гие были так стары, что уже многие годы
не проходили ежегодного смотра годных к службе.  Но  необходимость  защищать
собственный дом может превратить даже самого  кроткого  фермера  в  опасного
врага, а этот голый камень был домом  для  многих  из  них.  Люди  Деорнота,
направляемые теми, кто когда-то уже служил  в  армии,  исполняли  свой  долг
храбро - действительно очень храбро. Он только хотел бы,  чтобы  их  ожидала
хоть какая-нибудь награда, кроме предстоящей новой резни.
   В это время по грязи зачавкали лошадиные копыта, и тихий разговор  вокруг
него замер. Деорнот повернулся и увидел группу  всадников,  спускающуюся  по
тропе, ведущей к лагерю. Первым среди них был высокий человек на  каштановом
жеребце; плащ его развевался на сильном ветру. Джошуа был  готов  выступить.
Деорнот вздохнул, встал, махнув остальным своим  людям,  и  схватил  сапоги.
Время витания в облаках прошло. Стараясь подольше оттянуть момент  обувания,
Деорнот пошел, чтобы присоединиться к своему принцу, все еще держа сапоги  в
руках. ***
   Сначала второй день сражения не Принес  с  собой  неожиданностей.  Как  и
предрекал Слудиг, это была кровавая работа: грудь в грудь, меч к мечу. Когда
солнце немного поднялось над горизонтом, лед уже покраснел, а там, где битва
была потише, вороны уже приступили к своей страшной трапезе.
   Уцелевшие в этой битве потом дадут ей много названий. Для  Джошуа  и  его
окружения это была осада Сесуадры. Для эркинландских отрядов Фенгбальда  она
звалась бой в долине Стефлода, для тритингских наемников - Битва  Скалы.  Но
большинство вспоминавших этот день -  а  никто  не  мог  вспомнить  его  без
содрогания - называли ее Битва на стеклянном озере.
   Все утро битва переливалась взад  и  вперед  по  ледяному  рву  Сесуадры,
временное  преимущество  получали  то  одна,  то  другая  сторона.   Сначала
эркингарды, помня о своем вчерашнем позоре, начали такую сильную атаку,  что
не  сумевшие  устоять  защитники  Сесуадры  были  отброшены  к   собственным
баррикадам. Они были бы побеждены,  если  бы  вперед  не  выехал  Джошуа  на
огненном Виньяфоде с группой тритингов Хотвига. Это вызвало замешательство в
радах эркинландеров, и они не сумели в  полной  мере  воспользоваться  своим
преимуществом.   Стрелы,   старательно   собранные   Фреозелем   и   другими
защитниками, целыми роями летели со склонов горы,  и  наряженные  в  зеленую
форму гвардейцы вынуждены  были  отступить,  выжидая,  покуда  у  осажденных
кончится  запас  метательных  снарядов.  Герцог  Фенгбальд  в  развевающемся
красном плаще ездил по чистому отрезку льда  в  середине  озера,  размахивал
мечом и жестикулировал.
   Его войска предприняли новую атаку, но на этот раз защитники были  готовы
к ней, и волна верховых эркинландеров  разбилась  о  бревенчатую  баррикаду.
Небольшой отряд, неожиданно спустившийся с горы,  прорвал  зеленую  линию  и
глубоко врезался в войско Фенгбальда. Они не были достаточно  сильны,  чтобы
расколоть отряды герцога, иначе битва могла бы пойти совсем  по-другому,  но
после того как отряд отступил, понеся большие  потери,  стало  ясно,  что  у
фермеров  Деорнота  тоже  поприбавилось  решительности.  Они   поняли,   что
сражаются с гвардейцами почти на равных, и не собирались отдавать  свой  дом
мечам короля, не спросив за это кровавой цены.
   Солнце  достигло  вершин  деревьев,  его  лучи  только  начали   освещать
противоположную сторону долины. Лед снова покрывала густая пелена тумана.  В
мглистой дымке бой становился все отчаяннее, потому что  люди  сражались  не
только друг с другом, но и с предательским  льдом.  Обе  стороны,  казалось,
решили покончить с этим до наступления ночи; вопрос кто кого должен был быть
решен раз и навсегда. Судя по количеству неподвижных фигур, распростертых на
льду,  почти  не  оставалось  сомнений,  что  к  полудню  останется  немного
защитников  Сесуадры,  которые  будут   присутствовать   при   окончательном
разрешении этой проблемы. ***
   В течение первого часа после восхода солнца Саймон забыл  о  Камарисе,  о
Престере Джоне и даже  об  Узирисе  Эйдоне.  Он  чувствовал  себя  кораблем,
захваченным  яростным  штормом,  но  волны,  грозившие  утопить  его,  имели
человеческие лица и сжимали в руках  острые  клинки.  Сегодня  уже  не  было
смысла держать троллей в резерве. Джошуа понимал, что Фенгбальд будет просто
бросать свои отряды на защитников Сесуадры до тех пор,  пока  они  не  будут
повержены, так что не стоило и пытаться удивить кого-нибудь.  В  сегодняшнем
сражении не было ни порядка, ни дисциплины - только  оборванные  знамена  да
отдаленные звуки рога  напоминали  о  присутствии  каких-то  военачальников.
Армии сходились в яростном бою, вцепляясь друг в друга, как утопающие, потом
снова расходились, чтобы  отдохнуть  перед  следующей  волной,  оставляя  на
затянутом туманом льду тела сотен погибших. Когда атака эркингардов  прижала
защитников к баррикаде, Саймон увидел тролля-пастуха Сненека, которого копье
противника выбило из седла и пригвоздило к бревенчатой стене.  Хотя  тролль,
безусловно, был уже мертв или умирал, закованный в  латы  гвардеец  выдернул
свое копье и снова ударил сползавшее по стене тело, крутя пикой,  как  будто
убивал докучливое насекомое. Разъяренный Саймон пришпорил Домой, проведя  ее
через брешь в людской свалке, и со всей  силой,  на  которую  был  способен,
ударил гвардейца мечом, чуть не отрубив ему голову.  Человек  упал  на  лед,
кровь фонтаном била из раны.  Саймон  нагнулся,  схватился  одной  рукой  за
кожаную куртку Сненека и поднял его с земли,  почти  не  почувствовав  веса.
Голова тролля безжизненно болталась, невидящие глаза были  широко  раскрыты.
Саймон прижал к себе маленькое  коренастое  тело,  не  обращая  внимания  на
текущую в седло кровь.
   Некоторое время спустя он обнаружил себя  на  краю  битвы.  Тело  Сненека
исчезло; Саймон не знал, положил ли он его куда-нибудь или просто уронил; он
не помнил ничего, кроме удивленного, испуганного лица  мертвого  тролля.  На
губах маленького человека пенилась кровь.
   Саймон обнаружил, что ненавидеть легче не думая. Когда лица  врагов  были
только бледными пятнами в шлемах, а их разинутые  рты  -  страшными  черными
дырами, не трудно было молотить мечом,  стараясь  отделить  от  тел  вопящие
головы и колющие руки, пытаясь скорее умертвить ненавистную тварь. Он  также
понял, что если не бояться умереть - а сейчас он не  боялся,  ему  казалось,
что весь страх сгорел в пожаре ненависти - уцелеть тоже легче. Люди, которых
он атаковал, обученные  солдаты,  возможно,  ветераны  нескольких  сражений,
казалось, пугались прямых нападений Саймона. Он бил и бил,  и  каждый  новый
удар был не слабее, а сильнее предыдущего. Когда они поднимали свое  оружие,
чтобы защититься, он ударял по запястьям и кистям рук. Если они откидывались
назад, пытаясь обманом вывести его из равновесия, он направлял  Домой  им  в
бок, выбивая из седла,  как  когда-то  Рубен  Медведь  бил  по  раскаленному
металлу в кузницах Хейхолта. Саймон обнаружил, что  рано  или  поздно  в  их
глазах появлялся испуг и они отступали, но Саймон продолжал рубить, колоть и
бить до тех пор, пока противники не убегали или не падали.
   Кровь лилась повсюду, кровавый туман стоял в  воздухе.  Лошади  падали  в
конвульсиях и отчаянно били  копытами.  Битва  грохотала  так,  что  шум  ее
практически  не  был  слышен.  Пробиваясь  через  кровавую   бойню,   Саймон
чувствовал, что руки его становятся железными, жесткими, как клинок, который
он держал в руке; теперь у него была  не  лошадь,  а  четыре  сильных  ноги,
которые несли его туда, куда ему хотелось попасть.  Он  был  весь  в  крови,
частично в собственной, но не чувствовал  ничего,  кроме  огня  ненависти  в
груди и судорожной потребности убивать тварей, пришедших отнять у  него  его
новый дом и убить его друзей.
   Саймон не знал этого, но лицо его под шлемом было мокрым от слез. ***
   Казалась, что отдернули занавеску, впуская свет в темную комнату животной
ярости Саймона. Он остановился близко к середине озера, и кто-то звал его по
имени.
   - Саймон! - Голос был очень высоким,  но  странным.  Несколько  мгновений
юноша не мог понять, где находится, и тогда голос позвал снова:
   - Саймон!
   Он посмотрел вниз, думая, что обладатель голоса стоит там, но  пехотинец,
съежившийся на льду, уже никого позвать не мог. Оцепенение  Саймона  немного
рассеялось. Лежавший был одет в зеленую форму эркингарда. Саймон отвернулся,
не желая смотреть на его дряблое лицо.
   - Саймон, иди! - это была Ситки, сопровождаемая двумя верховыми троллями.
Поворачивая Домой, чтобы встретить их, Саймон не мог не заглянуть  в  желтые
глаза Верховых баранов. Что они думают обо всем этом?  Что  вообще  животные
могут думать о таком ужасе?
   - Ситки? - Он моргнул. - Что?..
   - Иди, иди быстро. - Она показала  копьем  куда-то  в  сторону  баррикад.
Битва кипела повсюду, и хотя Саймон вглядывался изо всех  сил,  он  понимал,
что нужно было зрение Ярнауги, чтобы различить что-нибудь в этом хаосе.
   - Что там?
   - Помоги другу! Твоему крухоку! Иди!
   Саймон ударил  каблуками  по  ребрам  Домой  и,  когда  тролли  аккуратно
развернули  своих  баранов,  последовал  за  ними.   Домой   несколько   раз
споткнулась, пробираясь вслед за троллями по  скользкой  поверхности  озера.
Саймон видел, что лошадь устала, ужасно устала. Он должен был остановиться и
дать ей воды, а потом спать... спать... В голове у него  стучало,  а  правая
рука чувствовала себя так, будто по ней колотили дубинами.
   Милость Эйдона, что же я сделал? Что я сделал сегодня?
   Тролли вели его назад, в самую гущу сражения. Люди были так измучены, что
почти полностью теряли всякую осторожность, словно рабы  с  южных  островов,
которых в старину в Наббане заставляли  драться  на  аренах.  Нанося  удары,
противники, казалось, поддерживали  друг  друга,  и  оружие  сталкивалось  с
печальным звуком, похожим на звон сотен надтреснутых колоколов.
   Слудига и нескольких других защитников окружили тритингские  наемники.  У
риммерсмана в каждой руке было по топору. Его лошадь,  видимо,  погибла,  но
даже с трудом удерживаясь на льду, он умудрялся  держать  двух  тритингов  с
покрытыми шрамами  лицами  в  совершенно  безвыходном  положении.  Саймон  и
тролли,  двигаясь  так  быстро,  как  позволяла  предательская  поверхность,
приближались к противникам Слудига сзади. Сведенная судорогой  рука  Саймона
не смогла нанести чистый удар, но его клинок попал по  незащищенному  хвосту
одной из тритингских лошадей, заставив животное  резко  попятиться.  Всадник
рухнул на лед,  где  почти  тотчас  же  был  растоптан  товарищами  Слудига.
Риммерсман использовал лишившуюся всадника лошадь в качестве щита  в  борьбе
со вторым врагом, потом каким-то образом поставил ногу в стремя и вскочил  в
седло, подняв свой боевой топорик как раз вовремя, чтобы отбить удар  кривой
сабли тритинга. Еще дважды, столкнувшись, зазвенело  оружие,  потом  Слудиг,
прорычав  что-то  невнятное,  вырвал  саблю  из  рук  наемника,  зацепив  ее
топориком и вонзив второй в голову врагу. Твердый кожаный  шлем  раскололся,
словно яичная скорлупа. Уперевшись сапогом в грудь тритинга, Слудиг  вытащил
топор; наемник перевалился через шею лошади и тяжело упал на землю.
   Саймон окликнул Слуднга и тут же  вынужден  был  отвернуться:  лошадь,  с
которой только что упал всадник, толкнула Домой в плечо, так что Саймон чуть
не вылетел из седла. Он вцепился в поводья, с  трупом  выпрямился  и  сильно
лягнул ногой обезумевшее животное, которое отчаянно заржало, пытаясь устоять
на льду, а потом с громким топотом умчалось прочь.
   Мгновение риммерсман смотрел на Саймона, словно не узнавая. Его  кольчуга
в нескольких местах была разорвана, светлая борода забрызгана кровью.
   - Где Деорнот?
   - Не знаю! Я только что сюда приехал! - сжав коленями бока Домой,  Саймон
приподнялся в седле, чтобы оглядеться.
   - Его сшибли! - Слудиг встал в стременах. - Вон! Я вижу его  плащ!  -  Он
показал на небольшую группу тритингов,  в  гуще  которых  мелькнула  голубая
вспышка. - Пойдем! - Слудиг пришпорил  лошадь  наемника.  Животное,  которое
никто не снабдил специальными колючками, скользило и спотыкалось.
   Саймон позвал Ситки  и  ее  друзей,  которые  спокойно  добивали  копьями
раненых тритингов. Дочь Пастыря и Охотницы пролаяла что-то  своим  спутникам
на языке канунов, и все они поскакали за Саймоном и Слудигом.
   Небо над  головой  потемнело,  облака  закрыли  солнце.  Вихрь  крошечных
снежинок обрушился на озеро. Туман тоже,  казалось,  стал  плотнее.  Саймону
почудился алый плащ в гуще сражающихся людей  -  недалеко,  позади  Слудига.
Фенгбальд? Здесь, в центре событий? Нет, невозможно  представить  себе,  что
герцог пойдет на такой риск, когда сила и опыт на его стороне.
   У  Саймона  было  меньше  минуты,  чтобы   обдумать   такую   невероятную
возможность. Потом Слудиг ворвался в группу тритигов, без  разбора  рубя  во
все стороны сразу двумя топорами. Два человека упали,  открывая  риммерсману
путь, но Саймон видел, что  к  бреши  уже  двигаются  другие,  некоторые  на
лошадях. Слудиг будет окружен.  Ощущение  нереальности  всего  происходящего
снова усилилось. Что он здесь  делает?  Он  никогда  не  был  солдатом.  Это
безумие, но что можно было сделать? Его друзей ранили и убивали  у  него  на
глазах. Он пришпорил Домой и ринулся на  бородатых  наемников.  Каждый  удар
отзывался немыслимой болью, словно язык пламени обжигая плечо и шею.  Саймон
слышал у себя за спиной отрывистые крики Ситки и ее кануков. И  внезапно  он
прорвался.
   Слудиг сошел с лошади. Он стоял на коленях возле  распростертой  на  льду
фигуры в плаще цвета раннего вечернего  неба.  Это  был  Деорнот,  лицо  его
казалось очень бледным. Рядом, полуприкрытый голубым плащом  рыцаря  Джошуа,
лежал чудовищно мускулистый тритинг. Его пустые глаза смотрели  в  затянутое
тучами небо, на губах запеклась кровь. С обостренной ясностью безумия Саймон
увидел, как летящая снежинка медленно  опускается  прямо  в  раскрытый  глаз
наемника.
   - Это вождь наемников! - Слудиг пытался перекричать шум битвы. -  Деорнот
убил его!
   - Но Деорнот, он жив?
   Слудиг уже пытался  поднять  рыцаря  со  льда.  Саймон  огляделся,  чтобы
проверить, нет ли прямой опасности, но наемники  уже  отвлеклись  на  другой
маленький бой в глубине бурлящего хаоса.  Саймон  быстро  спешился  и  помог
Слудигу поднять Деорнота на лошадь. Риммерсман вскочил в седло  и  подхватил
рыцаря, повисшего, точно сломанная кукла.
   - Плох, - сказал Слудиг. - Мы должны доставить его назад, к баррикадам. -
Он пустил лошадь рысью. Ситки и два ее тролля последовали за ним. Риммерсман
широким полукругом развернул лошадь, направляя ее к краю смертносного льда и
сравнительной безопасности.
   Саймон мог только тяжело дыша прислониться к боку Домой и смотреть  вслед
Слудигу на бледное лицо Деорнота, подпрыгивающее у  плеча  риммерсмана.  Все
было так плохо, что хуже уже и быть не могло. Джирики и ситхи не появлялись.
Бог, видимо, не собирался протянуть руку невинным. Если бы только можно было
стереть весь этот кошмарный  день,  словно  его  и  не  было  вовсе!  Саймон
содрогнулся. Ему почти казалось, что, закрыв глаза, он откроет  их  в  своей
постели, в Хейхолте, в помещении для слуг, и  лучи  весеннего  солнца  будут
медленно ползти по каменным плитам.
   Он тряхнул головой и снова  взобрался  в  седло.  Ноги  его  дрожали.  Он
пришпорил Домой. Сейчас не время позволять своим мыслям блуждать  неизвестно
где. Не время.
   Снова мелькнул красный плащ, на этот раз справа от него. Саймон обернулся
и увидел фигуру в алом,  сидящую  на  белом  коне.  Шлем  всадника  украшали
серебряные крылья.
   Фенгбальд!
   Медленно, как будто лед под копытами его лошади превратился в липкий мед,
Саймон развернул Домой и направил ее к человеку в  доспехах.  Это,  конечно,
сон!  Лошадь  герцога  стояла  позади  небольшой  группы  эркинландеров,  но
внимание Фенгбальда, казалось, целиком было сосредоточено на  развернувшейся
перед ним схватке. Путь для Саймона был открыт. Он пришпорил Домой.
   Саймон двигался вперед, постепенно набирая  скорость,  и  тут  серебряный
шлем внезапно вырос перед ним, нестерпимо сверкая даже в  сумеречном  свете.
Алый плащ и яркая кольчуга казались открытой раной на фоне возвышающихся  по
берегам озера деревьев.
   Саймон окликнул, но герцог не обернулся. Он  ударил  железками  сапог  по
бокам Домой. Кобыла обиженно заржала и ускорила шаг.
   - Фенгбальд! - снова закричал Саймон, и  на  этот  раз  герцог,  кажется,
услышал. Шлем с  опущенным  забралом  повернулся  к  Саймону,  глазные  щели
выглядели бессмысленно загадочными. Одной рукой герцог  поднял  меч,  другой
дернул поводья, чтобы развернуть  коня  к  нападающему.  Движения  его  были
замедленными, словно все происходило под водой, словно Фенгбальд  неожиданно
обнаружил себя в каком-то ужасном сне.
   Саймон оскалил под шлемом зубы. Значит, ужасный сон? Ну так на  этот  раз
это будет персональный кошмар Фенгбальда. Он замахнулся мечом, чувствуя, как
напряглись мускулы его плеч. Когда Домой подъехала к герцогу, Саймон ударил,
держа рукоять обеими  руками.  Меч  встретился  с  клинком  герцога,  и  это
столкновение чуть не выбило Саймона из седла,  но  что-то  подалось  от  его
удара. Проехав несколько  метров  и  выпрямившись  в  седле,  он  осторожным
полукругом развернул Домой. Фенгбальд  выронил  меч  и  свалился  с  лошади.
Теперь он барахтался на спине, пытаясь встать.
   Саймон выпрыгнул из седла, и тут же, поскользнувшись, упал вперед, больно
ударившись коленями и локтями. Он не  стал  тратить  времени  на  вставание,
подполз туда, где герцог все еще пытался обрести равновесие, и изо всех  сил
опустил меч плашмя на сверкающий шлем. Фенгбальд упал назад, раскинув  руки,
словно крылья серебряного орла на его шлеме. Саймон наступил  ногой  ему  на
грудь и опустился на корточки.  Он,  кухонный  мальчишка,  только  что  убил
герцога Фенгбальда. Значит, они победили? Задыхаясь, он быстро огляделся, но
никого не было видно. Не похоже было и на то, что сражение начало затихать -
призрачные фигуры все еще рубились по всему озеру. Неужели он выиграл битву,
а никто этого не заметил?
   Саймон вытащил из ножен канукский кинжал, прижал его к  горлу  герцога  и
принялся возиться с завязками шлема. Наконец он расстегнул его  и  стащил  с
головы герцога, не особенно заботясь об удобствах владельца. Юноша  отбросил
шлем в сторону, и тот волчком завертелся на льду, а  Саймон  наклонился  над
лежащим перед ним человеком.
   Его пленник был уже не молод, его седые волосы во многих местах поредели,
в окровавленном рту почти не было зубов. Это был не Фенгбальд.
   - А, кровавое древо! - выругался Саймон. Мир  рушился.  Все  вокруг  было
ложью. Он смотрел на алую накидку, на шлем с орлиными крыльями, валявшийся в
двух шагах от него. Все это были вещи Феигбальда, в этом  не  было  никакого
сомнения. Но человек, которого он убил, Фенгбальдом не был.
   - Обмануты! - простонал Саймон. -  О  Боже,  мы  обмануты,  как  дети!  -
Холодный комок подступил  к  его  желудку.  -  Мать  Эйдона,  тогда  где  же
Фенгбальд? ***
   Далеко к западу за Светлым Ардом, вдали от тревог и огорчений  защитников
Сесуадры, из  небольшого  отверстия  в  склоне  Грианспога  вышла  маленькая
процессия, напоминающая стайку белых мышей, выпущенных  из  клетки.  Покинув
темные тоннели, они  остановились,  щурясь  и  мигая  от  невыносимо  яркого
снежного блеска.
   Эрнистири, которых оставалось, как говорили,  всего  несколько  сотен,  в
большинстве своем женщины, дети и старики, в замешательстве остановились  на
каменистом уступе. Мегвин чувствовала, что, не  получив  никакой  поддержки,
они быстро кинутся обратно, к темной и затхлой безопасности подземных пещер.
Равновесие было очень неустойчи