м.
   - Неважно, как вы меня называете, - сказал другой голос, глубокий, ровный
и холодный. - Не вы назначали Ингена Джеггера  начальником  этой  охоты.  Вы
здесь... из вежливости, Хеаферт. Потому что это ваши земли.
   Саймон понял, что первый всадник был бароном Хеафертом, военным при дворе
Элиаса и закадычным другом графа Фенгбальда. Второй из говоривших подъехал к
барону и тоже стал виден  Саймону  и  Бинабику.  Возбужденные  белые  собаки
крутились вокруг копыт лошади.
   Человек, которого назвали Инген, был одет  во  все  черное.  Черными  без
малейшего блеска были его плащ, штаны и рубашка. Сперва  показалось,  что  у
него белая борода, но потом стало ясно, что волосы его просто очень  светлы,
почти бесцветны - бесцветны, как и глаза Ингена, тусклые  бледные  пятна  на
темном лице.
   Саймон смотрел на холодное лицо над жестким черным воротником, на могучее
жилистое тело,  и  вдруг  почувствовал  страх,  который  был  сильнее  всего
испытанного за этот полный опасности день. Кто этот человек? Он был похож на
риммерсмана, и звали его как риммерсмана, но говорил он со странным  тягучим
акцентом, которого Саймон никогда не слышал.
   -  Мои  земли  кончаются  у  края  леса,  -  сказал  Хеаферт,  успокаивая
разгоряченного коня. Полдюжины людей за спинами говоривших выехали на опушку
и остановились в почтительном молчании. - А там где кончаются мои  земли,  -
продолжал Хеаферт, - кончается и моя территория. Это какой-то  фарс.  Дохлые
собаки раскиданы по всему лесу, как скошенная солома...
   - И два пленника сбежали, - тяжело закончил Инген.
   - Пленники! - усмехнулся Хеаферт. - Дети! Мальчик и маленькая девочка.
   Неужели ты думаешь, что они могут  быть  теми  изменниками,  которых  так
хочет поймать Элиас? Неужели ты думаешь, что  такая  парочка,  -  он  мотнул
головой  в  сторону  трупа  огромной  собаки,  -  могла  учинить  что-нибудь
подобное?
   - Собаки  что-то  преследовали.  -  Инген  Джеггер  смотрел  на  мертвого
мастиффа. - Смотрите! Смотрите на эти раны! Такие не  наносят  ни  волк,  ни
медведь. Это дело рук нашей добычи, и она все еще бежит. А теперь, благодаря
вашей глупости, наши пленники бегут вместе с ней.
   - Как ты смеешь?! - сказал барон Хеаферт, повышая голос. - Как ты смеешь!
   Одно мое слово, и ты будешь утыкан стрелами, как дикобраз!
   Инген медленно отвел взгляд от тела собаки.
   - Но вы этого не сделаете, - сказал он тихо. Лошадь Хеаферта  попятилась,
и когда барон совладал с ней, двое долго смотрели друг на  друга  не  отводя
глаз.
   - О... Ну хорошо, - сказал Хеаферт. Голос его изменился, он отвернулся от
черного человека и посмотрел в сторону лесных зарослей. - Что теперь?
   - Собаки взяли след, - сказал Инген. - Мы будем делать то, что должно.
   Преследовать. - Он поднял рог, висевший у него на  перевязи  и  протрубил
один раз. Собаки, шнырявшие  по  краю  поляны,  залаяли  и  бросились  в  ту
сторону, куда ушла Кантака; Инген Джеггер пришпорил своего серого коня и, не
сказав ни слова, последовал за ними.
   Сто раз ударило сердце, и лес перед камнем смолк и  опустел,  но  Бинабик
некоторое время держал всех на камне, не разрешая спускаться вниз.
   Оказавшись наконец на земле, он быстро осмотрел маленькую девочку.
   Коротким пальцем он открыл ей глаза, потом наклонился и, припав к  груди,
послушал дыхание.
   - Она очень нехорошая, эта девочка. Как ее именовывают, Малахиас?
   - Лилит, - сказал мальчик, пристально вглядываясь в бледное лицо.  -  Моя
сестра.
   - Единственная надежда здесь - это очень скорее торопиться в дом  Джулой,
- сказал Бинабик, - и кроме того питать надежду, что Кантака  запутывала  им
следы, так что мы живыми придем в тот дом.
   - Что ты делаешь здесь, Малахиас? - спросил Саймон. - И каким образом  вы
удрали от Хеаферта? - Мальчик не отвечал, а когда Саймон повторил  вопрос  и
вовсе отвернулся.
   - Вопросы очень позже, - отрезал Бинабик.  -  Сейчас  нам  нужна  большая
быстрота. Ты можешь понести этого ребенка, друг Саймон?
   Они двинулись на северо-запад. Предзакатные лучи  солнца  едва  проникали
сквозь ветви. Саймон спросил тролля про человека по имени Инген, и  про  его
странный выговор.
   - Черный риммер, думаю я, - отозвался Бинабик. -  Их  редко  повстречают,
кроме очень северных селений, там они торгуются иногда. Они не  знают  языка
Риммергарда. Говаривают, что они проживают по краям земли, где бывают норны.
   - Опять норны, - проворчал Саймон,  отшатываясь  от  небрежно  отпущенной
Малахиасом ветки. Он повернулся к  троллю.  -  Что  происходит?  Почему  все
эти... норны и... черные риммеры к нам пристают? Что им от нас нужно?
   - Опасные времена, - философски отвечал Бинабик. - Опасные времена.
   Прошло несколько часов. Тени становились все длиннее и длиннее. Небо, еле
видимое  сквозь  густые  кроны  деревьев,   из   голубого   превратилось   в
перламутрово-розовое. Троица продолжала путь. Земля в основном была  ровная,
спуски и подъемы стали пологими, как края мелкой миски придорожного  нищего.
В сплетении ветвей белки и сойки вели бесконечные баталии; сверчки гудели  у
них под ногами. Однажды  Саймон  увидел  большую  серую  сову,  как  призрак
скользящую по ночному небу. Позже он углядел и  еще  одну,  так  похожую  на
первую, как будто они были сестрами-близнецами.
   Бинабик внимательно следил за небом, когда его можно было  увидеть  между
деревьями, и направлял их чуть-чуть к  востоку;  наконец  они  добрались  до
маленького лесного ручейка, журчащего через сотни крошечных плотин из  сухих
веток и опавших листьев. Некоторое время путники пробирались  сквозь  густые
заросли травы, в изобилии росшей по берегам ручья, потом путь  им  преградил
ствол упавшего дерева, и они пошли по камням, лежащим уже у самой воды.
   Русло ручья становилось шире, туда  влился  еще  один  ручеек,  и  вскоре
Бинабик махнул рукой,  останавливая  маленькую  процессию.  Здесь  спокойное
течение ручейка вдруг усиливалось, вода неслась по каменным плитам,  образуя
маленький водопад.
   Они стояли на краю огромной естественной  чаши.  Темные  деревья  как  по
лестнице спускались к круглому озеру, покоившемуся на дне чаши. Солнце село,
и в заполненных песнями цикад сумерках воды озера казались глубоким  лиловым
омутом, полным безмятежного  спокойствия.  Корни  деревьев,  спускавшиеся  в
воду, были похожи на огромных водяных змей.
   Мир вокруг озера был неподвижен, покрыт тайной, о  которой  знали  только
молчаливые  деревья.  У  другого  берега,  смутная  и   трудноразличимая   в
сгущающейся тьме, над водой стояла крытая камышом хижина. На  первый  взгляд
казалось, что она плывет по воздуху, но чуть  приглядевшись,  Саймон  понял,
что хижина стоит на сваях. Маслянистый свет горел в двух маленьких окнах.
   - Дом Джулой, - сказал Бинабик.
   Путники начали спускаться в  окаймленную  деревьями  чашу.  Серый  силуэт
сорвался с какого-то дерева, мягко и беззвучно взмахнул крыльями. Описав два
низких круга над озером, он исчез в  таинственной  темноте  возле  дома.  На
мгновение Саймону даже показалось, что он видит, как сова влетает в дом,  но
веки его были так  тяжелы  от  усталости,  что  он  ничего  не  мог  сказать
наверняка.
   Ночная песнь сверчков становилась все громче, тени все глубже...  Кто-то,
подпрыгивая, мчался им навстречу по берегу озера.
   - Кантака! - засмеялся Бинабик и побежал к ней.

Глава 12

В ДОМЕ ДЖУЛОЙ

   Фигура, видневшаяся в темноте дверного проема, не двигалась и не говорила
ничего, пока путники шли по длинному дощатому  мосту,  тянувшемуся  от  края
озера до самого порога. Саймон следовал за Бинабиком, стараясь не  причинять
боли маленькой Лилит, и удивлялся, почему эта женщина, Джулой, не устроит  у
себя более постоянного моста, ну хотя бы с веревочными перилами. Его усталые
ноги скользили по узким доскам.
   Я думаю, это потому, что у нее бывает мало гостей, размышлял он, глядя на
быстро темнеющий лес.
   Бинабик резко остановился  у  первой  ступеньки  и  поклонился,  чуть  не
сбросив Саймона в воду.
   - Валада Джулой! - провозгласил он.  -  Бинбинек  Минтахонис  испрашивает
твоей помощи. Со мною приведенные путники.
   Фигура в дверях отступила на шаг, освободив проход.
   - Избавь меня от наббанайских учтивостей, Бинабик, - это был  хрипловатый
музыкальный голос с сильным и необычным акцентом, определенно женский.  -  Я
ожидала тебя. Кантака была здесь уже час назад. - На берегу на другом  конце
моста Кантака насторожилась. - Конечно, я приветствую вас. А ты думал, что я
выгоню усталых путников?
   Бинабик вошел в дом. Саймон, отстававший на шаг, заговорил.
   - Куда мне положить маленькую девочку? - Пригнувшись, он вошел в дверь  и
быстро оглядел комнату с высоким потолком, на который отбрасывало тени пламя
множества свечей. Тогда перед ним встала Джулой.
   На ней было грубое платье из серо-коричневой ткани, неуклюже перевязанное
обрывком веревки вместо пояса.  Она  была  выше  тролля,  но  ниже  Саймона,
широкое лицо покрыто темным загаром. У глаз и уголков рта разбегались лучики
морщинок.
   Коротко остриженные темные волосы сильно  тронула  седина,  так  что  она
выглядела почти как эйдонитский монах. Но поражали ее  глаза  -  круглые,  с
тяжелыми веками желтые глаза и черные  как  смоль  зрачки.  Такие  мудрые  и
древние глаза могли принадлежать старой горной птице, и такая сила  была  за
ними, что юноша  замолк  на  полуслове.  Ему  казалось,  что  его  измерили,
вывернули наизнанку и вытряхнули, как мешок, и все это  за  одно  мгновенье.
Когда она наконец перевела взгляд на раненую девочку, он  почувствовал  себя
выжатым, словно пустой винный бурдюк.
   -  Этот  ребенок  ранен,  -  она  не  спрашивала,  а  утверждала.  Саймон
беспомощно отдал ей Лилит, и тут вперед выступил Бинабик.
   - На нее напали собаки, - сказал тролль, - имеющие клеймо Пика Бурь.
   Если он надеялся встретить изумление или страх, то  его  ожидало  тяжелое
разочарование. Джулой быстро подошла  к  соломенной  подстилке  у  дверей  и
положила на нее девочку.
   - Найдите еду, если вы голодны, - сказала она. - Теперь мне надо заняться
делом. Вас преследовали?
   Бинабик торопливой скороговоркой  рассказывал  о  последних  событиях,  а
Джулой бережно раздевала бесчувственное тело ребенка. Вошел Малахиас. Он сел
на корточки около подстилки и  стал  смотреть,  как  Джулой  промывает  раны
Лилит.
   Когда он наклонился слишком близко к сестренке, мешая  движениям  валады,
она мягко положила ему  на  плечо  веснушчатую,  загорелую  руку.  Несколько
секунд она не отводила глаз и не отнимала  руки,  наконец,  Малахиас  поднял
голову и вздрогнул. Потом он еще раз взглянул на Джулой, и что-то, казалось,
промелькнуло  между  ними,  какое-то  безмолвное  понимание.  Потом  мальчик
отвернулся и сел, прислонившись спиной к стене.
   Бинабик палкой пошевелил поленья, пылавшие  в  глубоком  земляном  очаге.
Дым, которого было на удивление мало, поднимался к потолку; Саймон  подумал,
что там, наверное, есть труба, незаметная в пляшущих тенях и отблесках.
   В доме была всего одна большая комната, и она  чем-то  напомнила  Саймону
студию  Моргенса.  Множество  странных  вещей  висело  на  глиняных  стенах:
аккуратные пучки засохших веток с листьями, высушенные цветы, осыпавшие  пол
дождем лепестков, длинные скользкие корни, по виду только что вытащенные  из
озера.
   Огонь  играл  отблесками  на  полированной   поверхности   многочисленных
маленьких звериных черепов, но ему никак не удавалось проникнуть  в  темноту
пустых глазниц.
   Одна из стен была целиком разделена пополам огромной полкой, сделанной из
натянутой  на  раму  коры.  Она  тоже  была  вся  заставлена  разнообразными
загадочными  предметами:  шкурками  животных,  связками  палочек  и  костей,
красивыми, обточенными  водой  камнями  всех  форм  и  расцветок,  аккуратно
сложенными в одном месте пергаментными свитками, лежащими ручками  наружу  и
напоминающими вязанку дров. Полка была так завалена,  что  Саймон  не  сразу
понял, что на самом деле это письменный стол  -  на  нем  лежала  еще  пачка
тонкого пергамента и стояла чернильница, сделанная из маленького  черепа,  с
воткнутым в нее гусиным пером.
   Кантака тихо заскулила и ткнулась носом ему в бедро. Саймон почесал ее за
ухом. На серой морде оставались порезы, но вся шерсть была теперь  тщательно
очищена от засохшей крови. Саймон отвернулся к другой стене  и  посмотрел  в
одно из маленьких окон. Свет свечей, горевших в доме, образовал на воде  два
длинных не правильных  прямоугольника;  в  одном  из  них,  как  бы  зрачком
светового глаза, виднелся долговязый силуэт Саймона.
   - Я согревал очень немного супу, - сказал у него за спиной Бинабик,  и  в
бок юноши ткнулась деревянная миска. - Я сам имею в  нем  большую  нужду,  -
тролль улыбнулся, - а также и ты, и все прочие. Я питаю надежду  никогда  за
всю мою жизнь не иметь такого дня больше.
   Саймон подул  на  горячее  варево,  потом  осторожно  пригубил.  Жидкость
оказалась тягучей и немного горьковатой, как сидр Элисиамансы, подогретый  с
пряностями.
   - Здорово! - сказал Саймон и отпил чуть-чуть. - Что это такое?
   - Я думаю, об этом лучше  не  спрашивать,  -  озорно  улыбнулся  Бинабик.
Джулой подняла глаза от матраса, на котором лежала девочка, ее густые черные
брови съехали к переносице. Она сердито взглянула на Бинабика.
   - Прекрати это, тролль, у мальчика начнутся желудочные колики!  -  Джулой
раздраженно фыркнула. - Медвянка, одуванчик и костяника, вот все,  что  туда
входит, мальчик.
   Бинабик пристыженно вздохнул.
   - Извини, валада, - смущенно сказал он.
   - Мне нравится! - воскликнул Саймон,  огорченный,  что  каким-то  образом
обидел Джулой, пусть даже и всего как жертва шуточек  Бинабика.  -  Спасибо,
что приютили нас. Меня зовут Саймон.
   - А, - проворчала Джулой и вернулась к  обработке  ран  своей  пациентки.
Впав в замешательство, Саймон в гробовом молчании  доел  суп.  Бинабик  взял
миску и снова наполнил ее; эту ожидала та же участь.
   Бинабик короткими пальцами  расчесывал  мех  Кантаки  и  бросал  в  огонь
найденные в нем сучки и колючки. Джулой молча накладывала повязки  Лилит,  а
Малахиас внимательно следил за этим, прямые темные волосы упали ему на лоб.
   Сверчки и другие  ночные  певцы  заполняли  непроглядную  ночь  печальным
звуком своих голосов. Саймон в изнеможении  провалился  в  сон;  сердце  его
билось теперь медленно-медленно.
   Когда он проснулся, кругом была еще глубокая ночь.  Он  тряхнул  головой,
силясь  прогнать  липкий  остаток  слишком   короткого   сна.   Прежде   чем
окончательно  проснуться,  он  долго  разглядывал  незнакомую  комнату,   не
понимая, где находится.
   Джулой и Бинабик вели тихий разговор. Женщина сидела  на  высоком  стуле,
тролль примостился у ее ног, как внимательный студент. На подстилке у двери,
обнявшись, спали Малахиас и Лилит.
   - Не имеет значения разумие твоих действий, молодой  тролль,  -  говорила
валада. - Тебе сопутствовала удача, что гораздо важнее.
   Саймон решил, что невежливо притворяться спящим.
   - Как себя чувствует малышка? - спросил он,  зевнув.  Джулой  обратила  к
нему тяжелый взгляд прикрытых веками глаз.
   - Очень плохо. Сильно ранена и лихорадит. Северные собаки... у них дурные
укусы. Они едят нечистое мясо.
   - Валада делала все, к чему она имела  возможность,  Саймон,  -  вмешался
Бинабик. Что-то было у него в руках - тролль шил новый колчан  из  кожи,  не
прерываясь ни на минуту. Интересно, откуда он возьмет новые стрелы? А вместо
меча... ну хотя бы нож! У героев баллад и рассказов всегда был острый нож  и
острый ум. И волшебство.
   - Ты сказал  ей...  -  Саймон  помолчал  немного.  -  Ты  сказал  ей  про
Моргенса?
   - Я знала и раньше, - ответила Джулой. Огонь окрасил ее светлые  глаза  в
красный цвет. Речь валады была властной  и  взвешенной.  -  Ты  был  с  ним,
мальчик, я знаю твое имя. На тебе знак Моргенса. Я почувствовала это,  когда
прикоснулась к тебе, принимая  ребенка.  -  Как  бы  демонстрируя,  как  это
произошло, она протянула к юноше широкую мозолистую руку.
   - Вы... вы уже знали мое имя?
   - Когда дело касается доктора, я знаю  многое.  -  Джулой  наклонилась  и
поворошила огонь длинной, почерневшей  от  долгого  употребления  палкой.  -
Великий человек потерян, человек, которого мы не имели права терять.
   Саймон помедлил, но любопытство победило благоговение.
   - Что вы имеете в виду? - он прополз по полу и уселся подле тролля. -  То
есть... что значит мы?
   - Мы значит все мы, - отвечала она. - Мы значит те, кто  не  приветствует
тьму.
   - Я рассказал Джулой, что произошло с нами, друг Саймон,  -  тихо  сказал
Бинабик. - Ты не видишь секрета в том, что  у  меня  не  имеется  объяснений
нашим событиям.
   Джулой недовольно сморщилась и  закутала  ноги  широким  подолом  грубого
платья.
   - Но я ничего не смогла добавить... пока. По крайней мере для  меня  ясны
теперь сигналы погоды, заметные даже здесь, на моем уединенном озере.  Гуси,
улетевшие с севера две недели назад... Да, это истинные знаки,  и  перемены,
которые они предвещают,  тоже  истинные.  Слишком  истинные.  -  Она  тяжело
уронила руки на колени и сумрачно взглянула на своих собеседников.
   - Бинабик прав, - оказала она наконец. Тролль мрачно  кивнул,  но  Саймон
готов был поклясться, что в глазах маленького  человека  мелькнул  радостный
блеск, как будто он получил величайший комплимент. - Все  это  порождено  не
борьбой короля со своим братом. Причины глубже, - продолжала она.  -  Вражда
королей может разрушить страну, вырвать с  корнями  деревья  и  залить  поля
потоками крови. - Очередная головня с треском развалилась, посыпались искры,
и Саймон подскочил от неожиданности. - Но людские войны не  приносят  черных
туч с севера и не загоняют голодных медведей в берлоги в месяце майа.
   Джулой встала и потянулась, широкие рукава ее  платья  напоминали  птичьи
крылья.
   - Завтра я займусь поиском ответов. Сейчас  все  будут  спать,  пока  это
возможно, ибо я опасаюсь, что ночью возобновится лихорадка ребенка.
   Она подошла к задней стене и  принялась  составлять  на  полку  маленькие
баночки.
   - Прими мои рекомендации не засыпать так близко  к  огню,  -  посоветовал
Бинабик. - Очень маленькая искра может без злого умысла поджечь тебя.
   Саймон внимательно посмотрел на него, но, похоже, тролль на этот  раз  не
шутил. Юноша оттащил плащ в сторонку и лег на него, скатав капюшон так,  что
получилось нечто вроде подушки.  Потом  он  накинул  сверху  свободный  край
плаща.
   Бинабик передвинулся в угол и  после  некоторой  возни  и  шуршания  тоже
устроился вполне удобно.
   Сверчки за окном  смолкли.  Саймон  смотрел  на  дивный  танец  теней  по
стропилам и слушал вой ветра, бессильно бьющегося о стены хижины.
   Не было ни горящих ламп, ни огня;  только  луна,  бледная,  как  ядовитый
гриб, заливала  беспорядок,  царивший  в  комнате,  чем-то  вроде  морозного
сияния. Саймон удивленно разглядывал неузнаваемые  предметы,  загромождавшие
стол, кривые штабеля книг, воздвигнутые на полу, как памятники на  кладбище.
Взор его привлекла одна раскрытая книга, сиявшая  белизной,  как  дерево,  с
которого содрали кору. В середине белоснежной  страницы  хмурилось  знакомое
лицо - человек с горящими глазами и убором из оленьих рогов на голове.
   Саймон еще раз обвел глазами  комнату,  потом  посмотрел  на  книгу.  Он,
конечно, был в покоях Моргенса. Конечно! А где же еще он мог быть?
   В тот момент, когда осознание пришло к  нему,  когда  загадочные  силуэты
приобрели знакомые очертания  колб  и  реторт  доктора,  у  двери  раздалось
какое-то царапанье. Юноша вздрогнул от неожиданного звука.  Ему  показалось,
что залитая лунным светом стена безумно накренилась.
   Звук повторился.
   - ...Саймон?
   Голос был еле слышен, как будто говоривший прятался от кого-то, но Саймон
тут же его узнал.