мое в очертаниях скалы в лунном свете. Как  раз  в  тот  момент,
когда он понял, что Кантака однажды привела его в  темноте  именно  к  этому
месту, серо-белая тень тень метнулась к ним из пещеры.
   - Соса, Кантака,  -  сказал  Бинабик  тихо,  но  через  секунду  на  него
обрушилась меховая лавина.  Его  товарищи  минуту  смущенно  наблюдали,  как
горячий волчий язык вылизывал тролля. - Миканг, друг, - наконец выдохнул он.
- Хватит! Я уверен, что ты доблестно охраняла дом Укекука. - Он поднялся  на
ноги, когда Кантака подалась назад, дрожа всем телом от восторга. -  Я  имею
должность питать больше страха к приветствиям друзей, чем к копьям врагов, -
сказал он, улыбаясь.
   В отличие от Саймона и его друзей, ни  Бинабику,  ни  Ситки  не  пришлось
нагибаться, чтобы войти в пещеру. Кантака, чтобы ее не  оставили  на  улице,
бросилась в пещеру за ними и проскочила между  ногами  Саймона  и  Хейстена,
чуть не свалив их.
   Мгновение они постояли в темноте, насыщенной волчьим и другими, еще более
странными запахами.  Бинабик  высек  искры  из  огнива  и  поднес  крошечный
лепесток, пламени к масляному факелу.
   Пещера Поющего была совершенно необычным местом. Пламя  факела  не  могло
развеять теней, лежащих под  высоким  потолком.  Стены  ее,  словно  соты  в
пчелином улье, были усеяны сотнями углублений, выдолбленных  в  камне  горы.
Каждая ниша была  чем-то  заполнена.  В  одной  лежали  остатки  засушенного
цветка, в Других веточки, кости и какие-то  накрытые  горшочки.  Но  большей
частью они содержали свернутые шкуры и кожи. Некоторые были  набиты  ими  до
отказа, и иногда куски шкур  торчали  из  ниш,  похожие  на  руки,  просящие
милостыню.
   Недельное пребывание Кантаки оставило в пещере свои следы. Посреди  пода,
рядом с широким кострищем, были видны остатки того, что когда-то  составляло
сложный круглый рисунок, выложенный  из  мелких  цветных  камешков.  Волчица
совершенно очевидно использовала его, чтобы чесать спину, так как по рисунку
было заметно, что на нем валялись. Все, что от него осталось - это бордюр из
рун и край чего-то белого под небом с красными звездами.
   Целый ряд других предметов носил следы внимания  волчицы:  она  притащила
кипу одежды в дальний угол пещеры и сделала себе уютное гнездо.  Около  этой
постели лежали изжеванные предметы, такие, как  остатки  свернутых  кож,  на
которых виднелись отрывочные надписи, сделанные на непонятном Саймону языке,
а также походный посох Бинабика.
   - Было бы очень лучше, если бы для  этого  предназначения  ты  отыскивала
что-нибудь другое, Кантака, - сказал  тролль,  нахмурясь.  Волчица  склонила
голову  набок  и  виновато  заскулила,  потом  протопала  к  Ситки,  которая
рассматривала содержимое одного из альковов и рассеянно  оттолкнула  большую
голову волчицы. Кантака брякнулась  на  пол  и  начала  безутешно  чесаться.
Бинабик поднес посох к огню: следы зубов были неглубоки.
   - Грызла из благодарности к запаху Бинабика,  а  не  по  какой-то  другой
причине, к нашему счастью, - улыбнулся тролль.
   - Что ты ищешь? - спросил Слудиг нетерпеливо. - Нам нужно  уходить,  пока
темно.
   - Да, ты снова говоришь со справедливостью, - сказал  Бинабик,  запихивая
посох за пояс. - Саймон, скорее оказывай мне помощь.
   Хейстен и Слудиг присоединились к ним, и они вместе  стали  доставать  из
углублений те свитки, до которых  Бинабику  было  не  дотянуться.  Они  были
сделаны из хорошо выскобленной кожи, так тщательно  промасленной,  что  были
жирными на ощупь. Руны, написанные на них, были выжжены прямо на коже как бы
горячей  кочергой.  Саймон   вручал   свертки   Бинабику,   который   быстро
просматривал их, прежде чем бросить в растущую на полу кучу.
   Осматривая эти соты, вырубленные в скале, и все эти свитки, Саймон думал,
сколько сил должно было уйти на создание такой библиотеки. И он сравнивал ее
с архивами отца Стренгьярда в Наглимунде или с  кабинетом  Моргенса,  полным
тяжелых томов, хотя здесь были просто свитки кожи, исписанные  огнем,  а  не
чернилами.
   Наконец,  Бинабик  остановился  на  дюжине  свитков,  которые,   кажется,
представляли интерес. Он расправил их на полу, сложил вместе и скатал в один
тяжелый рулон, потом забросил все это в мешок, который обнаружил у входа.
   - Ну что, можем идти? - спросил Слудиг. Хейстен потирал руки, пытаясь  их
согреть. Он снял свои неуклюжие перчатки, чтобы помочь со свитками.
   - После того, как произойдет возвращение всего этого на место, -  Бинабик
указал на огромную пачку отложенных свитков.
   - Ты что, с ума сошел? - воскликнул Хейстен. - Как можно на  этом  терять
время?!
   - Потому что мы имеем здесь редкие, драгоценные вещи,  -  сказал  Бинабик
спокойно, - и они будут находить погибель, если мы  будем  оставлять  их  на
полу. Тот, кто не уводит отару на ночь, бесплатно отдает баранину, - вот так
говариваем мы, кануки. На это не очень больше, чем минута.
   - Проклятое древо! -  выругался  Хейстен.  -  Помоги-ка  мне,  Саймон,  -
проворчал он, нагибаясь, - а то провозимся здесь до самого рассвета.
   Бинабик давал Саймону указания, что класть в какую из верхних ниш. Слудиг
с нетерпением ждал возможности включиться в эту работу. Ситки  тем  временем
перебирала содержимое альковов и набрала целую охапку свитков, которые затем
свернула в один  и  тихонько  сунула  под  свою  кожаную  куртку,  но  вдруг
обернулась и быстро сказала что-то по-канукски. Бинабик пробрался мимо  кипы
спутанных кож и встал рядом с ней.
   У нее в руках был свиток, скрепленный  черным  кожаным  ремешком.  Шнурок
стягивал не только середину свитка, но и оба его конца. Бинабик взял  у  нее
свиток и приложил ко лбу два пальца жестом, выражавшим почтение.
   - Это узел Укекука, - сказал он тихо Саймону. - Я не питаю сомнения.
   - Это пещера Укекука, не так ли? - сказал озадаченный Саймон. -  Так  что
же удивительного в узле?
   - Этот узел имеет  свидетельство  об  очень  важном  свитке,  -  объяснил
Бинабик. -Кроме того, я этого раньше не видывал. Он возможно скрывал это  от
меня  или  возможно  писал,  когда  мы  принимали  решение  отправляться   в
путешествие, в котором  он  умер.  А  этот  узел,  если  я  правильно  знаю,
указывает на вещи, имеющие очень исключительную силу, послания или  заговоры
только для посвященных. - Он снова потрогал узел, лоб его наморщился.  Ситки
смотрела на свиток горящими глазами.
   - Ну вот, это последняя из этих проклятых вещиц, - сказал Хейстен. - Если
тебе эта штука нужна, бери ее с собой. Мы  больше  не  можем  терять  время,
человечек.
   Бинабик мгновение колебался, нежно поглаживая узел; осмотрел  пещеру  еще
раз, потом засунул свиток в рукав.
   - Нам и вправду пора, - согласился он. Он жестом направил всех к  выходу,
загасил факел, прижав его к выемке в полу, и последовал за ними.
   Остальная компания остановилась у входа, прижавшись  друг  к  другу,  как
стадо испуганных овец. Шедда,  луна,  окончательно  скрылась  на  западе  за
соседней горой, но ночь внезапно наполнилась светом.
   Огромный отряд троллей направлялся к ним. Лица  их  под  капюшонами  были
мрачны. С копьями и факелами в руках они окружили пещеру Укекука, и тропа  с
обеих сторон была занята ими. Несмотря на свою многочисленность, тролли вели
себя так тихо, что Саймон услышал шипенье их  факелов  прежде,  чем  услышал
звук шагов.
   - Камни  Чукку,  -  сказал  Бинабик  без  выражения.  Ситки  отступила  и
вцепилась в его рукав, глаза ее расширились  в  свете  факелов,  а  рот  был
сурово сжат.

***

   Пастырь Вамманак и Охотница Нунуйка предводительствовали  своими  овцами.
На них были сапоги и подпоясанные одеяния. Волосы их  свободно  развевались,
как будто они одевались в  спешке.  Когда  Бинабик  выступил  им  навстречу,
вооруженные воины встали за его спиной, направив  на  его  товарищей  щетину
копий. Ситкинамук прошла сквозь их ряд, чтобы  присоединиться  к  нему.  Она
встала рядом с ним, вызывающе вздернув подбородок. Вамманак избегал  взгляда
дочери, остановив глаза на Бинабике.
   - Итак, Бинабик, ты не хочешь предстать перед судом своего  народа?  Я  о
тебе думал лучше, несмотря на твое низкое происхождение.
   - Мои  друзья  невиновны,  -  ответил  Бинабик.  -  Я  держал  твою  дочь
заложницей, пока риммерсман Слудиг не спасется вместе с остальными.
   Нунуйка выехала вперед, и ее баран поравнялся с бараном мужа.
   - Пожалуйста, Бинабик, не отказывай нам в наличии хоть какого-то  разума,
хотя никто из нас не сравнится умом с твоим наставником. Кто отослал стражу?
- Она внимательно посмотрела на Ситки. Глаза Охотницы  были  холодны,  но  в
лице можно было уловить своеобразную гордость. - Дочь моя, я думала, что  ты
просто дурочка, раз собираешься выходить за этого  недоучку-колдуна.  Теперь
же я вижу, что ты преданная дурочка. - Она повернулась к  Бинабику.  -  Если
тебе удалось вновь околдовать мою дочь, не думай, что тебе удастся  избежать
исполнения приговора. Ледяной дом  не  растаял.  Зима  убила  весну.  Ритуал
Призывания не выполнен - а ты  рассказываешь  нам  детские  сказки  и  снова
берешься за дьявольские трюки в пещере своего наставника,  которую  охраняла
для тебя твоя волчица. - Нунуйку охватывал все более яростный гнев.  -  Тебя
судили, клятвопреступник. И ты отправишься на ледяные скалы Огохак Чазма,  и
ты будешь сброшен с них!
   - Дочь, возвращайся домой, - прорычал Вамманак. -  Ты  совершила  ужасный
проступок.
   - Нет! - Восклицание Ситки вызвало волнение среди троллей, наблюдавших за
происходящим. - Я действительно  слушалась  сердца,  но  еще  и  накопленной
мудрости. Волчица не пускала нас в дом Укекука, но это не  пошло  на  пользу
Бинабику. - Она вытащила из рукава Бинабика перевязанный ремешком  свиток  и
протянула его отцу. - Вот что я там нашла. Никто из нас не надеялся увидеть,
что оставил после себя Укекук.
   - Только дурак способен рыться в вещах Поющего,  -  сказал  Вамманак,  но
выражение его лица несколько изменилось.
   - Но, Ситки, - сказал Бинабик озадаченно, - мы же не знаем,  что  в  этом
свитке! Может быть, это страшное, гибельное заклятье или...
   - У меня есть хорошая мысль, - сказала Ситки торжественно. -  Вы  видите,
чей это узел? - спросила она, протягивая свиток матери.
   Охотница мельком взглянула на него и небрежно передала мужу.
   - Да, это узел Укекука...
   - И тебе известно, что это за узел, мама. - Она повернулась к отцу:
   - Его открывали?
   Вамманак нахмурился.
   - Нет...
   - Хорошо, отец, прочти его.
   - Сейчас?
   - Если не сейчас, то когда же? После того, как казнят моего жениха?
   Облачко дыхания Ситки  повисло  в  воздухе  после  ее  сердитой  реплики.
Вамманак бережно развязал узел и снял черный шнур, затем медленно  развернул
кусок кожи и подал знак одному из факельщиков подойти ближе.
   - Бинабик, - крикнул Саймон из-за ограды из копий, - что происходит?
   - Оставайтесь пока все на очень своем месте и ничего не предпринимайте, -
крикнул ему Бинабик на вестерлинге. - Я буду все  рассказывать,  как  только
смогу.
   - Знайте, - читал Вамманак, - что я, Укекук, Поющий из Минтахока, Чугика,
Тутусика,  Ринсенатука,  Сиккихока  и  Намьета,  а  также  всех  других  гор
Йиканука... - Пастух читал медленно, с долгими паузами, во время которых  он
щурился, силясь разобрать смысл почерневших рун. - Я отправляюсь  в  дальний
путь, а в наступившие времена трудно сказать, вернусь ли обратно. Поэтому  я
записываю свою смертную песню на этой коже, чтобы она говорила за меня после
моей смерти.
   - Умница, умница, Ситки, - тихо сказал Бинабик, пока голос ее отца  мерно
звучал в тишине, - это тебе нужно было учиться у Укекука, а не  мне.  Откуда
ты знала?
   Она махнула рукой, чтобы он замолчал.
   - Я дочь Чидсик Уб-Лингит, куда стекаются просьбы о  правосудии  со  всех
гор.  Ты  думаешь,  я  не  способна  определить  узел,  предназначенный  для
смертного приговора?
   - Я должен предостеречь  тех,  кто  идет  за  мною,  -  продолжал  читать
Вамманак слова Укекука, - что я увидел приближение  большой  холодной  тьмы,
подобной которой мой народ никогда не видел. Зима  эта  будет  ужасной,  она
придет из тени Вияюка, горы бессмертных  Детей  облаков.  Она  обрушится  на
землю Йиканука, как черный ветер из Страны мертвых, и самые камни наших  гор
раздробит в своих жестоких пальцах...
   Пока Пастух читал эти слова, некоторые из слушавших вскрикнули, и хриплые
возгласы  их  разнеслись  эхом  по  окутанным  ночной  мглой  горам.  Другие
покачнулись, и пламя их факелов затрепыхалось.
   Своего ученика Бинабика я забираю в это путешествие. За оставшееся  время
я обучу его тому малому и большому, что может  помочь  моему  народу  в  это
гиблое время. За пределами Йиканука есть те,  кто  приготовил  лампы,  чтобы
светить в  этой  мгле.  Я  отправляюсь,  чтобы  прибавить  свой  свет  к  их
светильникам, как бы ни был он слаб, в борьбе с  ненастьем,  которое  грозит
нам. Если мне не удастся вернуться, юный Бинабик заменит меня. Я  прошу  вас
почитать его, как вы почитали бы  меня,  ибо  он  жаден  к  наукам.  В  один
прекрасный день он превзойдет меня.
   Вот я заканчиваю свою смертную песню. Я посылаю  свой  прощальный  привет
горам и небесам. Я насладился  жизнью.  Хорошо  было  принадлежать  к  детям
Лингита и прожить жизнь на прекрасной горе Минтахок.
   Собравшиеся отозвались низким завываньем  на  прощальную  песнь  Укекука,
Поющего.
   - Ему не хватило времени, - пробормотал Бинабик.  Глаза  его  наполнились
слезами. - Он ушел слишком быстро, он мне ничего не сказал,  вернее,  сказал
не все. О Укекук! Как нам тебя не хватает! Как мог ты покинуть  свой  народ,
не возведя иной стены меж ним и Королем Бурь, кроме  такого  недоросля,  как
Бинабик! - Он упал на колени и коснулся лбом заснеженной земли.
   Последовало неловкое молчание, нарушаемое лишь скорбной песней ветра.
   - Приведите людей долины, - велела Нунуйка  копьеносцам,  затем  перевела
свой жестокий взгляд на  дочь.  -  Мы  все  отправимся  в  Дом  предка.  Нам
предстоит о многом подумать.
   Саймон просыпался медленно. Он  долго  рассматривал  изменчивые  тени  на
покрытом  трещинами  потолке  Чидсик  Уб-Лингит,  пытаясь   вспомнить,   где
находится. Чувствовал он себя немного лучше, голова прояснилась, но шрам  на
щеке горел.
   Он сел. Слудиг и  Хейстен  прислонились  к  стене  неподалеку.  Они  пили
какой-то напиток  из  одного  бурдюка  и  вполголоса  разговаривали.  Саймон
выпутался из плаща и поискал глазами Бинабика. Его друг сидел  на  корточках
перед Пастырем и Охотницей в центре зала, как будто умоляя их о  чем-то.  На
мгновение  Саймон  испугался,  но  другие  также  сидели  там,   среди   них
Ситкинамук.
   Вслушиваясь в их гортанный говор, он пришел  к  выводу,  что  это  больше
похоже на совет, чем на судилище. Тут и там в полутьме можно было  различить
другие группы троллей. Они были разбросаны по  всему  залу.  Несколько  ламп
горели в зале, напоминая звезды, рассыпанные по небу, полному грозовых туч.
   Саймон снова свернулся калачиком,  пытаясь  найти  удобное  положение  на
Попу. Как необычайно странно быть здесь! Будет ли у него когда-нибудь дом, в
котором он сможет просыпаться в собственной постели, не удивляясь этому?
   Он снова погрузился в полусон и видел перед собой холодные горные  ущелья
и красные глаза.
   - Друг Саймон! - Бинабик осторожно будил его. Тролль выглядел измученным,
круги под глазами стали заметны даже в полутьме,  но  он  улыбался.  -  Пора
вставать.
   - Бинабик, - сказал Саймон сонно. - Что происходит?
   - Я принес тебе чаю и очень немного новостей. Похоже,  что  прошло  время
питать страх. - Тролль улыбнулся. - Слудиг и я не будем падать со скал.
   - Но это замечательно! - воскликнул Саймон. Он почувствовал, как закололо
сердце от облегчения после пережитого напряжения. Он вскочил,  чтобы  обнять
человечка, но его неожиданный прыжок сбил тролля с ног. Чай  растекся  лужей
на каменном полу.
   - Ты очень долгое время проводил в обществе Кантаки, - засмеялся Бинабик,
высвобождаясь. Он был страшно доволен. -  Ты  перенял  ее  страсть  к  очень
бурным приветствиям.
   Головы повернулись к ним, чтобы  видеть  это  необычное  зрелище.  Многие
кануки удивленно забормотали, дивясь сумасшедшим манерам низоземца,  который
позволяет себе обращаться с троллем так фамильярно. Саймон уловил удивленные
взгляды и в смущении опустил голову.
   - Что они сказали? - спросил он. - Мы можем идти?
   - Если говаривать очень коротко, то да, мы можем идти. -  Бинабик  присел
рядом. При нем был его костяной посох, взятый в пещере Укекука. Он продолжал
рассматривать его, морщась при вице многочисленных меток, оставленных зубами
Кантаки. - Но мы имеем должность принимать  много  решений.  Свиток  Укекука
говаривал Пастырю и Охотнице: мой рассказ имел справедливость.
   - Но что нужно решать?
   - Много. Если я буду ходить с тобой относить Джошуа меч Торн,  мой  народ
опять останется без Поющего. Но я предполагаю, что я имею обязанность  пойти
с вами. Если Наглимунд со всей  очевидностью  пал,  то  мы  имеем  должность
принимать советы Джулой. Она последняя из оставшихся мудрых. Кроме  того,  с
несомненностью, мы можем  питать  надежду  только  на  два  оставшихся  меча
Миннеяр и Скорбь. И не было тщетности в твоей отваге на Драконьей горе.
   Бинабик указал  на  Торн,  прислоненный  к  стене  рядом  со  Слудигом  и
Хейстеном.
   -  Если  не  удерживать  восход  Короля  Бурь,  то  нет  смысла   и   мне
жительствовать на Минтахоке. Все то искусство, которому обучал меня  Укекук,
не будет оказывать мне  помощи  против  зимы,  о  которой  он  говаривал.  -
Маленький человек сделал широкий жест.  -  Когда  лавина  сносит  твой  дом,
говорим мы, тролли, не задерживайся в поисках глиняных черепков. Я говаривал
своему народу, пусть они спускаются на весенние охотничьи угодья, хоть весна
еще не приходила и охота будет плохой.
   Он встал, поправил свою теплую куртку.
   - Я имел только желание говорить тебе, что больше нет опасности для  меня
и  для  Слудига.  -  Он  поморщился.  -  Плохая  шутка.  Мы  все  с  великой
очевидностью пребываем в страшной опасности.  Но  опасности  больше  нет  от
моего народа. - Он положил свою маленькую руку на плечо Саймона. - Спи  еще,
если имеешь возможность, со всей вероятностью мы будем уходить на  рассвете.
Я еще имею должность говаривать с Хейстеном и Слудигом. В  эту  ночь  должны
быть сделаны очень многие приготовления.
   Уже и так многое подготовлено, подумал Саймон ворчливо, а меня  почти  ни
во что не посвятили. У кого-то вечно готов план, а я просто иду  туда,  куда
кто-то решил идти, я похож на повозку, старую развалюху на колесах. Когда же
я буду решать за себя сам?
   Он обдумывал это, поджидая прихода сна.

***

   Случилось так, что солнце было уже высоко,  когда  закончились  последние
приготовления, и Саймону повезло проспать все это время.
   Саймон с товарищами, а также огромная  толпа  троллей  шагали  по  тропам
Минтахока вслед  за  Пастырем  и  Охотницей,  представляя  собой  невиданное
зрелище. Когда они проходили  по  самым  населенным  местам,  сотни  троллей
замирали на подвесных мостах или стремительно выбегали из своих Пещер, чтобы
посмотреть на эту процессию. Они стояли в изумлении  под  вьющимися  дымками
своих очагов. Многое спускались по подвесным лестницам  и  присоединялись  с
шествию.
   Большая часть пути шла вверх, а огромные толпы,  рассеянные  вдоль  узкой
тропы, замедляли ход. Много времени ушло, чтобы обогнуть гору и очутиться на
ее северном склоне. Во время пути Саймон погрузился в  какое-то  оцепенение.
Снег кружил в пустоте под тропой. Остальные пики Йиканука торчали из долины,
как зубья.
   Шествие  наконец  остановилось  на  широкой  каменной  площадке   наверху
выступа, который выдавался вперед над северной частью долины  Йиканука.  Еще
одна тропа охватывала  гору  под  ними,  потом  скали