имя красного молота Дрора, где мои гонцы?!
   - Герцог Изгримнур! - Стренгъярд, архивариус, все еще тянул его за рукав.
   - Убирайся, будь ты проклят! - ревел Изгримнур. - Мне не нужен священник,
мне нужны конные рыцари! Джеремия, беги к Сориддану, - крикнул он. -  Изорну
навязали атаку! Скажи барону, чтобы скакал туда.
   Но Стренгъярд не унимался:
   - Пожалуйста, герцог Изгримнур, вы должны выслушать меня!
   - У меня нет сейчас для тебя времени! Мой  сын  только  что,  как  дурак,
ворвался внутрь.. Изорн, похоже, решил, что он действительно Камарис, и  это
после всего того, что я говорил ему.
   Он метался по платформе, успокаивая себя тем, что солдаты были  разъярены
не меньше, чем он. Священник преследовал герцога, как  собака,  покусывающая
за ноги быка. Наконец он вцепился в накидку Изгримнура  и  дернул  изо  всех
сил, так что старый риммер потерял равновесие и чуть не упал.
   - Во имя всего святого, Изгримнур! Вы должны выслушать меня!
   Герцог смотрел на раскрасневшееся лицо  священника.  Повязка  Стренгъярда
съехала почти на нос.
   - Ну, что тебе надо? - требовательно  спросил  Изгримнур.  -  Мы  вышибли
ворота. Это война, священник.
   - Норны должны знать о туннелях, - настойчиво сказал Стренгъярд.
   Изгримнур увидел арфиста Сангфугола,  прячущегося  у  края  платформы,  и
подумал, что могут делать священник и арфист в центре событий, которые их не
касаются.
   - Что ты хочешь сказать?
   - Они должны знать. А  если  мы  можем  додуматься  послать  кого-то  под
стенами замка...
   Крики людей, несущихся по склону горы к разбитым  воротам,  вой  ветра  и
грохот грома были внезапно  перекрыты  ужасным  скрежещущим  звуком.  Лошади
попятились, а некоторые солдаты на платформе зажали уши руками.
   - О, милостивый Эйдон, - сказал Изгримнур, глядя  вверх,  на  Хейхолт.  -
Нет!
   Последние пехотинцы Изорна пробивали путь через отверстие в  воротах.  За
их спинами, вырастая из заснеженной земли и  руин,  оставленных  стенобитным
бараном, поднимались вторые ворота. Они двигались быстро, скрежеща, как зубы
людоеда, грызущего кость. Через несколько мгновений отверстие было  закрыто.
Под покровом земли  и  снега  были  видны  тусклые  металлические  пластины,
которыми были обиты эти ворота.
   - О помоги мне Бог, я был прав! - простонал Изгримнур. -  Они  поймали  в
ловушку Изорна и его людей! Милостивый Узирис.
   В беспомощном ужасе он смотрел, как  механики  откатили  барана  назад  и
начали колотить по вторым воротам. Обитое металлом дерево не поддавалось  ни
на дюйм.
   - Они думают, что захватили Камариса, - сказал Стренгъярд. -  Это  они  и
планировали с самого начала.
   Изгримнур обернулся и схватил священника за рясу, почти упершись носом  в
его лицо.
   - Ты знал? Ты знал?!
   - Боже мой, Изгримнур, нет, конечно  я  не  знал.  Но  теперь  это  стало
очевидно.
   Герцог отпустил его и начал выкрикивать неистовые  распоряжения,  посылая
вперед оставшихся лучников, чтобы те помогли защитить механиков, на  которых
обрушился град стрел со стен Хейхолта.
   - И найдите мне этого проклятого генерала ситхи! - орал  он.  -  Того,  в
зеленом! Эти эльфы должны помочь нам пробить новые ворота!
   - Вы все-таки должны выслушать меня, Изгримнур,  -  сказал  священник.  -
Если ситхи знают об этих туннелях, то и норны должны. Король Бурь, когда был
жив, царствовал в Асу'а.
   - Что это значит? Говори яснее,  будь  ты  проклят!  -  Изгримнур  был  в
ярости. - Мой сын попал в ловушку, и с ним чертовски мало людей!  Мы  должны
сломать эти новые ворота и идти за ним внутрь!
   - Я думаю, вы должны посмотреть... - начал  Стренгьярд,  когда  еще  один
взрыв возбужденных криков прервал его. На  этот  раз  они  доносились  из-за
спины Изгримнура.
   - Поднимаются через Эрчестер! - кричал всадник. - Белые лисицы!
   - Думаю, вам надо оглянуться, - сказал Стренгъярд и вздохнул. -  Если  мы
могли пройти под стенами, то и они могут.
   Даже в полутьме можно было разглядеть, что армия, идущая по  Центральному
ряду, состояла не из людей. Белые  лица  светились  в  темноте.  Белые  руки
сжимали острые  пики.  Теперь,  когда  они  были  на  виду  и  необходимость
скрываться  пропала,  норны  начали  петь.  Триумфальный   речитатив   болью
отдавался в ушах Изгримнура.
   Герцог позволил себе мгновение полного отчаяния.
   - Искупитель, спаси нас! Мы попали в западню, как кролики. - Он  похлопал
священника по плечу в немой благодарности. - Ко мне, люди Джошуа, ко мне!  -
Он махнул рукой Джеремии, требуя своего коня.
   Норны с пением поднимались по Центральному ряду.

10 ОКОЛО ПРУДА

   - Наверх, к дереву... - пробормотал Гутвульф. Его лицо под рукой  Саймона
было горячим, как печка, и скользким от пота. -  К  горящему  дереву.  Хочет
идти...
   Графу становилось все хуже, и Саймон не знал,  что  делать.  Он  все  еще
сильно хромал после своих мучений, ничего не знал об искусстве целения  и  к
тому же находился в темной  дыре,  где  не  было  ничего  способного  помочь
Гутвульфу.
   Он смутно помнил, что лихорадка должна сама себя выжечь, и  потому  укрыл
пылающего графа разбросанными по полу тряпками, но не был до конца уверен  в
своей правоте, наваливая теплые вещи на человека, который, казалось,  сгорал
заживо.
   Совершенно беспомощный, он снова сел подле Гутвульфа, прислушиваясь к его
бреду и молясь, чтобы граф выжил. Темнота давила на него, как сокрушительные
глубины океана, мешая дышать и думать. Он пытался отвлечься,  вспоминая  то,
что видел в странных местах, в которых побывал. Больше всего ему хотелось бы
делать что-нибудь, но сейчас делать было нечего. Он мог только ждать.
   Что-то коснулось его  ноги,  и  Саймон  протянул  руку,  думая,  что  это
несчастный Гутвульф. Вместо этого пальцы  Саймона  коснулись  теплого  меха.
Юноша издал удивленный крик и отшатнулся, ожидая, что через мгновение ощутит
коготки крысы, а может быть, и что-нибудь похуже. Но  ничего  не  произошло,
так что Саймон свернулся клубком и лег.  Потом  чувство  ответственности  за
Гутвульфа  победило,  и  он  снова   пододвинулся   к   графу.   Преодолевая
брезгливость, он  ощупал  землю  перед  собой  и  снова  обнаружил  пушистое
существо. Оно отшатнулось, так же как и он, но  не  ушло  далеко.  Это  была
кошка. Саймон нервно засмеялся, потом протянул руку  и  погладил  ее.  Кошка
выгнула спину под его рукой, но ближе не подошла.  Она  устроилась  у  груди
слепого,  и  движения  Гутвульфа  стали  не  такими   порывистыми,   дыхание
успокоилось.  Казалось,  присутствие  кошки   помогло   ему.   Саймон   тоже
почувствовал себя не таким  одиноким  и  решил  быть  осторожным,  чтобы  не
напугать животное. Он отщипнул кусочек  от  оставшейся  хлебной  горбушки  и
предложил кошке, которая  понюхала,  но  есть  не  стала.  Саймон  сам  съел
несколько крошек, потом попытался найти удобную позу, чтобы заснуть. ***
   Он  проснулся,  почувствовав,  что  что-то  произошло.  В  темноте   было
невозможно различить никаких изменений, но у него было неуловимое  ощущение,
что все вокруг как-то поднялось и он оказался в совершенно незнакомом месте,
понятия не имея, как попал туда. Но вокруг него валялись те же самые тряпки,
и тихое затрудненное дыхание Гутвульфа слышалось  рядом.  Саймон  подполз  к
графу, осторожно  отодвинул  теплую,  мурлыкающую  кошку  и  был  обрадован,
ощутив, что мышцы слепого уже  не  сведены  судорогой.  Очевидно,  лихорадка
проходила. Возможно, кошка была его товарищем и ее присутствие помогло  ему.
Саймон позволил кошке вернуться на прежнее место. Странно  было  не  слышать
больше голоса Гутвульфа.
   В первые часы болезни у  графа  бывали  просветления,  хотя  он  был  так
измучен голосами и прежним одиночеством, что нелегко было отличить правду от
кошмарных снов. Он говорил о том, что полз  сквозь  тьму,  отчаянно  пытаясь
найти Сверкающий Гвоздь, хотя, как ни странно, он, казалось, вовсе не  думал
о нем как о мече, но как о живом  существе,  зовущем  его.  Саймон  вспомнил
беспокоящую силу Торна и подумал, что немного понимает, о чем говорит граф.
   Трудно  было  вылущить  зерно  истины   из   отрывочных   фраз   слепого,
полубезумного человека. Саймон  представлял  себе  графа,  бредущего  сквозь
туннели на зов, который он не мог  оставить  без  внимания.  Гутвульф  зашел
далеко от своих обычных маршрутов и слышал множество ужасных вещей.  Наконец
он  пополз  и,  когда  узкий  туннель  закончился  тупиком,  начал   копать,
преодолевая последнюю преграду между ним и объектом его вожделения.
   Он прокопал ход в могилу Джона, с содроганием понял  Саймон.  Как  слепой
крот в поисках морковки. Рылся... рылся...
   Гутвульф все-таки получил долгожданный трофей и  каким-то  образом  нашел
дорогу обратно к своему гнезду. Но, по-видимому, даже радости  от  обладания
вещью, о которой он так мечтал,  не  было  достаточно  для  того,  чтобы  он
оставался в своем тайнике. По какой-то причине он  отважился  выйти;  скорее
всего затем, чтобы украсть немного еды в литейной, - ибо откуда еще  у  него
могли взяться хлеб и вода? -  но  возможно  и  для  чего-то  другого,  более
сложного.
   Почему он пришел ко мне? - думал Саймон. Для чего он рисковал встретиться
с Ничем? - Он снова вспомнил о Торне, о том, как он, казалось, почти выбрал,
куда хочет идти. Может быть, Сверкающий Гвоздь хотел найти... меня.
   Эта мысль была пугающе соблазнительной. Если Сверкающий Гвоздь тянулся  к
великому столкновению, которое должно было вскоре  произойти,  тогда,  может
быть, он каким-то образом знал, что Гутвульф  по  собственной  воле  никогда
больше не выйдет на свет. Как Торн выбрал Саймона и его спутников, чтобы они
отнесли его с Урмсхейма к  Камарису,  так,  может  быть,  Сверкающий  Гвоздь
выбрал Саймона, чтобы он пришел с мечом в Башню Зеленого ангела  и  дал  бой
Королю Бурь. Возникло еще одно смутное воспоминание.
   В моем сне Лилит сказала, что меч был частью моей истории. Она именно это
имела в виду! Детали  были  странно  туманными,  но  он  помнил  человека  с
грустным лицом, который держал  меч  у  себя  на  коленях,  ожидая  чего-то.
Дракона!
   Саймон провел пальцами по спине кошки, потом по руке  Гутвульфа.  Наконец
он коснулся Сверкающего Гвоздя. Граф застонал, но  не  сопротивлялся,  когда
Саймон осторожно разжал его пальцы. Он почтительно провел  рукой  по  грубой
поверхности самого Гвоздя, привязанного под гардой. Гвоздь  с  древа  казней
святого Узириса! Кроме того, насколько он помнил, какая-то реликвия  святого
Эльстана  была  запечатана  в  полой  рукояти.  Меч  Престера   Джона.   Как
удивительно, что бывший судомой мог коснуться такой вещи!
   Саймон осторожно взялся за рукоять. Она, казалось... подошла. Она  лежала
в его руке так удобно, как будто была сделана именно для  него.  Все  другие
мысли о клинке и о Гутвульфе ушли. Он сидел в темноте и чувствовал, что  меч
- продолжение его руки, его продолжение. Он встал, не  обращая  внимания  на
ноющие мышцы, и резко ударил темную пустоту перед собой. Однако, ужаснувшись
при мысли, что он может нечаянно  ударить  Сверкающим  Гвоздем  по  каменной
стене пещеры и затупить лезвие, он снова  сел,  потом  отполз  в  свой  угол
пещеры и растянулся на камне,  прижимая  к  себе  меч,  как  будто  это  был
ребенок. Металл, касавшийся его кожи, был  холодным,  лезвие  -  острым,  но
Саймону не  хотелось  его  отпускать.  На  другой  стороне  пещеры  Гутвульф
беспокойно бормотал.
   Прошло некоторое время (Саймон не  знал,  спал  он  или  нет),  когда  он
внезапно понял, что чего-то не хватает. Он не слышал больше  дыхания  графа.
Мгновение, пока он, спотыкаясь, шел по неровному полу,  Саймон  цеплялся  за
безумную надежду, что Гутвульф почувствовал себя настолько лучше, что  решил
прогуляться, но Сверкающий Гвоздь, все еще зажатый в  его  руке,  делал  это
предположение очень маловероятным. Слепой ни на минуту не позволил бы никому
взять его меч. Когда Саймон подполз к Гутвульфу, кожа графа  была  холодной,
как речной ил.
   Он не плакал, но чувство потери было  очень  велико.  Он  скорбел  не  по
Гутвульфу, человеку, которого он, не считая последних  безумных  дней,  знал
как жестокого убийцу, но по самому себе, снова оставшемуся в одиночестве.
   Почти в одиночестве. Что-то  толкнуло  его  в  голень.  Кошка,  казалось,
пыталась привлечь его внимание. Саймон был уверен, что она скучает по своему
другу. Возможно, она думала, что каким-нибудь образом Саймон может разбудить
Гутвульфа, раз уж она потерпела неудачу.
   - Извини, - прошептал он, погладив ее спинку и нежно потянув за хвост,  -
он ушел в другое место. Мне тоже одиноко.
   Ощущая леденящую пустоту, он опустился на колени и попытался разобраться.
Теперь у него не было иного выбора, кроме как отправиться в темные  туннели,
хотя он и сомневался, что сможет найти дорогу без провожатого. Два  раза  он
шел по этому зачарованному лабиринту, и смерть следовала за ним так  близко,
что он почти слышал ее терпеливые шаги; было бы  глупо  надеяться,  что  ему
снова может повезти. Тем не менее другого выхода  не  было.  Башня  Зеленого
ангела была где-то наверху, а Сверкающий Гвоздь следовало отнести туда. Если
Джошуа и его люди до сих пор не принесли Торн, он сделает  то,  что  сможет,
хотя это, без сомнения, кончится поражением. Он так много  должен  тем,  кто
отдал свои драгоценные жизни за него.
   Трудно было положить Сверкающий Гвоздь - он уже  чувствовал,  что  боится
его потерять почти так же, как Гутвульф, хотя в маленькой пещере нечего было
опасаться, - но он мало что мог сделать, держа меч в руке.
   Прислонив Сверкающий Гвоздь к стене, он приступил к неприятной  процедуре
раздевания мертвого графа. Сняв  с  Гутвульфа  оборванную  одежду,  он  взял
несколько разбросанных по пещере тряпок и  завернул  в  них  тело  -  жалкая
пародия на то, что  делали  священники  в  Доме  Приготовлений.  Отчасти  он
чувствовал нелепость таких стараний ради человека,  который  не  пользовался
никакой любовью при жизни и будет вечно лежать в темноте  пещеры,  никем  не
оплакиваемый, - но Саймон твердо решил сделать все  возможное  для  спасшего
его графа. Моргенс и Мегвин отдали свои жизни за него, и им не было дано  ни
церковного поминовения, ни последнего ритуала - нигде, кроме  как  в  сердце
Саймона. Гутвульф не должен отправиться в Потусторонние Поля не отпетым.
   Закончив, он встал.

   - "Господь наш да защитит тебя", -

   Начал он, пытаясь припомнить слова молитвы о мертвых.

   - И Узирис, Сын Его единственный,
   Наверх тебя да поднимет.
   Да будешь ты перенесен в долину зеленую
   Владений Его,
   Где на вершинах гор души добрых и справедливых поют
   И на деревьях Ангелы Его
   Радость голосом Бога возглашают...

   - Спасибо тебе, Гутвульф, - сказал он, когда молитва  была  закончена.  -
Прости, что я взял у тебя меч, но я попытаюсь сделать то,  что  должно  быть
сделано.
   Он начертал знак древа, надеясь, что, несмотря на темноту, Бог  увидит  и
заметит Гутвульфа, когда граф наконец предстанет перед ним, потом натянул на
себя одежду и сапоги покойного. Годом раньше он бы  дважды  подумал,  прежде
чем прикоснуться к одежде умершего, но Саймон  сам  подходил  к  смерти  так
близко, что теперь был более практичен. В пещере было тепло и безопасно,  но
кто знает, какие холодные ветры и острые камни ждут его?
   Когда он допил последние капли воды из миски, кошка снова потерлась о его
ноги.
   - Ты можешь пойти со мной или остаться здесь,  -  сказал  он  ей,  -  как
хочешь.
   Саймон поднял Сверкающий Гвоздь, обернул тряпкой лезвие  под  рукоятью  и
привязал меч к поясу, чтобы руки оставались свободными. Теперь меч был снова
с ним, и Саймон почувствовал мгновенное облегчение.
   Когда  он  ощупью  двинулся  к  отверстию  пещеры,  кошка  пошла  с  ним,
проскальзывая взад и вперед между ногами.
   - Я так упаду, - сказал он. - Перестань.
   Боком Саймон прошел немного по проходу, а  кошка  продолжала  путаться  у
него в ногах, пока он не споткнулся. Саймон протянул к ней руку, потом глухо
засмеялся, поняв, насколько бессмысленны все попытки поймать юркого  зверька
в полной темноте. Кошка прошла под его рукой, а потом скользнула в сторону в
противоположном направлении. Саймон остановился.
   - В ту сторону, не в эту? - спросил  он  громко.  Через  мгновение  юноша
пожал плечами, потом снова рассмеялся. Несмотря на все ужасы, которые он уже
пережил и через которые  ему  еще  предстояло  пройти,  он  чувствовал  себя
странно свободным. - Ну ладно. Пойду за тобой.  Скорее  всего  ты  притащишь
меня к самой большой крысиной норе в Светлом Арде.
   Кошка подтолкнула его,  потом  скользнула  вверх  по  коридору.  Ощупывая
стены, окруженный непроницаемой тьмой, Саймон следовал за ней. ***
   Исарда остановилась у основания ступеней и возбужденно спросила что-то  у
своего   мужа.   Джисфидри   ответил.   Они   нагнулись,   чтобы   осмотреть
потрескавшуюся балюстраду.
   - Это место, - сказал Джисфидри. -  Если  вы  пойдете  по  этим  ступеням
наверх, то придете в смертный замок, построенный поверх этого.
   - Куда именно? - спросила Мириамель. Она положила свой лук и мешок на пол
туннеля и прислонилась к каменной стене. - В какое место замка?
   - Мы не знаем, - ответила Исарда. - Все это было построено уже  без  нас.
Ни один тинукедайя не касался этих камней.
   - А вы? Куда вы пойдете? - Она посмотрела наверх, в лестничный проем.  Он
уходил в темноту, куда уже не достигал слабый свет кристаллов дворров.
   - Мы найдем другое место. - Джисфидри посмотрел на жену. -  Нас  осталось
совсем мало, но здесь все еще есть места, где нужны наши руки и глаза.
   - Пора нам уходить, - настойчиво сказал Бинабик. - Мы  не  имеем  знания,
как очень далеко норны.
   - Почему вы не хотите идти с нами? -  спросила  Мириамель  у  дворров.  -
Теперь вы должны понять, что наша битва и ваша тоже.
   Джисфидри содрогнулся и поднял длинные руки, как бы отстраняя ее.
   - Неужели вы не понимаете? Мы не принадлежим свету и миру судходайя.  Вам
уже удалось изменить нас: мы сделали то, чего никогда не делают  тинукедайя.
Мы... мы убивали тех, что некогда были нашими хозяевами.  -  Он  пробормотал
что-то  на  языке  дворров.  Исарда  и  другие  уцелевшие  дворры  огорченно
повторили хором его слова. - Нам долго придется учиться жить с этим.  Мы  не
принадлежим к верхнему миру. Позвольте нам уйти и найти темноту  и  глубину,
умоляем вас.
   Бинабик, много разговаривавший с Джисфидри  на  последнем  отрезке  пути,
вышел вперед и протянул дворру свою маленькую руку.
   - Да находите вы безопасность! - торжественно сказал тролль.
   Дворр смотрел на него мгновение, как бы не понимая, потом протянул паучьи
пальцы и сжал руку тролля.
   - И ты. Я не стану говорить, о чем я думаю, потому что  мысли  мои  полны
страха и боли.
   Мириамель подавила готовые возражения. Дворры хотят уйти.  Они  выполнили
обещание, которое дали ей.
   - Они были испуганными и несчастными; на поверхности земли от них  больше
будет беспокойства, чем помощи.
   - Счастливого пути, Джисфидри, - сказала она,  потом  повернулась  к  его
жене:
   - Исарда, спасибо, что показала мне, как вы ухаживаете за камнем.
   Женщина-дворр склонила голову:
   - Да будет путь ваш счастливым.
   Пока она говорила, кристаллы замерцали.  Подземное  помещение,  казалось,
поднялось, содрогаясь в конвульсии  без  движения.  Когда  все  снова  стало
таким, как прежде, дворры зашептались.
   - Теперь нам пора идти, - сказала Исарда, ее темные глаза расширились  от
страха. Она и ее муж повернулись и  повели  свой  спотыкающийся,  тонконогий
отряд в темноту.  Через  несколько  мгновений  коридор  опустел,  как  будто
дворров здесь никогда и не было. Мириамель моргнула.
   - Мы тоже имеем должность проследовать.  -  Бинабик  пошел  вверх,  потом
обернулся:
   - Где монах?
   Мириамель оглянулась. Кадрах, тащившийся в самом хвосте  отр