, гораздо более зловещие, чем даже те, которые помогали ему
создать Скорбь. Когда гром его голоса перекрыл шум пожара, риммеры во  дворе
замка с криком упали на землю и кровь хлынула у них из ушей и глаз,  а  лица
почернели. Монотонный голос поднялся до нестерпимой высоты и перешел в вопль
агонии. Внезапная вспышка света сделала небо белым, а затем наступила  тьма,
такая глубокая, что даже Фингил в своем шатре на расстоянии  мили  от  замка
думал, что он ослеп.
   Но в некотором роде Инелуки все-таки потерпел поражение.  Асу'а  все  еще
стоял и горел, несмотря на то,  что  большая  часть  войска  Фингила  лежала
теперь в смертных корчах у подножия башни. А на ее  вершине  ветер  медленно
играл шестью кучками серого пепла.

***

   Скорбь... голова Саймона кружилась, он с трудом дышал. Казалось, что огни
факелов дико трепещут. Склон горы. Я слышал, как  скрипят  колеса  телеги...
они привезли Скорбь! Я помню, это был дьявол в ящике... Сердце всех скорбей.
***

   - Итак, Инелуки умер. Один из офицеров Фингила перед тем,  как  испустить
последний вздох, клялся, что видел, как огромное тело отделяется  от  башни,
алое, как угли в огне,  и,  извиваясь,  как  дым,  хватается  за  него,  как
огромная красная рука...
   -  Не-е-ет!  -  закричал  Саймон,  вскакивая.  Рука   потянулась,   чтобы
остановить его, потом другая, но он  стряхнул  их,  словно  паутину.  -  Они
привезли серый меч, этот ужасный меч! А потом я видел его! Я видел  Инелуки!
Он был... он был...
   Комната качалась взад и  вперед,  и  лица  смотревших  на  него  людей  -
Изгримнура, Бинабика, старика Ярнауги - вытягивались, как рыба, прыгающая  в
пруду. Он хотел говорить, хотел рассказать им всем о склоне горы и  о  белых
демонах, но темная завеса натянулась перед его глазами, и что-то  гремело  в
ушах.

***

   Саймон бежал по темной дороге, и единственными его спутниками были голоса
в темноте.
   Простак! Иди к нам! Тут есть местечко, приготовленное для тебя!
   Мальчик! Смертное дитя! Что оно видело, что оно видело?
   Заморозьте его глаза и унесите его вниз, в тень.  Укройте  его  звенящим,
пронзительным морозом.
   Перед ним маячила фигура, тень, увенчанная рогами, огромная, как гора. На
ней была корона из  бледных  сверкающих  камней,  и  красные  огни  были  ее
глазами. Красной была ее рука, и, когда она схватила и подняла  его,  пальцы
жгли, как  огненные  головешки.  Вокруг  мелькали  бледные  невнятные  лица,
колеблющиеся, словно огоньки свечей.
   Колесо вращается, смертный, вращается, вращается... Кто ты  такой,  чтобы
остановить его?
   Он мошка, маленькая мошка...
   Алые пальцы сжались,  глаза  разгорелись  темным  неопределенным  светом.
Саймон кричал и кричал, но ответом ему был только безжалостный смех.

***

   Он выплыл из странного водоворота певучих голосов и алых рук и обнаружил,
что его сон, словно в зеркале, отражен в кольце склонившихся  над  ним  лиц,
бледных в свете факелов,  вызывающих  воспоминание  о  ведьмином  круге.  За
пятнами лиц стены были расчерчены точками сверкающего света, вздымавшегося к
небесам.
   -  Он  просыпается,  -  раздался  голос,  и  сверкающие  точки   внезапно
превратились в ряды стоящих на полках горшков.
   - Плохо он выглядит, - нервно сказал глубокий голос. - Я бы, пожалуй, дал
ему еще воды.
   - Я уверена, что все будет  в  порядке,  так  что,  если  хотите,  можете
вернуться туда, - ответил первый голос, и Саймон начал изо всех сил таращить
глаза до тех пор, пока пятно, от которого исходил голос, не  перестало  быть
просто пятном. Это была Мария -  нет,  Мириамель,  стоявшая  подле  него  на
коленях. Он не мог не заметить, как измялся подол  ее  платья,  лежавший  на
грязном полу.
   - Нет, нет, - сказал другой. Герцог Изгримнур нервно подергивал бороду.
   - Что... случилось? - Может быть, он упал и разбил голову?  Он  попытался
ощупать себя, но ныло все тело, и нигде не было шишки.
   - Опрокинулся ты, вот что,  мальчик,  -  проворчал  Изгримнур.  -  Кричал
очень... о том, что видел. Я отнес тебя сюда и, между прочим, чуть кишки  не
надорвал.
   - А потом стоял, как бесполезное чучело, и  глядел  на  тебя,  -  сказала
Мириамель, и голос ее был суров. - Хорошо, что я вошла. - Она подняла  глаза
на старого риммера. - Ты ведь сражался в  битвах,  верно?  Что  ты  делаешь,
когда кто-нибудь ранен? Бесполезно пялишься?
   - Там другое дело, - защищался  герцог.  -  Перевязываю  их,  если  течет
кровь, и уношу на щитах, когда сделать уже ничего нельзя.
   - Да, это очень разумно, - резко сказала  Мириамель,  но  Саймон  заметил
скрытую улыбку в уголках ее губ. - А  если  они  не  истекают  кровью  и  не
мертвы, ты, надо думать, попросту перешагиваешь через  них?  Ну  ничего,  не
волнуйся.  Изгримнур  закрыл  рот  и  вцепился  себе  в  бороду.   Принцесса
продолжала отирать лоб Саймона своим смоченным водой платком. Он  не  думал,
что это  может  принести  ему  какую-нибудь  пользу,  но  что-то  невыразимо
приятное было в том, чтобы принимать такие заботы. Он знал, что очень  скоро
ему предстоит давать объяснения, и эта перспектива вовсе не прельщала его.
   - Я... я так и думал, что узнал тебя, парень, - сказал наконец герцог.  -
Это ведь тебя мы подобрали у святого Ходерунда, верно? И этот тролль...  Мне
казалось, что я видел...
   Дверь буфетной приоткрылась.
   - А, Саймон, я питаю надежду, что ты теперь чувствуешь себя немного самим
собой?
   - Бинабик, - начал Саймон,  делая  попытку  сесть.  Мириамель  нежно,  но
твердо надавила ему на грудь, принуждая снова лечь. - Я действительно  видел
все это, я видел! Это то, чего я не мог  раньше  вспомнить!  Склон  горы,  и
огонь, и... и...
   - Я знаю, друг Саймон. Я многое понимал, когда ты вставал, хотя и не все.
Среди этих загадок очень много необъяснительных.
   - Они, наверное, думают, что я рехнулся! - простонал  Саймон,  отталкивая
руку принцессы и тем не менее наслаждаясь мгновенным прикосновением. Что она
о себе воображает? Сейчас она смотрела на  него,  как  взрослая  девушка  на
беспутного младшего брата. Будь прокляты девушки,  женщины  и  весь  женский
род!
   - Нет, Саймон, - сказал  Бинабик,  скорчившийся  возле  Мириамели,  чтобы
тщательно осмотреть друга. - Я рассказывал там очень многие истории, и  наше
совместное путешествие  не  являлось  последней  среди  них.  Ярнауга  имеет
подтверждение многому,  на  что  намекал  мои  наставник.  Он  тоже  получал
последнее посылание от Моргенса. Нет, не  говаривают,  что  ты...  рехнулся,
хотя многие  еще  не  совсем  имеют  понимание  настоящей  опасности.  Барон
Дивиссалис имеет к ним отношение, как я полагаю.
   - Умммм, - Изгримнур шаркнул сапогом. - Я думаю, раз  уж  парень  здоров,
мне лучше будет вернуться туда. Значит, Саймон? Что ж, хорошо... мы с  тобой
еще поговорим. - Герцог с трудом развернулся в узкой буфетной и протопал  по
коридору.
   - Я тоже пойду, - сказала Мириамель, быстро стряхивая пыль  с  платья.  -
Есть вещи, которые очень зависят от того, что думает мой дядя.
   Саймон хотел поблагодарить ее, но не смог  придумать  ничего,  что  можно
сказать  лежа  на  полу,  без  всякого  ущерба  для   чувства   собственного
достоинства. К тому времени,  как  он  решил  поступиться  своей  гордостью,
принцесса уже исчезла, прошуршав водопадом шелков.
   - И  если  ты  в  достаточности  оправился,  Саймон,  -  сказал  Бинабик,
протягивая маленькую загрубевшую руку, - то есть много вещей, которые  мы  с
непременностью  должны  услышать  в  зале  совета,  потому   что,   я   имею
предположение, Наглимунд никогда не видывал рэнда такого, как этот вот.

***

   - Прежде всего, юноша, - сказал Ярнауга, - хотя  я  верю  всему,  что  ты
рассказал нам, знай, что это не Инелуки видел ты  там  на  горе.  -  Недавно
яркие, огни факелов рассыпались засыпающими  углями,  но  ни  одна  душа  не
покинула зал, - ибо если бы ты увидел Короля Бурь в том облике,  который  он
принял сейчас, только лишенная  разума  скорлупка  встретила  бы  рассвет  у
Камней гнева. Нет, то, что ты видел, - я, разумеется, не  говорю  о  бледных
норнах, Элиасе и его легионерах, - то был один из Красной Руки. Но и в  этом
случае просто чудо, что ты остался невредимым и в здравом  уме,  после  того
как пережил все это.
   - Но... но... - Вспомнив, что старик говорил перед тем, как рухнула стена
забвения, выпустившая воспоминания о той страшной  ночи.  Ночи  камней,  как
называл ее доктор Моргенс, Саймон снова был озадачен  и  смущен.  -  Но  мне
казалось, вы сказали, что Инелуки и эта... Красная Рука... погибли?
   - Да, погибли. В эти последние ужасные мгновения их земные тела полностью
сгорели. Но что-то уцелело: было что-то  или  кто-то,  способный  воссоздать
Скорбь. Как-то - и именно поэтому был создана Орден Манускрипта, так что мне
не понадобился твой опыт, чтобы сказать: Инелуки и его Красная Рука уцелели.
Живые сны, мысли, может быть тени, которые сохраняются только  ненавистью  и
страшной силой последнего заклятия Инелуки.  Каким-то  образом  та  тьма,  в
которую был погружен разум Инелуки в его последние дни, не погибла вместе  с
его земным телом.
   Тремя столетиями позже в Хейхолт, замок, который стоял на  костях  Асу'а,
пришел король Эльстан Рыбак. Эльстан был мудр, он шел по дороге знаний  и  в
руинах под Хейхолтом обнаружил он  нечто,  предупредившее  его  о  том,  что
Инелуки не был полностью уничтожен. Он  основал  Орден,  членом  которого  я
являюсь, - и мы быстро теряем свое значение,  особенно  теперь,  со  смертью
Моргенса и Укекука, - чтобы древнее знание не было утеряно. Мы  должны  были
хранить не только знание о темном повелителе ситхи, но и  другие  вещи,  ибо
тогда  злые  времена  были  на  севере  Светлого  Арда.  Спустя  годы   было
обнаружено, или, скорее, угадано, что каким-то образом Инелуки, или его дух,
или тень, или живая воля, снова появился среди тех, которые  одни  только  и
могли приветствовать его.
   - Норны, - сказал Бинабик,  как  будто  могучий  порыв  ветра  в  секунды
развеял густой туман, окутавший его.
   - Норны, - согласился Ярнауга. - Я думаю, что сначала даже  Белые  лисицы
не догадывались, чем он стал, а потом его влияние в Пике Бурь стало  слишком
велико, чтобы кто-нибудь набрался мужества сказать ему нет. С ним  вернулась
Красная Рука, но она возродилась в форме, невиданной доселе на земле.
   - А мы-то думали, что Локкен, которого почитают черные риммеры,  это  наш
языческий бог огня, - задумчиво сказал Изгримнур. -  Если  бы  я  знал,  как
далеко они ушли с истинного пути... - Он погладил древо, висевшее у него  на
шее, и вздохнул:
   - Узирис!
   Принц Джошуа, долгое время молча слушавший  рассказ  Ярнауги,  наклонился
вперед.
   - Но если этот демон из  далекого  прошлого  действительно  наш  истинный
враг, то почему он не показывается? Почему он играет, как кошка с мышкой,  с
моим несчастным братом Элиасом?
   - Мы подошли к вопросу, ответить на  который  не  помогут  нам  даже  мои
долгие годы изучения Танголдира. - Ярнауга  пожал  плечами.  -  Я  наблюдал,
слушал и снова наблюдал, потому что именно для этого я там находился,  -  но
мне неподвластны тайны мыслей такого существа, как Король Бурь.
   Этельферт из Тинсетта встал и  откашлялся.  Джошуа  кивком  дозволил  ему
говорить.
   - Если все это правда... а моя голова от всего этого  идет  кругом,  могу
вам сказать... может быть... я мог бы догадаться об этом.  -  Он  огляделся,
как бы ожидая, что  ему  не  простят  такую  самонадеянность,  но  на  лицах
окружающих была только печаль и смущение. Тогда он снова прочистил  горло  и
продолжил:
   - Риммер, - он кивнул в сторону Ярнауга, - сказал, что это Эльстан  Рыбак
первым догадался, что вернулся Король Бурь. Это было через триста лет  после
того, как Фингил захватил Хейхолт, или как он там тогда назывался. С тех пор
прошло уже двести лет. Мне кажется, что этому  демону  потребовалось  немало
времени, чтобы набраться сил. - Теперь, - продолжал он, - мы все знаем,  мы,
мужчины, которые годами удерживали землю от притязаний жадных соседей, - тут
он кинул хитрый взгляд на Ордмайера, но толстый барон,  сильно  побледневший
во время рассказа Ярнауга, казалось, оставался равнодушным к его  намеку,  -
что лучший способ обеспечить свою безопасность  и  накопить  сил  для  новой
схватки, это заставить своих соседей драться друг с другом. Сдается мне, что
это самое тут и происходит.  Этот  риммергардский  демон  предлагает  Элиасу
сомнительный дар, а потом  устраивает  так,  чтобы  он  подрался  со  своими
вассалами и всякими такими. - Этельферт еще раз огляделся, одернул камзол  и
сел.
   - Никакой это не "риммергардский  демон",  -  зарычал  Айнскалдир,  -  мы
правоверные эйдониты.
   Джошуа проигнорировал замечание северянина.
   - Есть правда в твоих словах, лорд Этельферт, но боюсь, что те, кто знает
Элиаса, согласятся, что у него есть собственные планы.
   - Он и без всякого ситхи-демона собирался украсть мою землю, - с  горечью
сказал Изгримнур.
   - Как бы то ни было, - продолжал Джошуа, - я нахожу Ярнаугу, Бинабика  из
Йиканука  и  юного  Саймона,  ученика   доктора   Моргенса...   огорчительно
достойными доверия. Я хотел бы не верить им. Я хотел бы сказать,  что  я  не
верю в эти россказни. Я еще не совсем уверен, что верю всему сказанному,  но
у меня нет основания не  доверять  рассказчику.  -  Он  снова  повернулся  к
Ярнауге, ворошившему огонь в ближайшем камине железной кочергой. - Если  эти
страшные вещи,  о  которых  вы  говорили,  действительно  готовы  произойти,
скажите мне только одно: чего хочет Инелуки?
   Старик молча смотрел на догорающие угли, потом  снова  энергично  помешал
кочергой.
   - Как я уже говорил, принц Джошуа, я был глазами Ордена. Оба погибших,  и
Моргенс, и наставник молодого Бинабика, больше, чем  я,  знали  о  том,  что
может таиться в  мыслях  хозяина  Пика  Бурь.  -  Он  поднял  руку,  как  бы
предостерегая от новых вопросов. - Но если  бы  мне  пришлось  угадывать,  я
сказал бы вот что: подумайте о  той  ненависти,  которая  сохранила  Инелуки
живым, о той ненависти, которая вырвала его из огня страшной смерти...
   - Так значит то, чего хочет Инелуки,  -  слова  Джошуа  тяжело  падали  в
гробовом молчании затаившего дыхания зала, - это отмщение?
   Ярнауга только смотрел на угли.
   - Тут есть о чем подумать, - сказал господин Наглимунда. - И  нам  нечего
ждать легких решений. - Он встал, высокий и бледный,  тонкое  лицо  казалось
только маской его потаенных мыслей. - Мы  вернемся  сюда  завтра  на  заходе
солнца. - Он вышел, сопровождаемый двумя стражниками в серых плащах.
   С его уходом  люди  в  зале  впервые  за  время  рассказа  Ярнауга  стали
поворачиваться друг к другу, затем поднялись с мест,  сбиваясь  в  маленькие
безмолвные группки. Саймон увидел Мириамель, которой так и  не  представился
случай высказаться, выходившую из зала между Айнскалдиром  и  прихрамывающим
Изгримнуром,
   - Пойдем, Саймон, - сказал Бинабик,  дергая  его  за  рукав.  -  Я  питаю
намерение пустить Кантаку очень немного  бегать,  потому  что  дождь  сейчас
уменьшался. Мы имеем должность пользоваться этими моментами. Я  все  еще  не
потерял своей любви к думанью, когда ветер ударяется мне в лицо...  и  очень
много о чем я имею должность думать.
   - Бинабик, - сказал Саймон, измученный этим ужасным днем.  -  Ты  помнишь
тот сон, который мне снился... всем нам снился... в доме Джулой? Пик Бурь...
и эта книга?
   - Да,  -  мрачно  сказал  маленький  человек.  -  Это  тоже  относится  к
тревожностям. Слова, слова, виденные тобой, не оставляют мне покоя. Я  питаю
страх, что среди них скрывается ужасно важная загадка.
   - Ду... Ду Свар... - Саймон боролся  со  своей  измотанной,  запутавшейся
памятью. - Ду...
   - Ду Сварденвирд это было, - вздохнул тролль. - Заклятие Мечей.

***

   Горячий воздух беспощадно жег незащищенное безволосое лицо Прейратса,  но
он не подавал виду, что ему это  неприятно.  Проходя  по  литейной  в  своей
развевающейся красной сутане, он с  удовлетворением  отметил,  что  рабочие,
одетые в маски  и  плотные  плащи,  испуганно  расступаются  при  виде  его.
Озаренный пульсирующим светом горна, он  даже  усмехнулся,  представив  себя
архидемоном, шагающим по  плитам  ада,  перед  которым  лебезят  и  суетятся
подручные дьяволята.
   Но настроение тут же упало, и он нахмурился. Что-то не то  происходило  с
этим негодным мальчишкой колдуна - Прейратс чувствовал это так же ясно,  как
если бы кто-нибудь ударил его в спину  кинжалом.  Какая-то  невидимая  связь
была  между  ними  со  времени  Ночи  камней;  это  грызло  его   и   мешало
сосредоточиться.  Свершившееся  в  ту  ночь  было  слишком  важным,  слишком
опасным, чтобы допустить любое вмешательство. И вот теперь  мальчишка  снова
думает об этой ночи - вероятно, рассказывает  что-нибудь  Лугу,  Джошуа  или
кому-нибудь еще. Пора принимать  серьезные  меры  к  этому  отвратительному,
сующему повсюду нос мальчишке.
   Священник остановился у огромного тигля и встал, скрестив руки на  груди.
Он стоял так довольно долго, и чем больше проходило времени, тем  больше  он
свирепел. Наконец один из литейщиков поспешил к  нему  и  преклонил  колено,
обтянутое плотной брючиной.
   - Чем мы можем служить вам, господин Прейратс? - спросил  он.  Голос  был
приглушен мокрой тканью, закрывавшей нижнюю часть лица рабочего.
   Священник  молча  смотрел  на  него,  выдерживая  паузу,  пока  выражение
частично  открытого  лица  не  изменилось,  от   услужливой   неловкости   к
откровенному страху.
   - Где ваш надсмотрщик? - прошипел Прейратс.
   - Здесь, отец, - человек указал на  одно  из  черных  отверстий  в  стене
пещеры-литейной.  -   На   лебедке   сломалось   ослабевшее   колесо,   ваше
высокопреосвященство.
   Титулование было безосновательным,  потому  что  официально  он  все  еще
оставался простым священником, но прозвучало очень гармонично.
   - Ну?.. - спросил Прейратс. Человек не ответил, и священник сильно лягнул
его по затянутой в кожу голени. - Так приведи его тогда! - завопил он.
   Склонив  трясущуюся  голову,  человек  заковылял  прочь,  походкой   едва
научившегося ходить ребенка в подбитой ватой одежде. Капли пота катились  по
лбу священника, выплюнутый горном воздух немилосердно жег его легкие, но тем
не менее быстрая довольная улыбка растянула его худое  лицо.  Ему  случалось
испытывать и худшие муки: Бог...  или  кто-бы-там-ни-был...  знает,  что  он
видел и худшее.
   Наконец подошел надсмотрщик, огромный и неторопливый.  Когда  он  наконец
дотащился до места и навис над Прейратсом, священник подумал,  что  за  один
только непомерный рост этого человека можно было бы  расценить  как  ходячее
оскорбление.
   - Я думаю, ты знаешь, почему я пришел сюда?  -  Черные  глаза  священника
яростно сверкали, рот вытянулся в тонкую Полоску.
   - Насчет  машин,  -  ответил  надсмотрщик  голосом  тихим,  но  по-детски
капризным.
   - Да, насчет осадных машин, - рявкнул священник. -  Сними  эту  проклятую
маску, Инч, нечего прятаться, когда с тобой разговаривают!
   Надсмотрщик протянул заросшую грубой щетиной руку и  сдернул  маску.  Его
изувеченное лицо, покрытое чудовищными шрамами от ожогов,  с  пустой  правой
глазницей, снова вызвало у священника ощущение, что он находится в  передней
верхнего ада.
   - Машины не готовы, - упрямо сказал Инч. - Потерял  трех  человек,  когда
большая развалилась в последний дрордень. Медленно идет дело.
   - Я знаю, что они не готовы. Достань еще людей. Эйдон свидетель, что их в
достатке шатается по Хейхолту. Мы и некоторых благородных приставим к  делу,
не вредно им заработать несколько мозолей на свои нежные  ручки.  Но  король
хочет, чтобы они были готовы сейчас! Он отправляется в  поход  через  десять
дней. Десять дней, будь ты проклят.
   Одна бровь Инча медленно поднялась, напоминая подъемный мост.
   - Наглимунд. Он идет на