что
Изгримнур говорил правду. Как ни странно, однако, предполагаемый сир Камарис
ни капли не  был  тронут  жестом  Джошуа.  В  Гадринсетте  немедленно  стало
известно, что старик был ранен в  голову,  сошел  с  ума  от  пьянства,  или
колдовства, или огромного количества других причин, и принял обет молчания.
   Третьим и самым печальным происшествием была смерть старого Таузера. В ту
ночь, когда  вернулась  Мириамель,  бедный  шут  умер  во  сне.  Большинство
согласилось на том, что его старое сердце не выдержало  такого  возбуждения.
Те, кто знал, через какие ужасы прошел Таузер вместе с  остальным  ближайшим
окружением Джошуа, были не так в этом уверены, но в  конце  концов  шут  был
очень старым человеком,  так  что  в  его  уходе  никто  не  находил  ничего
странного. Двумя днями позже на похоронах Джошуа очень тепло говорил о  нем,
напомнив немногочисленным провожающим о долгой службе Таузера королю  Джону.
Однако некоторые заметили, что  несмотря  на  эту  хвалебную  речь,  Таузера
похоронили рядом с погибшими в последней битве, а не вместе  с  Деорнотом  в
саду за Домом Расставания.
   В память о том, как Таузер  учил  его  основам  музыкального  мастерства,
арфист Сангфугол проследил, чтобы вместе  со  стариком  похоронили  лютню  и
потрепанный шутовской наряд. После того, как могила была зарыта, Сангфугол и
Саймон вместе разбросали по темной земле первые подснежники.

***

   - Говорят, что он должен был умереть, когда вернулся Камарис. - Мириамель
плела ожерелье из  собранных  для  нее  Саймоном  подснежников.  -  Один  из
немногих людей, которых он зная  в  прежнее  время.  Они  так  и  не  успели
поговорить. Правда, я думаю, Камарис вряд ли что-нибудь сказал бы ему.
   Саймон покачал головой.
   - Таузер говорил с Камарисом, принцесса,  -  он  помолчал.  Ему  все  еще
казалось странным называть ее этим титулом, особенно когда  она  сидела  так
близко к нему, живая, дышащая. - Когда Таузер увидел его -  еще  прежде  чем
Изгримнур сказал, кто это, - он побелел. Он сложил  руки  вот  так,  постоял
молча, а потом прошептал: "Я никому не говорил, лорд,  клянусь!"  И  ушел  в
свою палатку. Я думаю, никто кроме меня не слышал, как он это сказал.  Я  не
знал, что это может значить - и не знаю до сих пор.
   Мириамель кивнула.
   - Я думаю, теперь уж мы никогда не узнаем, - она взглянула на  Саймона  и
быстро опустила глаза.
   Саймон подумал, что сейчас она красивее, чем когда-либо. Ее волосы  снова
стали  золотыми,  краска   стерлась.   Они   были   по-мальчишески   коротко
подстрижены, но Саймону скорее нравилось, как они подчеркивают твердую линию
ее подбородка и зелень глаз. Даже слегка  более  серьезное  выражение  лица,
появившееся после путешествия, только  делало  ее  еще  привлекательней.  Он
восхищался ею, вот  нужное  слово,  и  ничего  не  мог  поделать  со  своими
чувствами. Ему хотелось защитить ее от всего на свете, и в то  же  время  он
прекрасно понимал, что она никогда не позволила бы обращаться с ней,  как  с
беспомощным ребенком.
   Саймон чувствовал, что с Мириамелью произошли еще какие-то изменения. Она
по-прежнему была доброй и вежливой,  но  появилась  некоторая  отдаленность,
которой он не помнил, и даже  замкнутость.  Хрупкое  равновесие,  выкованное
ранее между ними, сейчас было нарушено, но Саймон не совсем понимал, что  же
пришло на его место. Мириамель была немного отдалившейся и  в  то  же  время
знающей о нем больше, чем когда-либо раньше. Казалось, он чем-то пугал ее.
   Он не мог отвести от  нее  глаз,  и  благодарил  Провидение  за  то,  что
внимание Мириамепи в этот момент было  полностью  сосредоточено  на  цветах,
лежащих у нее на коленях. Прошла  неделя  после  ее  возвращения,  и  первая
неловкость исчезла, но между ними все равно оставалась какая-то брешь.  Даже
тогда, в Наглимунде, где  он  впервые  увидел  ее  в  подобающем  ее  титулу
королевском наряде, она не была так далека от него.
   Саймон рассказал ей - не  без  гордости,  конечно  -  о  некоторых  своих
приключениях за последние полгода,  и  к  своему  удивлению  обнаружил,  что
переживания принцессы были немногим менее безумными и невероятными, чем  его
собственные. Сперва он решил, что пережитых  ею  кошмаров  -  килп,  гантов,
смерти Динивана и Ликтора Ранессина, а также не совсем понятного  заключения
на корабле какого-то  наббанайского  вельможи  -  вполне  достаточно,  чтобы
объяснить выросшую между ними стену. Теперь он не был  уверен  в  этом.  Они
были друзьями, и даже если он никогда не сможет рассчитывать на большее, это
была настоящая дружба, верно ведь? Что-то случилось, и это что-то заставляло
ее вести себя с ним по-другому. Может быть, дело во мне? думал Саймон. Может
быть, это я изменился так сильно, что больше не нравлюсь ей?
   Он задумчиво  погладил  бороду.  Мириамель  подняла  глаза,  поймала  его
движение и насмешливо улыбнулась. Ему стало тепло:  сейчас  она  была  почти
прежней Марией, девушкой-служанкой.
   - Ты, конечно, гордишься ею, верно?
   - Чем? Моей бородой? - Саймон внезапно обрадовался, что не стал  сбривать
ее, потому что она скрыла  предательский  румянец.  -  Она  просто...  вроде
выросла.
   - Ага. Неожиданно? За одну ночь?
   - А что в этом такого? - спросил  он,  уязвленный.  -  Я  теперь  рыцарь,
клянусь кровавым древом! Почему у меня не может быть бороды?
   - Не богохульствуй. Во всяком случае в присутствии леди  и  тем  более  в
присутствии принцессы. - Она бросила на него взгляд, который должен был быть
строгим, но не произвел желанного эффекта, благодаря улыбке, которую  ей  не
удалось подавить. - Кроме того, если ты и  вправду  рыцарь,  Саймон  -  а  я
думаю, что придется поверить тебе на слово, пока я не  вспомню  спросить  об
этом у дяди Джошуа - это не значит, что ты достаточно стар, чтобы  отрастить
бороду и не выглядеть при этом глупо.
   - Спросить у Джошуа? Да спросите у кого угодно! - Саймон разрывался между
радостью видеть ее прежней и раздражением от ее слов. -  Недостаточно  стар!
Да мне уже почти шестнадцать лет! Будет через две недели,  на  день  святого
Истрина! - Он сам с удивлением понял, что это случится довольно скоро, когда
отец Стренгьярд на днях обмолвился относительно праздника святого.
   - Правда? - Мириамель посерьезнела.  -  Мой  шестнадцатый  день  рождения
пришелся на путешествие по Кванитупулу. Кадрах был очень мил - он украл  для
меня торт с джемом и несколько лейклендских гвоздик - но это все  равно  был
не очень-то веселый праздник.
   - Этот проклятый вор, - зарычал Саймон. Он  все  еще  не  забыл  о  своем
кошельке и том позоре, который ему пришлось вынести после его пропажи,  хотя
с тех пор, казалось, прошла целая вечность.
   - Не говори так, - сказала Мириамель неожиданно резким тоном. - Ты ничего
о нем не знаешь, Саймон. Он много страдал. У него была тяжелая жизнь.
   Саймон с отвращением передернул плечами.
   - Он страдал? А как насчет людей, которых он обворовывал?
   Глаза принцессы сузились:
   - Я запрещаю тебе говорить о Кадрахе. Ни единого слова!
   Саймон открыл рот, потом закрыл  его.  Будь  я  проклят,  подумал  он,  с
девушками  держи  ухо  востро,  не  то  попадешь  в  беду.  Все  они  только
практикуются, чтобы со временем превратиться в Рейчел Дракона.
   Он набрал в грудь воздуха.
   - Мне очень жаль, что ваш день рождения вышел не слишком приятным.
   Некоторое время она сердито смотрела на него, потом смягчилась.
   - Может быть, когда наступит твой, Саймон, мы отпразднуем  вместе.  Можно
было бы подарить друг другу подарки, как это делают в Наббане.
   - Вы уже подарили мне один. - Он полез за пазуху и вытащил клочок голубой
ткани. - Вы помните? Когда я  собирался  уходить  на  север  с  Бинабиком  и
остальными.
   Некоторое время Мириамель молча смотрел на него.
   - Ты сохранил это? - тихо спросила она.
   - Конечно. Я его практически не снимал. Разумеется, я сохранил его.
   Ее глаза расширились, потом она отвернулась и резко поднялась с  каменной
скамейки.
   - Я должна идти,  Саймон,  -  странным  голосом  сказала  принцесса.  Она
избегала его взгляда. - Извини,  пожалуйста.  -  Подхватив  юбки,  Мириамепь
побежала по белым и черным плитам Сада Огней.
   - Будь я проклят! - выругался Саймон. Все  шло  так  хорошо.  Что  же  он
сделал? Когда наконец он научится понимать женщин?

***

   Бинабик, как человек, ближайший к полноправному носителю  свитка,  принял
клятвы у Тиамака и отца Стренгьярда. После того, как они присягнули, тролль,
в свою  очередь,  принес  клятву  им.  Джулой  сардонически  наблюдала,  как
произносились  торжественные  слова.  Она  никогда  особенно   не   понимала
формальностей Ордена, и это стало одной из причин, по которым она никогда не
была носителем свитка, несмотря на все уважение,  которым  она  пользовалась
среди членов Ордена. Были и другие причины, но Джулой никому не  говорила  о
них, а ее старых товарищей, могущих что-то объяснить, уже не было в живых.
   Тиамак разрывался от радости и разочарования. Он  долго  мечтал  об  этом
дне, но всегда представлял себе, что получит свиток и перо  от  Моргенса,  а
Ярнауга и Укекук, улыбаясь, поприветствуют его. Вместо этого он  сам  привез
брелок Динивана из Кванитупула, после того как Изгримнур привез его туда,  и
теперь чувствовал  себя  до  некоторой  степени  незаконным  преемником  тех
великих душ.
   Желудок вранна забурчал. Джулой сверкнула  на  него  желтыми  глазами,  и
Тиамак смущенно улыбнулся. В возбуждении последних утренних приготовлений он
забыл поесть. Теперь его охватило замешательство. Вот! Это Те, Кто Наблюдают
и Творят напоминают ему,  как  он  незначителен.  Наступает  новая  эпоха  -
собравшимся здесь придется  очень  много  работать,  чтобы  стать  вполовину
такими же прекрасными носителями, какими были их предшественники. Это научит
Тиамака, дикаря из Деревенской Рощи, быть настолько опрометчивым.
   В животе снова забурчало. На сей раз  Тиамак  избежал  взгляда  Джулой  и
подтянул колени поближе к туловищу, сжавшись на застеленном  циновками  полу
палатки Стренгьярда, как рыночный торговец горшками в холодный день.
   - Бинабик просил меня говорить, - сказала Джулой, когда с  клятвами  было
покончено.  Она  была  оживлена,  как  жена  старейшины,  которая  объясняет
новобрачной, как варить еду и нянчить младенцев. - Поскольку я единственная,
кто знал всех остальных носителей  свитка,  я  согласилась.  -  Ее  свирепый
взгляд не давал Тиамаку чувствовать себя особенно уютно. До своего  прибытия
на Сесуадру он только переписывался с лесной женщиной и понятия  не  имел  о
силе ее  присутствия.  Теперь  он  лихорадочно,  вспоминал  письма,  которые
посылал ей, надеясь, что все они были подобающе вежливыми. Джулой совершенно
определенно была не тем человеком, которого ему хотелось бы рассердить.
   - Вы стали носителями свитка может быть  в  самое  трудное  время,  какое
видел мир, хуже даже, чем эпоха  Фингила  -  эпоха  завоеваний,  грабежей  и
разрушения знаний. Все вы знаете достаточно,  чтобы  понимать:  происходящее
сейчас  -  это  нечто  гораздо  большее,  чем  простая  война  между   двумя
претендентами на престол. Элиас  Эркинландский  каким-то  образом  заручился
поддержкой Инелуки, Короля Бурь, чьи неумершие руки дотянулись, наконец,  до
людей с Водопадов норнов, чего Эльстан, Король Рыбак, боялся века назад.  Мы
должны как-то предотвратить зло, превратив войну между братьями  в  битву  с
абсолютной тьмой. И первой частью  этой  задачи,  видимо,  является  загадка
мечей.

***

   Обсуждение стихотворения Ниссеса о мечах зашло далеко за полдень. К  тому
времени, когда  Бинабик  подумал,  что  всем  им  радо  чего-нибудь  поесть,
драгоценный манускрипт  Моргенса  был  разбросан  по  всей  палатке.  Каждую
страницу внимательно изучали и горячо обсуждали до тех пор, пока пропитанный
спорами воздух не начинал звенеть.
   Теперь  Тиамак  понимал,  что  в  послании  Моргенса   имелось   в   виду
стихотворение о трех мечах. Вранн думал и раньше, что никто не может знать о
его тайном сокровище - теперь было очевидно, что никто и не знает. Но,  если
бы до сих пор у него не  развилось  здоровое  уважение  ученого  к  странным
совпадениям, сегодняшняя дискуссия заставила бы  его  серьезно  подумать  об
этом. Когда хлеб и  вино  обошли  всех,  а  самые  острые  разногласия  были
несколько  смягчены  набитыми  ртами  и  приятным  теплом,  Тиамак   наконец
заговорил.
   - Я и сам нашел кое-что, как я надеюсь, способное вас  заинтересовать.  -
Он бережно поставил  свою  чашу  и  достал  из  сумки  завернутый  в  листья
пергамент. - Я купил это на рынке в Кванитупуле и собирался отвезти в Наббан
Динивану, посмотреть,  что  он  скажет.  -  Он  с  величайшей  осторожностью
развернул  свиток,  а  трое  его  товарищей  придвинулись   поближе,   чтобы
посмотреть, что там. Тиамак чувствовал те же волнение и  гордость,  которые,
наверное, чувствует отец, впервые  представляющий  ребенка  старейшинам  для
утверждения имени.
   Стреигьярд глубоко вздохнул:
   - Благословенная Элисия, это настоящее?
   Тиамак покачал головой.
   - Если нет, то это великолепная подделка. Когда я учился  в  Пирруине,  я
видел множество рукописей времен  Ниссеса.  Это  руны  Риммергарда,  как  их
написали бы в те годы. Вы  только  посмотрите  на  обратные  спирали.  -  Он
протянул слегка дрожащий палец к пергаменту.
   Бинабик прищурился:
   - . "Из Сада Нуанни...", - прочитал он.
   - Я думаю, что имеются в виду южные острова, - сказал Тиамак. - Нуанни...
   - Был древним наббанайским богом морей. - Стренгъярд был  так  возбужден,
что позволил себе перебить вранна - поразительная вольность для застенчивого
священника. - Конечно, "Сад Нуанни" - это  острова!  Но  что  может  значить
остальное?
   Когда остальные склонились над  пергаментом,  уже  начиная  спор,  Тиамак
ощутил прилив гордости. Его ребенок встретил одобрение старейшин.

***

   - Этого недостаточно, чтобы удержать наши  позиции.  -  Герцог  Изгримнур
сидел лицом к Джошуа на табурете в  темной  палатке  принца.  -  Ты  выиграл
важное сражение, но это почти что ничего не значит для Элиаса. Еще несколько
месяцев, и никто не вспомнит о твоей победе.
   Джошуа нахмурился:
   - Я понимаю. Потому я и собираюсь созвать рэнд.
   Изгримнур покачал головой.
   - Этого недостаточно, прости мою грубость.
   Принц слабо улыбнулся:
   - Так и надо, Изгримнур.
   - Тогда дай мне сказать то, что нужно.  Необходимы  новые  победы  и  как
можно скорее. Если мы не сумеем оттеснить Элиаса, не  будет  иметь  никакого
значения, сработает эта ерунда с тремя мечами или нет.
   - Ты действительно думаешь, что это ерунда?
   - После всего, что я видел в прошлом году? Нет, теперь я ничего  не  могу
называть ерундой - в эти времена - но мы забываем о сути. Пока мы сидим тут,
как кошка на дереве, не будет никакой возможности достать Сверкающий Гвоздь,
- герцог фыркнул. - Молот Дрора! Я все еще не привык думать, что старый  меч
Джона на самом деле Миннеяр. Ты легко мог  бы  сшибить  мою  голову  гусиным
пером, когда сообщил мне это.
   - Похоже, что всем нам придется привыкнуть к постоянным сюрпризам, - сухо
сказал Джошуа. - Но что ты предлагаешь?
   - Наббан. - Изгримнур не  задумывался  ни  на  секунду.  -  Я  знаю,  мне
следовало  бы  убедить  тебя  мчаться  в  Элвритсхолл,   чтобы   попробовать
освободить моих людей. Но ты прав, что не хочешь делать этого. Если то,  что
я слышал, соответствует действительности,  половина  дееспособных  мужчин  в
Риммергарде загнана в армию Скали: а это  означает,  что  необходимо  долгое
изнурительное сражение, чтобы разбить его. Тан Кальдскрика - твердый человек
и хитрый боец. Я ненавижу его подлое предательство, но последним назову  его
легким противником.
   - Но ситхи в Эрнистире, - заметил Джошуа. - Ты же слышал.
   - Что из того? Я не могу  получить  ни  кожи,  ни  шерсти  из  россказней
парнишки Саймона, а эта беловолосая колдунья не кажется мне разведчиком,  на
основе сообщений которого стоит строить целую  военную  кампанию,  -  герцог
поморщился. - Чудесно, если ситхи и эрнистири действительно выгнали Скали. Я
буду кричать ура громче всех. Но оставшиеся люди Скали, которых ты  захочешь
завербовать, будут разбросаны по всему Фростмаршу; даже теперь, когда погода
улучшилась, я никому не пожелал бы разыскивать их и убеждать идти войной  на
Эркинланд. А это мои люди. Это  моя  страна,  Джошуа...  так  что  лучше  уж
слушай, что я говорю. - Он свирепо нахмурил кустистые брови, как будто  одна
мысль о возможных возражениях принца ставила под сомнение его здравый смысл.
   Принц вздохнул.
   - Я всегда слушаюсь тебя, Изгримнур. Ты держал меня на коленях,  а  потом
учил тактике, вспомни.
   - Я не настолько старше тебя, щенок, - проворчал герцог. -  А  не  будешь
следить за своими манерами, я вытащу тебя на снег и дам хороший урок.
   Джошуа улыбнулся.
   - Отложим это на какой-нибудь другой день. Ах, но  как  хорошо,  что  ты.
снова со мной, Изгримнур! - лицо его стало более спокойным. - Итак,  Наббан,
говоришь ты. Как?
   Изгримнур подвинулся поближе к принцу и понизил голос:
   - Страве пишет, что время подходящее - Бенигарис  чертовски  непопулярен.
Всюду говорят, что он сам убил своего отца.
   - Армия герба Зимородка  не  изменит  на  основании  базарных  слухов,  -
возразил Джошуа. - Немало отцеубийц уже правили Наббаном, вспомни.  В  любом
случае командование превыше всего ставит преданность Дому Бенидривинов.  Они
будут сражаться с любым иностранным захватчиком - даже с  Элиасом,  если  он
прямо заявит о своих намерениях.  И  уж  конечно  они  не  станут  предавать
Бенигариса ради меня.  Знаешь  старую  наббанайскую  пословицу:  "Лучше  наш
ублюдок, чем ваш святой"?
   Изгримнур весело ухмыльнулся в усы:
   - А кто говорит о том, чтобы убеждать их бросить  Бенигариса  ради  тебя,
мой принц? Милостивый Эйдон, скорее они послушают Нессаланту, чем тебя!
   Принц раздраженно тряхнул головой:
   - Хорошо, тогда ради кого?
   - Камарис, черт возьми. -  Изгримнур  для  пущей  убедительности  хлопнул
широкой рукой по бедру, - Он законный наследник  герцогства  -  Леобардис-то
получил трон только потому, что Камарис исчез и все считали его покойником!
   Джошуа в изумлении уставился на старого друга:
   - Но он же безумен, дядюшка, или, во всяком случае, слабоумен.
   Герцог выпрямился:
   - Они  не  возражали  против  трусливого  отцеубийцы.  Почему  бы  им  не
предпочесть героического простака?
   Принц снова тряхнул головой, на сей раз от удивления.
   - Ты меня просто поражаешь, Изгримнур. Откуда такая идея?
   Изгримнур свирепо улыбнулся:
   - У меня было сколько угодно времени для раздумья с тех пор, как я  нашел
Камариса в этом вонючем трактире в  Кванитупуле.  -  Он  запустил  пальцы  в
бороду. - Жаль, Эолера здесь нет. Посмотрел бы он, каким хитрющим интриганом
я стал на старости лет!
   Принц засмеялся.
   - Что ж, я совсем не уверен, что твоя идея сработает, но во всяком случае
об этом стоит подумать. - Он поднялся и подошел к столу. - Хочешь еще вина?
   Изгримнур поднял кубок.
   - Эти чертовы размышления, это такая работа,  знаешь,  вызывающая  жажду.
Налей, пожалуйста.

***

   - Это прай'за - Вечно Свежая,  -  Адиту  приподняла  тонкую  лозу,  чтобы
показать Саймону бледно-голубой цветок. -  Даже  если  его  сорвать,  он  не
завянет, пока не пройдет  его  время.  Говорят,  его  привезли  из  Сада  на
кораблях нашего народа.
   - Некоторые женщины здесь носят его в волосах.
   - Как и наши - мужчины и женщины,  -  заметила  ситхи,  бросив  на  юношу
веселый взгляд.
   -  Будьте  добры,  одну  секунду,  здравствуйте,   -   окликнул   кто-то.
Обернувшись, Саймон узнал Тиамака,  враннского  друга  Мириамели.  Маленький
человек казался страшно возбужденным. - Принц Джошуа хочет, чтобы вы пришли,
сир Саймон, леди Адиту.  -  Он  начал  изображать  поклон