ем
трястись над этими реликвиями прошлого".  Можете  себе  представить,  какова
наглость этого человека!?
   Таузер пошарил вокруг себя, потом взял кувшин  у  Шема  и  сделал  долгий
глоток. Оба его компаньона теперь сидели с закрытыми глазами,  но  маленький
старик не обращал на это никакого внимания. Он весь погрузился в прошлое.
   - А потом Он даже не отдал последнего долга своему бедному  отцу.  Он  не
опустил  его  в  могилу  своими  руками.  Не  пожелал...  не  пожелал   даже
прикоснуться к нему. Предоставил  это  своему  младшему  брату.  Предоставил
Джошуа... - лысая голова Таузера качалась из стороны в сторону. - Можно было
подумать... он жжет его.. видеть, как он отдает его обратно... так быстро...
проклятый щенок. - Голова Таузера еще раз покачнулась, затем  упала  ему  на
грудь и больше уже не поднималась.
   Когда Саймон осторожно спускался с сеновала по  лестнице,  все  трое  уже
крепко спали, как старые собаки у огня. Он прокрался мимо них  на  цыпочках,
на мгновение задержавшись, чтобы оказать любезность: поднять кувшин, который
кто-то из них опрокинул во сне. После этого  он  вышел  на  залитый  солнцем
хозяйственный двор.
   Так много странного произошло в этом году, думал  он,  бросая  камешки  в
колодец. Засуха, болезни, исчезнувший  принц,  сожженные  и  убитые  люди  в
Фальшире...
   Но почему-то все это было недостаточно  серьезно.  Потому  что  все,  что
происходит, подумал Саймон полурадуясь, полусожалея, происходит с другими. С
незнакомыми.
   Она  удобно  устроилась  на  подоконнике,  глядя   вниз   через   искусно
гравированные стекла. Она не обернулась, когда он вошел, хотя стук его сапог
по каменным плитам сообщил ей о его появлении. Он немного постоял в  дверях,
сложив руки на груди. Подождал.  Она  не  оборачивалась.  Тогда  он  подошел
поближе и заглянул ей через плечо.
   Ничего не было видно на хозяйственном дворе, кроме  кухонного  мальчишки,
сидевшего на краю  каменного  колодца.  Длинноногий,  длинноволосый  юнец  в
грязной одежде. В остальном двор был пуст, если не считать  овец  -  грязных
тюков шерсти, обследующих  темную  землю  в  надежде  найти  всходы  молодой
травки.
   - В чем дело? - спросил он, кладя ей на плечо свою  широкую  руку.  -  Ты
теперь так ненавидишь меня, что исчезаешь совершенно  незаметно,  не  сказав
мне ни слова.
   Она покачала головой, и солнечный луч сверкнул в ее волосах.  Ее  длинные
пальцы сжали его ладонь.
   - Нет, - сказала она, все еще глядя на пустынный двор внизу. - Не тебя, а
все, что я вижу вокруг.
   Он нагнулся вперед, но она быстро отняла у него  руку  и  поднесла  ее  к
глазам, как бы закрывая их от слепящего солнца.
   - Что ты ненавидишь? - спросил он, и нотки раздражения  появились  в  его
голосе. - Ты предпочла бы вернуться в Меремунд  и  жить  в  этом  промозглом
застенке, который определил мне отец? Где запах тухлой рыбы отравляет воздух
даже на самых высоких балконах?
   - Да, - сказала она и оттолкнула его руку. Сейчас она смотрела ему  прямо
в глаза. - Да, предпочла бы. Там по крайней  мере  я  могла  вдыхать  свежий
ветер с океана.
   - О Боже, девочка, океан! Ты, хозяйка всего известного нам мира,  плачешь
оттого, что не можешь видеть эту проклятую воду! Смотри же! Смотри  туда!  -
Он указал за стены Хейхолта. - Что же такое тогда Кинслаг?
   Она презрительно улыбнулась.
   - Это залив.  Королевский  залив,  который  покорно  ждет,  чтобы  король
соизволил по нему покататься или искупаться в  нем.  Но  никакой  король  не
владеет океаном!
   - А! - он почти упал  на  ее  подушечку  для  ног.  -  А  за  всем  этим,
по-видимому, скрывается мысль, что здесь для тебя тоже тюрьма! Какая ерунда!
Я ведь знаю, почему ты расстроена.
   Она отвернулась от окна и внимательно смотрела на него.
   - Знаешь? - под презрительным тоном теплилась крошечная надежда. -  Тогда
скажи. Элиас засмеялся.
   - Потому что ты скоро выйдешь замуж. Ах, Мири, тут нечего бояться.
   Фенгбальд хвастун, но  он  еще  молод  и  поэтому  глуп.  Я  уверен,  что
терпеливая женская рука живо обучит его настоящим манерам. А если  нет,  так
что ж, это будет означать только, что он неисправимый идиот.
   Безнадежная маска покорности застыла на лице Мириамели.
   - Нет, ты не понимаешь,  -  ее  голос  был  бесцветным,  как  у  сборщика
налогов.
   - Фенгбальд волнует меня не больше, чем камень на дороге. Я беспокоюсь  о
тебе.
   Это у тебя есть что-то, чего ты боишься. Почему  ты  выставляешься  перед
всеми этими... И почему ты издеваешься над старым человеком?
   - Издеваюсь? Я? - на мгновение лицо Элиаса  искривилось.  -  Этот  старый
сукин сын поет мне песню, в которой обвиняет меня в том, что я -  ни  много,
ни мало - прикончил своего собственного брата! А ты заявляешь мне, что это я
издеваюсь над ним! - Король внезапно вскочил на ноги, с силой пнув подушечку
так, что она отлетела в угол комнаты. - Чего мне бояться?
   - Если этого не знаешь ты, отец, ты, который столько времени проводишь  с
этой красной змеей Прейратсом и его дьявольщиной, если ты не чувствуешь, что
происходит...
   - Что, во имя Эйдона, ты несешь? - вскричал король. - Что ты можешь знать
об этом? - Он с силой ударил себя ладонью по бедру. - Прейратс - мой  лучший
слуга. Он делает для меня то, чего не может никто другой!
   - Он монстр и некроман, - крикнула принцесса.  -  Ты  становишься  слепым
орудием в его руках! Отец! Что с тобой происходит? Неужели ты не видишь, как
ты переменился! - Мириамель пыталась спрятать лицо в длинной голубой  вуали.
Потом она вскочила и кинулась в спальню. Еще мгновение, и девушка захлопнула
за собой тяжелую дверь.
   - Будь все это проклято! - выругался Элиас.  -  Девочка!  -  крикнул  он,
подходя к ее двери. - Ты ничего не понимаешь! Ты не знаешь ничего о том, что
обязан делать король! И ты не имеешь права  быть  непослушной!  У  меня  нет
сына! У меня нет наследника! Вокруг меня честолюбивая свора, и мне необходим
Фенгбальд.
   Он долго стоял и ждал ответа. Но ответа не было. Тоща он с  силой  ударил
кулаком в дверь, так что доски заходили ходуном.
   - Мириамель! Открой сейчас же! Никакого ответа.
   - Девочка, - сказал он наконец, уткнувшись головой в дверь. -  Ты  только
принеси мне внука, и я отдам тебе Меремунд. Я прослежу, чтобы  Фенгбальд  не
стоял у тебя на пути. Ты сможешь всю остальную жизнь смотреть на свой океан.
- Он поднял руку и вытер что-то со щеки. - Я ненавижу океан... он заставляет
меня думать... о твоей матери.
   Он еще раз ударил в дверь. Эхо удара прокатилось и затихло.
   - Я люблю тебя. Мири, - сказал король.
   Башенка на углу восточной стены осветилась послеполуденным  солнцем.  Еще
один камешек полетел в водоем вслед за сотней своих предшественников.
   Я проголодался, внезапно понял Саймон.
   А ведь это очень неплохая идея - пробраться в кладовую и выпросить у Юдит
чего-нибудь поесть. К вечерней трапезе позовут не раньше, чем через  час,  а
Саймон вдруг вспомнил, что с самого утра у него во рту не было ни крошки.
   Единственной сложностью было то, что Рейчел и ее команда как  раз  сейчас
убирали  длинный  коридор  трапезной  и  комнаты  вдоль  обеденного  зала  -
последний оплот беспорядка в весенней кампании Рейчел. Было  бы  значительно
приятнее избежать и Рейчел, и всего, что она скажет по  поводу  выпрашивания
еды в неурочное время.
   Всесторонне рассмотрев эту проблему, в то время  как  камешки  продолжали
методично падать в колодец, Саймон решил, что  безопаснее  будет  пробраться
под Драконом, чем мимо него. Конечно, можно было бы пройти и поверху,  вдоль
морской стены центрального здания замка. Но  это  заняло  бы  слишком  много
времени: подняться,  пройти  мимо  канцелярии,  а  затем  спуститься,  чтобы
попасть на кухню.
   Нет. Наилучшим путем были продуктовые склады.
   Итак, он решился на рискованный быстрый рывок  с  хозяйственного  дворика
через  западную  галерею  трапезной.  Запах  мыльной   воды   и   отдаленное
пошлепывание намотанных на швабры тряпок заставило его чуть  ускорить  шаги.
Нырнув наконец в темноту  помещения,  где  хранились  продукты,  занимавшего
большую часть площади под трапезной, Саймон вздохнул с облегчением.
   Поскольку этот этаж был на добрых шесть или даже  семь  аллей  ниже  стен
Внутреннего двора, только слабые отблески отраженного света  проникали  сюда
через маленькие окна. Полутьма успокоила Саймона. Сюда  запрещали  приносить
факелы, и у него было мало шансов быть обнаруженным.
   В большом центральном помещении  громоздкие  штабеля  бочонков  и  бочек,
стянутых железными обручами, создавали мрачный ландшафт из круглых,  высоких
башен и узеньких проходов между ними. Все что угодно могло находиться в этих
бочонках: сушеные овощи, головки сыра, рулоны ткани, оставленные здесь много
лет  назад,  и  даже  оружие.  Искушение  открыть  какой-нибудь  из  них   и
посмотреть, что за сокровища припрятаны там, было очень велико. Но у Саймона
не было при себе никаких инструментов, чтобы  вскрыть  эти  тяжелые,  крепко
заколоченные бочки. Да к тому же он не мог здесь шуметь, зная, что прямо над
его головой Рейчел и ее легионы чистят, моют, метут и полируют.
   Где-то на полпути через длинное темное помещение,  пробираясь  по  узкому
проходу между двумя опасно накренившимися башнями бочонков, Саймон  чуть  не
провалился в какую-то дыру.  Отпрянув  назад  с  бьющимся  от  неожиданности
сердцем, он сразу понял, что это не дыра -  это  люк.  Его  крышка  валялась
рядом. Конечно, если быть достаточно осторожным, он мог бы обойти его, но...
почему все-таки он был  открыт?  Ведь  общеизвестно,  что  крышки  люков  не
открываются сами собой.
   Может  быть,  это  кто-нибудь  из  слуг   вынес   что-то   из   кладовой,
расположенной там, внизу, и не смог закрыть  люк,  потому  что  были  заняты
руки? Помедлив одно мгновение, Саймон стремительно скатился  по  лестнице  в
таинственную дыру. Кто мог знать,  какие  необычайные,  восхитительные  вещи
могли оказаться в комнате внизу?
   Внизу было еще темнее, чем в помещении склада, и сначала он вообще ничего
не видел. Ногой он осторожно нащупал что-то  твердое  -  знакомую  прочность
дощатого пола. Но когда он захотел опустить вторую ногу, оказалось, что  она
проваливается в пустоту. И только то, что он держался за лестницу,  удержало
его от падения. Оказалось, что прямо под лестницей находился еще  один  люк,
ведущий на нижний этаж. Он осторожно опустил  вторую  ногу  на  дощатый  пол
среднего помещения и принялся исследовать его.
   Дверца люка над ним казалась  едва  заметным  серым  квадратом  в  полной
темноте. Когда глаза его немного привыкли к тьме, он с разочарованием понял,
что эта комната скорее всего была просто чуланом. Потолок в нем был  гораздо
ниже, чем наверху, а стены находились всего в нескольких локтях от него. Вся
комнатушка была до самого потолка  набита  бочонками  и  мешками.  И  только
узенький проход вел между ними к противоположной стене.
   Пока он разочарованно обозревал чулан, где-то скрипнула доска. Он услышал
размеренный звук шагов в этой кромешной тьме.
   О страдания Божьи, кто это?! И что мне теперь делать?
   Каким же идиотом надо было быть, чтобы не подумать о том, что  люк  может
быть открыт просто потому, что кто-то все еще находится в нижних помещениях!
   Проклиная себя за глупость, он тихо пролез в  низкую,  узкую  щель.  Шаги
внизу приближались к лестнице.  Саймон  еще  глубже  втиснулся  в  маленькое
пространство между двумя затхлыми холщевыми мешками, которые, судя по запаху
и на ощупь, были набиты старым  бельем.  Понимая,  что  его  все  еще  может
увидеть любой, кто отойдет от люка к  проходу,  он  опустился  на  корточки,
опираясь рукой о старый  ребристый  дубовый  сундук.  Шаги  прекратились,  и
лестница начала скрипеть - кто-то поднимался по ней. Саймон затаил  дыхание.
Он даже не понимал, почему он вдруг так испугался. Ведь поимка  означала  бы
всего лишь еще одно наказание,  еще  несколько  ехидных  взглядов  Рейчел  -
почему же он тогда трясется как заяц, преследуемый гончими?
   А лестница все скрипела и скрипела, и на мгновение ему  даже  показалось,
что поднимающийся, кто бы он ни был, направляется сразу  наверх,  в  большое
помещение... Но вдруг скрип прекратился.  Тишина  звенела  в  ушах  Саймона.
Скрип, еще один, и он внезапно понял, с подступающей к горлу  тошнотой,  что
этот некто спускается обратно, вниз, к нему. Легкий приглушенный звук  шага,
когда невидимая фигура сошла с лестницы и  ступила  на  пол.  Снова  тишина!
Неведомая, страшная, пульсирующая! Медленные  шаги  приближались  по  узкому
проходу, пока не остановились перед убежищем, которое себе выбрал Саймон.  В
слабом свете он разглядел заостренные черные сапоги так близко, что  мог  бы
дотронуться до них рукой. А над сапогами  свисал  окаймленный  черным  подол
алой рясы. Это был Прейратс!
   Саймон скорчился за мешками и только молился, чтобы Эйдон  остановил  его
сердце, звуки ударов которого гремели как громовые раскаты.  Он  чувствовал,
как против воли его взгляд притягивается наверх, пока, наконец, в узкой щели
между двумя накренившимися мешками он не увидел  черное  лицо  алхимика.  На
секунду показалось, что Прейратс  смотрит  прямо  на  него,  и  он  чуть  не
завизжал от ужаса.
   Мгновение спустя он понял, что это не так: окутанные тьмой глаза красного
священника были устремлены на стену над головой Саймона.
   - Выходи.
   Губы Прейратса не шевелились, но Саймон слышал его голос  так  явственно,
как будто ему шептали прямо в ухо.
   - Выходи. Быстро.
   Голос был тверд и  непреклонен.  Саймону  было  стыдно  за  самого  себя.
Бояться нечего. Это просто детская глупость - скорчиться  здесь  в  темноте.
Можно встать и признаться в этой невинной шутке... но...
   - Где ты? Покажись.
   И как  раз  тогда,  когда  спокойный  голос,  звучащий  у  него  в  ушах,
окончательно убедил его, что нет ничего  проще,  чем  встать  и  заговорить,
когда он уже  тянулся  к  мешкам,  чтобы  опереться  на  них,  черные  глаза
Прейратса скользнули по узкой щели, через  которую  смотрел  Саймон.  И  это
мимолетное касание  взгляда  мгновенно  убило  всякую  мысль  о  возможности
встать, как внезапный мороз убивает розовые бутоны. Взгляд Прейратса  проник
в спрятанные глаза Саймона и в маленькую щелку, открывшуюся  в  его  сердце.
Ужас уничтожения хлынул в него через эту щель.
   Это была смерть - теперь Саймон понимал это. Он физически ощущал холодные
частицы могильной земли  под  скребущимися  пальцами.  Тяжесть  этой  сырой,
затхлой земли на глазах, на веках, на губах. Слова исчезли. Не  было  больше
требовательного голоса у него в голове. Остался только призыв,  необъяснимое
нечто, неуклонно тащившее его  вперед.  Ледяной  червь  обвился  вокруг  его
сердца... он сопротивлялся... а смерть ждала. Его  смерть.  Если  он  издаст
хоть малейший звук, если позволит себе легчайшую дрожь или  неслышный  вдох,
он больше никогда не увидит солнца. Он с такой силой закрыл глаза, что стало
больно, он сжал зубы и губы, чтобы удержать дыхание. А тишина вокруг  шипела
и билась.
   Призыв усиливался. Еще  немного...  Саймону  казалось,  что  он  медленно
утопает в морской глубине.
   Внезапный вопль разорвал тишину. За воплем последовало проклятие.
   Неодолимый, удушающий призыв - исчез! Саймон  еще  успел  открыть  глаза,
чтобы увидеть, как гладкая серая тень  пронеслась  мимо  него,  перепрыгнула
через сапоги Прейратса, метнулась к  люку  и  исчезла  в  темноте.  Раздался
удивленный  смех  священника,  отозвавшийся  глухим  эхом  в  загроможденной
комнате.
   - Кошка...
   После  паузы  длиной  в  целую  вечность  черные  сапоги  по-вернулись  и
двинулись  обратно  по  проходу.  Через  мгновение  Саймон   услышал   скрип
лестничных ступенек. Но он  все  еще  продолжал  сидеть  неподвижно,  затаив
дыхание, холодный пот стекал ему в глаза, но он не смел поднять руку,  чтобы
вытереть его. Пока еще не смел.
   Наконец, когда истекло несколько томительных минут  и  звуки  с  лестницы
окончательно замолкли, Саймон встал из-за  укрывших  его  мешков.  Его  ноги
дрожали. Слава Узирису и благословение  этому  маленькому  серому  существу,
спасшему его. Но что теперь делать? Он слышал, как закрылся верхний  люк,  и
это означало, что Прейратс ушел далеко, но все равно было  очень  рискованно
даже приподнять тяжелую крышку. Если священник  еще  в  кладовой,  он  может
услышать этот звук. Как же ему быть?
   Он понимал, что лучшим выходом будет не двигаться и ждать в темноте. Даже
если алхимик сейчас наверху, возможно, в конце концов он кончит свои дела  и
уйдет. Это был самый безопасный план, но что-то в Саймоне  бунтовало  против
него. Одно дело  испугаться  -  а  Прейратс  действительно  напугал  его  до
бесчувствия, другое дело провести весь вечер наказанным в темном чулане,  ну
а Прейратс уже наверняка на пути в свое логово в Башне Хьелдина.
   Кроме того, я не думаю, что он на самом деле мог заставить меня  выйти...
или мог? Наверное, я просто испугался до полусмерти!
   Воспоминание о собаке со сломанной спиной снова всплыло в его памяти. Ему
опять стало худо, и он долго не мог отдышаться.
   А что сталось с его  спасительницей  кошкой?  Если  бы  не  она,  его  бы
поймали.
   Поймали - угольно-черные глаза Прейратса не оставляли его.  Они  не  были
плодом растревоженного воображения. Куда же делась кошка? Если  она  убежала
на нижний этаж, то ей никогда оттуда не выбраться... без помощи Саймона. Это
долг чести.
   Он сделал несколько шагов вперед и увидел слабый свет,  сочившийся  через
отверстие в полу. Может быть, внизу  горит  факел?  Или  там  просто  другой
выход, и дверь ведет в один из нижних дворов?
   После напряженного вслушивания в тишину у открытого входа  в  люк,  чтобы
убедиться, что на сей раз его не ждут  никакие  сюрпризы,  Саймон  осторожно
ступил на лесенку и начал спускаться вниз. Снизу  дохнуло  холодом,  рубашка
Саймона вздулась на ветру, руки покрылись гусиной кожей; он закусил  губу  и
продолжал спуск.
   Площадки долго не было, и Саймон осторожно спускался все ниже и ниже.
   Сперва свет виднелся только в самом низу, как будто  Саймон  находился  в
чем-то вроде бутылочного горла, наконец света стало больше, и  вскоре  после
этого нога Саймона, искавшая следующую ступеньку, ощутила под собой  твердый
пол. Ступив на  него,  мальчик  обнаружил,  что  проема  больше  нет,  и  он
находится у нижней части лестницы. Единственным источником света в помещении
- а после того, как Саймон захлопнул крышку  люка,  единственным  источником
света вообще -  был  странный  сияющий  прямоугольник,  нечто  вроде  двери,
нарисованной на дальней стене линиями мерцающего желтоватого света.
   Саймон суеверно сотворил знак древа и  огляделся.  В  комнате  находились
только смоляной столб и несколько предметов из рыцарского  снаряжения.  Хотя
многие углы нельзя было разглядеть в глубокой тени, он никак не мог  понять,
что здесь могло заинтересовать такого человека, как Прейратс. Вытянув  руки,
он  двинулся  к  светящемуся  прямоугольнику  на  стене.   Загадочный   узор
неожиданно ярко вспыхнул и тут же погас, накинув на  все  окружающее  покров
непроницаемой темноты.
   Не  было  слышно  ни  звука,  кроме  стука   его   собственного   сердца,
напоминающего ропот далекого  океана.  Он  сделал  осторожный  шаг,  и  стук
каблука надолго заполнил тишину. Он сделал  еще  шаг,  еще  один,  руки  его
коснулись стены и ощутили холод камня и странные теплые линии на нем.
   Теперь я знаю, каково находиться на дне колодца. Остается надеяться,  что
никто не вздумает швырять в меня камни.
   Он сел у стены, размышляя, что делать  дальше,  и  вдруг  услыхал  легкий
шелест. Что-то ударило его в грудь.  Он  вскрикнул.  При  звуке  его  голоса
прикосновение исчезло, но тут же вернулось. Нечто  терлось  о  его  рукав  и
мурлыкало.
   - Кошка! - прошептал он.
   Ты спасла мне жизнь,