когда  он  послал  коня  вверх  по  склону.  Он
оглянулся назад и увидел, как идут по снегу его люди, мрачные и  молчаливые,
словно пленники. Граф снова пожалел, что привел их сюда.
   А чего я ждал? Мы воюем со сверхъестественным врагом, и война  идет  даже
не на нашей земле. Людям трудно понять, что они бьются за счастье Эрнистира,
когда их дома и семьи остались так далеко. Даже мне иногда странно, хотя я и
верю в это.
   Туманы вихрились вокруг, пока они поднимались к темной стене  Наглимунда.
Он видел, как за проломом метались тусклые тени, хотя отчаянные крики норнов
и птичьи боевые пески ситхи, подхваченные эхом, казалось,  звучали  со  всех
сторон. Внезапно огромная дыра в стене оказалась прямо  перед  ними,  словно
страшная разверстая пасть, готовая проглотить всех смертных.
   Как только Эолер въехал внутрь, небо было  растерзано  вспышкой  света  и
страшным грохотом. На мгновение показалось, что  мир  вывернулся  наизнанку:
туман стал черным, а очертания теней белыми. Его  лошадь  заржала,  отчаянно
мотая головой, и остановилась. Мгновением позже новая вспышка  полоснула  по
глазам. Когда Эолер снова  смог  видеть,  его  перепуганная  лошадь  неслась
обратно к пролому, прямо на его пошатывающихся солдат.  Эолер  в  ужасе  изо
всех сил дернул поводья, но это не помогло. Испустив  сдавленное  проклятие,
он вынул ноги из стремян и, вылетев из седла, упал в  снег.  Лошадь  неслась
вперед, разгоняя сгрудившихся солдат, несколько человек  упали  под  копыта.
Эолер лежал на земле, пытаясь отдышаться. Потом чьи-то грубые руки  схватили
его за плечи  и  поставили  на  ноги.  Два  эрнистнрийца  смотрели  на  него
расширенными от ужаса глазами.
   - Этот... этот свет... - заикался один из них.
   - Моя лошадь взбесилась, - крикнул граф, перекрывая грохот.  Он  отряхнул
снег с одежды и шагнул вперед. За его спиной лежали люди. Лошадь  Изорна  не
понесла, и молодой риммер исчез в тумане где-то впереди.
   Внутренний двор Наглимунда выглядел как кошмарная  кузница.  Туман  висел
над землей как дым, пламя время от времени вырывалось из окон и  занавесками
повисало на каменных стенах. Ситхи и защищающиеся норны были  совсем  рядом.
Их увеличенные огнем и дымом тени напоминали изображения сражающихся  богов.
На мгновение Эолеру показалось, что он вполне разделяет чувства Мегвин.  Ему
хотелось упасть лицом вниз и не подниматься, пока бессмертные не уйдут.
   Из тумана возник всадник.
   - Они зажаты перед замком, - задыхаясь, закричал Изорн. Челюсть его  была
в крови. - Там великаны.
   - О боги, - обреченно сказал Эолер. Он крикнул  своим  людям,  чтобы  они
следовали за ним, и побежал вдогонку за Изорном. При каждом шаге сапоги  его
проваливались в снег, так что графу казалось, что  он  взбирается  на  гору.
Эолер знал, что его кольчуга чересчур тяжела, чтобы он  мог  позволить  себе
бежать слишком долго. Он уже был ранен несколько раз и с трудом дышал.
   Схватка перед замком представляла собой хаос тумана, клинков и  невидимых
врагов, среди которого быстро исчезли люди Эолера. Изорн остановился,  чтобы
поднять упавшее копье, и поскакал навстречу окровавленному гиганту,  который
размахивал дубинкой, держа на расстоянии полдюжины ситхи. Эолер почувствовал
движение рядом с  собой,  и,  повернувшись,  обнаружил  темноглазого  норна,
несущегося  на  него  с  серым  топором  наперевес.  Граф  успел  обменяться
несколькими ударами со своим противником, потом поскользнулся и упал на одно
колено. Прежде чем его враг успел воспользоваться неожиданным преимуществом,
Эолер зачерпнул пригоршню снега и швырнул ее в  лицо  норну.  Не  посмотрев,
попал снаряд в цель или нет,  Эолер  бросился  вперед,  выставив  клинок,  и
вонзил его в лодыжку противника. Металл коснулся кости,  раздался  хруст,  и
норн упал на эрнистирийца.
   Следующие несколько мгновений прошли, казалось, в  полной  тишине.  Звуки
битвы куда-то пропали, как будто он странным образом переместился в какой-то
другой, безмолвный мир в локоть шириной и несколько дюймов глубиной, мир,  в
котором не было ничего, кроме его собственной паники, слабеющего  дыхания  и
костлявых пальцев, сжимающих горло. Белое лицо  нависало  над  ним,  страшно
оскалившись, как южная карнавальная маска. Глаза существа казались  плоскими
черными стекляшками, дыхание его пахло ледяной сыростью замерзшей земли.
   На поясе  графа  был  кинжал,  но  он  боялся  дать  норну  даже  секунду
преимущества на то время, пока будет доставать  его.  Несмотря  на  то,  что
Эолер был выше и  шире  своего  противника,  он  чувствовал,  что  его  руки
слабеют. Норн все сильнее сдавливал его шею, перекрывая дыхание. У графа  не
было выбора.
   Он ослабил свою хватку на запястьях  противника  и  схватился  за  ножны.
Пальцы на его горле сжались, в ушах засвистело, темнота заволокла мир. Эолер
ткнул ножом в бок врага.  Когда  давление  на  горло  ослабло,  он  обхватил
умирающего норна крепко, как любовник,  чтобы  уберечься  от  оружия  врага.
Наконец тело в его объятиях перестало сопротивляться. Граф толкнул, и  норн,
скатившись с него, упал в снег.
   Лежа и пытаясь отдышаться, Эолер увидел краем глаза  черноволосую  голову
Курои. Ситхи, казалось, решал, будет граф жить или  нет.  Потом,  так  и  не
сказав ни слова, он исчез из поля зрения Эолера.
   Граф заставил себя сесть. Его одежда  была  пропитана  быстро  остывающей
кровью норна. Он посмотрел на труп врага, петом вгляделся,  застыв  в  самом
центре хаоса. Что-то' в чертах лица его противника и в тонкой фигуре было...
не так.
   Это была женщина. Он дрался с женщиной-норном.
   Кашляя, обжигая горло каждым вдохом, Эолер попытался встать.  Ему  нечего
было стыдиться - она чуть не убила его, - и  все-таки  он  не  мог  побороть
стыд.
   Что за мир?..
   Как только тишина отступила, на него снова обрушилось пение ситхи и Детей
Облаков в сочетании с  более  земными  яростными  воплями  и  криками  боли,
наполнявшими воздух запутанной, пугающей музыкой. ***
   Эолер был ранен несколько раз и  чувствовал  себя  тяжелым,  как  камень.
Солнце,  за  весь  день  ни  разу  не  показавшееся  из-за  туч,   казалось,
переместилось к западу, но граф не знал, закат или пляшущие огни  окрашивали
туман  красными  отблесками.  Большинство   защитников   внутреннего   замка
Наглимунда погибло: осталась только последняя группа норнов и  самых  мощных
великанов, отступивших к узкому коридору перед высокими  воротами  крепости.
Они, казалось, твердо решили удержать это место. Грязная  земля  перед  ними
была завалена мертвыми телами и пропитана кровью.
   Когда битва стихла, граф приказал своим эрнистирийцам  отступать.  Дюжина
оставшихся на ногах солдат с потускневшими  глазами,  чуть  не  падавших  от
усталости, решительно заявили, что не уйдут до конца битвы. Эолер чувствовал
горячую любовь к ним, даже сердито выругав вслух за глупость. Он сказал  им,
что теперь это дело  ситхи:  здесь  требовалось  хорошее  оружие  и  быстрая
реакция, а смертные не могли  предложить  ничего,  кроме  измученных  тел  и
храбрых сердец. Эолер еще раз велел своим  людям  отступать,  отослав  их  в
относительно безопасный лагерь за стенами Наглимунда. Он  уже  не  надеялся,
что кто-нибудь выйдет живым из этого кошмара.
   Сам граф остался, чтобы найти Изорна, не ответившего  на  призыв  боевого
рога. Он побрел по полю боя, мимо не замечавших его  воинов  ситхи,  которые
пытались выгнать великана из-под защищавшей его  галереи.  Умирающий  гигант
продолжал наносить страшные удары. Ситхи, казалось, отчаянно торопились,  но
Эолер не мог понять почему.  Почти  все  защитники  были  мертвы;  несколько
оставшихся сражались у ворот в замок. Кто-то, очевидно, оставался внутри, но
он явно не собирался впустить в ворота последних  обреченных  защитников.  В
конце концов, решил Эолер, ситхи могут просто перестрелять норнов. У  народа
Джирики еще оставались стрелы, а некоторые норны уже потеряли свои щиты.  Из
волосатой шкуры зашедшего  за  колонны  великана  торчал  десяток  оперенных
стрел.
   Там, где проходил Эолер, тела смертных и бессмертных  лежали  вперемешку,
как будто боги сбросили их с небес. Граф увидел множество  знакомых  мертвых
лиц. Среди погибших были молодые эрнистирийцы, с которыми он еще вчера сидел
у костра, и ситхи, чьи золотые глаза смотрели в никуда.
   Наконец в дальнем углу крепости он нашел Изорна. Молодой риммер лежал  на
земле, руки его были неестественно вывернуты,  шлем  валялся  рядом,  лошадь
убежала.
   Бриниох небесный! - Эолер провел много часов  на  морозном  воздухе,  но,
увидев тело друга, почувствовал небывалый леденящий холод. На затылке Изорна
напеклась кровь. О боги, как я скажу его отцу?!
   Он бросился вперед и схватил Изорна за  плечи,  чтобы  перевернуть.  Лицо
молодого риммера было маской размокшей земли и быстро тающего  снега.  Когда
Эолер осторожно стер грязь, Изорн застонал.
   - Ты жив?!
   Риммер открыл глаза:
   - Эолер?
   - Да, это я. Что случилось? Ты тяжело ранен?
   Изорн, хрипя, вдохнул морозный воздух.
   - Спаситель храни меня, я  не  знаю  -  но  такое  ощущение,  что  голова
раскололась. - Он  поднес  дрожащую  руку  к  затылку,  потом  посмотрел  на
окровавленные пальцы. - Один из гюнов  стукнул  меня  -  огромная  волосатая
тварь. - Он откинулся и закрыл глаза, снова напугав Эолера, но быстро открыл
их. - Где Мегвин?
   - Мегвин? - Эолер взял молодого человека за руку. - Она в лагере. А ты  в
Наглимунде, и ты ранен. Я пойду найду кого-нибудь, кто  поможет  мне  унести
тебя.
   - Нет. - Несмотря на рану, Изорн, видимо, очень тревожился.  -  Она  была
здесь. Я следил за ней, когда-когда великан стукнул меня. Ему не удалось...
   - Мегвин... здесь? - На мгновение Эолеру показалось, что северянин  вдруг
начал говорить на другом языке. - Что ты имеешь в виду?
   - То, что сказал. Я видел, как она  шла  прямо  через  двор.  Она  хотела
обогнуть крепость. Я подумал, что это мне померещилось в тумане, но  помнил,
что она стала... странной. Я пошел за ней и увидел ее  вон...  там...  -  Он
поморщился от боли, указывая в противоположный угол крепости.  -  Я  шел  за
ней, когда эта тварь схватила меня сзади. Я  ничего  не  успел  понять...  и
оказался здесь. Не знаю, почему он не прикончил меня. - Несмотря  на  холод,
бусинки пота выступили на его бледном лице. - Может быть,  кто-то  из  ситхи
подоспел.
   Эолер встал:
   - Я приведу помощь. Постарайся не двигаться, если это будет возможно.
   Изорн попытался улыбнуться:
   - Да? А я-то собирался прогуляться по здешним садам этой ночью.
   Граф накинул свой плащ на раненого  друга  и  поспешил  назад  к  воротам
крепости, стараясь не попасться под руку осаждавшим главные ворота. Он нашел
своих эрнистирийцев  сгрудившимися  у  пролома  во  внешней  стене,  подобно
испугавшимся грома овцам, и позвал четверых поздоровее, чтобы отнесли Изорна
в лагерь. Отправив их, Эолер начал искать Мегвин; ему пришлось  призвать  на
помощь всю свою выдержку,  чтобы  не  убедиться  сначала,  что  его  друг  в
безопасности.
   Ему не пришлось долго искать ее. Она лежала,  свернувшись  калачиком,  за
крепостью. Он не нашел никаких следов насилия на теле, но,  прикоснувшись  к
ее руке, ощутил смертельный холод. Если она и дышала, он  не  смог  услышать
дыхания.  Некоторое  время  спустя,  когда  он  снова  стал  понимать,   что
происходит, он  шел,  пошатываясь,  с  безвольным  телом  Мегвин  на  руках,
пробираясь в лагерь. Впоследствии он не мог вспомнить,  как  добрался  туда.
***
   - Кира'ату говорит, что она жива, но очень  близка  к  смерти,  -  сказал
Джирики. - Прими мою скорбь, граф Эолер.
   Когда граф оторвал взгляд от бледного обмякшего лица Мегвин, целительница
поднялась с койки и тихо вышла из шатра, пройдя, мимо Джирики.  Эолер  хотел
было остановить ее, но знал, что  в  помощи  целительницы  нуждались  многие
другие, и его люди тоже. Ясно было,  что  она  немногое  может  сделать  для
Мегвин, хотя Эолер не мог бы сказать точно, что  уже  сделала  эта  ситхи  с
серебряными волосами. Он был слишком занят, молясь,  чтобы  Мегвин  осталась
жива, и сжимая холодную руку молодой женщины, как бы стремясь перелить в нее
хотя бы часть  своего  лихорадочного  тепла,  чтобы  следить  за  действиями
целительницы.
   На лице Джирики была кровь.
   - Ты ранен, - заметил Эолер.
   - Царапина, не больше. - Джирики сделал быстрое движение  рукой.  -  Твои
люди храбро сражались.
   Эолер повернулся, чтобы говорить с ситхи, не рискуя свернуть себе шею, но
продолжал сжимать пальцы Мегвин.
   - Замок пал?
   Джирики немного помедлил с ответом. Несмотря на всю глубину своего  горя,
Эолер почувствовал неожиданный страх.
   - Мы не знаем, - сказал наконец ситхи.
   - Что ты хочешь сказать?
   Джирики и его  народ  всегда  отличались  от  Эолера  и  других  смертных
удивительным спокойствием, никогда не оставлявшим их. Но сейчас было  видно,
что ситхи взволнован.
   - Они закрыли крепость, оставив Красную Руку внутри.  Они  спели  Великое
Слово Перемены, и теперь туда нельзя войти.
   - Нельзя войти? Но как такое может быть? - Эолер  представил  себе  вход,
забаррикадированный огромными камнями. - Не открыть ворота?
   Ситхи по-птичьи покачал головой.
   - Ворота на месте, но крепости за ними нет. - Он нахмурился. -  Нет,  это
не совсем так. Вы можете  подумать,  что  мы  сумасшедшие,  поскольку  замок
по-прежнему стоит на своем месте. - Ситхи криво улыбнулся. - Не знаю,  смогу
ли объяснить вам, граф. Ни в одном языке смертных нет подходящих слов. -  Он
помолчал.
   Эолеру непривычно было видеть ситхи таким печальным, таким... человечным.
   - Они не могут выйти, но и мы не можем войти, и этого достаточно.
   - Но вы же разрушали стены!  Вы  же  можете  как-нибудь  проломить  стену
внутреннего замка.
   - Да, мы разрушали стены. Но если бы у хикедайя раньше было время,  чтобы
сделать то, что сделано сейчас, стены и сегодня стояли бы  на  своем  месте.
Только какая-то сверхважная задача могла удержать их от  произнесения  Слова
Перемены до того, как  мы  начали  осаду.  Теперь,  даже  если  мы  разберем
крепость по камешку и каждый камень увезем за сотню лиг отсюда, то все равно
не сможем добраться до них. Но и они навсегда останутся там.
   Эолер с усталым удивлением покачал головой:
   - Я не понимаю, Джирики. Если они не могут  выйти  оттуда,  но  остальная
часть Наглимунда наша, тогда ведь не о чем беспокоиться, правда?
   Он уже достиг предела, пытаясь разобраться в туманных объяснениях мирных.
Он хотел только, чтобы его оставили в покое,  наедине  с  умирающей  дочерью
Лута.
   - Я хотел бы, чтобы это было так. Но, какая бы цель ни привела  их  сюда,
она по-прежнему неизвестна  нам  -  и  скорее  всего,  оставаясь  вблизи  от
А-Джиней'Асу'е, они по-прежнему смогут делать то, ради чего пришли сюда.
   - Так все это сражение было напрасно? -  Эолер  отпустил  руку  Мегвин  и
встал. Ярость разгоралась в  нем.  -  Напрасно?  Погибло  более  шестидесяти
храбрых эрнистирийцев, не говоря уже о  твоих  людях  -  а  Мегвин...  -  Он
беспомощно махнул рукой. - Напрасно... - Пошатываясь,  он  сделал  несколько
шагов, подняв  руку,  как  будто  хотел  ударить  молчаливого  бессмертного.
Джирики отреагировал так быстро, что Эолер не успел даже  заметить  движения
ситхи, когда его запястья уже мягко  сжимали  золотые  руки.  Даже  в  своей
ярости он изумился скрытой силе Джирики.
   - Твоя печаль понятна, так же как и моя, Эолер. Но это было не  напрасно.
Возможно,  мы  помешали  хикедайя  достичь  чего-то,  о  чем  пока  сами  не
догадываемся. Конечно,  теперь  мы  настороже  и  будем  следить  за  Детьми
Облаков. Мы оставим здесь некоторых из наших мудрейших и старейших певцов.
   Эолер почувствовал, что его гнев  сменился  ощущением  безнадежности,  Он
тяжело сел, и Джирики отпустил руки графа.
   - Оставите здесь? - спросил угрюмо эрнистириец.  -  А  куда  вы  поедете?
Домой? - Часть его надеялась, что это так и есть, что ситхи вместе со  своей
магией вернутся в тайное жилище. Когда-то Эолер  сомневался,  существуют  ли
бессмертные до сих пор. Теперь он жил и сражался среди них, и  это  принесло
ему больше боли, чем он когда-либо считал возможным.
   - Не к себе домой. Видишь? - Джирики  поднял  полог  шатра.  Ночное  небо
теперь было свободным от туч. Над кострами висели ожерелья звезд. - Вон там.
Над тем, что мы зовем Ночное Сердце - яркой звездой над углом внешней  стены
Наглимунда.
   Заинтригованный и сердитый, Эолер искоса взглянул на небо.  Над  звездой,
высоко на траурном небосводе виднелась  другая  точка  света,  красная,  как
затухающий уголек.
   - Вот это? - спросил он.
   Джирики взглянул.
   - Да. Это предзнаменование величайшей  силы  и  значительности.  Смертные
называют ее Звезда завоевателя.
   Это название было беспокояще знакомым, но в своей печали и опустошенности
граф не мог вспомнить точно.
   - Я вижу ее. И что это значит?
   Джирики повернулся. Взгляд его был холодным и отстраненным.
   - Это значит, что зидайя должны вернуться в Асу'а.
   Некоторое время Эолер не мог понять смысла слов бессмертного.
   - Вы идете в Хейхолт? - проговорил он наконец. - Сражаться с Элиасом?
   - Время пришло.
   Граф повернулся к Мегвин. Ее губы были обескровлены, тонкая белая полоска
виднелась между веками.
   - Тогда вы пойдете без меня и моих людей. С меня хватит убийств. Я заберу
с собой Мегвин, чтобы она могла умереть в Эрнистире. Отвезу ее домой.
   Джирики поднял длиннопалую руку, как  будто  хотел  протянуть  ее  своему
смертному союзнику. Вместо этого  он  повернулся  и  снова  приподнял  полог
шатра. Эолер ожидал какого-нибудь  драматического  жеста,  но  ситхи  сказал
только:
   - Ты должен делать то, что считаешь нужным, Эолер. Ты уже много сделал.
   Он выскользнул наружу - темная тень под звездным  небом,  и  полог  шатра
упал.
   Эолер придвинулся к постели Мегвин,  мысли  его  были  полны  отчаяния  и
тревоги. Он не хотел больше думать. Он  прижался  щекой  к  ее  безжизненной
руке, и сон охватил его. ***
   - Как ты, старый друг?
   Изгримнур застонал и открыл глаза. Голова болела, в  висках  стучало,  но
все это было ничто по сравнению с болью в спине.
   - Мертв. Ты меня почему не хоронишь?
   - Ты еще всех нас переживешь.
   - Если при этом я буду  чувствовать  себя  примерно  так  же,  то  ничего
хорошего в этом не вижу. - Изгримнур попробовал сесть. - Что мы тут  делаем?
Стренгъярд сказал мне, что Вареллан сдался?
   - Да. А у меня были дела здесь, в монастыре.
   Герцог подозрительно посмотрел на Джошуа:
   - Чего ты улыбаешься? Это на тебя не похоже.
   Принц довольно засмеялся:
   - Я стал отцом, Изгримнур!
   - Воршева родила? - Изгримнур вытащил  из-под  одеяла  волосатую  лапу  и
схватил Джошуа за руку. - Отлично, парень, отлично! Мальчик или девочка?
   Джошуа сел на  кровать,  чтобы  не  заставлять  Изгримнура  тянуться  так
далеко.
   - Оба.
   - Оба? - Изгримнур снова подозрительно посмотрел  на  принца,  -  Что  за
ерунда?.. - Наконец он понял:
   - Двойня?
   - Двойня! - Джошуа, казалось, готов был  засмеяться  от  радости.  -  Они
чудесные,  Изгримнур,  -   толстые   и   здоровые!   Воршева   была   права,
женщины-тритинги очень сильные. Она почти не кричала, как будто  они  всегда
рожают двойнями.
   - Хвала Эйдону, - сказал риммер и сотворил знак  древа.  -  Дети  и  мать
хорошо себя чувствуют? Хвала Эйдону. - Он резко вытер глаза. - А ты, Джошуа,
ты только посмотри на себя! Ты  же  только  что  не  танцуешь!  Кто  бы  мог
подумать, что отцовство так преобразит тебя!
   Принц по-прежнему улыбался, но стал более серьезным:
   - Теперь у меня есть ради чего жить, Изгримнур. Я  не  понимал,  что  это
такое - счастье. Они должны жить в добром мире. Тебе надо  увидеть  их.  Они
замечательные.
   - Я пойду взгляну на них. - Изгримнур начал борьбу со своими одеялами.
   - Ни в коем случае! - Джош