уть одному, хотя "храбрые и глупые часто живут в одной
пещере",  как  мы  говорим.  Я   думаю,   если   твоя   цель   окажется   не
предпочтительной, ты можешь  прийти  и  жить  с  нами,  кануками.  Огромным,
башнеподобным троллем ты будешь! -  Бинабик  засмеялся  высоким  беззаботным
смехом, как бранчливая белка.
   Саймону оставалось только присоединиться к нему,  несмотря  на  некоторое
нервное напряжение, все еще не оставившее его.
   Костер прогорел, и последние угли  едва  мерцали.  Лес  стал  туманной  и
непроницаемой стеной  тьмы.  Саймон  поплотнее  закутался  в  плащ.  Бинабик
рассеянно наигрывал на флейте, задумчиво глядя в фиолетовое пятно неба между
верхушками деревьев.
   - Смотри, - сказал он вдруг,  указывая  флейтой  куда-то  в  ночь.  -  Ты
видишь?
   Саймон наклонился к троллю, чтобы лучше понять,  куда  он  указывает,  но
ничего не увидел, кроме скопления звезд.
   - Ничего не вижу.
   - Как, ты не видишь Сеть?
   - Какую сеть?
   Бинабик странно посмотрел на него.
   - Разве они ничему не научают, в этом замке? Сеть Мезумииру.
   - Кто это такой?
   - Аха. - Бинабик снова уронил голову на траву. - Звезды,  это  скопление,
которое ты можешь видеть у тебя над головой, это  Сеть  Мезумииру.  Говорят,
что она раскинула ее, чтобы ловить в нее своего мужа, Исики. Он убежал.  Мы,
кануки, зовем ее Шедда, Темная Мать.
   Саймон посмотрел вверх, на тусклые звездные точки. Можно  было  подумать,
что прохудилась черная ткань, отделяющая Светлый  Ард  от  прекрасного  мира
света.
   Сощурившись, он старался выделить какие-нибудь контуры из  беспорядочного
скопления звезд.
   - Они почти не видны.
   - Небо неясное, ты прав. Говорят, что Мезумииру хорошо любит такие  ночи;
она питает страх, что блеск драгоценных камней на ее сети испугает Исики.
   Однако очень часто бывают облачные ночи, а  она  все  еще  не  может  его
поймать.
   Саймон прикрыл глаза.
   - Мезза... мезо...
   - Мезумииру, Мезумииру, Лунная Женщина.
   - Но вы сказали, что ваш народ зовет ее... Шедда?
   - Правильно, мой народ зовет ее Шедда. Она мать всего, как верят кануки.
   Саймон немного подумал.
   - Тогда почему вы зовете это, - он показал пальцем, - Сетью Мезумииру?
   Почему не Сеть Шедды? Бинабик улыбнулся и поднял брови.
   - Хороший вопрос ты задаешь. Мой народ зовет ее так, они говорят:  Одеяло
Шедды. В это время я много путешествую и  узнаваю  новые  имена.  И  первыми
здесь бывали ситхи. Очень давно они называли эти звезды. -  Некоторое  время
тролль и Саймон в молчании рассматривали почерневшее покрывало над миром.  -
Я знаю, - неожиданно сказал Бинабик. - Я буду петь тебе Песнь Шедды  -  или,
очевидно, маленькую часть песни. Она очень-очень длинная. Могу я запеть  для
тебя?
   - Да! - Саймон укутался  в  плащ.  -  Пойте,  пожалуйста.  Кантака,  тихо
сопевшая в ногах у тролля, подняла голову, чтобы посмотреть по  сторонам,  и
тихо зарычала. Бинабик тоже огляделся, слегка прищурившись. Убедившись,  что
все благополучно, Кантака  ткнула  Бинабика  огромной  головой,  устраиваясь
поудобнее и закрыла  глаза.  Бинабик  погладил  ее,  взял  флейту  и  сыграл
несколько пронзительных нот.
   - Готовься, - сказал он, - что это будет только сокращение всей песни.  Я
буду давать объяснение вещей. Мужа Шедды ситхи зовут Исики, мой народ  зовет
его Киккасут. Он господин всех птиц...
   Тролль запел торжественным высоким голосом, странно мелодичным, как голос
ветра в вершинах деревьев. В конце каждой строфы он делал паузу, и играл  на
флейте нечто, напоминающее мелодии волынки.

   Ревет поток
   У пещеры Тохуга,
   У сияющей пещеры в небесах.
   Шедда прядет там,
   Темная дочь Повелителя Небес,
   Бледная, темноволосая Шедда.
   Летит Король Птиц
   По дороге звезд,
   По сияющей дороге звезд.
   Вот он видит Шедду.
   Киккасут видит прекрасную Шедду,
   Клянется, что заберет ее.
   "Отдай мне дочь,
   Дочь, что прядет в пещере,
   Дочь, что прядет тонкую нить, -
   Говорит Киккасут. -
   Я сумею красиво одеть ее.
   Одену ее в блестящие перья".
   Слушает Тохуг,
   Слушает эти сладкие слова,
   Слова богатого Короля Птиц.
   Думает Тохуг,
   Отдает Шедду, свою дочь,
   Старый, жадный Тохуг.

   - Итак, -  объяснил  Бинабик  своим  обычным  голосом,  -  старый  Тохуг,
Повелитель Небес, продает Шедду,  свою  дочь,  Киккасуту,  Королю  Птиц,  за
накидку из блестящих перьев, с помощью которой он хочет делать облака. Тогда
Шедда отправляется вместе со своим мужем в страну за горами, где  она  стала
Королевой Птиц.  Но  это  не  приносит  Шедде  очень  много  счастья.  Скоро
Киккасут, он избегает Шедду, приходит домой и только ест и ругает. -  Тролль
тихо засмеялся и вытер конец флейты о свой меховой воротник. -  Ох,  Саймон,
это всегда бывает очень длинная история... Хорошо, Шедда идет к очень старой
женщине, и она говорит ей, что она поймает  Киккасута  обратно,  если  будет
рождать ему детей.
   Шедда берет волшебство от старой женщины,  из  костей,  ложного  следа  и
черного снега, и тогда она может зачать. И тогда она рождает девять детей.
   Киккасут, он слышит об этом, и он шлет ей  весть,  что  заберет  детей  к
себе, чтобы вырастить хорошо, и они станут птицы, а  не  бесполезные  лунные
дети.
   Шедда слышит это, и она спрятала двух очень младших.  Киккасут  пришел  и
спрашивает ее, где еще два ребенка, и она сказала, что они болеют и умирают.
   Тогда Киккасут забирает других и уходит, и Шедда проклинает его.
   И он снова запел:

   Киккасут улетает.
   Плачет, плачет Шедда,
   Плачет о горькой потере.
   Отняли ее детей,
   Всех, кроме двух спрятанных,
   Всех, кроме Лингита и Яны.
   Внуки Повелителя Небес,
   Близнецы Лунной Женщины,
   Спрятанные, бледные,
   Яна и Лингит,
   Спрятаны от жестокого отца,
   И мать сохранит их бессмертными.

   - Ты видишь, - перебил себя Бинабик, - Шедда  не  хочет,  чтобы  ее  дети
умирали, смертные, как птицы в небе, потому что они становились ее миром...

   Рыдает Шедда,
   Рыдает, преданная и одинокая,
   Одинокая, страшную месть замышляет она.
   Она берет драгоценности,
   Драгоценные украшения, подарки Киккасута,
   И ткет, сплетая их вместе.
   На вершину горы,
   Высокой горы взбирается темная Шедда,
   Шедда несет сотканное одеяло,
   Она кидает его на ночное небо,
   Кидает ловушку для своего мужа,
   Мужа, который похитил детей Шедды...

   Бинабик напевал без слов некоторое время, покачивая головой.  Наконец  он
опустил флейту.
   - Это песнь невозможной длины, но она говорит о самых важных вещах. Потом
она говорит о Лингите и Яне, которые должны выбирать Смерть  Луны  и  Смерть
Птицы, потому что Луна умирает,  но  потом  приходит  такая  же,  как  была,
обратно.
   Птицы тоже умирают, но они оставляют такие же в яйцах, чтобы молодые жили
вместо них. Яна, так думают тролли, выбрала Смерть Луны, и была матриархом -
а это значит бабушкой - матриархом ситхи. Смертные, как я и ты, друг Саймон,
происходят от Лингита. И это тоже длинная, очень длинная песнь. Ты  захочешь
ее услышать когда-нибудь?
   Саймон не ответил. Песнь луны и нежное прикосновение мягкого  крыла  ночи
быстро убаюкали его.

Глава 5

КРОВЬ СВЯТОГО ХОДЕРУНДА

   Казалось, что листья только и ждали момента, когда Саймон  заговорит  или
просто глубоко вздохнет, чтобы немедленно набиться ему в рот. Сколько бы  он
ни нагибался, сколько бы ни подпрыгивал, ветки  все  равно  хватали  его  за
одежду и лицо, как жадные детские руки.
   - Бинабик! - завопил он. - Почему мы не выходим на дорогу? Я  разорван  в
клочья!
   - Не жалуйся очень много. Мы будем скоро вернуться к дороге. Он  приходил
в бешенство, глядя, как ловко маленький тролль пробирается между  ветками  и
сучьями. Хорошо ему говорить "не жалуйся"!  Чем  гуще  становился  лес,  тем
увертливее становился Бинабик,  грациозно  скользивший  через  цепкий  сырой
подлесок, а Саймон в это время с шумом  и  треском  продирался  сзади.  Даже
огромная  Кантака  легко  бежала   вперед,   оставляя   за   спиной   только
подрагивающую листву. Саймону казалось, что чуть ли не половину Альдхорта он
тащит на себе в виде сломанных сучьев, колючек и листьев.
   - Но зачем это? Ничуть не дольше было бы идти краем  леса  вдоль  дороги,
так почему я должен  прорываться  через  чащу  и  каждый  шаг  делать  после
жестокого боя с ветками?
   Бинабик свистнул волчице, которая успела куда-то удрать. Она  моментально
возникла из кустов, и тролль, поджидая Саймона, ласково ерошил шерсть у  нее
на загривке.
   - Ты очень прав, Саймон, - сказал он, когда юноша подошел. - Очень хорошо
было идти длинной дорогой. Но, - он предостерегающе поднял короткий палец, -
есть очень другие соображения.
   Саймон знал, что на этом месте ему полагается задать вопрос. Он этого  не
сделал,  а  остановился,  тяжело  дыша,  радом  с  троллем,  и  принялся  за
внимательный осмотр самых свежих ранений. Увидев, что  Саймон  не  клюет  на
предложенную приманку, тролль улыбнулся.
   - Почему, спрашиваешь ты, любознательный. Какие  еще  соображения?  Ответ
пребывает повсюду вокруг, на деревьях и под камнями; Ты  можешь  чувствовать
его!
   Ты можешь обонять его!
   Саймон тоскливо огляделся и не увидел ничего, кроме деревьев и  куманики.
И еще деревья. Он застонал.
   - Нет, нет, ужели ты потерял всякие ощущения? - вскричал Бинабик.  -  Что
за странный метод учиться бывает у вас в этом глупом каменном муравейнике, в
этом... замке?
   Саймон подозрительно взглянул на неги.
   - Я никогда не говорил вам, что жил в замке.
   - Это имеет великую очевидность во всех твоих акциях.  -  Бинабик  быстро
нагнулся, чтобы рассмотреть едва заметный олений след, по которому они  шли.
- Видишь ли, - сказал он драматическим голосом. - Земля  -  это  одна  такая
большая книга, которую очень следует читать. Каждая очень маленькая тварь, -
морщинистая важная улыбка, - имеет ее историю. Деревья, листья, мох и  камни
содержат очень занимательные вещи.
   - О Элисия, нет! - простонал Саймон и без сил опустился на траву,  уронив
голову на руки. - Пожалуйста, не читай мне книгу леса прямо сейчас, Бинабик.
   Ноги ноют, и сердце болит.
   Тролль наклонился, почти касаясь Саймон круглой  щекой.  Быстро  осмотрев
волосы юноши, превращенные куманикой  в  безобразный  колтун,  тролль  снова
выпрямился.
   - Я думаю, мы должны очень тихо отдыхать, - сказал  он,  стараясь  скрыть
разочарование. - Я расскажу тебе позже об этом.
   - Спасибо, - пробормотал Саймон себе в колени.
   Этим вечером Саймон уклонился от охоты для ужина по той простой  причине,
что уснул, как только они устроили привал. Бинабик пожал плечами, сделал  по
большому глотку из мехов с водой и вином, и совершил  короткую  прогулку  по
окрестностям. Кантака, принюхиваясь, бежала рядом  с  ним.  После  несколько
невыразительного, но сытного ужина из сухого  мяса  он  раскинул  кости  под
аккомпанемент сладкого посапывания  Саймона.  При  первой  раскладке  выпали
Бескрылая птица, Рыба-копье и Темный путь. Расстроившись, он закрыл глаза  и
некоторое время мурлыкал что-то немелодичное,  пристроившись  к  знаменитому
оркестру ночных насекомых. Новая раскладка принесла Факел у входа в пещеру и
Упирающегося барана, но Темный путь выпал снова. Не стоило, конечно, слишком
уж доверять костям - у него для этого был чересчур хороший  наставник  -  но
тем не менее этой ночью Бинабик спал - когда ему, наконец, удалось  заснуть,
с уложенным кожаным мешком под боком.
   Саймон  проснулся,  и  тролль  преподнес  ему  вполне  удовлетворительный
завтрак из жареных перепелиных яиц и  бледных  оранжевых  бутонов  какого-то
цветущего дерева, оказавшихся вполне съедобными, хотя и  немного  странными,
вроде жвачки.
   Утренний переход тоже проходил значительно легче,  чем  вчера:  местность
постепенно становилась более открытой, деревья поредели.
   Все утро тролль был каким-то тихим. Саймон не  сомневался,  что  причиной
этого было его непростительное равнодушие к лесной эрудиции Бинабика.  Когда
солнце поднялось уже довольно высоко, они шли по длинному пологому спуску, и
Саймон почувствовал, что пришла пора заговорить.
   - Бинабик, ты не  расскажешь  мне  сегодня  о  книге  леса?  Его  спутник
улыбнулся, но улыбка была не такой широкой и  несколько  более  напряженной,
чем привык видеть Саймон.
   - Конечно, Саймон-друг. Но я питаю страх, что ты не совсем истинно  понял
меня. Я говорю о земле, как о книге, не потому, что ты должен читать ее  для
твоего удовольствия и бодрости духа, как религиозный том - хотя смотреть  на
мир с этой целью также можно, но я говорю о лесе очень больше, как  о  книге
из медицины, которую учат во имя твоего здоровья.
   Это просто удивительно,  думал  Саймон,  этому  малышу  ничего  не  стоит
посадить меня в калошу. И без всякой задней мысли.
   Вслух он сказал только:
   - Здоровье? Медицинская книга?
   Лицо Бинабика вдруг стало очень серьезным.
   - Я говорю о твоей жизни и твоей смерти, Саймон. Ты теперь находишься  не
в доме. Ты теперь находишься не в моем доме, хотя мне очевидно легче  бывать
гостем здесь, чем тебе. Даже ситхи, которые очень много лет смотрели  здесь,
как солнце катается туда-сюда по небесам, даже они не говорят, что  Альдхорт
это их дом. - Бинабик остановился перевести дух, положил  руку  на  запястье
Саймона и сжал его. - Это место, где мы стоим, этот очень большой лес -  это
самое старое место. Вот почему он так зовется,  как  говорят  ваши  люди,  -
Альдхорт: это всегда старое сердце Светлого Арда. Эти  деревья  вокруг,  они
очень более молодые, чем все остальные, и вот они  видели  уже  очень  много
огня, воды и ветру, прежде чем ваш великий король Джон  сделал  своей  очень
первый вздох на острове Варинстен. Саймон, моргая, оглянулся.
   - Другие, - продолжал Бинабик, - есть другие, которые видел я, и их корни
врастают глубоко в Скалу Времени, и они старше, чем все царства человека или
ситхи, которые шли к славе и уходили к забвению.
   Бинабик снова сжал его запястье, и Саймон, глядя вниз по склону, внезапно
почувствовал себя очень маленьким, бесконечно малым, как насекомое, ползущее
по склону горы, пронзающей облака.
   - Почему... - спросил он наконец, чувствуя, к своему удивлению, что почти
готов заплакать. - Почему ты говоришь мне об этом?
   - Потому что, - сказал Бинабик и погладил его по руке, - потому что ты не
должен думать так, что лес, этот мир  леса,  это  что-то  похожее  на  аллеи
Эрчестера. Ты должен наблюдать, и ты должен думать и еще думать.
   Тролль двинулся вперед. Саймон ковылял за ним. Все вокруг изменилось.
   Теперь деревья казались ему враждебной, перешептывающейся толпой.  Саймон
чувствовал себя так, как будто получил пощечину.
   - Подожди! - крикнул он вдруг. - Думать о чем? - но Бинабик  не  замедлил
шага и не обернулся.
   - Пойдем уже, - позвал он через плечо. - Мы должны  спешить.  Если  будет
благоприятно, мы придем в Нок еще до  темноты.  -  Он  свистнул  Кантаке.  -
Пожалуйста, Саймон, - закончил он.
   И это были его последние слова за все утро.
   - Это здесь. - Бинабик наконец нарушил молчание. Они  стоял  на  поросшем
травой гребне, и  вершины  деревьев  под  ними  казались  бугристым  зеленым
одеялом.
   - Нок!
   Внизу, как две ступеньки, стояли еще две полосы деревьев, а за ними шумел
зеленый  океан  травы,  простиравшийся   до   далеких   холмов,   очерченных
послеполуденным солнцем. Тролль поднял посох.
   - Это Вальдхельм, или, по крайней мере, его предгорья. Казалось,  что  до
этих холмов, закругленных, как спины спящих животных, легко можно  добросить
камень, преодолев зеленый океан.
   - Как далеко они... холмы?  -  спросил  Саймон.  -  И  каким  образом  мы
забрались так высоко? Мы же не поднимались в гору.
   -  Мы  не  поднимались  в  гору,  Саймон.  Нок  -  это  яма,  углубление,
провалившееся вниз, как след. Если бы ты мог смотреть очень далеко назад,  -
он махнул рукой вверх по хребту, - я думаю, ты бы мог видеть, что мы  сейчас
стоим там, где ниже, чем равнина  Эрчестера.  И  дам  ответ  твоему  второму
вопросу. Холмы довольно очень далеко, но твои глаза обманывают и  делают  их
очень близкими. Я думаю, лучше теперь начать спускаться,  если  нам  хочется
иметь привал, еще освещенный солнцем.
   Тролль сделал несколько шагов вдоль хребта.
   - Саймон, - сказал он, обернувшись, и юноша  увидел,  что  тревога  почти
исчезла с его лица. - Я скажу тебе, что эти холмы  Вальдхельма  -  младенцы,
если сравнивать их с моим  Минтахоком,  но  все-таки  быть  в  этих  высоких
местах, это как вино.
   И вдруг снова совсем как ребенок,  подумал  Саймон,  глядя,  как  Бинабик
легко и быстро спускается вниз по склону,  петляя  между  деревьями...  Нет,
решил он, не ребенок, это просто рост, но как очень, очень молодой человек.
   А сколько же ему лет?
   Тролль тем временем уменьшался прямо на глазах. Саймон уныло выругался  и
поспешил за ним.
   Они спускались довольно быстро по широким, лесистым гребням, несмотря  на
то, что  в  некоторых  местах  приходилось  карабкаться.  Саймон  ничуть  не
удивлялся той легкости, с которой двигался теперь Бинабик  -  прыгал  легко,
как перышко, поднимал меньше шума, чем осторожная белка, демонстрируя  такие
точные и уверенные движения, что  их,  как  был  совершенно  уверен  Саймон,
одобрили бы даже горные бараны Йиканука.
   Так что ловкость Бинабика не удивляла его, в отличие от его собственной.
   Он уже  немного  восстановил  силы,  подорванные  прежними  лишениями,  и
обильное угощение  Бинабика,  оказывается,  много  сделало  для  возрождения
прежнего Саймона,  некогда  слывшего  мальчиком-привидением  в  окрестностях
Хейхолта - бесстрашным-покорителем-башен и акробатом-лазающим-по-стенам.  Не
пытаясь сравниться со своим выросшим в горах  спутником,  он  тем  не  менее
чувствовал, что неплохо себя зарекомендовал. У кого и правда были  некоторые
проблемы, так это у Кантаки, не потому, конечно, что она некрепко стояла  на
ногах, а наоборот, потому что слезть вниз по крутому склону при помощи рук и
может и ребенок, а вот  спрыгнуть  на  то  же  расстояние  гораздо  труднее.
Столкнувшись с этим фактом на практике,  она  рычала,  скорее  сердито,  чем
огорченно, и убегала прочь, искать  более  пологий  и  более  длинный  путь.
Обычно она быстро находила его и присоединялась к путешественникам.
   Когда они извилистой оленьей тропой спускались  по  последнему  пригорку,
солнце уже начало склоняться к западу и светило им прямо  в  лицо.  Ветерок,
игравший листвой деревьев, не мог осушить капли  пота  на  лбах  странников.
Плащ Саймона,  обвязанный  вокруг  талии,  делал  похожу  своего  обладателя
тяжелой, как после обильной трапезы.
   К удивлению Саймона, когда они наконец  достигли  верхнего  края  луга  -
начала Нока - Бинабик решил двигаться к северо-востоку, держась опушки леса,
а не идти к холмам прямиком через колышущийся луг.
   - Но ведь Вальдхельмская дорога за холмами! - сказал Саймон. - Это  вышло
бы куда быстрее...
   Бинабик поднял коротенькую руку, и Саймон сердито замолчал.
   - Есть разница между быстрее  и  быть  быстрее,  друг  Саймон,  -  сказал
Бинабик, веселая уверенность в его голосе чуть не подбила  Саймона  ответить
чем-нибудь насмешливым и ребяческим. Когда он  аккуратно  закрыл  отрывшийся
было рот, тролль продолжил:
   - Видишь ли, я думаю, что может быть очень лучше найти ночлег  сегодня  в
месте, где ты будешь спать на кровати и есть  за  столом.  Что  ты  об  этом
думаешь?  Хммм?  -  тут  вся  обида  Саймона  улетучилась,  как  пар  из-под
приподнятой крышки кастрюли.
   - Кровать? Мы идем в трактир? - Саймон вспомнил рассказ Шема  о  пууки  и
трех ведьмах и подумал, что теперь он точно знает,  что  чувствует  человек,
когда исполняется его первое желание... но тут он  вспомнил  о  страже  и  о
повешенном воре.
   - Нет, мы идем не в трактир, - Бинабик смеялся над радостью юноши.  -  Но
это м