н
больше занимать трон из костей дракона. Но не сейчас.  Существуют  и  другие
вещи, о которых тебе следует знать. - Он принял свиток из рук Слудига. - Мой
лучший рыцарь сир Деорнот Хевенширский участвовал в битве при Бычьей  Спине,
куда герцог Леобардис привел войска Зимородка, чтобы помочь  снять  осаду  с
Наглимунда, моего замка.
   - Леобардис принял вашу сторону, - коротко сказал Сориддан,  -  Бенигарис
на стороне вашего брата. Решения старого герцога не могут  повлиять  на  мои
отношения с его сыном. - В глазах барона, однако, было  некоторое  сомнение.
Глядя на него, Изгримнур решил, что  Сориддан  предпочел  бы,  чтобы  старый
герцог был жив и необходимость сохранять  лояльность  к  своему  сеньору  не
лежала бы на его  плечах  столь  тяжким  грузом.  -  И  какое  же  этот  сир
Как-там-его имеет отношение к Метессе?
   - Может быть, куда более прямое, чем  ты  думаешь,  -  впервые  в  голосе
Джошуа прозвучали нотки беспокойства.
   Осторожней, мальчик мой. Изгримнур нервно теребил бороду.  Не  дай  твоей
тоске по Деорноту помутить твой разум. Мы гораздо  дальше  от  цели,  чем  я
думал. Но в любом случае Сориддан пока что слушает.
   Словно услышав невысказанный совет старого друга, Джошуа  сделал  пазу  и
перевел дыхание.
   - Прости меня, барон Сориддан. Я понимаю твою преданность дому Зимородка.
Я хочу только сообщить тебе то, что, по моему мнению, тебе следует знать.  Я
не собираюсь указывать тебе, что делать. И сейчас я прочту то,  что  написал
Деорнот о битве при Бычьей Спине. Точнее, он рассказал это, а  записал  отец
Стренгъярд... - принц повернулся к архивариусу, застенчиво вжавшемуся в стул
у дальнего конца стола, - и правдивость его  слов  клятвенно  заверена  этим
священником и Господом.
   - Зачем нам читать пергамент? - нервно  спросил  Сориддан.  -  Если  этот
человек хочет что-то рассказать нам, почему он не пришел сюда сам?
   - Потому что сир Деорнот мертв, - жестко ответил Джошуа. -  Он  погиб  от
рук наемников-тритингов, которым мой брат заплатил.
   После  этих  слов  в  комнате  произошло  заметное  движение.   Тритингов
презирали и боялись в пограничных баронствах Наббана - презирали как грязных
дикарей, а боялись потому, что во время бешеных набегов кочевников окраинные
земли принимали большую часть удара на себя.
   - Читай.
   Сориддан был явно разозлен. Изгримнур подумал, что сообразительный  барон
уже понял, в какую ловушку его загнала собственная  хитрость.  Он  собирался
поставить Джошуа в сложное и двусмысленное положение, предложив рассказать о
своей измене в присутствии множества свидетелей. Теперь он начинал понимать,
что слова принца нельзя будет просто так  пропустить  мимо  ушей.  Это  было
скользкое место, но даже теперь господин Метессы не захотел отослать  людей.
Он сделал свой ход и не  собирался  нарушать  правила.  Герцог  Элвритсхолла
обнаружил, что начинает по-новому оценивать этого человека.
   - Я попросил Деорнота рассказать эту историю священнику  перед  битвой  у
Нового Гадринсетта, - сказал Джошуа.  -  То,  что  он  видел,  казалось  мне
слишком важным, чтобы позволить этому умереть вместе с Деорнотом,  а  у  нас
обоих было мало шансов остаться в живых после этой битвы. -  Он  помог  себе
развернуть свиток обрубком правой руки. - Я прочту только ту часть, которую,
я полагаю, вам необходимо услышать, но потом, Сориддан,  я  с  радостью  дам
тебе прочитать весь свиток самому.
   Он  сделал  паузу  и  начал  читать.  Некоторые  из  сидевших  за  столом
наклонились вперед, чтобы не  пропустить  ни  слова:  они  явно  ожидали  от
рассказа Джошуа еще больших неожиданностей, чем те,  которые  уже  произошли
ночью, хотя и случившееся на долгое время могло обеспечить Метессу пищей для
разговоров.

***

   "Когда мы вышли на поле, граф Гутвульф  Утаньятский  и  солдаты  Вепря  и
Копий с невероятной скоростью отступали к склону холма Бычья  Спина.  Герцог
Леобардис и с ним  три  сотни  рыцарей  преследовали  их  с  целью  отрезать
Утаньята  от  войск  Верховного  короля,  которые,  по   нашему   разумению,
находились еще далеко.
   Принц Джошуа, опасаясь, что погоня увлечет Леобардиса  слишком  далеко  и
воины Верховного короля настигнут  его  на  незащищенных  землях  к  югу  от
Наглимунда, вывел из замка большой отряд рыцарей,  чтобы  оказать  посильную
поддержку Наббану и, если возможно, захватить Утанъята, Руку короля.  Джошуа
сам вел нас, и  вместе  с  нами  выехал  также  отряд  во  главе  с  Изорном
Изгримнурсоном.
   Мы ударили с фланга по армии  Вепря  и  Копий,  и  сначала  Гутвульф  нес
тяжелейшие потери. Однако король Элиас и его лучший военачальник приготовили
нам ловушку,  и  она  вскоре  захлопнулась.  Граф  Фенгбальд  Фальширский  и
несколько сотен верховых рыцарей выскочили из леса на вершине холма.
   Я увидел герцога Леобардиса и его  сына  Бенигариса,  когда  они  еще  не
вступили в битву. Как только внизу  появился  шлем  с  орлом  Фенгбальда,  я
увидел, как стоявший сзади Бенигарис поднял кинжал и вонзил его в шею своего
отца, убив его одним ударом. Истекая кровью, Леобардис упал..."

***

   После того как была прочитана эта последняя фраза, тишину взорвали  крики
возмущения и ужаса. Несколько вассалов барона Сориддана вскочили с  мест,  в
ярости сжимая кулаки, словно готовы были сбить принца с  ног.  Принц  только
коротко взглянул на них,  по-прежнему  держа  пергамент,  после  чего  снова
повернулся к Сориддану. Барон сидел  на  своем  месте,  но  его  бурое  лицо
совершенно побелело, только на щеках выступили два багровых пятна.
   - Молчать! - свирепо закричал он на своих соратников.
   Они медленно расселись, злобно бормоча что-то себе  под  нос.  Нескольких
женщин пришлось под руки вывести из  зала.  Их  изысканные  шляпы  выглядели
неожиданно печально, чем-то напоминая яркие флаги проигравшей армии.
   - Это старая история, - сказал наконец барон сдавленным голосом.
   Изгримнур подумал, что ощущает теперь в нем  нечто  большее,  чем  просто
ярость.
   Он чувствует, как затягивается петля.
   Сориддан залпом осушил свой кубок и стукнул им об стол,  заставив  многих
вздрогнуть.
   - Старая история, - повторил он, - много кто ее  рассказывает,  но  я  ни
разу не слышал доказательств. Почему сейчас я должен этому поверить?
   - Потому что Деорнот видел, как это случилось, - просто сказал Джошуа.
   - Его здесь нет. И я не вижу причин доверять ему, даже  если  бы  он  был
здесь.
   - Деорнот не лгал. Он был настоящим рыцарем.
   Сориддан грубо расхохотался.
   - Я должен положиться на ваше слово, принц. В любом случае,  люди  всегда
делали страшные вещи во славу своего короля и своей страны. - Он  повернулся
к брату:
   - Бриндаллес! Услышал ли  ты  этой  ночью  хоть  один  довод,  достаточно
веский, чтобы не бросить Джошуа и его приспешников в наши подземелья и ждать
благодарности Бенигариса?
   Брат барона вздохнул. Он мрачно сидел, положив подбородок  на  сплетенные
пальцы.
   - Мне не нравится эта история, Сориддан. Как это ни печально, она  звучит
правдиво. Те, кто  готовил  Леобардиса  к  погребению,  говорили,  что  рана
показалась им странной. Но слов любого человека, даже рыцаря принца  Джошуа,
недостаточно для того, чтобы уличить в  чудовищном  преступлении  властелина
Наббана.
   Неглупая семейка, отметил герцог Элвритсхолла. От таких трезвых  людей  и
будет зависеть наша победа. Или поражение.
   - Есть и другие, кто видел преступление Бенигариса, -  сказал  Джошуа.  -
Некоторые из  них  и  сейчас  живы,  хотя  большинство  погибло,  когда  пал
Наглимунд.
   - И тысячи свидетелей было бы недостаточно, - рявкнул Сориддан. - Хеа, да
неужели  цвет  наббанайского  дворянства  может  последовать  за   тобой   -
эркинландером и  врагом  Верховного  короля  -  в  борьбе  против  законного
наследника трона Зимородка, основываясь на писаниях какого-то мертвеца?
   В зале поднялся одобрительный ропот. Ситуация становилась угрожающей.
   - Хорошо, - сказал Джошуа. - Я понимаю тебя, барон. Сейчас я  покажу  вам
то, что должно убедить вас в серьезности моих притязаний.  Да,  кстати,  это
будет хорошим ответом на твои слова насчет следования за эркинландером. - Он
повернулся и кивнул. Человек в капюшоне, сидевший рядом  со  Стренгъярдом  в
темном  углу,  резко  встал.  Он  был  очень  высок.  Несколько   стражников
схватились за рукоятки мечей.  Лязг  клинков,  казалось,  дохнул  в  комнату
холодом.
   Не подведи нас! - взмолился Изгримнур.
   - Ты сказал кое-что не соответствующее истине, барон, -  мягко  продолжил
Джошуа.
   - Ты хочешь сказать, что я лжец?
   - Нет. Но сейчас тяжелые времена, и человек, даже настолько осведомленный
и мудрый, как ты, не может знать всего. Даже если Бенигарис  не  отцеубийца,
на трон его отца может претендовать и другой человек.  Барон  и  вы,  жители
Метессы, перед вами истинный глава дома Зимородка... КАМАРИС БЕНИДРИВИС!
   Человек на другом конце стола откинул капюшон, открывая  снежную  белизну
длинных волос и прекрасное лицо, полное грусти и величия.
   - Что? - Барон почти потерял дар речи.
   - Ересь! - закричал кто-то еще. - Камарис давно мертв!
   Одна из еще оставшихся в зале женщин завизжала. Мужчина, сидевший рядом с
ней, упал на стол лицом вперед.
   Камарис коснулся рукой груди.
   - Я не мертв. - Он повернулся к Сориддану:
   - Даруй мне прощение, барон, за злоупотребление твоим гостеприимством.
   Сориддан некоторое время молча смотрел на этот  призрак  прошлого,  потом
повернулся к Джошуа:
   - Что за бред? Ты смеешься надо мной, эркинландер?
   Принц покачал головой:
   - Нет, барон, это не насмешка. Это действительно Камарис.  Я  думал,  что
расскажу тебе о нем наедине, но случай не представился.
   - Нет! - Сориддан стукнул кулаком по столу. - Я не могу поверить. Камарис
са-Винитта мертв - он пропал много лет назад, утонул в заливе Ферракоса.
   - Я потерял память, но не жизнь, - сказал старый  рыцарь  серьезно.  -  Я
прожил много лет, не помня своего имени и прошлого. - Он коснулся рукой лба,
его голос дрожал, - Иногда мне хочется, чтобы я не возвращался никогда. Но я
вернулся. Я Камарис Виниттаис, сын Бенидривиса. И даже если это  будет  моим
последним делом, я отомщу за смерть брата и увижу, как мой  племянник-убийца
будет изгнан с наббанайского трона.
   Барон был ошарашен, но, казалось, по-прежнему не верил.
   - Пошли за Энеппой, - сказал его брат Бриндаллес.
   Сориддан взглянул на него, глаза его засияли, словно он получил  отсрочку
от страшного приговора.
   - Да. - Он повернулся к одному из стражников:
   - Приведи Энеппу из кухни. И не говори ей ничего, если тебе дорога жизнь.
   Стражник вышел. Провожая его взглядом, Изгримнур обнаружил, что Пасваллес
исчез из дверного проема.
   Оставшиеся за столом взволнованно  перешептывались.  Сориддан,  казалось,
больше не беспокоился. Ожидая возвращения  стражника,  он  выпил  еще  кубок
вина. Даже Джошуа, как будто его часть работы была уже  закончена,  позволил
себе прикончить свою чашу. Камарис все еще стоял во главе стола горделиво  и
спокойно. Никто в комнате не мог удержаться, чтобы лишний раз  не  взглянуть
на него.
   Посланец вернулся, таща за собой старую женщину.  Она  была  маленькой  и
толстой, седые волосы коротко подстрижены, простое черное  платье  запачкано
мукой и чем-то еще. Она испуганно смотрела  на  Сориддана,  очевидно  ожидая
какого-то наказания.
   - Успокойся, Энеппа, - сказал барон. -  Ты  не  сделала  ничего  плохого.
Видишь этого старого человека? Пойди взгляни на него и скажи, видела  ли  ты
его когда-нибудь.
   Старуха  подошла  к  Камарису,  некоторое  время  всматривалась  в  него,
задержавшись чуть-чуть, когда он посмотрел вниз и встретился с ней глазами.
   - Нет, мой господин барон, - проговорила  она  наконец.  Вестерлинг  явно
давался ей с трудом.
   - Так. - Сориддан скрестил руки на груди и со злобной  улыбкой  откинулся
назад.
   - Одну минутку, - произнес Джошуа. - Энеппа, если именно так тебя  зовут,
ты не могла видеть этого человека в последнее время. Если  он  тебе  знаком,
это было много лет назад.
   Испуганное кроличье лицо старухи повернулось снова к  Камарису.  Она  уже
была готова быстро отвернуться, но что-то задержало  ее.  Она  пригляделась.
Глаза старухи расширились, колени подогнулись, она покачнулась,  но  Камарис
мгновенно подхватил ее, не дав упасть.
   - Улимор Камарис? - плача спросила она на наббанаи. - Вевеис?
   За этим последовал поток слов на том же языке. Злобная  усмешка  на  лице
Сориддана сменилась выражением почти комического изумления.
   - Она говорит, что ей сказали, что я утонул, - перевел Камарис.
   - Может быть, ты попробуешь говорить на вестерлинге, дорогая  женщина?  -
ласково спросил он. - Многие здесь не понимают тебя.
   Энеппа взглянула на него так, словно он сначала удержал ее от падения,  а
потом сам же  толкнул.  Потом  она  заговорила,  теребя  край  юбки  кривыми
пальцами.
   - Он... он... Камарис. Дуос претерате!  Неужели  мертвые  возвращаются  к
нам?
   - Он не умер, - сказал Джошуа. - Камарис остался жив, но на долгое  время
потерял память.
   - Однако твое лицо мне знакомо, добрая  женщина,  -  взволнованно  сказал
старый рыцарь. - Я забыл твое имя;
   Постарайся простить меня. Это было очень, очень давно.
   Энеппа снова заплакала в голос, улыбаясь сквозь слезы.
   - Только потому, что тогда это не было моим именем. Когда  я  работала  в
большом доме вашего отца, меня звали Фуири - Цветок.
   - Фуири. - Камарис кивнул. - Конечно. Я  тебя  помню.  Ты  была  красивой
девушкой и всегда  улыбалась.  -  Он  бережно  взял  ее  сморщенную  руку  и
поцеловал ее. Старуха  застыла  с  открытом  ртом,  как  будто  сам  Господь
неожиданно материализовался в комнате и предложил ей  проехаться  с  ним  по
небесам в золотой колеснице. - Спасибо тебе, Фуири.  Ты  вернула  мне  часть
моего прошлого. Прежде чем я покину этот замок, мы с тобой посидим у огня  и
поговорим.
   Плачущую кухарку увели.
   Сориддан и Бриндаллес были ошеломлены, как и остальные собравшиеся,  и  в
зале на некоторое время воцарилась тишина. Джошуа, понимая, какое  поражение
потерпел барон, просто сидел и ждал. Камарис,  в  котором  больше  никто  не
сомневался,  позволил  себе  сесть  и  тоже  погрузился  в   молчание.   Его
полуприкрытые глаза были, казалось, устремлены не на огонь  в  камине,  а  в
пространство.
   Тишина была нарушена взрывом шепота. Все  головы  повернулись  к  дверям.
Изгримнур сделал то же и увидел Пасваллеса;  мальчик  шел,  покачиваясь  под
тяжестью чего-то огромного и блестящего.
   Он остановился у двери, немного поколебался, взглянул на Камариса,  затем
быстро сделал несколько шагов и встал перед своим дядей.
   - Я принес это для сира Камариса, - сказал мальчик. Его смелые  слова  не
вязались с дрожащим голосом. Сориддан, не понимая, посмотрел на него,  потом
глаза барона расширились.
   - Это же шлем из комнаты твоего отца!
   Мальчик торжественно кивнул:
   - Я хочу отдать его сиру Камарису.
   Сориддан беспомощно обернулся к брату. Бриндаллес взглянул на сына, потом
коротко на Камариса,  по-прежнему  погруженного  в  раздумья.  Наконец  брат
барона пожал плечами.
   - Он действительно Камарис. Нет чести, которой он не был  бы  достоин.  -
Бриндаллес едва заметно улыбнулся. - Думаю, старые вещи надо иногда вынимать
из чулана, вытирать с них пыль и снова  пускать  в  дело.  Вперед,  мальчик.
Отдай ему шлем.
   Изгримнур завороженно смотрел,  как  Пасваллес  медленно  шел  к  старому
рыцарю, сжимая в руках шлем с морским драконом. Глаза его были полны  ужаса,
словно предстояло зайти  в  логово  к  людоеду.  Мальчик  остановился  перед
Камарисом и долгое время молча стоял так, хотя  казалось,  что  он  в  любой
момент может рухнуть под тяжестью шлема.
   Наконец Камарис взглянул на него:
   - Да?
   - Отец и дядя сказали, что я могу отдать его  вам.  -  Пасваллес  пытался
поднять шлем к Камарису, который даже сидя сильно возвышался над ребенком. -
Он очень старый.
   - Он принадлежал императору Анитуллису, по крайней мере я верю в  это,  -
сказал Бриндаллес. - Он ваш, если только вы этого  пожелаете,  мой  господин
Камарис.
   Старый рыцарь подержал шлем еще немного, потом осторожно надел.
   Его глаза исчезли в темной глубине.
   Пасваллес потрясение смотрел на морского дракона,  свернувшегося  кольцом
на гребне шлема. Его рот был полуоткрыт.
   - Благодарю тебя, юноша. - Камарис снял шлем и поставил его на стол рядом
с собой. - Как тебя зовут?
   - П-Пасваллес.
   - Я буду носить этот шлем, юный Пасваллес. Это большая  честь  для  меня.
Мое собственное оружие давно заржавело.
   Мальчик, казалось, перенесся в сказочный мир. Глаза его сияли.
   Изгримнуру стало грустно. После такого знакомства не станет  ли  реальная
жизнь тяжелым разочарованием для этого жаждущего славы ребенка?
   Будь счастлив, Пасваллес, подумал герцог. Надеюсь, твоя жизнь будет полна
радостей, но мне почему-то кажется, что это вряд ли произойдет.
   До этого момента принц Джошуа молча наблюдал за происходящим.  Теперь  он
счел возможным заговорить.
   - Есть и другие вещи, которые ты должен знать,  барон  Сориддан.  Кое-что
испугает тебя, кое-что приведет в ярость. Что-то может ошеломить  тебя  даже
больше, чем появление живого Камариса. Подождем  с  этим  до  утра?  Или  ты
по-прежнему хочешь бросить нас в подземелье?
   Сориддан нахмурился.
   - Хватит. Не смейся надо мной, Джошуа. Ты сейчас же  расскажешь  мне  то,
что я должен знать. Ничего страшного не будет, если нам не придется спать до
первых петухов. - Он хлопнул в ладоши, чтобы принесли еще вина,  после  чего
отослал домой своих многочисленных изумленных  вассалов,  позволив  остаться
лишь нескольким.
   Ах, барон, подумал Изгримнур. Очень скоро ты поймешь, что сидишь в той же
яме, что и все мы. Я желал бы тебе лучшей доли.
   Герцог Элвритсхолла уселся поудобнее. Джошуа начал говорить.

6 БЕЛОЕ ДЕРЕВО, ЧЕРНЫЕ ПЛОДЫ

   Сначала это показалось ей башней или  горой  -  конечно  же  ничто  такое
стройное, белое, высокое не могло быть живым. Но когда она приблизилась,  то
поняла,  что  туманное  облако  рассеянной  молочной  белизны,   окутывающее
центральный стержень, было на самом деле не правдоподобно  запутанной  сетью
веток.
   Перед ней стояло дерево, огромное белое дерево, такое высокое, что она не
могла увидеть его вершину;  та,  вероятно,  пронзала  само  небо.  Мириамель
стояла, потрясенная его пугающим величием.  Каким-то  уголком  сознания  она
понимала, что видит сон, но понимала также  и  то,  что  это  величественное
дерево являет ей важный знак.
   Приближаясь - у нее не было тела: шла она? летела?  -  Мириамель  видела,
что дерево поднимается из безжизненной почвы,  как  колонна  из  великолепно
отшлифованного мрамора. Если у этого гиганта цвета  слоновой  кости  и  были
корни, они уходили глубоко к сердцу земли. Ветви,  окутавшие  дерево  плащом
осенней паутины, были тонкими уже у  основания  и  становились  еще  тоньше,
отходя в стороны. Концы  их,  казалось,  совсем  растворялись  в  прозрачном
воздухе.
   Теперь Мириамель была рядом с огромным стволом. Она  начала  подниматься,
без усилий двигаясь вверх. Ствол скользил мимо, как струйка молока.
   Она плыла вверх сквозь туманное облако  ветвей.  За  переплетением  белых
нитей виднелось тусклое серо-голубое небо. Горизонта не было;  казалось,  во
всем мире не было ничего, кроме дерева.
   Паутина ветвей сгущалась. Разбросанные тут и там  среди  сучьев,  повсюду
висели   маленькие   зернышки   тьмы,   сгустки   черноты,   словно    некие
противоположности звездам. Мириамель  поднималась  медленно,  как  лебединый
пух, подхваченный дуновением ветра. Она протянула руку - теперь у  нее  были
руки, хотя она и оставалась по-прежнему бестелесной, - и коснулась одного из
черных предметов. Он был гладким и упругим, как слива. Она потрогала  другой
- он