в
летающие тарелки?
     Мне  они  не  попадались, Но  Элмер  Пибоди  --  он работает у  нас  на
газонокосилке --  клянется,  что  видел.  А  он не  какой-нибудь чокнутый. И
вообще  многие люди, заслуживающие доверия, утверждают, что видели НЛО. Даже
не знаю... У нас в Нью-Гемпшире все словно помешались на этих тарелках.
     Я читал две книжки и тоже не  знаю, верить или нет. В  одной говорится,
как Мужчина и  женщина пробирались через ущелье, недалеко отсюда, и вроде их
на  время  похитили  пришельцы.  А много лет спустя  один  парапсихолог  все
выведал у них путем гипноза. Пришельцы сказали, что прибыли с далекой звезды
и  никому  не хотят  зла. А в другой  книжке  один парень  рассказывает, что
увидел  большую  тарелку с  красными  огнями  и  сразу  позвонил в  полицию.
Полицейские приехали  и тоже увидели!  А с ними  ещЕ  куча народу...  Ты как
думаешь?..
     Я думаю... это возможно.
     Да? Маленькие зеленые человечки  прилетают  на Землю  с  неофициальными
визитами?  Но  почему,  дядя  Роги?  Если  они  не  желают  нам  зла,  зачем
скрываться?
     Не так все просто, милый мой. Мы с тобой тоже скрываемся.

     Игрушечный  поезд выполз из рощи  карликовых  деревьев  на ковер белых,
розовых, бледно-желтых субарктических цветов,  распустившихся средь  луговой
осоки и серых каменных россыпей.  В тенистых лощинках до сих пор лежал снег,
а камни  с северной стороны были подернуты корочкой инея. На вершине маячили
какие-то постройки. Они миновали огромные, заслоняющие весь вид цистерны для
воды, и в глаза им бросилась простая дощечка, установленная прямо на склоне.

ЛИЗЗИ БУРН
     Погибла в 1855 году

     -- Ей было двадцать  три  года, -- сказал Роги. --  Всего здесь погибло
семьдесят человек -- больше, чем на любой  другой горе Северной Америки. Кто
сорвался, кто в буран попал... Приезжают  люди  в  погожий  день, на небе ни
облачка, гуляют себе спокойно -- и вдруг снег, ветер,  такая круговерть, что
в двух шагах ничего не видно, да к тому же температура мгновенно падает ниже
нуля. Самый непригодный для жизни климат на  земном шаре --  ну, кроме разве
полярных областей -- именно  в нашем  штате, на горе высотой всего-то тысячу
девятьсот шестнадцать метров. Я сюда много раз поднимался -- и на поезде,  и
пешком,  напрямик из  отеля --  но, честное слово, ни разу спокойно  себя не
чувствовал. Поверь на слово, коварнейшее место!
     Поезд  остановился  перед  каким-то  сараем,   который   сопровождающая
отрекомендовала "отель на вершине". Затем объявила пассажирам, что на осмотр
окрестностей  у  них  только сорок  пять минут  и  что обратный путь  займет
примерно час с лишним.
     Дул холодный,  порывистый ветер;  Роги предупредил Дени,  чтобы смотрел
под ноги.  Снегу почти  нет, однако  наветренная сторона  скал,  ограждений,
перил  изрядно  обледенела.  Огромные  ледяные   наросты  чем-то  напоминали
коралловые рифы -- причудливое нагромождение шишек, пластин, веточек.
     Отелем  Дени  нисколько не заинтересовался. Ему  хотелось взобраться на
монолит конической формы, где находилась высшая точка  горы. Потом он сбежал
вниз -- посмотреть, пускают ли посетителей в метеообсерваторию, в радио -- и
телестудию.  Но  посторонних туда  не  пускали. Покосившись  на  обледенелую
антенну, мальчик передал  Роги жутковатый образ, представив себе, что должно
здесь  твориться во время ревущего урагана, при скорости ветра двести-триста
километров в час. Ум его буквально искрился от возбуждения. Они поднялись на
скалистый  уступ и  глянули вниз на Великую тропу аппачей: метрах в тридцати
просматривался приют для альпинистов, окруженный небольшими озерами.
     -- Облачные озера, -- сказал  Роги. -- Когда приедешь в  следующий раз,
обязательно сходим к ним.
     -- Правда?!  -- обрадовался Дени и стал внимательно рассматривать скалы
прямо под уступом. -- А что это за камни... Желтые какие-то...
     -- Желтой  краской отмечают маршрут. Такие  камни везде есть,  следи за
ними  -- и никогда не заблудишься. На высокогорье тропы совсем не такие, как
в лесу. Почти все они пролегают по голому камню.
     Дени полюбопытствовал, виден ли отсюда Берлин, и  повернулся на  север.
Ну, конечно, виден: вон дымки тянутся из труб целлюлозно-бумажной фабрики  в
долине  Андроскоггина.  Воздух  был так  прозрачен,  что  отсюда  можно было
разглядеть далекие вершины и в Мэне, и в Вермонте, и в Нью-Йорке.
     --  Смотри,  ещЕ туристы. --  Дени указал  на группу  людей, движущуюся
вдоль железной дороги. Невольно прибегая к помощи ясновидения, он увеличил в
уме крохотные фигурки.
     -- ... восемнадцать, девятнадцать, двадцать... Двадцать три человека.
     -- Да  зде