тенью Короля Бурь. Те, кто предал нас, будут
визжать во тьме.
   - Здесь ты не властен! - воскликнул Шима'Онари, схватив за поднятую  руку
свою жену. Свечение вокруг них усилилось, пока серебристый  лунный  свет  не
охватил и огненное лицо. - Тебе недоступно это место! Уходи на свою холодную
гору к своей черной пустоте!
   - Вы же не понимаете! - кричало видение. -  Мы,  которые  когда-то  жили,
вернулись из Небытия! Мы стали сильнее! Сильнее!
   Пока  эхо  этого  гулкого  голоса  разносилось  по   Ясире,   перекатывая
разгневанные и встревоженные крики ситхи,  это  создание  в  Туманной  лампе
вдруг  вырвалось  наружу,  обратившись  в  огромный  огненный   столб,   его
бесформенная голова откинулась назад в громовом крике. Оно широко  раскинуло
пылающие руки, как бы пытаясь заключить всех в свои  крушащие  и  обжигающие
объятия.
   Вспыхнули горячие, как солнце, огни и рванулись вверх, так что  приникшие
к шелковым нитям бабочки  вспыхивали  и  горели.  Миллионы  их  одновременно
взвились в воздух - огромным облаком огня и дымящихся крыльев.  Сгорая,  они
хлопьями пепла падали на кричащих ситхи и крошились на куски,  опускаясь  на
ствол гигантского ясеня. В Ясире воцарился  хаос,  она  оказалась  в  полной
мгле, расцвеченной кружащимися и крутящимися искрами.
   Видение в середине костра  хохотало  и  полыхало,  но  не  давало  света.
Напротив, казалось, оно всасывало в себя свет,  отчего  становилось  шире  и
выше. Дикий свившийся воедино клубок тел прыгал вокруг него, головы  и  руки
возмущенных ситхи казались черными силуэтами на его фоне.
   Саймон в панике огляделся: Джирики не было.
   Еще один звук прорвался сквозь хаос, пока не сравнялся с ужасным  хохотом
Красной Руки. Это был надрывный лай охотничей своры.
   Орда бледных теней наводнила Ясиру. Белые гончие вдруг оказались повсюду,
их узкие глазки отражали адский огонь того,  что  было  в  центре  зала,  их
разинутые красные пасти рявкали и скулили.
   - Руакха, руакха, зидайя! - Саймон услыхал голос Джирики где-то рядом.  -
Тси э-иси-ха ас-Шао Иригу!
   Саймон застонал, отчаянно пытаясь найти какое-нибудь оружие. Гибкая белая
тень проскочила мимо, что-то зажав в мокрой пасти.
   Джингизу!

***

   Саймона обожгло  воспоминание:  как  будто  пламя  снаружи  зажгло  пламя
изнутри  -  вспышка  воспоминания  осветила  картину:  черные  глубины   под
Хейхолтом - видение трагедии и призрачного огня.
   Джингизу. Сердцевина всей печали.
   Неистовство вокруг приобретало все более дикий  характер:  тысячи  глоток
вопили в темноте,  усыпанной  искрами,  груды  размахивающих  конечностей  и
обезумевших глаз и сводящий с  ума  вой  собачьей  своры.  Саймон  попытался
удержаться на ногах, но снова бросился на землю.  Отважные  ситхи  разыскали
свои луки: дымный воздух пронизывали стрелы, как мелькающие полоски света.
   Собака, шатаясь, подошла к Саймону и рухнула  на  землю  возле  его  ног,
пронзенная стрелой с голубым  оперением.  Саймон  с  отвращением  отполз  от
трупа, чувствуя под пальцами траву и пергаментный пепел  сгоревших  бабочек.
Его рука наткнулась на камень, он поднял его и зажал в руке. Он полз вперед,
как слепой крот, туда, где жар и шум  были  сильнее,  движимый  необъяснимым
чувством, не в силах отделаться от ощущения, что все это он уже переживал во
сне - видение призрачных фигур, которые в страшной панике убегают  из  дома,
гибнущего в огне.
   Огромный пес, крупнее которого  Саймону  никогда  не  доводилось  видеть,
прижал Шима'Онари к стволу огромного ясеня, так что повелитель ситхи  уперся
спиной  в  тлеющую  кору.  Одежда  Шима'Онари  почернела  и  тоже  дымилась.
Безоружный, отец Джирики  удерживал  голыми  руками  массивную  голову  пса,
пытаясь отстранить клацающие челюсти от своего лица. Странные огни  мелькали
возле них, голубые и ярко-красные.
   Недалеко от того места, где боролся его отец, Джирики и несколько  других
окружили вопящую огненную фигуру. Принц был маленьким силуэтом перед ревущим
чудовищем - Красной  Рукой.  Меч  Джирики  Индрейу  казался  сгустком  тени,
противостоящим огненному столбу.
   Саймон нагнулся и пополз вперед, все еще стремясь попасть в центр  Ясиры.
Шум был оглушительным.  Его  толкали,  некоторые  ситхи  мчались  на  помощь
Джирики, другие  носились  как  безумные  с  горящими  волосами  и  пылающей
одеждой.
   Неожиданный удар бросил Саймона на траву. Одна из  собак  набросилась  на
него, ее мертвенная морда рванулась к его горлу, тупые когти  царапали  его,
когда он отчаянно пытался вырваться из-под  навалившейся  туши.  Он  вслепую
шарил руками, пока не  нащупал  выпавший  камень,  затем  ударил  собаку  по
голове. Она взвизгнула и вцепилась зубами в его рубашку, задев плечо,  когда
тянулась к горлу. Он снова нанес  удар,  попытался  освободить  руку,  затем
снова ударил. Собака обмякла и соскользнула с его груди. Саймон  перекатился
и отбросил мертвое тело.
   Внезапно, перекрывая весь остальной шум, по Ясире пронесся  пронзительный
вопль, вслед за которым взвыл зимний  ветер  -  ледяной  порыв  пронзил  его
насквозь. Раздутая этим порывом огненная фигура в центре на миг увеличилась,
затем сжалась, плеснув  вверх  пламя.  Раздался  громоподобный  звук,  потом
Саймон почувствовал сильный хлопок  в  ушах,  когда  чудовище  Красная  Рука
рассыпалось дождем шипящих искр. Еще  один  порыв  ветра  бросил  Саймона  и
многих других ничком на землю,  когда  воздух  рванулся  заполнить  пустоту,
возникшую на месте огненного столба. После этого странная тишина  опустилась
на Ясиру.
   Оглушенный, Саймон лежал на спине,  глядя  наверх.  Постепенно  вернулись
естественные оттенки сумерек, просвечивая через верхушку мощного дерева, чьи
ветви теперь не были усеяны живыми бабочками, а хранили лишь  их  обгоревшие
останки.
   Саймон со стоном поднялся на дрожащие ноги. Повсюду вокруг него обитатели
Джао  э-Тинукай  беспорядочно  топтались,  не  в  силах  прийти  в  себя  от
пережитого. Те ситхи, которым  удалось  найти  луки  и  копья,  приканчивали
оставшихся собак.
   Неужели этот страшный вопль был  предсмертным  криком  жуткого  огненного
создания? Удалось ли Джирики и другим уничтожить его? Он уставился на мутный
сумрак в центре зала, пытаясь рассмотреть, кто стоит у  Туманной  лампы.  Он
прищурился и шагнул  вперед.  Там  была  Амерасу...  и  кто-то  еще.  Саймон
почувствовал, как дрогнуло сердце..
   Фигура в шлеме, сделанном в виде  оскаленной  собачьей  морды,  стояла  у
плеча Праматери, окутанная клубами дыма, поднимающегося от обожженной земли.
Одна из рук пришельца в кожаных перчатках обвивала ее талию,  крепко  сжимая
худенькое обмякшее тело,  как  в  любовном  объятии.  Другая  рука  медленно
подняла забрало, обнажив загорелое лицо Ингена Джеггера.
   - Никуа! - крикнул он. - Джинва! Ко мне! - глаза охотника горели  красным
огнем.
   Возле ствола ясеня огромная белая гончая попыталась подняться. Шерсть  ее
была опалена. В рваной пасти почти не осталось зубов. Шима'Онари  неподвижно
лежал на земле - там, откуда поднялась собака: в кулаке  ситхи  была  зажата
окровавленная  стрела.  Собака  сделала  шаг,   потом   неуклюже   упала   и
опрокинулась на бок. Из раны на животе показались внутренности, мощная грудь
Никуа тяжело вздымалась и опускалась.
   Глаза охотника расширились.
   - Вы ее убили! - закричал Инген. - Мою гордость! Лучшая на псарне!  -  он
нес Амерасу перед собой, направляясь к умирающей  собаке.  Голова  Праматери
безвольно качалась. - Никуа! - прошипел Инген, потом повернулся  и  медленно
осмотрел Ясиру. Ситхи неподвижно стояли вокруг, лица их были измазаны кровью
и сажей. Они безмолвно смотрели на охотника.
   Узкий  рот  Ингена  Джеггера  кривился  от  горя.  Он  поднял  взгляд  на
обгоревшие ветки ясеня и на серое небо вверху. Амерасу была распята  у  него
на груди, ее белые волосы закрывали лицо.
   - Убийство! - закричал он, за этим последовало долгое молчание.
   - Что тебе нужно от Праматери, смертный?
   Это был спокойный вопрос Ликимейи. Ее белое платье было запачкано  золой.
Она стояла на коленях около распростертого  на  земле  мужа  и  держала  его
вымазанную красным руку в своей. - Ты причинил  достаточно  сердечной  боли.
Отпусти ее. Оставь нас. Мы не станем преследовать тебя.
   Инген посмотрел на  нее,  как  на  давно  забытую  достопримечательность,
которую  видишь  после  долгого   путешествия.   Его   гримаса   перешла   в
отвратительную ухмылку, и он потряс беспомощное тело  Амерасу  так,  что  ее
голова запрыгала. Он взялся за свой оскаленный шлем кроваво-красной рукой  и
помахал им в исступленном восторге.
   - Лесная ведьма  мертва!  -  завопил  он.  -  Я  своего  добился!  Можешь
похвалить меня, госпожа, я выполнил твое задание! - он  поднял  в  воздух  и
вторую руку,  отпустив  тело  Амерасу,  которое  скользнуло  на  землю,  как
брошенный мешок. Кровь матово блестела  на  ее  сером  платье  и  золотистых
руках. Полупрозрачная рукоятка хрустального кинжала торчала в ее боку.  -  Я
бессмертен! - заорал королевский охотник. Глухой  вопль  Саймона  отдался  в
жутком молчании.  Инген  Джеггер  медленно  повернулся.  Узнав  Саймона,  он
скривил рот в безгубой улыбке:
   - Это ты меня привел к ней, парень.
   Осыпанная золой фигура поднялась из остатков пожарища у ног Ингена.
   - Венига санх! - крикнул Джирики и вонзил Индрейу прямо в живот охотника.
   Отброшенный назад ударом Джирики, охотник застыл, сложившись пополам  над
клинком, который вырвался  из  руки  владельца.  Он  постепенно  выпрямился,
закашлялся. Кровь появилась на его губах, оросила  его  бледную  бороду,  но
ухмылка осталась.
   - Время Детей Рассвета... прошло, -  просипел  он.  В  воздухе  раздалось
какое-то жужжание, вдруг полдюжины стрел вонзились в тело Ингена, сделав его
похожим на ежа.
   - Убийство!
   На это раз крик исходил из Саймона. Он  вскочил  на  ноги,  удары  сердца
отдавались в ушах барабанным боем. Он почувствовал свист второго залпа стрел
и бросился к охотнику. Он  замахнулся  тяжелым  камнем,  который  так  долго
сжимал в руке.
   - Нет, Сеоман! - крикнул Джирики.
   Охотник опустился на колени, но не сгибался.
   - Ваша ведьма... мертва,  -  задыхался  он.  Он  поднял  руку  в  сторону
приближавшегося Саймона. - Солнце садится...
   Новый заряд стрел пролетел над Ясирой, и Инген Джеггер медленно повалился
на землю.
   Ненависть вырвалась, как пламя, из сердца Саймона,  когда  он  встал  над
охотником и занес камень высоко над  его  телом.  На  лице  Ингена  Джеггера
застыла восторженная улыбка, и  на  краткий  миг  его  бледно-голубые  глаза
встретились с глазами Саймона, но тут же лицо его исчезло в красном  месиве,
а тело охотника покатилось по земле. Саймон бросился на него с  бессловесным
криком ярости, все  его  отчаяние,  так  долго  сдерживаемое,  выплеснулось,
наконец, наружу в безумном порыве.
   Они меня лишили всего. Они надо мной смеялись. Забрали все.
   Ярость сменилась каким-то диким ликованием. Он  почувствовал  необычайный
прилив сил. Наконец-то. Он обрушил камень на голову  Ингена,  поднял  его  и
снова ударил, и бил так со злобой, пока его не оттащили от этого тела чьи-то
руки; и он погрузился в свою красную тьму.

***

   Кендарайо'аро привел его  к  Джирики.  Дядя  принца,  как  и  все  другие
обитатели Джао э-Тинукай, был одет в темно-серые траурные одежды. На Саймоне
были штаны и рубашка того же цвета, которые ему принесла  подавленная  Адиту
на следующий день после сожжения Ясиры.
   Джирики находился не в своем доме, а в  жилище,  состоявшем  из  розовых,
желтых и светло-коричневых шатров, которые показались  Саймону  похожими  на
гигантские ульи. Ситхи, обитавшая там, была знахаркой  и  залечивала  ожоги,
полученные Джирики.
   Кендарайо'аро с лицом неподвижным, как тяжелая маска, оставил  Саймона  у
входа, в который врывался ветер, и удалился без единого слова. Саймон вошел,
как указала ему Адиту, и оказался  в  темной  комнате,  освещавшейся  только
бледным шаром на деревянной подставке. Джирики  сидел  в  огромной  постели,
руки его были сложены на груди, перевязанные  полосками  шелковистой  ткани.
Лицо ситхи лоснилось от какой-то жирной  мази,  что  лишь  подчеркивало  его
нездешние черты, кожа его почернела в нескольких местах,  а  брови  и  часть
длинных волос были вовсе спалены; но Саймон обрадовался, увидев,  что  принц
не слишком сильно пострадал.
   - Сеоман, - произнес Джирики, и на лице его появилось подобие улыбки.
   - Ну как ты? - спросил Саймон застенчиво. - Больно?
   Принц покачал головой.
   - Нет, особых страданий я не испытываю,  во  всяком  случае,  от  ожогов,
Сеоман. Мы в нашей семье сделаны из достаточно прочного материала,  как  ты,
возможно, помнишь по нашей первой встрече. - Джирики осмотрел его с  ног  до
головы. - А как твое здоровье?
   Саймон ощутил неловкость.
   - Я чувствую себя хорошо. -  Он  помолчал.  -  Мне  стыдно.  -  Глядя  на
спокойное лицо перед собой, он устыдился того, что в нем проявилось животное
нутро, стыдно, что он на глазах у всех превратился в визжащее чудовище.  Это
воспоминание лежало на его душе тяжелым грузом все эти  дни.  -  Я  во  всем
виноват.
   Джирики поспешил остановить его, подняв руку,  затем  снова  опустил  ее,
позволив себе лишь небольшую болезненную гримасу.
   - Нет, Сеоман, нет. Ты не совершил ничего, за что бы  стоило  извиняться.
Это был день ужасов, а ты их слишком много пережил.
   - Не в этом дело, - сказал несчастный Саймон. - Он выследил  меня.  Инген
Джеггер. Я привел Ингена Джеггера к Праматери! Он сам это сказал. Я привел к
ней ее убийцу!
   Джирики отрицательно покачал головой.
   - Это давно планировалось, Сеоман. Поверь мне. Красная Рука мог  спокойно
прислать кого-то из своих в наш укрепленный город Джао э-Тинукай -  хотя  бы
на несколько мгновений.  Инелуки  еще  не  так  силен.  Это  была  прекрасно
проведенная атака, заранее обдуманная. У Утук'ку, так  же  как  и  у  Короля
Бурь, ушло много сил на ее выполнение. Ты думаешь, случайно  Утук'ку  лишила
Праматерь голоса, когда та готова была раскрыть замысел Инелуки? И  то,  что
Красная Рука именно тогда ворвался к нам,  израсходовав  столько  чародейной
силы? И ты полагаешь, что охотник Инген Джеггер просто  блуждал  по  лесу  и
вдруг решил убить Амерасу, Рожденную на Борту? Нет, я  тоже  так  не  думаю,
хотя, возможно, он и наткнулся на твои следы, прежде чем Адиту привела  тебя
сюда, а ему, конечно, гораздо легче выследить смертного, чем одного из  нас,
но он все равно сумел бы пробраться в Джао  э-Тинукай.  Кто  знает,  сколько
времени он ждал перед Летними воротами, когда наткнулся на них, ждал,  когда
его хозяйка спустит его на своих врагов как раз в подходящий момент? Это был
военный  план,  Сеоман,  точный  и  более  чем  отчаянный.  Они,   вероятно,
действительно боялись мудрости Праматери.
   Джирики на миг поднес свою перевязанную руку ко лбу.
   - Не бери вину на себя,  Сеоман.  Смерть  Амерасу  была  предначертана  в
темных недрах Наккиги, а может быть, даже тогда, когда две  семьи  разошлись
возле Сесуадры тысячи лет назад. Мы принадлежим  к  расе,  что  нянчит  свои
обиды долго и молча. Ты не виноват.
   - Но почему?! -  Саймону  хотелось  верить  словам  Джирики,  но  ужасное
ощущение потери, которое  охватывало  его  несколько  раз  в  это  утро,  не
уходило.
   - Почему? Потому что Амерасу смогла заглянуть в самое сердце  Инелуки,  а
кто это мог сделать лучше ее? Она, наконец, раскрыла его  замысел  и  готова
была открыть его своему народу. Теперь уже нам  никогда  не  узнать  -  или,
возможно, мы поймем его, только когда Инелуки сочтет нужным представить  его
нам во всей его неизбежности. - На  него  накатилась  усталость.  -  Клянусь
Рощей, Сеоман, мы так много потеряли! Не только  мудрость  Амерасу,  которая
была огромна, но мы также утратили нашу последнюю связь с Садом.  Теперь  мы
действительно бездомны. - Он поднял глаза к надувшемуся потолку, так что  на
его заострившееся лицо упал желтый свет. - У эрнистирийцев была о ней песня,
знаешь:

   Белоснежна грудь хозяйки пенистого моря,
   Она тот свет, что греет нас в ночи,
   И звезды в небесах пьянит...

   Джирики осторожно вздохнул, щадя свою изъеденную дымом гортань. Выражение
удивительной ярости вдруг исказило его всегда спокойные черты.
   - Даже оттуда, где живет Инелуки, даже с той стороны смерти, как  мог  он
прислать кого-то, чтобы убить собственную мать?!
   - Что же нам делать? Как побороть его?
   - Это тебя не должно тревожить, Сеоман Снежная Прядь.
   - Как это? - Саймон постарался сдержать гнев. - Как можешь ты  мне  такое
говорить? После всего, что мы видели вместе?
   - Я не то имел в виду, Сеоман, - ситхи усмехнулся своей неловкости.  -  Я
утратил даже основы воспитания, прости. Саймон увидел, что он  действительно
ждет прощения.
   - Конечно, Джирики. Ты прощен.
   - Я просто имел в виду,  что  мы,  зидайя,  должны  посоветоваться  между
собой. Мой отец Шима'Онари тяжело ранен, и мать моя Ликимейя должна  созвать
всех вместе, но не в Ясире. Думаю, мы там никогда  уже  не  соберемся.  Тебе
известно, Сеоман, что это огромное дерево все побелело  от  огня?  Тебе  это
разве никогда  не  снилось?  -  Джирики  склонил  голову  набок,  глаза  его
таинственно сверкнули. - Ох, прости меня, пожалуйста. Я отвлекаюсь и забываю
о важном. Тебе никто не сказал? Ликимейя  приняла  решение,  что  ты  должен
уйти.
   - Уйти? Покинуть Джао э-Тинукай? - приступ  радости  сменился  неожиданно
нахлынувшим сожалением и даже гневом. - Почему именно сейчас?
   - Потому что такова была последняя воля Амерасу. Она сказала об этом моим
родителям еще до собрания. Но почему это тебя  расстроило?  Ты  вернешься  к
своим. Так будет во всяком случае. Нам, зидайя,  нужно  оплакать  свою  щую,
свою лучшую. Смертным при этом нет места. К тому же  ты  ведь  именно  этого
хотел, правда7 Вернуться к своим?
   - Но вы же не можете просто запереться и отвернуться! Во  всяком  случае,
не в этот раз! Разве вы не слышали Амерасу? Нам всем нужно сражаться  против
Короля Бурь! Не делать этого - значит струсить! - Перед ним  внезапно  снова
возникло ее  строгое  и  нежное  лицо.  Ее  глаза,  так  замечательно  много
знавшие...
   - Успокойся, юный друг, - сказал Джирики с натянутой сердитой улыбкой.  -
Ты полон добрых намерений, но не знаешь достаточно, для того чтобы  говорить
так напористо. - Лицо его смягчилось. -  Не  бойся,  Сеоман.  Все  меняется.
Хикедайя убили нашу старейшую, нанесли ей смертельный удар в нашем священном
доме. Они преступили черту, которую  не  должно  преступать.  Возможно,  они
сделали это намеренно, но дело не в том, -  это  свершилось.  Вот  еще  одна
причина, по которой тебе следует уйти,  дитя  человека.  Тебе  не  место  на
военных советах зидайя.
   - Так вы будете бороться? - - в сердце Саймона затеплилась надежда.
   Джирики пожал плечами.
   - Думаю, да, но как и когда - не мне об этом говорить.
   - Так всего много, - пробормотал Саймон. - Так все неожиданно.
   - Ты должен идти, юный друг.  Адиту  скоро  вернется  от  родителей.  Она
проводит тебя к своим. Лучше все это  сделать  побыстрее,  потому  что,  кто
знает, Шима'Онари и Ликимейя могут изменить свое решение. Иди. Сестра придет
за тобой в мой дом у реки, -  Джирики  нагнулся  и  поднял  что-то  с  пола,
поросшего мхом. - И не забудь про зеркало, мой друг. -  Он  улыбнулся.  -  Я
тебе снова смогу понадобиться. И я тебе еще должен одну жизнь.
   Саймон взял блестящий предмет и опустил в карман. Он поколебался, но  все
же наклонился и обнял Джирики, пытаясь сделать это нежно, чтобы не коснуться
ожогов. Принц ситхи дотронулся до его щеки своими холодными губами.
   - Ступай с миром, Сеоман Снежная Прядь. Мы снова встретимся. Я обещаю.
   - Прощай, Джирики, - он повернулся и быстро зашагал,
   Не оглядываясь. Он несколько замедлил шаг, когда оказался  в  продуваемой
ветром пере