говорить об этом со  своими  людьми,
ворота будут надежно заперты - но видите ли, барон, вы еще  не  знаете  всей
правды.
   И тут принц начал рассказывать Дивисаллису обо всех последних  открытиях,
о трех мечах и пророческих стихах  в  книге  сумасшедшего  священника,  и  о
загадочных сновидениях, посещавших многих людей.
   - Но если вы и так собираетесь вскоре рассказать все это вашим  вассалам,
зачем сейчас говорите со мной? - спросил барон. У двери фыркнул Изгримнур: у
него возник тот же вопрос.
   - Потому что мне нужен ваш господин  Леобардис,  и  он  нужен  мне  прямо
сейчас, - сказал Джошуа. - Мне нужен Наббан. - Принц вскочил и стал  кругами
ходить  по  комнате,  как  бы  разглядывая  гобелены,  но  взгляд  его   был
сфокусирован за много-много лиг от каменных стен и узорчатой ткани.  -  Я  с
самого начала ждал слова вашего герцога, но сейчас я нуждаюсь в нем  больше,
чем  когда-либо.  Элиас  для  своих  целей  отдал  Риммергард  Скали  и  его
кальдскрикскому клану Ворона. Таким образом, он воткнул нож в  спину  короля
Лута: эрнистири теперь пришлют мне много меньше людей, вынужденные  оставить
у себя количество, достаточное, чтобы защитить свои земли.  Гвитин,  который
еще неделю назад рвался воевать с Элиасом, хочет возвращаться  домой,  чтобы
помочь отцу защищать Эрнисадарк.
   Джошуа резко повернулся, чтобы посмотреть прямо в глаза Дивисаллису. Лицо
принца было только маской холодной гордости, но и барон, и герцог  Изгримнур
видели его руку, вцепившуюся в ворот рубашки.
   - Если герцог Леобардис хочет быть  чем-то  большим,  чем  просто  лакеем
Элиаса, он должен разделить со мной мою ношу.
   - Но почему вы говорите все это мне? -  спросил  Дивисаллис.  Он  казался
искренне удивленным. - Мне кажется, что эти последние события - мечи,  книга
и все прочее - ничего не меняют.
   - Меняют, черт побери! - отрезал Джошуа,  голос  его  поднялся  почти  до
крика. - Без Леобардиса, да еще когда эрнистири под угрозой  с  севера,  мой
братец получит нас аккуратно упакованными, как в  бочке,  забитой  гвоздями.
Кроме того, он имеет дело о  демонами,  и  никто  не  знает,  какие  ужасные
преимущества он получит благодаря этому союзу. Мы, конечно,  сделали  слабую
попытку нанести ответный удар, но даже если эта попытка против всех ожиданий
увенчается успехом, она ничем не сможет помочь нам,  если  не  останется  ни
одного вольного владения. Ни ваш герцог, ни  кто-нибудь  другой  никогда  не
посмеют ответить Элиасу ничего, кроме "да".
   Барон тихо покачал головой, и его бусы тихо зазвенели.
   - Я в большом смущении, мой лорд. Как случилось, что вы  не  знаете?  Еще
вчера я отправил депешу в Санкеллан Магистревис с моим самым верным  гонцом.
Я сообщил Леобардису, что вы выступаете против Элиаса и, по моему мнению, он
должен привести людей на подмогу.
   - Что? - Изгримнур вскочил. Он и  принц  были  одинаково  потрясены.  Они
стояли, нависая над испуганным Дивисаллисом, лица их напоминали лица  людей,
попавших ночью в засаду.
   -  Но,  мой  принц,  я  сообщил  вам.  По  крайней  мере,  поскольку  мне
посоветовали не беспокоить вас, я отправил послание с моей  печатью  в  ваши
покои. Вы, разумеется, прочли его?
   - Благословенный Узирис и Мать Его! - Джошуа хлопнул себя по бедру. - Мне
некого винить, кроме себя самого. Оно  и  сейчас  лежит  у  меня  на  столе.
Деорнот вручил его мне, но я собирался  дождаться  более  удобного  часа.  Я
просто забыл о нем. Но это  не  страшно,  а  то,  что  вы  сообщили  нам,  -
превосходно.
   - Вы считаете, что Леобардис приедет? - подозрительно спросил  Изгримнур.
- Почему вы так уверены? Раньше вы,  по-моему,  сами  сильно  сомневались  в
этом.
   - Герцог  Изгримнур,  -  тон  Дивисаллиса  был  ледяным,  -  надеюсь,  вы
понимаете, что я  только  исполнял  свой  долг.  В  действительности  герцог
Леобардис уже давно склонялся к тому, чтобы поддержать принца Джошуа.  Более
того, он был крайне недоволен неоправданной  дерзостью  Элиаса.  Войска  уже
несколько недель готовы к бою.
   - Тогда зачем было посылать вас сюда? - спросил Джошуа. - Что он надеялся
узнать здесь, чего я не мог сообщить ему через посланников?
   - Он'не ждал ничего нового, - ответил Дивисаллис. - Хотя  мы  и  получили
здесь гораздо больше новых сведений, чем кто-нибудь мог предположить. Нет, я
был послан более для того, чтобы устроить небольшое представление  некоторым
людям в Наббане.
   - Есть разногласия между вассалами? - сверкнув глазами, спросил Джошуа.
   - Конечно, но в этом нет ничего необычного... и не  в  этом  первопричина
моей миссии. Она в том, чтобы подорвать сопротивление более близкого герцогу
человека, - тут, хотя в маленькой комнатке явно не было  никого,  кроме  них
троих, Дивисаллис огляделся по сторонам. - Это его жена  и  сын  ни  в  коем
случае не желают его союза с вами.
   - Вы имеете в виду старшего, Бенигариса?
   - Да, а иначе бы он или один из  младших  сыновей  Леобардиса  был  здесь
вместо меня, - барон пожал плечами. - Бенигарису многое нравится в правлении
Элиаса, так же, как  и  герцогине  Нессаланте...  -  Наббанаец  снова  пожал
плечами.
   - Она  тоже  отдает  предпочтение  шансам  Верховного  короля,  -  горько
улыбнулся Джошуа. - Нессаланта  -  умная  женщина.  Жаль,  что  ей  придется
волей-неволей подчиниться выбору своего мужа.  Она  вполне  может  оказаться
права в своих опасениях.
   - Джощуа! - Изгримнур был шокирован.
   - Я только шучу, старый друг, -  сказал  принц,  но  выражение  его  лица
свидетельствовало об обратном. - Так  что,  герцог  выйдет  нам  на  помощь,
добрый Дивисаллис?
   - Так скоро, как только возможно, принц Джошуа.  И  сливки  наббанайского
рыцарства будут в его свите.
   - И большой отряд копьеносцев и лучников, я  надеюсь.  Что  ж,  да  будет
милость Эйдона со всеми нами, барон.
   Они с герцогом распрощались с Дивисаллисом  и  вышли  в  темный  коридор.
Яркие краски жилища наббанайца остались  позади,  как  сон,  оставленный  за
порогом пробуждения.
   - Есть человек, которого очень обрадует эта новость, Изгримнур.
   Герцог вопросительно поднял брови.
   - Моя племянница Мириамель  была  очень  расстроена,  когда  узнала,  что
Леобардис колеблется. Нессаланта все-таки ее тетка. Принцесса  действительно
очень обрадуется этому известию.
   - Тогда пойдем и расскажем ей, - предложил  Изгримнур,  взяв  Джошуа  под
локоть  и  направляя  его  ко  двору  замка.  -  Оца,  наверное,  с  другими
придворными дамами. Я устал глазеть на бородатых солдат. Я, конечно,  старый
человек, но иногда приятно бывает повидать парочку-другую красивых леди.
   - Пусть так, - улыбнулся Джошуа, и  это  была  первая  искренняя  улыбка,
которую видел у него Изгримнур за последние несколько  лет.  -  А  потом  мы
навестим твою жену, и ты сможешь и ей рассказать о своей неувядающей любви к
дамам.
   - Принц Джошуа, - вкрадчиво сказал старый герцог. - Я никогда не буду  до
такой степени стар и немощен, чтобы не суметь надрать тебе уши. И ты  можешь
в этом убедиться!
   - Не сейчас, дядюшка, - усмехнулся Джошуа. - Мне они понадобятся сегодня,
чтобы по достоинству оценить то, что ответит тебе Гутрун.

***

   Легкий ветер с воды приносил запах кипариса. Тиамак, вытирая со лба капли
пота, мысленно благодарил  Того,  Кто  Всегда  Ступает  По  Пескам,  за  это
неожиданно  прохладное  дуновение.  Возвращаясь  после  ежедневной  проверки
ловушек, он чувствовал, как воздух Вранна застыл в ожидании  бури.  Это  был
горячий, злой  воздух,  неотступный,  как  крокодил,  который  кружит  возле
давшего течь ялика.
   Тиамак снова вытер лоб  и  взял  пиалу  чая  из  желтого  корня,  которая
томилась   на   раскаленном   камне.   Прихлебывая   чай,   обжигавший   его
потрескавшиеся губы, он раздумывал, что же ему делать.
   Это  странное  послание  Моргенса  так  расстроило  его!   Целыми   днями
угрожающие слова доктора грохотали у него в голове,  как  камешки  в  пустой
тыкве, направлял ли он маленькую лодку через протоки  Вранна,  или  плыл  на
рынок в Кванитупул, торговый городок, притулившийся у ручья, вытекавшего  из
озера  Эдна.  Трехдневное  путешествие  на  плоскодонке  в   Кванитупул   он
предпринимал  каждое  новолуние,  используя  свои  необычные  познания   для
извлечения выгоды из рыночной торговли. Он  помогал  незадачливым  враннским
торговцам заключать сделки с наббанайскими и пирруинскими  купцами,  которые
появлялись  в  прибрежных  селениях  Вранна.  Утомительное   путешествие   в
Кванитупул  было  необходимостью,  даже  если  удавалось  заработать   всего
несколько монет и мешочек риса. Рис он  использовал  в  качестве  гарнира  к
случайному крабу, слишком глупому или слишком самонадеянному, чтобы избежать
его ловушек. Но на подобную любезность крабов трудно было рассчитывать,  так
что обычное меню Тиамака составляли рыба и коренья,
   Скорчившись в крошечном домике,  выстроенном  на  баньяне,  в  сотый  раз
озабоченно перечитывая послание Моргенса, он мысленно  перенесся  назад,  на
шумные холмистые улицы Анзис  Пелиппе,  столицы  Пирруина,  где  он  впервые
встретил старого доктора.
   Так же ясно, как гам и суету огромного торгового порта, в сто,  во  много
сотен раз превосходящего по  размерам  Кванитупул,  во  что  никогда  бы  не
поверили его  соплеменники,  провинциальная  деревенщина,  -  Тиамак  помнил
запахи, миллионы удивительных запахов: сырой соленый запах причала с  пряным
привкусом  от  рыболовецких  судов,  ароматы  уличных  жаровен,  у   которых
бородатые островитяне предлагали  нанизанную  на  палочки  хрустящую  сочную
баранину, запах мускуса от  потных  конец,  грызущих  удила,  чьи  надменные
хозяева, солдаты и купцы, нагло  гарцевали  на  них  по  булыжной  мостовой,
заставляя пешеходов разбегаться в  разные  стороны,  и,  конечно,  щекочущие
ароматы шафрана и имбиря, корицы и кардамона,  клубившиеся  в  районе  улицы
Пряностей, словно экзотические благовония.
   Даже воспоминания обо всем этом великолепии возбудили в нем такой  голод,
что хотелось плакать, но  Тиамак  взял  себя  в  руки.  Есть  дело,  которое
необходимо выполнить, и он не имеет  права  отвлекаться  на  такие  плотские
желания. Моргенс как-то нуждался в нем,  и  Тиамак  был  готов  сделать  все
возможное для старого доктора.
   В сущности, именно еда много  лет  назад  в  Пирруине  привлекла  к  нему
внимание Моргенса. Доктор,  разыскивавший  что-то  в  торговых  рядах  Анзис
Пелиппе,  налетел  на  враннского  юношу,  пристально  смотревшего  на  ряды
марципана, выставленного на прилавке пекаря, и  чуть  не  сбил  его  с  ног.
Старик был очарован и заинтригован парнишкой с болот, забравшимся так далеко
от  дома,  чьи  извинения  перед  старшим  были  полны  тщательно  выученных
наббанайских выражений. Узнав, что мальчик приехал в столицу Пирруина, чтобы
заниматься наукой с узирианскими братьями, и первым в своей деревне  оставил
болотистый Вранн, Моргенс  купил  ему  большой  квадрат  марципана  и  чашку
молока. С того момента Моргенс стал истинным богом для потрясенного Тиамака.
***

   Грязный пергамент было уже трудно читать, хотя он и сам был только копией
подлинного послания, развалившегося на куски от частого пребывания в  руках.
Впрочем, это давно уже не имело значения: Тиамак  знал  текст  наизусть.  Он
даже записал  письмо  шифром  и  снова  перевел,  чтобы  убедиться,  что  не
пропустил какую-нибудь мелкую, но значительную деталь.
   Без сомнения, настало время Звезды завоевателя, писал доктор, предупредив
Тиамака тем самым, что это письмо надолго может стать последним. Понадобится
помощь Тиамака, уверял доктор, если неких страшных событий, на которые - как
сказано - есть намеки в запрещенной,  утерянной  книге  священника  Ниссеса,
можно будет избежать.
   В первую же поездку в Кванитупул после получения  доставленного  воробьем
послания, Тиамак спросил Миддастри, пирруинского купца, с которым он изредка
пил пиво, что за ужасные  вещи  происходят  в  Эрчестере,  городе,  где  жил
Моргенс. Миддастри сказал, что слышал  о  раздоре  между  Верховным  королем
Элиасом и Лутом из Эрнистира, и, конечно, уже многие месяцы  все  говорят  о
затянувшейся ссоре Элиаса с принцем Джошуа, но кроме  этого  купец  не  смог
вспомнить ничего необычного. Тиамак, после послания Моргенса ожидавший более
грозной и неотвратимой напасти, немного успокоился. И  все-таки  несомненная
важность письма доктора не давала ему покоя.
   Запрещенная, утерянная книга... Откуда Моргенс узнал его  секрет?  Тиамак
никому ничего об этом не говорил; он собирался удивить доктора при  встрече,
которую планировал на следующую  весну.  Это  была  бы  его  первая  поездка
севернее Пирруина. Теперь оказывается, что Моргенсу уже  что-то  известно  о
его находке, но почему доктор прямо не говорит  об  этом?  Почему  он  пишет
намеками, загадками и предположениями, словно краб, аккуратно  вытаскивающий
рыбью голову из ловушки Тиамака?
   Вранн отставил миску с чаем и двинулся через низкую комнату, согнувшись в
три погибели. Горячий кисловатый ветер усилился,  слегка  покачивая  дом  на
высоких ходулях и со змеиным  шелестом  пригибая  камыш.  Тиамак  поискал  в
сундучке завернутый  в  листья  предмет,  тщательно  спрятанный  под  пачкой
пергамента с его собственной  переработкой  "Совранских  лекарств  целителей
Вранна", которую он втайне считал своей великой работой.  Когда  его  поиски
увенчались успехом, он вынул и развернул свиток, не  в  первый  уже  раз  за
последние две недели.
   Когда свиток лег рядом  с  переписанным  посланием  Моргенса,  вранн  был
поражен контрастом. Слова Моргенса  были  переписаны  черными  чернилами  из
болотного корня на дешевом пергаменте, таком тонком, что, казалось,  он  мог
вспыхнуть даже на некотором расстоянии от пламени свечи. Другой листок,  его
счастливая  находка,  представлял  собой  кусок  хорошо   выделанной   кожи.
Красно-коричневые слова безумно плясали на нем, как будто писавший сидел  на
лошади во время землетрясения.
   Это была жемчужина коллекции Тиамака - а если он правильно установил, что
это такое, пергамент мог бы стать жемчужиной чьей угодно коллекции. Он нашел
свиток в Кванитупуле в  огромной  кипе  других  использованных  пергаментов,
которые торговец предлагал купить для упражнений в письме. Продавец не знал,
кому принадлежал сундук с бумагами, сказал только, что  приобрел  его  среди
прочего продаваемого с аукциона имущества в Наббане.  Опасаясь,  что  свиток
может растаять а воздухе в любую секунду, Тиамак воздержался  от  дальнейших
расспросов и тут же купил его вместе с  кучей  других  пергаментов  за  один
блестящий наббанайский кинис.
   Тиамак посмотрел на  него  опять,  хотя  и  перечитывал  даже  чаще,  чем
послание Моргенса, - если только такое было возможно - и особенно на верхнюю
часть  пергамента,  не  столько  оборванного,   сколько   обгрызенного,   на
обезображенном краю которого можно было различить буквы Д. А. В. Р.
   А исчезнувший том Ниссеса, который некоторые даже называли "воображаемым"
- он же, кажется, называется Ду Сварденвирд? Откуда Моргенс знал?
   Под заглавием шел текст, написанный северными рунами, местами смазанными,
местами рассыпавшимися в  порошок,  но  все  же  вполне  читаемый.  Это  был
архаический наббанайский, пятивековой давности.

   ...Принесите из Сада Нуанни
   Мужа, что видит, хоть слеп,
   И найдите Клинок, что Розу спасет,
   Там, где Дерева Риммеров свет,
   И тот Зов, что Зовущего вам назовет
   В Мелком Море на Корабле, -
   И когда тот Клинок, тот Муж и тот Зов
   Под Правую Руку Принца придут,
   В тот самый миг Того, кто Пленен,
   Свободным все назовут.

   Под  этим  странным  стихотворением  большими  старинными   рунами   было
начертано единственное слово: Ниссес.
   Хотя  Тиамак  бесконечно  долго   всматривался   в   загадочные   строки,
вдохновенное  озарение  оставалось  мучительно  далеким.   Наконец,   тяжело
вздохнув, он снова завернул древний свиток в  листья  и  запихал  обратно  в
сундук из колючего дерева.
   Итак, чего же хочет Моргенс? Следует ли привезти  это  самому  доктору  в
Хейхолт? Или отослать другому мудрому - колдунье Джулой, толстому Укекуку из
Йиканука или человеку из Наббана? Может быть, разумнее всего будет подождать
дальнейших указаний доктора, вместо того, чтобы в спешке  творить  глупости,
не понимая истинного положения вещей? В конце концов из  того,  что  говорил
ему Миддастри, выходит, что та опасность, которой  боялся  Моргенс,  видимо,
еще далеко. Конечно, время еще есть и можно подождать и  точно  узнать,  что
именно нужно доктору.
   Время и терпение, советовал он себе, время и терпение.
   За окном стонали ветви кипариса, содрогаясь под  грубыми  прикосновениями
ветра.

***

   Дверь  неожиданно  распахнулась.  Сангфугол  и  леди   Воршева   виновато
вскочили, как будто их застали за чем-то дурным, хотя их разделяла почти вся
длина комнаты. Пока они широко раскрытыми глазами смотрели на  дверь,  лютня
менестреля, прислоненная к его креслу, покачнулась и упала к его  ногам.  Он
поспешно подхватил ее и прижал к груди, словно раненого ребенка.
   - Черт возьми, Воршева, что вы сделали? - свирепо спросил Джошуа.
   Герцог  Изгримнур  стоял  в  дверях  за  его  спиной,   лицо   его   было
встревоженным.
   - Успокойся, Джошуа, - уговаривал он, дергая серый камзол принца.
   - Только после того, как я узнаю правду от этой... этой женщины, -  резко
оборвал его Джошуа. - А до того не вмешивайся, старый друг.
   Краска возвращалась к щекам Воршевы.
   - Что это значит? - сказала она. - Вы врываетесь сюда, словно разъяренный
бык, и выкрикиваете непонятные вопросы. Что это значит?
   - Не пытайтесь дурачить меня. Я только что говорил с начальником  стражи;
боюсь, он еще долго будет жалеть, что попался мне под руку, так зол  я  был.
Он сказал, что  Мириамель  покинула  замок  вчера  еще  до  полудня  с  моим
разрешением - которое не было разрешением. Это была моя печать, поставленная
на фальшивый документ!
   - И почему же вы кричите на меня? -  надменно  спросила  леди.  Сангфугол
бочком двинулся к двери, все еще прижимая к груди свои раненый инструмент.
   - Это вам прекрасно известно, - зарычал Джошуа. Краска постепенно сходила
с его лица. - И не двигайся с места, музыкант, потому что я еще не  закончил
с тобой. Ты в последнее время пользуешься большим доверием моей леди.
   -  Только  по  вашему  приказу,  принц  Джошуа,   -   сказал   Санпругол,
останавливаясь. - Чтобы скрасить ее одиночество. Но, клянусь,  я  ничего  не
знаю о принцессе Мириамели!
   Джошуа вошел в комнату и, не  оглядываясь,  захлопнул  за  собой  тяжелую
дверь. Не по возрасту ловкий Изгримнур успел отскочить.
   - Хорошо, дорогая Воршева, не надо обращаться со мной так,  как  будто  я
один из тех мальчишек-возчиков, среди которых вы росли. Я  постоянно  слышал
от вас, что бедная принцесса грустит, бедная  принцесса  скучает  без  своей
семьи. Теперь Мириамель ушла из замка в обществе какого-то  негодяя,  а  еще
кто-то украл мой перстень с печатью, чтобы  ее  пропустили!  Вы  думаете,  я
глупец?
   Темноволосая женщина не мгновение встретилась с ним взглядом. Потом  губы
ее задрожали, на глазах появились сердитые слезы, и она опустилась в кресло,
шелестя длинными юбками.
   - Прекрасно, принц Джошуа, -  сказала  она.  -  Вы  можете  отрубить  мне
голову, если хотите. Я помогла бедной девочке бежать к ее  семье  в  Наббан.
Если бы вы не были так бессердечны, то сами отослали бы ее  в  сопровождении
вооруженных людей. Вместо этого с ней только один добрый монах. - Она вынула
из-за корсажа платок и отерла глаза. - И все-таки там ей  будет  лучше,  чем
быть запертой здесь, как птица в клетке.
   - Слезы Элисии! - выругался Джошуа, вскинув руку. -  Вы  глупая  женщина!
Мириамель  просто  хотела  прославиться,  она  надеялась   уговорить   своих
наббанайских родственников сражаться на ее сторо