орой  гнездится  история
Ордена, как старый наконечник стрелы, застрявший в огромном дереве,  который
так зарос корой, что уже неразличим. Зима, спустившаяся на нас сейчас, зима,
свергнувшая лето со своего законного места, это его  зима.  Так  проявляется
его власть, когда он выходит в мир и изменяет все по своей воле.
   Взгляд Ярнауги был свирепым, и долгое время ничто, кроме  пения  воды  за
окнами, не нарушало тишину.
   - Кто он ? - спросил наконец Джошуа. - Есть  ли  имя  у  этого  существа,
старик?
   - Я надеялся, что вы  знаете,  принц,  -  ответил  старик.  -  Вы  многое
изучали. Ваш враг... Ваш враг умер пятьсот лет назад; место,  где  кончилась
его первая жизнь, там, где началась ваша, под фундаментом  того  замка.  Имя
его Инелуки... Король Бурь.

4 ИЗ ПЕПЛА АСУ'А

   - Часть истории, - произнес Ярнауга, стягивая с себя волчий  плащ.  Огонь
высветил изгибы змеи, опоясывающей его руки, породив новую волну  шепота.  -
Вы ничего не поймете об  Ордене  Манусткрипта,  не  зная  полностью  истории
падения Асу'а. Конец короля Эльстана Рыбака, чьи руки заложили  стену  между
нами и тьмой, нельзя отделить от конца  Инелуки,  властелина  тьмы,  которая
сейчас стремится поглотить всех нас. Итак, эти истории  сплетены,  как  нити
одной ткани, переплетены одна с другой. Если вытащить одну нить, это и будет
только нить. Попробуйте-ка, глядя на нее, представить себе весь гобелен!
   Говоря так, Ярнауга тонкими пальцами поглаживал  свою  спутанную  бороду,
стараясь привести ее в порядок, как  будто  она  и  сама  была  своего  рода
гобеленом и могла как-то проиллюстрировать его историю.
   - Задолго до того, как люди пришли в Светлый Ард, - продолжал он, - здесь
уже жили ситхи. Нет смертного мужчины или женщины, который  бы  знал,  когда
они пришли, но известно, что они прибыли с востока, от восходящего солнца, и
осели на этой земле.
   В Эркинланде, на том  месте,  где  сейчас  стоит  Хейхольт,  создали  они
когда-то величайшее творение своих рук, замок Асу'а.  Они  вошли  глубоко  в
землю, закладывая фундамент в самых  недрах  Светлого  Арда,  потом  возвели
стены из слоновой кости, перламутра и  опала  и  башни  выше  самых  высоких
деревьев, прекрасные, как мачты кораблей, с которых был виден  весь  Светлый
Ард и с которых остроглазые ситхи следили за тем, как огромный океан  бьется
о западный берег.
   Бесконечные годы они были полновластными хозяевами Светлого  Арда,  строя
свои хрупкие города на склонах гор и в лесных чащах; стройные горные города,
похожие на ледяные цветы, и лесные селения, как вытащенные на берег  корабли
с поднятыми парусами. Но Асу'а был величайшим из них, и долгоживущие  короли
ситхи правили здесь.
   Люди, впервые появившиеся в  Светлом  Арде,  были  простыми  пастухами  и
рыбаками, и пришли они по какому-то давно исчезнувшему перешейку в пустынных
северных землях. Может быть, они  бежали  от  какой-нибудь  вселяющей  страх
твари, преследовавшей их с запада, а может быть просто искали новых  пастбищ
для своего скота. Ситхи обрашали-на них не больше внимания,  чем  на  оленей
или  других  диких  животных,  даже  когда  быстро   сменяющиеся   поколения
умножились и человек стал строить грубые каменные города и ковать  бронзовые
инструменты и оружие. Пока люди не понимали, что такое ситхи,  и  оставались
на  землях,  которые  дозволял  им  занимать  король-эрл,  мир  царил  между
народами.
   Даже южная империя наббанаи, могущественная  и  великолепно  вооруженная,
отбросившая длинную тень на всех смертных Светлого Арда, не  имела  никакого
значения ни для ситхи, ни для их короля Ий'Унигато.
   На этом месте Ярнауга огляделся в поисках какого-нибудь питья, и пока паж
наполнял  его  кубок,  слушатели  обменивались  недоуменными   взглядами   и
озабоченным бормотанием.
   - Доктор Моргенс говорил мне обо всем этом,  -  шепнул  Саймон  Бинабику.
Тролль улыбнулся, но казался расстроенным собственными мыслями.
   - Я уверен, что нет необходимости, - продолжал Ярнауга,  возвысив  голос,
чтобы вернуть внимание гудевшего зала, - говорить о тех  переменах,  которые
принесли с собой первые риммеры. У нас достаточно старых ран, которые  могут
открыться, чтобы останавливаться на том, что случилось, когда они нашли путь
по воде с запада.
   Но о чем действительно следует сказать, так это о походе с севера  короля
Фингила и падении Асу'а. Пять долгих веков, прошедших с  тех  пор,  засыпали
эту историю обломками времени и невежества, но когда двести лет назад король
Эльстан Рыбак создавал наш Орден, его целью было собирать и сохранять знание
о тех временах. Итак, о том, о чем я сейчас  расскажу,  большинство  из  вас
никогда не слышало.
   В битвах при Ноке, на равнине Ач Самрата и в Утанваше Фингил и его  армия
одерживали одну победу задругой, все крепче затягивая петлю вокруг Асу'а.  У
Самерфильда и Ач Самрата ситхи потеряли последних своих союзников-людей, а с
разгромом эрнистири никого не осталось среди ситхи, кто мог бы противостоять
северному железу.
   - Мы  были  разгромлены  благодаря  предательству!  -  сказал  красный  и
дрожащий от волнения принц Гвитин. - Ничто, кроме  предательства,  не  могло
оттеснить Синнаха с поля -  только  продажность  тритингов!  Они  ударили  в
спину, собаки, надеялись на объедки с кровавого стола Фингила!
   - Гвитин! - рявкнул Джошуа. - Ты слышал, что сказал  Ярнауга:  нет  нужды
теребить старые раны! Здесь  даже  нет  тритингов.  Может  быть,  ты  хочешь
прыгнуть через стол и ударить герцога Изгримнура за то, что он риммер?
   - Пусть попробует! - прорычал Айнскалдир.
   Гвитин смущенно покачал головой:
   - Вы правы, принц Джошуа, примите мои извинения. Простите и вы,  Ярнауга.
- Старик кивнул. Сын Луга повернулся к Изгримнуру:
   - Добрый герцог, мы, конечно, ближайшие союзники.
   -  Не  было  никакой  обиды,  молодой  сир,  -  улыбнулся  Изгримнур,  но
Айнскалдир, сидевший рядом с ним,  перехватил  взгляд  принца,  и  эти  двое
тяжело уставились друг на друга.
   - Так и случилось, - сказал Ярнауга, как будто его никто не перебивал,  -
что в Асу'а, хотя стены его  и  были  скреплены  старыми  и  могущественными
заклятьями и он все еще оставался домом и сердцем  народа  ситхи,  появилось
чувство, что конец неизбежен, выскочки-смертные разрушат дом  их  предков  и
ситхи придется навсегда уйти из Светлого Арда.
   Король Ий'Унигато и королева Амерасу оделись в траурные  белые  одежды  и
провели долгие дни осады, которые складывались сначала в месяцы, а потом и в
годы, - ибо даже холодная сталь не могла быстро разрушить  работу  ситхи,  -
слушая печальную музыку и изысканную поэзию, созданные в лучшие дни ситхи  в
Светлом  Арде.  Из  лагерей  осаждающих  северян  Асу'а  все   еще   казался
воплощением  великого  могущества,  окутанным  чарами  и  волшебством...  но
древнее сердце уже умирало в сверкающем теле.
   Однако был среди ситхи один, кто не хотел проводить  все  последние  дни,
причитая над потерянным покоем и поруганными трудами. Он хотел  действовать.
Это был сын короля Ий'унигато, и имя его было... Инелуки.
   Не произнеся ни слова, но производя ужасающий шум, епископ Анодис собирал
свои вещи. Он махнул рукой молодому прислужнику, и тот помог ему подняться.
   - Прошу прощения, Ярнауга, - сказал Джошуа. - Епископ Анодис,  почему  вы
покидаете нас? Как вы слышали, на нас надвигаются страшные темные силы, и мы
ждем, чтобы ваша мудрость и слово Матери Церкви направило нас.
   Анодис рассерженно поднял глаза:
   - Вы хотите, чтобы я сидел здесь, на военном совете, которого  я  никогда
не одобрял, и слушал, как этот... этот  дикий  человек  пугает  вас  именами
языческих демонов? Посмотрите на себя - вы внимаете его  словам,  как  будто
они, все до одного, взяты из Книги Эйдона!
   - Те, о ком шла речь, были рождены  задолго  до  вашей  священной  книги,
епископ, - коротко сказал Ярнауга, но при  этом  вскинул  голову  свирепо  и
воинственно.
   - Ерунда, - проворчал Анодис. - Вы можете  считать  меня  раздражительным
стариком, но такие сказки приведут вас к  вечному  проклятию.  А  еще  более
огорчительно, что вы можете утащить за собой всю страну.
   Он словно щитом осенил себя  знаком  древа  и  вышел,  опираясь  на  руку
прислужника.
   - Ерунда или нет, демоны или ситхи, - сказал Джошуа, поднимаясь со своего
места, чтобы оглядеть собравшихся, - но  это  мой  дом,  и  я  просил  этого
человека рассказать нам то, что он знает. Больше никто  не  будет  прерывать
его.  -  Он  грозно  обвел  глазами  темный  зал  и  сел,  суда  по   всему,
удовлетворенный тем, что увидел.
   - Что ж, теперь вам потребуется все ваше  внимание,  потому  что  я  буду
говорить о  сути  того,  что  принес  вам.  Речь  пойдет  об  Инелуки,  сыне
короля-эрла.
   Инелуки, чье имя на  языке  ситхи  означает  "Вот  Блестящая  Речь",  был
младшим из двух сыновей короля. Вместе со своим старшим  братом  Хакатри  он
победил черного червя Идохеби, мать Шуракаи Красного, которого убил  Престер
Джон, и Игьярика, белого дракона севера.
   - Прошу прощения, Ярнауга, - это встал один из спутников Гвитина.  -  Ваш
рассказ странен и для нас, но возможно не  все  в  нем  незнакомо  нам.  Мы,
эрнистири, знаем о черном драконе, матери  всех  червей,  но  у  нас  всегда
называли ее Дрочкатенр.
   Ярнауга кивнул, как учитель кивает прилежному ученику.
   - Так ее звали среди первых людей, поселившихся  на  западе,  задолго  до
того,  как  эрнистири  построили  Таиг  в  Эрнисадарке.  Так  крохи   правды
сохраняются в сказках, которые слышат дети в колыбели или солдаты и охотники
у ночного костра. Но Идохеби  -  это  имя,  данное  ей  ситхи,  и  она  была
могущественнее любого из своих детей. Победив ее, что  само  по  себе  стало
длинной и всем известной историей, Хакатри, брат Инелуки, был  тяжко  ранен,
обожжен страшным пламенем червя. Не было  лекарства  от  его  ран,  во  всем
Светлом Арде не нашлось средства, которое могло бы  смягчить  ужасную  боль,
мучившую его. Но он и не умирал. Наконец  король  погрузил  его  на  корабль
вместе со своим самым доверенным слугой, и корабль  этот  отплыл  на  запад,
Там, в стране позади заходящего солнца, по верованиям ситхи, не было боли, и
Хакатри снова смог бы стать невредимым и здоровым.
   Таким образом, после великого подвига - поражения Идохеби - Инелуки  стал
единственным наследником своего отца, но  жизнь  его  омрачала  тень  гибели
Хакатри. Возможно, обвиняя себя в  случившемся,  он  провел  долгие  годы  в
поисках знаний, одинаково запретных и для людей, и  для  ситхи.  Сначала  он
мечтал сделать своего брата здоровым, вернуть его с не нанесенного на  карты
запада... но, как бывает  со  всеми  подобными  поисками,  вскоре  сами  они
превратились в его единственную цель  и  вознаграждение.  Так  Инелуки,  чья
красота некогда слыла безмолвной музыкой Асу'а, становился все более и более
чужим для своего народа и превратился в искателя темных, бесконечно  опасных
истин.
   Так и случилось, что когда  северяне,  грабя  и  убивая,  окружили  Асу'а
кольцом гибельного железа, один Инелуки направил  все  свое  знание  на  то,
чтобы разрушить западню.
   В глубоких пещерах под Асу'а,  освещенных  хитроумными  зеркалами,  росли
сады волшебных деревьев, которые ситхи использовали так же, как южные народы
- бронзу, а северные -  железо.  За  волшебными  деревьями,  чьи  корни,  по
некоторым утверждениям,  достигали  центра  земли,  ухаживали  садовники,  к
которым относились с тем же почтением, с каким сегодня вы относитесь к вашим
эйдонитским священникам. Каждый день  они  произносили  древние  заклятья  и
выполняли  таинственные   ритуалы,   благодаря   которым   сады   оставались
невредимыми и деревья росли, в то время как король и его двор в палатках над
ними все больше погружались в отчаяние и забытье...
   Но Инелуки не забыл о садах, не забыл он и темные книги, которые читал, и
призрачные тропы, по которым шел  в  поисках  мудрости.  Запершись  в  своих
покоях, где никто не осмеливался помешать ему, он начал труд, которому,  как
он думал, суждено было спасти ситхи и Асу'а.
   Каким-то образом,  причиняя  себе  тем  самым  огромную  боль,  он  добыл
холодное железо и стал подкармливать волшебные деревья,  подобно  тому,  как
монахи поливают свои виноградники. Многие деревья, не менее чувствительные к
железу, чем сами ситхи, заболели и погибли, но одно уцелело.
   Инелуки трижды обвил дерево заклятьями, которые,  вероятно,  были  старше
самих ситхи, и чарами, проникавшими глубже, чем  корни  волшебных  деревьев.
Дерево снова стало сильным, но теперь смертоносное железо текло через  него,
как кровь. Опекавшие  священный  сад  сбежали,  увидев,  что  их  подопечные
погибли. Они рассказали обо всем Ий'унигато, и король был огорчен этим,  но,
так как он видел впереди конец всему, он не  стал  останавливать  сына.  Что
проку было в волшебном дереве, когда замок окружают светлоглазые люди,  а  в
руках у них смертоносное железо?
   Сила дерева сделала Инелуки таким же больным, как загубленные им сады, но
воля его была сильнее любой болезни. Он  терпеливо  ждал,  пока  наконец  не
пришло время собирать созревший урожай.  Тогда  он  взял  ужасное  растение,
волшебное дерево, все  пропитанное  зловещим  железом,  и  пошел  наверх,  в
кузницы Асу'а.
   Измученный, больной до безумия, но полный мрачной решимости, он  смотрел,
как бегут от него лучшие кузнецы Асу'а, но ничто не шевельнулось в нем.
   Он сам раздул огни горна, в одиночестве  пропел  Слова  творения  и  взял
Молот, придающий форму, который до него  держал  в  руках  только  Верховный
кузнец.
   Один в красном свете  глубоко  сокрытой  кузницы  он  выковал  меч,  само
вещество  которого,  казалось,  дышало  ужасом.  Чары  Инелуки  были  такими
отвратительными и сверхъестественными,  что  даже  воздух  Асу'а  наполнился
гневом, а стены качались, словно под ударами могучих кулаков.
   И тогда он взял выкованный им меч, и понес его в Главный зал своего отца,
показать остальным то, что когда-нибудь спасет их. Но так ужасен был его вид
и так мучителен вид серого меча, сверкающего почти непереносимым светом, что
ситхи в страхе бежали из зала,  оставив  там  только  Инелуки  и  отца  его,
Ий'унигато.

***

   В тишине, в которой звучали последние  слова  Ярнауги,  в  тишине,  такой
глубокой, что даже огонь, казалось, перестал потрескивать, как будто он тоже
задержал дыхание, Саймон почувствовал, как встали дыбом волосы у него на шее
и на руках и странное головокружение подкралось к нему.
   Меч!.. Серый меч! Я отчетливо  его  вижу!  Что  это  значит?  Почему  эта
проклятая мысль засела у меня в голове?! Он сжал виски  обеими  руками,  как
будто от боли ответ мог прийти к нему.

***

   Когда  король-эрл  увидел,  что  сделал  его  сын,  сердце  в  его  груди
превратилось в лед, потому что  лезвие,  которое  держал  Инелуки,  было  не
просто оружием, но надругательством над самой землей,  которая  произвела  и
железо, и волшебное дерево. Это было  отверстие  в  гобелене  мироздания,  и
жизнь вытекала через него.
   - Этого не должно быть, - сказал он своему сыну. - Пусть лучше мы  сгинем
в пустоте забвения, пусть смертные терзают наши кости - да пусть бы мы лучше
вообще никогда не жили, чем родить такую вещь, не говоря  уж  о  том,  чтобы
использовать ее.
   Но Инелуки обезумел от могущества меча и страшно запутался  в  заклятьях,
создавших его.
   - Это единственное оружие, которое может спасти нас! - сказал  он  своему
отцу. - Иначе эти мерзкие создания, эти назойливые  насекомые  так  и  будут
ползать по лицу земли,  разрушая  все  на  своем  пути,  уничтожая  красоту,
которую они даже не могут увидеть или понять. Мы  должны  предотвратить  это
любой ценой.
   - Нет, - сказал Ий'Унигато, - нет, иные цены слишком велики даже для нас.
Посмотри на себя! Уже сейчас это истощило твой разум и сердце. Я твой король
и господин, и я приказываю тебе уничтожить это, пока оно еще  не  уничтожило
тебя полностью.
   Но услышав, что отец требует уничтожить то, что чуть не стоило ему жизни,
пока он ковал, и то, что было сделано, как он думал, только для того,  чтобы
спасти народ от последней тьмы, Инелуки совсем обезумел.  Он  поднял  меч  и
нанес отцу чудовищный удар, убив короля ситхи.
   Никогда ничего подобного не совершалось  среди  ситхи,  и  когда  Инелуки
увидел лежащего перед ним Ий'Унигато, он зарыдал, и рыдал не только об отце,
но и о себе и своем народе. Наконец он снова взял в руки серый меч.
   - Из скорби ты явился, - сказал он, - и скорбь ты принес с собой.  Скорбь
- имя тебе. Так он назвал клинок: Джингизу. Так  "скорбь"  звучит  на  языке
ситхи.

***

   Скорбь... меч по имени Скорбь... - раздавалось в ушах  Саймона,  как  эхо
билось в его голове, и казалось, что  в  этом  тонут  слова  Ярнауги,  буря,
разыгравшаяся снаружи, все. Почему это звучит так страшно знакомо? Скорбь...
Джингизу... Скорбь...

***

   - Но история не кончается на этом, - продолжал  северянин,  и  голос  его
набирал силу, окутывая пеленой тревоги внимающее ему  общество.  -  Инелуки,
еще больше обезумев от содеянного, поднял корону отца из белой коры березы и
объявил себя королем.
   Его семья и народ были так  ошеломлены  этим  убийством,  что  у  них  не
хватило сил препятствовать ему.  Некоторые  втайне  приветствовали  перемену
власти, в частности пятеро, которым, как и Инелуки,  претила  сама  мысль  о
том, что можно сдаться без всякого сопротивления.
   Инелуки, со Скорбью в руке,  был  силой  необузданной.  Со  своими  пятью
прислужниками, которых испуганные и суеверные северяне назвали Красной Рукой
за их количество и плащи огненного цвета, он принял бой под  стенами  Асу'а,
впервые за три года долгой осады.  Только  огромное  количество  вооруженных
железом орд Фингила не позволило ночному кошмару, в который превратился  бой
Инелуки, прорвать осаду замка. Если бы другие ситхи последовали за  принцем,
могло бы случиться, что короли ситхи и сейчас ходили бы по стенам Хейхолта.
   Но у ситхи не было больше воли  для  сражений.  Испуганные  силой  своего
нового  короля,  потрясенные  убийством   Ий'унигато,   они   вместо   этого
воспользовались ударом, нанесенным Инелуки и его Красной Рукой, чтобы бежать
из  замка  под  предводительством  Амерасу,  королевы,  и  Шима'Онари,  сына
Хакатри, изувеченного драконом брата Инелуки. Они бежали под защиту темного,
но  безопасного  Альдхорта,  прячась  от  кровожадных  смертных   и   своего
собственного безумного короля.
   Так случилось, что Инелуки обнаружил бегство тех, за  кого  сражался.  Он
остался со своими пятью воинами и еще несколькими ситхи в сверкающем  остове
Асу'а. Даже его страшная магия  не  смогла  долго  противостоять  несметному
числу воинов Фингила. Северные шаманы нашли нужные заклинания,  и  последние
защитные чары спали с вековых стен.  При  помощи  смолы,  соломы  и  факелов
риммеры подожгли хрупкое здание. Среди клубов дыма и лижущих языков  пламени
северяне обратили в бегство последних ситхи, которые были слишком слабыми  и
робкими, чтобы бежать, или слишком  преданы  своему  древнему  дому.  В  том
костре ужасные деяния совершали воины Фингила, а у ситхи уже  не  оставалось
сил, чтобы сопротивляться. Их мир кончился. Жестокие пытки, изнасилования  и
убийства  потерявших  волю  к  борьбе  ситхи,  глумливое  разрушение   тысяч
изысканных  невосстановимых  вещей  -  всем  этим  армия  Фингила  Кровавого
наложила алую печать на нашу историю, и это пятно не смывается.  Несомненно,
те, кто бежал в лес, слышали крики и стоны, и, содрогаясь, взывали к предкам
о правосудии.
   В этот последний роковой час Инелуки и его  Красная  Рука  взобрались  на
вершину самой высокой башни. Он решил, что  место,  где  теперь  никогда  не
будут жить ситхи, никогда не станет домом и для людей.
   И тогда он произнес слова, более ужасные, чем какие-либо из тех,  которые
он говорил раньше