пожар.
   Он вышел, закрыв за собой дверь. Как только стихли в коридоре  его  шаги,
она вскочила с постели, чтобы проверить, не запер ли он ее.  Дверь  свободно
распахнулась, обнаружив темный и пустынный коридор. Даже сквозь закрытый люк
доносилось вниз исполненное дикой силы завывание ветра. Она закрыла дверь  и
вернулась в постель. Прислонившись  к  стене,  раскачиваясь  в  такт  мощным
движениям корабля, Мириамель погрузилась в  легкий  беспокойный  сон,  резко
выплывая из него время от времени. Все еще не сбросив с себя путы  сна,  она
бежала по коридору и поднималась по лестнице, чтобы посмотреть на небо. Один
раз ей так долго пришлось ждать очередного появления луны, что она, все  еще
полусоннная,  испугалась  даже,  что  она  совсем  исчезла,   по   какому-то
непостижимому приказу ее отца и Прейратса. Когда  луна  появилась,  наконец,
подмигивающим волчьим глазом, Мириамель увидела, что ей еще далеко  до  того
места, о котором говорила ниски. Принцесса скользнула назад в постель.
   Один раз ей показалось, что Ган Итаи открыла дверь и заглянула к ней.  Но
если это и в самом деле была ниски, она не сказала ни слова; через мгновение
за дверью никого не было. Вскоре между  порывами  ревущего  ветра  Мириамель
услышала, как ночь прорезала песня морской наблюдательницы.
   Когда у Мириамели не стало больше сил  ждать,  она  поднялась.  Принцесса
вытащила сумку и достала из нее свое старое монашеское одеяние, которое  она
убрала, сменив на красивые платья, предоставленные ей Аспитисом. Надев брюки
и рубашку и туго подпоясав свободную рясу, она влезла в свои старые  сапоги,
потом бросила в сумку несколько отобранных вещей. Нож  Аспитиса,  с  которым
она не расставалась сегодня днем, она засунула за пояс.  Лучше  будет  иметь
его под рукой, чем все время трястись, как бы его не  обнаружили.  Если  она
встретит кого-нибудь на пути к каюте Ган Итаи, ей придется спрятать лезвие в
широком рукаве рясы.
   Убедившись в том, что коридор пуст, Мириамель направилась к каюте  ниски,
стараясь двигаться как можно тише. В этом ей  помогал  дождь,  стучавший  по
палубе у нее над головой, как будто тысячи рук били в барабан. Песнь  ниски,
перекрывающая шум бури, звучала расстроенно и странно и была  гораздо  менее
приятна для слуха, чем обычно. Может быть в песне  ниски  выходит  ее  горе,
подумала Мириамель и покачала головой, обеспокоенная.
   Даже только выглянув  из  люка,  она  промокла.  Проливной  дождь  ветром
относило почти параллельно палубе. Несколько  ламп,  все  еще  горевших  под
колпаками из  полупрозрачного  рога,  раскачивались  и  стукались  о  мачты.
Матросы, закутанные в хлопающие на ветру  плащи,  метались  по  палубе,  как
испуганные обезьяны. Это был дикий беспорядок, но у Мириамели упало  сердце.
Казалось, что на палубу вышли все, кто находился  сейчас  на  борту  "Облака
Эдны", и бдительно следили, не  порвался  ли  где  парус  и  не  ослабла  ли
веревка. Ей и Кадраху никогда не удастся незамеченными пробраться  с  одного
конца корабля на другой и тем более спустить на воду тяжелую шлюпку и бежать
через борт. Что бы ни придумала Ган Итаи,  шторм,  конечно,  разрушил  любые
планы.
   Луна, еле видимая за клочьями облаков, была, казалось,  уже  недалеко  от
того места, которое указывала ниски. Пока Мириамель щурилась на темное небо,
к люку подошли два изрыгающих проклятия  матроса,  волочащих  тяжелую  бухту
каната. Она быстро захлопнула крышку и, спустившись по  лестнице,  поспешила
по коридору к каюте Ган Итаи и к потайному ходу, ведущему к Кадраху.
   Монах бодрствовал и ждал ее. Казалось, он чувствует себя  немного  лучше,
но движения его все еще были неуверенными и  медлительными.  Наматывая  цепь
ему на руку и закрепляя ее полосками своего плаща, Мириамель размышляла, как
ей удастся незаметно провести монаха через палубу к шлюпке.
   Когда она закончила. Кадрах поднял руку и храбро помахал ею.
   - Это почти ничего не весит, леди!
   Нахмурившись, она смотрела на  тяжелые  звенья.  Он  лгал,  конечно.  Она
видела напряженность в его лице и позе. Принцесса даже хотела снова  открыть
бочку и предпринять еще одну попытку  с  молотом  и  долотом,  но  побоялась
тратить на это время. Кроме того, во время такой  сильной  качки  она  легко
могла поранить Кадраха или себя. Мириамель сильно сомневалась  в  успехе  их
бегства, но это была ее единственная надежда.  Теперь,  когда  пришло  время
действовать, она была полна решимости сделать все от нее зависящее.
   - Скоро нам надо будет идти. Вот,  -  она  вытащила  из  сумки  маленькую
фляжку и протянула ее Кадраху. - Только несколько глотков!
   Он с любопытством взял флягу. После первого глотка по его лицу расплылась
улыбка. Он сделал еще несколько долгих глотков.
   - Вино. - Монах облизал  губы.  -  Доброе  пирруинское  красное.  Во  имя
Узириса и Багбы... и всех остальных! Да благословит  вас  бог,  леди.  -  Он
глубоко вздохнул. - Теперь я могу умереть счастливым.
   - Не умирай. Пока не надо. Давай-ка ее мне.
   Кадрах посмотрел на нее и неохотно протянул флягу. Она  выпила  последние
капли вина, чувствуя, как  приятное  тепло  растекается  по  ее  желудку,  и
спрятала флягу за бочкой.
   - Пойдем. - Девушка подняла свечу и повела его к лестнице.
   Когда Кадрах наконец взобрался наверх и вошел в проход тайника ниски,  он
остановился  перевести  дыхание.  Пока  он  хрипел,   стараясь   отдышаться,
Мириамель обдумывала следующий шаг. Корабль гудел и содрогался под  потоками
дождя.
   - Есть три пути, чтобы выбраться, - вслух сказала она. Кадрах, пытавшийся
сохранить равновесие на раскачивающемся корабле, казалось, не слушал  ее.  -
Путь через люк трюма, но он открывается прямо перед  кормовой  палубой,  где
всегда стоит рулевой. В такую погоду там наверняка кто-нибудь будет, и  буря
не даст ему  заснуть.  Так  что  это  отпадает.  -  Она  повернулась,  чтобы
посмотреть на монаха. В слабом свете свечи  было  видно,  что  он  задумчиво
смотрит вниз, на доски коридорчика.  -  Таким  образом,  у  нас  только  две
возможности. Наверх и в главный коридор, прямо  мимо  Аспитиса  и  всех  его
матросов, или вниз по коридору, к противоположному концу  тоннеля,  который,
вероятно, выходит на переднюю палубу.
   Кадрах наконец поднял глаза.
   - Вероятно?
   - Ган Итаи никогда не говорила мне, а я забыла спросить.  Но  это  тайный
ход ниски; она сказала, что пользуется  им,  чтобы  быстро  проходить  через
корабль. Поскольку Ган Итаи всегда поет на передней палубе, он, должно быть,
туда и ведет.
   Монах устало кивнул.
   - Ага.
   - Итак, я думаю, нам надо идти туда. Может быть, Ган Итаи ждет  нас.  Она
не сказала, как нам добраться до шлюпки и где мы с ней встретимся.
   - Я последую за вами, леди.
   Когда они ползли по узкому коридору, раздался страшный, сотрясающий удар,
и сам воздух, казалось, взорвался у них в ушах. Кадрах приглушенно вскрикнул
от ужаса.
   - Боги, что это? - задохнулся он.
   - Гром, - ответила Мириамель. - Шторм достиг корабля.
   - Узирис Эйдон, в  милости  своей  спаси  меня  от  кораблей  и  моря,  -
простонал Кадрах. - Все они прокляты, прокляты!
   - С одного судна на другое,  и  еще  ближе  к  морю.  -  Мириамель  снова
поползла. - Вот куда мы пойдем, если нам повезет. - Она слышала, как за  ней
карабкается Кадрах.
   Гром прогремел еще дважды, прежде чем  они  достигли  конца  коридора,  и
каждый новый удар был громче предыдущего. Когда наконец,  согнувшись  в  три
погибели, они оказались под крышкой люка, Мириамель положила руку  на  плечо
монаху.
   - Я задую свечу. Теперь тихо.
   Она медленно приподнимала тяжелую крышку до тех пор, пока не образовалась
щель шириной с ее ладонь. Дождь все лил, так что их моментально  забрызгало.
Коридор заканчивался как раз под полубаком - ступени поднимались вверх всего
в нескольких шагах от люка и в двадцати локтях от заграждения левого  борта.
Вспышка молнии на мгновение  осветила  палубу.  Мириамель  увидела  со  всех
сторон силуэты матросов, застигнутых вспышкой посреди движения и  застывших,
словно нарисованных  на  фреске.  Небо  давило  на  корабль  -  мутная  мгла
рассерженных черных  туч,  удушившая  звезды.  Когда  очередной  удар  грома
возмутил ночь, принцесса отпустила крышку и люк захлопнулся.
   - Там повсюду люди, - сказала она, когда эхо стихло.  -  Но  все  они  на
порядочном расстоянии от нас: Если мы  доберемся  до  ограждения  и  наденем
капюшоны, они могут и не заметить, что мы не члены команды. Тогда  мы  могли
бы пройти к шлюпке.
   В темноте она не видела монаха, но  слышала  его  дыхание.  Внезапно  она
вспомнила еще кое-что.
   - Я не слышала голоса Ган Итаи. Она не пела.
   После недолгого молчания монах заговорил.
   - Мне страшно, Мириамель, - хрипло сказал он. - Если мы должны  идти,  то
пойдемте скорее, пока я не потерял те жалкие крохи присутствия духа, которые
у меня еще остались.
   - Мне тоже страшно, - сказала она. - Но я должна немного подумать. -  Она
потянулась, нащупала его холодную руку и держала ее,  раздумывая.  Некоторое
время они сидели так, потом Мириамель заговорила:
   - Если Ган Итаи нет на передней палубе, тогда я не знаю, где  она.  Может
быть, ждет нас у шлюпки, может быть, нет. Когда мы доберемся туда, нам  надо
будет развязать канаты, которыми лодка прикреплена к кораблю  -  все,  кроме
одного. Я пойду искать Ган Итаи, а когда вернусь, мы сбросим лодку с борта и
прыгаем в воду. Если я не вернусь, ты должен будешь сделать  это  сам.  Тебе
придется развязать всего один узел. Для этого не потребуется много сил.
   - Прыгнуть... в воду? - Он заикался. - В такой ужасный шторм? И когда тут
плавают эти дьявольские твари, эти килпы?
   - Конечно прыгнуть, - прошептала она, стараясь  сдержать  раздражение.  -
Если мы попробуем спустить шлюпку, сидя в  ней,  то  скорее  всего  попросту
сломаем себе шеи. Не волнуйся. Я прыгну первой и протяну тебе  весло,  чтобы
ты уцепился за него.
   - Вы пристыдили меня, леди, - сказал монах, но не отпустил ее руки. - Это
я должен был бы защищать вас. Но вы же знаете, что я ненавижу море.
   Она сжала его пальцы.
   - Знаю. Тогда пойдем. Запомни, если кто-нибудь окликнет тебя, сделай вид,
что не расслышал и иди дальше. И держись за ограждение, потому что на палубе
наверняка будет очень скользко. Ты же не хочешь оказаться за бортом  раньше,
чем мы спустим шлюпку на воду.
   Смех Кадраха от ужаса прозвучал легкомысленно.
   - Тут вы правы, леди. Спаси Господь всех нас.
   Новый звук внезапно поднялся над ревом бури, он  был  немного  тише,  чем
гром, но каким-то образом не менее могущественным. Мириамель вынуждена  была
прислониться к стене - у нее ослабли колени.  Она  не  понимала,  что  могло
породить этот чудовищный звук. В нем было что-то ужасное, что-то, пронзавшее
ей сердце ледяной волной, но времени  на  промедление  уже  не  было.  Через
мгновение, снова овладев собой, она подняла крышку люка, и они  вылезли  под
проливной дождь.
   Странный звук был повсюду, проникающе-нежный, но пугающе подчиняющий, как
могучий прилив. На мгновение он поднялся так высоко, что, казалось, вышел за
пределы восприятия смертных, и  в  уши  Мириамели  ударила  волна  отзвуков,
пищащих, как летучие мыши; секундой  позже  он  опустился,  такой  грохочуще
глубокий, что мог бы быть песней каменистого древнего дна океана.  Мириамель
чувствовала себя так, как будто стояла в жужжащем осином гнезде величиной  с
кафедральный собор; дрожащий звук пронизывал все ее существо. Какая-то часть
ее  стремилась  последовать  призыву  звука,  танцевать,  кричать  и  бегать
кругами, но что-то в ней мечтало только лечь и биться головой  о  палубу  до
тех пор, пока звук не прекратится.
   - Спаси нас Бог, что это за ужасающий звук? - крикнул Кадрах. Он  потерял
равновесие и  упал  на  колени.  Сжав  зубы,  Мириамель  опустила  голову  и
заставила себя двигаться от  ступенек  полубака  к  перилам  ограждения.  Ей
казалось, что даже кости ее гремят. Она схватила монаха за рукав и  потащила
его за собой, волоча, словно санки, по скользким доскам.
   - Это Ган  Итаи,  -  выдохнула  Мириамель,  изо  всех  сил  сопротивляясь
оглушительной мощи песни ниски.
   Бархатная темнота, освещенная только желтоватым светом фонарей,  внезапно
вспыхнула бело-голубым. Вспышка высветила  перила  ограды  перед  ней,  руку
Кадраха в ее руке и пустой мрак моря  за  бортом.  Спустя  мгновение  молния
ударила снова, и  Мириамель  увидела  появившуюся  над  ограждением  круглую
гладкую голову. Когда темнота вернулась и прогремел двойной удар грома,  еще
полдюжины расхлябанных фигур появились у  перил,  скользкие  и  блестящие  в
мутном свете фонарей. Понимание было  мгновенным,  словно  физический  удар;
Мириамель повернулась, спотыкаясь  и  скользя,  потом  бросилась  к  правому
борту, таща за собой Кадраха.
   - Что происходит? - прокричал он.
   - Это  Ган  Итаи.  -  Вокруг  сновали  матросы,  напоминая  потревоженных
муравьев, но теперь она боялась уже не экипажа "Облака Эдны" - Это ниски!  -
Струи дождя не давали говорить, и девушка  сплюнула.  -  Она  вызывает  килп
наверх!
   - Спаси нас, Эйдон, - завопил Кадрах, - спаси нас, Эйдон!
   Молния сверкнула снова, обнаружив множество  серых  лягушкоподобных  тел,
перекатывающихся через ограждение правого борта.  Плюхаясь  на  палубу,  они
начинали раскачивать головами с широко раскрытыми ртами, уставившись в  одну
точку, как пилигримы,  которые  после  долгих  странствий  наконец  достигли
Великой Гробницы. Одна  из  них  выбросила  длинную  тонкую  руку,  схватила
споткнувшегося матроса, как-то сложилась вокруг него и утащила  за  борт,  в
холодную тьму. Мириамели стало плохо, и она поспешила вдоль корабля  к  тому
месту, где висела шлюпка. Вода хлюпала у нее под ногами. Как в кошмаре,  она
чувствовала, что не может бежать, что идет все медленнее и медленнее.  Серые
твари продолжали перекатываться через  борт,  как  вампиры  из  неосвященной
могилы. У нее за спиной бессвязно кричал Кадрах. Сводящая с ума песня  ниски
висела надо всем этим, заставляя самое  ночь  пульсировать,  словно  могучее
сердце.
   Килпы, казалось, были повсюду. Они двигались  с  ужасающей,  колеблющейся
внезапностью. Даже рев бури и песня Ган Итаи не  могли  заглушить  отчаянных
криков осажденных  моряков.  Аспитис  и  двое  его  офицеров,  прислонившись
спинами к мачте, отбивались от полудюжины морских чудовищ; их мечи  казались
только  сверкающими,  жалящими  полосками  света.  Одна  из  килп  пятилась,
шатаясь, уцепившись за серую руку, отрубленную от тела. Тварь выронила ее на
палубу и скрючилась, раздувая жабры. Черная кровь фонтаном била из обрубка.
   - О милостивый Эйдон! - Мириамель, наконец, увидела впереди черную тень -
это была лодка. Пока она волокла Кадраха к ней, один  из  фонарей  разбился,
полив палубу дождем горящего масла. Поднялись клубы пара, одна тлеющая искра
упала  на  рукав  Мириамели.  Пока  девушка  поспешно  сдувала  пламя,  ночь
взорвалась оранжевым светом. Несмотря на  бурю,  загорелся  парус,  и  мачта
быстро превратилась в огромный факел.
   - Узлы, Кадрах, - закричала она. Чей-то задыхающийся вопль неподалеку был
заглушен очередным раскатом грома. Она схватила  скользкую  мокрую  веревку,
попыталась развязать  узел  и  поняла,  что  сорвала  ноготь.  Наконец  узел
поддался, и Мириамель принялась за следующий. Шлюпка  раскачивалась  в  такт
движениям корабля, но принцесса держалась крепко. Рядом Кадрах, бледный  как
труп, сражался с третьей веревкой,  держащей  лебедку  над  палубой  "Облака
Эдны".
   Мириамель ощутила волну ледяного ужаса даже раньше, чем  тварь  коснулась
ее. Девушка резко повернулась,  поскользнулась  и  упала  назад,  к  корпусу
шлюпки, но килпа продвинулась на шаг ближе и схватила ее  за  рукав  длинной
перепончатой рукой. В черных озерах глаз чудовища отражалось пламя  горящего
паруса. Рот открывался и закрывался, снова и снова. Когда килпа потащила  ее
к себе, Мириамель закричала.
   Быстрое движение возникло в темноте за ее спиной. Килпа упала  назад,  но
рукава не выпустила, так что вытянутая рука Мириамели уперлась  в  скользкое
брюхо твари. Задыхаясь, принцесса  попробовала  вырваться,  но  перепончатая
рука держала слишком крепко. Невыносимый запах  ударил  ей  в  нос  -  запах
соленой воды, ила и гниющей рыбы.
   - Бегите, леди! - за плечом килпы возникло лицо Кадраха. Он накинул  свою
цепь на горло морскому чудовищу, и затягивал ее все туже,  пытаясь  задушить
отвратительную тварь. Мириамель видела, как пульсируют жабры на шее у килпы,
полупрозрачные крылья нежной серой плоти, розовой по краям. Немея от  ужаса,
она поняла, что чудовище дышит не горлом:
   Цепь Кадраха была слишком далеко. Килпа продолжала  медленно  подтягивать
Мириамель все ближе и ближе к другой руке, дряблой пасти и леденящим  темным
глазам.
   Песня Ган Итаи внезапно прекратилась, хотя отзвук ее, казалось, еще долго
висел в воздухе. Теперь ветер разносил по палубе только крики ужаса и унылое
трубное уханье толпящихся морских демонов.
   Мириамель лихорадочно шарила у Пояса. Наконец, ее  пальцы  сомкнулись  на
охотничьем ноже Аспитиса. Сердце  се  дрогнуло,  когда  рукоять  застряла  в
складках намокшей одежды, но принцесса дернула сильнее, и  нож  освободился.
Она взмахнула им, стряхивая ножны и с  силой  ударила  по  серой  руке.  Нож
полоснул по коже, оставив полоску чернильной крови,  но  тварь  не  ослабила
хватки.
   - Ах, спаси нас Бог! - в ужасе крикнул Кадрах.
   Рот килпы округлился, но она не издавала ни  звука,  медленно  подтягивая
девушку к себе, так что Мириамель уже видела, как дождь стекает по блестящей
коже в мягкую бледную влажность красного рта. С криком ярости  и  отвращения
Мириамель ринулась вперед, вонзив нож в  мягкое  тело  твари.  Теперь  килпа
издала тихий удивленный свист. Кровь хлынула на руку  Мириамели,  и  девушка
почувствовала, что хватка чудовища слабеет. Она ударила еще и еще раз. Килпа
судорожно забилась, и так продолжалось, казалось,  целую  вечность.  Наконец
она обмякла. Принцесса откатилась в сторону и, содрогаясь, опустила  руки  в
очистительную воду. Цепь Кадраха была все еще намотана на  шею  твари,  и  в
этой картине было что-то особенно отвратительное. Глаза монаха  были  широко
раскрыты, лицо - совершенно белое.
   - Отпусти ее, - задыхаясь, сказала Мириамель. - Она мертвая. - Гром  эхом
отозвался на ее слова.
   Кадрах пнул тварь ногой, потом на четвереньках пополз к  шлюпке,  пытаясь
отдышаться. За несколько мгновений он пришел  в  себя  настолько,  что  смог
развязать свои два узла и помочь Мириамели, руки которой неудержимо дрожали.
Веслом они выбили подпорку из-под борта лодки, направляя ее так,  чтобы  она
легла перпендикулярно палубе. Теперь только одна  веревка  удерживала  лодку
подвешенной над черными мятущимися волнами.
   Мириамель повернулась, чтобы оглядеться по сторонам.  Мачта  горела,  как
Йирмансолское дерево -  колонна  пламени,  подстегиваемая  ветром.  По  всей
палубе метались группы сражающихся люден и килп, но полоса между  шлюпкой  и
полубаком была относительно свободна.
   - Оставайся здесь, - сказала она Кадраху, опуская капюшон,  чтобы  скрыть
лицо, - Я должна найти Ган Итаи.
   Удивление Кадраха быстро сменилось яростью.
   - Вы сошли с ума! Гойрах дилаг! Ты погибнешь!
   Мириамель не стала тратить время на препирательства.
   - Оставайся здесь. Защищайся веслом. Если я скоро не  вернусь,  сбрасывай
лодку и прыгай за ней. Я приплыву к тебе, если смогу. -  Она  повернулась  и
пошла назад через палубу, сжимая в руке нож.
   Прекрасный корабль "Облако Эдны" превратился в адское судно, какое  могли
бы создать корабельщики  ада  для  того,  чтобы  мучить  грешников  в  самых
глубоких морях проклятия. Вода  залила  большую  часть  палубы,  а  огонь  с
центральной  мачты  уже  перекинулся  и  на  другие  паруса.  Куски  горящей
парусины,  словно  демоны,  оседлали