ментные страницы. Граф взял  со  стола
два столбика, серебряных монет и опустил их в маленький полотняный  мешочек.
Потом кинул звенящий мешочек в открытый сундук, стоящий у его ног. Мириамели
показалось, что сундук был полон таких же мешочков.
   Под ногой принцессы скрипнула половица - то  ли  от  тяжести,  то  ли  от
непроизвольного движения. Девушка едва успела отскочить  в  сторону,  прежде
чем граф поднял голову. Через некоторое время она опять подошла  к  двери  и
громко и уверенно постучала.
   -  Аспитис?  -  Она  услышала,  как  захлопнулась  книга  и  проскрежетал
заталкиваемый под кровать сундук.
   - Да, леди, входите.
   Она вошла и прикрыла за собой дверь, решив не запирать ее на задвижку.
   - Вы звали меня?
   - Присаживайтесь, прелестная Мария,  -  Аспитис  указал  на  кровать,  но
принцесса  сделала  вид,  что  не  заметила  этого,  и  села   на   стул   у
противоположной стены. Одна из собак Аспитиса откатилась  в  сторону,  чтобы
дать место ногам девушки, несколько раз вильнула  тяжелым  хвостом  и  снова
заснула. На графе было платье, украшенное золотыми хохолками цапли, то самое
платье, которое произвело на нее  такое  впечатление  во  время  их  первого
ужина. Теперь она смотрела на него и удивлялась собственной глупости.
   Как я могла так запутаться в этой лжи! Но Кадрах был прав. Если бы она  с
самого начала представилась простолюдинкой, Аспитис оставил бы ее в покое и,
даже насильно овладев ею, не настаивал бы на женитьбе.
   - Я видела у корабля трех килп, - она говорила вызывающе, как будто  граф
собирался спорить с ней. - Одна из  них  подплыла  совсем  близко  и  хотела
влезть на борт.
   Граф улыбнулся и покачал головой.
   - Они не сделают этого. Не боитесь, леди. Только не на "Облаке Эдны".
   - Но она дотронулась до борта, она как будто искала трап!
   Улыбка графа исчезла. Он нахмурился.
   - Когда мы поговорим, я поднимусь на палубу и пущу в этих рыбьих дьяволов
пару стрел. Нечего им дотрагиваться до моего корабля.
   - Но что им нужно? - Она никак не могла забыть серой  руки  килпы.  Кроме
того, ей вовсе не хотелось начинать разговор с Аспитисом. Она была  уверена,
что ничего хорошего он ей не принесет.
   - Не знаю, леди. - Он нетерпеливо мотнул головой. - Хотя нет, знаю.  Еды.
Но у килп  есть  много  способов  найти  добычу,  куда  более  простых,  чем
нападение на полный вооруженных людей корабль. - Граф  пристально  посмотрел
на принцессу. - Ну вот. Мне не  следовало  говорить  вам  этого.  Теперь  вы
испугались.
   - Они едят... людей?
   Граф снова покачал головой, на этот раз более энергично.
   - Они едят рыбу, иногда птиц, которые не  успевают  взлететь.  -  Аспитис
поймал ее недоверчивый взгляд. - Да, и другие вещи тоже - если могут  найти.
Несколько раз они нападали на маленькие рыбачьи суденышки, но никто точно не
знает почему. Но это неважно. Я уже говорил вам, что они не  причинят  вреда
"Облаку Эдны". Никто не справляется с ними лучше Ган Итаи.
   Минуту Мириамель сидела тихо.
   - Наверное вы правы, - проговорила она наконец.
   - Вот  и  хорошо.  -  Он  встал,  пригнувшись,  чтобы  не  задеть  низкую
потолочную балку, - Я рад, что Турес нашел вас, хотя вряд  ли  вы  могли  бы
потеряться на корабле, правда? - его улыбка была почти грубой. - Нам есть  о
чем поговорить.
   - Да, лорд, - она почувствовала, как чудовищная усталость наваливается на
нее. Может быть лучше будет, если она не станет настаивать,  протестовать  и
волноваться? Она ведь уже решилась просто плыть по течению.
   - Сейчас полный штиль, - продолжал Аспитис, - но  я  надеюсь,  что  ветер
поднимется раньше, чем начнется шторм. Если нам повезет, уже завтра к вечеру
мы будем на острове Спент. Только подумайте, Мария! Мы  поженимся  в  церкви
святого Лавеннина.
   Как просто было бы, не противясь и  не  волнуясь,  отдаться  волнам,  как
подгоняемоеветрами "Облако Эдны". Но будет ли у нее шане спастись, когда они
высадятся на Спейте? Кто знает?
   - Мой лорд, - услышала она свой голос.  -  Я...  у  меня...  не  все  так
просто.
   - Да? - граф вскинул золотистую голову. Мириамель подумала, что он  похож
на охотничью собаку, сделавшую стойку на добычу. - Что "не просто"?
   Влажной ладонью она одернула подол платья и глубоко взохнула.
   - Я не могу выйти за вас замуж.
   Неожиданно Аспитис рассмеялся.
   - О, как глупо. Вы беспокоитесь  о  моей  семье?  Они  полюбят  вас,  как
полюбил я. Мой брат женился на женщине из Пирруина,  а  теперь  она  любимая
невестка моей матери. Не бойтесь!
   - Дело не в этом. - Она сжала руки. - Есть другая причина.
   Граф нахмурился:
   - О чем вы говорите?
   - Я уже дала обещание другому. Дома. И я люблю его.
   - Но я спрашивал вас! Вы сказали, что никакого другого  нет!  И  вы  сами
отдались мне!
   Он был зол, но старался сдержаться. Мириамель  почувствовала,  как  страх
отпускает ее.
   - Я поссорилась с ним и отказалась выйти за него замуж.  Поэтому  отец  и
отослал меня в монастырь. Но теперь я понимаю, что была  не  права.  Я  была
несправедлива к нему... и несправедлива к вам. - Она презирала себя  за  эти
слова. Вряд ли она была несправедлива по  отношению  к  Аспитису,  и  нельзя
сказать, что он был так уж благороден, но приходилось быть щедрой. - Из  вас
двоих первым я полюбила его.
   Аспитис, скривив губы,  шагнул  к  ней.  Голос  его  дрожал  от  скрытого
напряжения.
   - Вы отдались мне!
   Она опустила глаза, стараясь не нанести оскорбления.
   - Я ошиблась. Надеюсь, вы простите меня, хотя я и не заслуживаю прощения.
   Граф резко повернулся спиной к ней. Он говорил с трудом, едва контролируя
себя.
   - И вы думаете, это все? Вы просто скажете: "Прощайте, граф  Аспитис"?  И
все?
   - Я могу только положиться на ваше благородство, мой  лорд.  -  Казалось,
что маленькая каюта стала  еще  меньше.  Мириамель  почти  чувствовала,  как
сжимаются стены, предвещая близкую грозу.
   Плечи Аспитиса затряслись. Он издал низкий  стонущий  звук.  Мириамель  в
ужасе отпрянула к стене. Ей вдруг показалось, что граф сейчас  прямо  на  ее
глазах превратится в ужасного волка из старой сказки,  которую  рассказывала
ей няня.
   Граф Эдны и Дрины повернулся к ней. Его зубы действительно  обнажились  в
волчьей гримасе, но он смеялся.
   Она была ошеломлена. Почему он...
   - О, моя леди. - Он едва справлялся со своим весельем. - Вы действительно
умны.
   - Я не понимаю, - холодно сказала она. - Вы находите это смешным?
   Аспитис хлопнул в ладоши. Мириамель вздрогнула от резкого звука.
   - Вы очень  умны,  леди,  очень  умны,  но  не  так,  как  вы  думаете...
принцесса.
   - Ч-что?
   Он  улыбнулся,  и  теперь  его   улыбку   никак   нельзя   было   назвать
очаровательной.
   - Вы быстро соображаете и изобретательно лжете. Но  я  был  на  похоронах
вашего деда и коронации вашего отца. Вы Мириамель. Я понял это за первой  же
нашей совместной трапезой.
   - Вы... Вы... - Теперь в мыслях у нее была страшная путаница. - Что?..
   - Я уже начал подозревать что-то,  когда  вас  доставили  ко  мне.  -  Он
протянул руку и коснулся ее волос. Принцесса не двигалась, у нее перехватило
дыхание. - Видите, - сказал он, - ваши волосы коротко острижены и выкрашены,
но ближе к корням они золотые... как мои. - Граф довольно усмехнулся:
   -  Да,  благородная  леди,  направляющаяся  в  монастырь,  может  заранее
обрезать волосы, но зачем менять их цвет, особенно если  он  так  прекрасен?
Будьте уверены, я внимательно рассматривал вас тогда,  за  ужином.  В  конце
концов узнать вас было не так уж и трудно. Я видел вас раньше, хотя и не так
близко. Все знают,  что  дочь  Элиаса  скрывалась  в  Наглимунде  и  пропала
куда-то, когда замок пал. - Он довольно улыбнулся и щелкнул пальцами. -  Так
что вы - моя, и мы поженимся на Спенте, потому что вы, наверное, попытаетесь
бежать в Наббан, где у вас родственники. - Аспитис засмеялся. - А теперь они
будут и моими родственниками.
   Принцесса была в отчаянии.
   - Вы действительно хотите жениться на мне?
   - Не из-за вашей красоты, моя леди, хотя вы очень хороши.  И  не  потому,
что разделил с вами постель. Если бы я женился на всех женщинах, с  которыми
развлекался, мне пришлось бы отдать этой армии  жен  целый  замок,  как  это
делают короли Наскаду. - Он сел на  кровать  и  откинулся,  прислонившись  к
стене. - Нет, сейчас я женюсь на вас. Потом ваш отец окончит свои завоевания
и устанет от Бенигариса, как устал от него я - поверите ли,  когда  он  убил
своего отца, он всю ночь пил и плакал! Как ребенок!  -  так  вот,  когда  он
устанет от Бенигариса, где он найдет лучшего правителя Наббана, чем тот, кто
разыскал его дочь, полюбил ее и привез  домой  целой  и  невредимой?  -  Его
холодная улыбка сверкнула, как лезвие ножа. - То есть я.
   Мириамель похолодела. Некоторое время она не могла вымолвить ни слова.
   - Ну а если. я скажу отцу, что вы похитили и обесчестили меня?
   Но ее слова только позабавили его.
   - Вы не так хорошо интригуете, как я думал, Мириамель. Многие видели, как
вы взошли на борт моего корабля под чужим именем, как я  ухаживал  за  вами,
хотя думал, что вы всего лишь дочь какого-то малоземельного барона.  И  если
станет из вестно, что вы были - обесчещены,  так  вы  сказали?  -  ваш  отец
никогда не откажется от зятя знатного происхождения, который уже давно  стал
его преданным союзником и оказал ему, -  он  протянул  руку  и  похлопал  по
какому-то предмету, которого Мириамель не могла видеть, -  множество  важных
услуг.
   Его глаза горели от удовольствия. Он был прав. Она не  сможет  остановить
его. Она принадлежала ему. Она стала его собственностью.
   - Я ухожу, - принцесса вскочила.
   - И не пытайтесь случайно упасть за борт,  дорогая  Мириамель.  Мои  люди
будут следить за вами. Вы нужны мне живой.
   Мириамель толкнула дверь, но она не открывалась. На сердце у девушки были
только пустота и боль, как будто из нее выпустили воздух.
   - На себя, - подсказал граф. Мириамель вылетела в коридор. Перед  глазами
у нее все кружилось, как во время сильной качки. -  Я  приду  в  вашу  каюту
попозже, любимая, - сказал граф ей вслед. - Будьте готовы встретить меня.
   Едва она вышла на палубу, ноги отказали ей. Принцесса упала на колени. Ей
хотелось только погрузиться в темноту и исчезнуть. ***
   Тиамак сердился.
   Он хорошо потрудился для сухоземельцев  -  Ордена  Манускрипта,  как  они
говорили, хотя Тиамаку казалось, что группа из  полудюжины  человек  слишком
мала, чтобы называть себя орденом. Но  членом  Ордена  был  доктор  Моргенс,
которого Тиамак уважал и любил, поэтому он старался сделать  все  возможное,
когда хоть кому-нибудь из носителей свитка требовалась помощь,  которую  мог
оказать только маленький вранн. Они не часто  нуждались  в  мудрости  жителя
болот, но  когда  она  была  нужна  им  -  например,  когда  одному  из  них
понадобилась крученая трава или желтый медник, которые невозможно было найти
на рынках сухоземельцев - они вспоминали о Тиамаке и писали  ему.  Иногда  -
например, когда  он  подготовил  для  Динивана  подробный  каталог  болотных
животных, снабженный его собственными рисунками пером, или  когда  изучил  и
описал старому Ярнауге, какие реки впадают во Вранн и что происходит,  когда
их пресные воды смешиваются с соленой водой залива Ферракоса, ему  приходили
длинные  ответные  письма  с  благодарностями.  Благодарственное  письмо  от
Ярнауги было таким тяжелым, что  голубь  добирался  до  Вранна  в  два  раза
дольше, чем  обычно.  В  этих  письмах  члены  Ордена  часто  намекали,  что
когда-нибудь Тиамак тоже будет принят в их число.
   Сограждане Тиамака не ценили его, и потому вранн жаждал этого  признаний.
Он помнил враждебность и подозрительность студентов  в  Пирруине,  узнавших,
что среди них есть и человек с болот. Если бы не доброта  доктора  Моргенса,
он убежал бы обратно в болото. Но под скромной Внешностью Тиамака  пряталось
нечто большее, чем просто гордость. В конце концов, он был  первым  вранном,
который уехал с болот учиться у узирианских братьев.  Получая  благодарности
от носителей свитка,  он  каждый  раз  чувствовал,  как  близится  его  час.
Когда-нибудь он станет членом Ордена  Манускрипта,  узкого  круга  настоящих
ученых, и каждые три года будет ездить на встречу с одним из них  -  встречу
равных. Он увидит мир и станет знаменитым ученым... по крайней мере  так  он
вс„ это воображал.
   Когда в "Чашу Пелиппы" явился огромный риммер  Изгримнур  и  передал  ему
желанный брелок члена ордена - золотые свиток и  перышко  -  сердце  Тиамака
взлетело к небесам. Все его жертвы стоили этой награды. Но мгновением  позже
герцог рассказал, что получил брелок из рук  умирающего  Динивана,  а  когда
оглушенный этой вестью Тиамак спросил о  Моргенсе,  Изгримнур  ответил,  что
доктор умер почти полгода назад.
   Спустя две недели Изгримнур все еще не  мог  понять  причины  отчаяния  и
растерянности Тиамака. Он допускал, что вести  о  смерти  этих  людей  могли
расстроить его, но мрачность Тиамака считал крайностью. Но  ведь  риммер  не
привез ни новой работы,  ни  полезного  совета,  он  даже  не  был,  по  его
собственному признанию, членом ордена. Изгримнур не мог понять, что  Тиамак,
столько  времени  прождавший,  чтобы  узнать  планы   Моргенса,   совершенно
растерялся, когда его бросили на волю волн, как лодку-плоскодонку,  попавшую
в водоворот.
   Тиамак забыл о долге перед своим народом ради поручения сухоземельца - по
крайней мере так ему казалось, когда он был достаточно  зол,  чтобы  забыть,
что нападение крокодила заставило его отказаться от своей миссии в  Наббане.
В любом случае он не оправдал надежд своих земляков.
   Ему приходилось признать, что Изгримнур все-таки платил за комнату и  еду
для него, когда у самого Тиамака вышли все деньги. Это конечно было чем-то -
но с другой стороны, того  требовала  простая  справедливость:  сухоземельцы
бессчетные  годы  наживались  на  труде  жителей   болот.   Самого   Тиамака
преследовали, били и оскорбляли на рынках Анзис Пелиппе.
   Тогда ему помог доктор, но теперь Моргене мертв. Народ Тиамака никогда не
простит ему предательства, а Изгримнур вечно  возился  со  старым  швейцаром
Чеалио, который, по утверждению  герцога,  был  великим  рыцарем  Камарисом.
Казалось, его и вообще не волнует, жив ли  еще  маленький  болотный  житель.
Учитывая все это, Тиамак понимал, что стал теперь таким же бесполезным,  как
безногий краб. ***
   Удивленный и встревоженный, он  огляделся.  Он  далеко  отошел  от  "Чаши
Пелиппы" и совершенно не ориентировался в этом районе Кванитупула. Вода, еще
более серая и сальная, чем обычно, пестрела тушками  дохлых  рыб  я  морских
птиц. Опустевшие дома по обе стороны канала, казалось, сгибались под  Грузом
веков, грязи и соли.
   Чувство затерянности и одиночества захлестнуло его.
   О Тот, Кто Всегда Ступает по Песку, дай мне благополучно вернуться домой!
Пусть мои птицы будут живы! Дай мне...
   - Болотный человек! - резкий голос прервал  его  молитву.  -  Его  приход
близок!
   Вздрогнув, Тиамак обернулся. На другой стороне узкого канала стояли  трое
молодых людей в белых  одеяниях  огненных  танцоров.  Один  из  них  откинул
капюшон, и Тиамак увидел  неровно  выстриженную  голову:  несрезанные  пучки
волос торчали, как сорная трава на  ухоженной  клумбе.  Даже  издалека  было
видно, как недобро блестели его глаза.
   - Близок его приход! - снова закричал огненный танцор. Голос  его  звучал
радостно, как будто Тиамак был старым другом.
   Тиамак знал, кто эти люди, и не хотел принимать участие в их безумии.  Он
повернулся и, прихрамывая, заспешил по неровной дороге в  обратную  сторону.
Окна и двери безжизненных зданий, мимо которых  он  проходил,  были  наглухо
забиты досками.
   - Король Бурь идет! Он вправят тебе ногу! - Огненные  танцоры  на  другой
стороне тоже повернули. Они шли параллельно Тиамаку, подражая его  хромающей
походке, и кричали:
   - Ты что, не слыхал еще? Больные и увечные будут наказаны!  Огонь  пожрет
их, лед похоронит их!
   Тиамак увидел пролом в длинной стене справа от  него.  Он  свернул  туда,
надеясь, что это не тупик. Крики огненных танцоров неслись ему вслед.
   - Куда ты идешь, коричневый человечек? Король Бурь отыщет тебя, даже если
ты спрячешься в самой глубокой норе или на самой  высокой  горе!  Иди  сюда,
поговори с нами, иначе мы сами придем к тебе!
   Проем вывел вранна на большую открытую площадку, которая некогда, судя по
всему, служила пристанью, а теперь только остатки снастей  и  перекладин  да
осколки разбитой посуды напоминали о ее прежнем назначении.  Доски  площадки
рассохлись от старости, и сквозь щели была видна грязная вода канала.
   Тиамак аккуратно прошел  по  колеблющемуся  настилу  к  двери  на  другой
стороне канала и вышей на новую улицу.  Крики  огненных  танцоров  затихали,
становясь все злее по мере того, как он удалялся.
   Для вранна Тиамак неплохо знал город, но даже коренные жители Кванитупула
признавали, что в нем легко потеряться. Строения редко служили подолгу.  Те,
которым удавалось продержаться одно-два столетия, десятки раз изменяли  свое
расположение - морской воздух и вода разрушительно  действовали  на  сваи  и
краску. Ничто не оставалось неизменным в Кванитупуле.
   Пройдя еще немного, Тиамак начал узнавать знакомые места -  шаткий  шпиль
полуразрушенной церкви Святой  Риаппы,  яркую,  но  облупившуюся  краску  на
куполе рынка. Он почти успокоился и снова принялся обдумывать свои проблемы.
Итак, теперь он в западне, в чужом городе. Если он хочет как-то зарабатывать
себе на жизнь, ему придется предложить  свои  услуги  в  качестве  писаря  и
переводчика. Это означало бы жизнь у самого рынка, потому что особые сделки,
при которых требовалась помощь Тиамака, не терпели дневного света.  Если  он
не будет работать, то должен будет положиться на благотворительность герцога
Изгримнура. Тиамак не хотел дальше  пользоваться  гостеприимством  болтливой
Чаристры и даже предложил герцогу  переехать  поближе  к  рынку,  чтобы  он,
Тиамак, мог по крайней мере зарабатывать деньги, пока Изгримнур  нянчится  с
этим идиотом швейцаром. Но старый риммер был  непреклонен.  Он  считал,  что
была какая-то причина, по которой Диниван просил их ждать в "Чаще  Пелиппы",
хотя и сам понятия не имел, что это за  причина.  Поэтому,  хотя  Изгримнуру
трактирщица нравилась никак не больше, чем Тиамаку, он переезжать никуда  не
собирался.
   Кроме того, Тиамак никак не мог понять, стал ли он теперь  действительным
членом Ордена Манускрипта. Он был избран, но все носители свитка, которых он
знал, уже умерли, а о прочих он ничего не слышал вот уже много  месяцев.  Он
не знал, что ему теперь делать и у кого он мог бы спросить об этом.
   Наконец последней, но не менее важной проблемой было то, что ему  снились
плохие сны, вернее сказать, не плохие,  а  странные.  В  течение  нескольких
последних недель в каждом сне его преследовал  призрак.  Гнался  ли  за  ним
крокодил, у которого в каждом из тысячи  зубов  было  по  глазу,  еп  ли  он
великолепное блюдо из крабов вместе со своими воскресшими  родителями  -  за
всем этим молча наблюдал призрак ребенка, маленькой темноволосой девочки  из
сухоземельцев. Девочка никогда ни во что не вмешивалась, независимо от того,
страшным или приятным был  сон,  и  каким-то  образом  даже  казалась  менее
реальной, чем все остальное. Если бы не ее  постоянное  присутсвие  во  всех
снах, Тиамак попросту забыл бы о ней.  В  последнее  время  с  каждым  новым
появлением она становилась все призрачнее, словно растворяясь во мраке  сна,
так и не сказав всего, что хотела.
   Тиамак поднял глаза и увидел баржевой док, мимо которого уже  проходил  в
этот день. Хорошо. Теперь он снова в знакомых местах.
   Таким образом, есть еще одна загадка - что или кто  была  эта  молчаливая
девочка? Он пытался вспомнить то, что говорил ему Моргене