ому пламени болотных огней.
   - Спаси нас Эйдон, - выдохнул Джошуа.
   - Но это готовит не  Прейратс!  -  Губы  Элиаса  растянулись  в  странной
улыбке, точно он не полностью владел своим лицом. - Я Верховный  король,  не
забывай: все зависит от моей воли. Это мой план. Священник  только  выполнил
мой приказ, и скоро я не буду больше нуждаться в нем. А ты... - Он  поднялся
не разгибаясь, двигаясь странно и порывисто. Теперь он стоял в полный  рост,
нечеткий серый предмет лежал на полу. - Ты был моим братом. Некогда.
   - Некогда?! - закричал Джошуа. - Элиас, что с тобой  случилось?  Ты  стал
отвратительным существом. Ты - демон! - Он сделал шаг назад и чуть не упал в
лестничный колодец. Потом дрожащей рукой повернул рукоятку меча  и  начертал
на груди знак древа.
   Прогремел гром, и сверкнула молния, но король  только  смотрел  на  брата
пустыми глазами.
   - Я не демон, - сказал король. Казалось, он  тщательно  обдумывает  слова
Джошуа. - Нет. Но скоро я  буду  больше  -  гораздо  больше  -  чем  обычный
человек. Я  уже  чувствую  это,  чувствую,  как  открываюсь  плачущим  между
звездами ветрам, чувствую себя ночным небом, на котором сверкают кометы.
   - Да простит меня Узирис Избавитель, - выдохнул Джошуа. - Ты прав, Элиас.
Ты больше не брат мне... Спокойное лицо короля исказилось от ярости.
   - А чья это вина?! Ты с детства завидовал мне и делал все, что мог, чтобы
уничтожить меня. Ты отнял у меня жену, мою возлюбленную Илиссу, ты украл  ее
и отдал смерти. У меня не было ни минуты покоя с тех пор. - Он поднял как бы
сведенную  судорогой  руку.  -  Но  тебе  и  этого  было  мало  -  да,  тебе
недостаточно  было  просто  вырезать  мне  сердце.  Ты  хотел  еще  получить
принадлежащее мне по праву королевство! Ты жаждал моей короны, так  ведь?  -
взревел он. - Вот, возьми ее! - Он начал стаскивать с головы темный обруч. -
Проклятое железо! Оно жгло меня, покуда мне  не  начало  казаться,  что  это
сведет меня с ума. - Зарычав, он наконец высвободил корону и швырнул  ее  на
пол. На его лбу, как терновый венец, остался выжженный след.
   Джошуа отступил на шаг, глаза его расширились от ужаса и  жалости,  слезы
струились по щекам.
   - Я молюсь... милость Эйдона! я молюсь  о  твоей  душе,  Элиас.  -  Принц
поднял изувеченную руку, словно пытаясь отогнать кошмарное  видение.  -  Ах,
Боже, несчастный ты человек! - Он замер,  потом  поднял  Найдл.  Конец  меча
уперся в грудь короля. - Но все же ты должен отдать мне этот проклятый  меч.
Остались считанные мгновения до прихода Прейратса. Я не могу ждать.
   Король уронил голову на грудь, исподлобья глядя на Джошуа. Казалось,  что
у него сломана шея. Густая капля крови показалась на  том  месте,  где  была
корона.
   - Ах, значит, время пришло? Я путаюсь с тех пор, как это произошло, - или
так кажется? - Он поднял серый предмет, и тот как бы сгустился в длинный меч
с узорным лезвием и двойной гардой. Свет красной звезды отражался на  лезвии
огненными полосами. Тиамак испугался, но не двинулся с  места,  не  в  силах
отвести взгляда. Клинок казался  частью  измученного  бурей  неба.  -  Очень
хорошо...
   Джошуа прыгнул вперед,  закричав.  Найдл  метнулся,  как  молния.  Король
поднял Скорбь и отбил удар, но не сделал контрвыпада. Джошуа отскочил, дрожа
как в лихорадке. Неужели одно прикосновение серого меча к  Найдлу  заставило
его так дрожать, подумал  Тиамак.  Принц  снова  начал  атаку  и  безуспешно
пытался прорвать оборону Элиаса. Элиас сражался словно во сне,  он  двигался
судорожно, блокируя Джошуа, но  не  нападая.  Каждый  раз  король  дожидался
самого последнего момента, как будто знал, куда  ударит  его  брат.  Наконец
Джошуа отступил, пытаясь отдышаться. При  свете  отдаленных  вспышек  молнии
было видно, как сверкает пот у него на лбу.
   - Вот видишь, -  сказал  Элиас.  -  Слишком  поздно  для  такого  грубого
нападения. - Он помолчал; от нового удара грома колокола слегка покачнулись.
Дымный свет в глазах короля разгорелся, когда Элиас поднял Скорбь. -  Но  не
слишком поздно для меня насладиться расплатой за  все  то  зло,  которое  ты
причинил мне, - моя жена мертва, мои королевские права в  опасности,  сердце
моей дочери отравлено ненавистью  ко  мне.  Позже  у  меня  появятся  другие
заботы. Но сейчас я могу подумать о тебе, бывший брат. - Он  шагнул  вперед,
меч его был темным, расплывшимся пятном.
   Джошуа отчаянно сопротивлялся, но король бился с нечеловеческой силой. Он
быстро  оттеснил  Джошуа  к  южному  окну,  потом,  несмотря   на   странную
скованность своих движений, задержал его там, нанося тяжелые удары,  которые
принц с огромным трудом отбивал. Тонкого  Найдла  было  недостаточно,  чтобы
держать короля на расстоянии. Через несколько мгновений Джошуа пошатывался у
выступа окна. Его сопротивление было сломлено. Внезапно Элиас протянул руку,
схватил Найдл за лезвие и вырвал его у Джошуа. Обезумев от отчаяния,  Тиамак
поднялся и бросился на спину королю в тот самый момент,  когда  Элиас  занес
над головой Скорбь. Вранн вцепился в руку Элиаса.
   Этого было недостаточно, чтобы спасти принца. Джошуа поднял  руки,  чтобы
хоть как-то защититься, но серый клинок опустился  на  его  шею.  Тиамак  не
видел, как вонзился меч, но слышал страшный звук удара и почувствовал  дрожь
в руке короля. Джошуа дернулся и упал на пол. Кровь струилась из его шеи. Он
лежал неподвижно, как пустой мешок.
   Выведенный из равновесия, король  зашатался,  но  удержался  на  ногах  и
схватил Тиамака за шею свободной рукой. На мгновение руки вранна  сомкнулись
на Скорби. Меч был таким холодным, что  обжег  его.  Ужасный  холод  пронзил
сердце Тиамака словно пика, руки его онемели. Он успел только  закричать  от
боли за себя, за Джошуа, за все, что  теперь  было  потеряно.  Потом  король
оторвал его от себя и бросил в сторону. Тиамак почувствовал, что  беспомощно
скользит по полу колокольни, потом что-то ударилось о его голову и  шею.  Он
лежал на боку, разбитый ударом о стену.
   Тиамак не мог  ни  говорить,  ни  двигаться.  Его  уже  угасающий  взгляд
помутнел, когда глаза наполнились  слезами.  Страшный  шум  внезапно  сотряс
колокольню и даже пол под ним. Красный свет за окнами разгорелся  еще  ярче,
как будто языки пламени окружили башню  -  они  поднялись  так  высоко,  что
Тиамак увидел их и темный силуэт короля у окна. Потом все  исчезло.  Колокол
зазвонил в третий раз.

12 БАШНЯ

   Саймон задержался у входа в  Тронный  зал.  И  хотя  он  помнил  странное
спокойствие, овладевшее им во время блуждания  по  подземельям  Хейхолта,  и
Сверкающий Гвоздь висел у него на бедре,  сердце  его  неистово  колотилось.
Может быть, король молча ждет его в темноте, как это было в башне Хьелдина?
   Он протиснулся через дверь, положив руку на рукоять меча. Тронный зал был
пуст. По крайней мере людей здесь не было. Шесть безмолвных  фигур  окружали
трон из костей дракона, но Саймон давно был с  ними  знаком.  Геральдические
знамена, висевшие у потолка, были сорваны могучими порывами ветра из высоких
окон. Плоские звери и  птицы  лежали  неопрятной  кучей,  некоторые  из  них
безвольно  повисли  на  костях  огромного  трона.  Саймон  перешагнул  через
промокшее знамя.  Сокол,  вышитый  на  нем,  широко  раскрыл  глаза,  словно
потрясенный  своим  падением  с  небес.  Поблизости,  наполовину  заваленный
другими мокрыми знаменами, лежал ченый кусок ткани со стилизованной  золотой
рыбой. Когда  Саймон  посмотрел  на  него,  всплыло  воспоминание.  Смятение
снаружи нарастало. Он знал, что у него мало времени, но воспоминание  мучило
его. Он пошел к малахитовым изваяниям. От пульсирующего грозового  света  их
лица, казалось, корчились в гримасах боли. На  мгновение  Саймон  испугался,
что колдовство, заставившее весь замок изменяться и двигаться, могло оживить
и каменных  королей,  но,  к  его  величайшему  облегчению,  они  оставались
мертвыми  и  застывшими.  Саймон  смотрел  на  фигуру,  стоявшую  справа  от
пожелтевшей ручки  огромного  кресла.  Лицо  Эльстана-Рыбака  было  поднято,
словно он оглядывал великолепие замка и его башен, расстилавшееся за окнами.
Саймон много раз  смотрел  на  лицо  короля-мученика,  но  сейчас  все  было
по-другому.
   Это его я видел, понял он внезапно, во сне, который показывала мне Лилит.
Он читал книгу и ждал  дракона.  Она  сказала:  "Это  часть  твоей  истории,
Саймон". Взгляд его упал  на  тоненькое  золотое  кольцо  на  своем  пальце.
Символическая рыбка, выгравированная на золотом ободке,  смотрела  на  него.
Что это за ситхианская надпись? Бинабик же говорил... Драконы и смерть?
   Дракон был мертв, это то, что прошептала Лилит там, в том окне в прошлое.
А король Эльстан - часть моей истории? - подумал Саймон. Вот почему  Моргенс
послал мне это кольцо! А величайшая тайна Ордена Манускрипта -  что  дракона
убил тот, кто нашел  его,  а  не  Джон.  Через  прошедшие  века  Саймон  был
посланником Эльстана. Это был груз чести и  ответственности,  о  котором  он
едва мог думать сейчас, богатство, которым он насладится в полной мере, если
выживет, позорная тайна, могущая изменить жизнь почти всех, кого  он  знает.
Но Лилит показала ему и еще кое-что. Она показала ему Инелуки со  Скорбью  в
руках, и вся его ненависть была устремлена на...
   Башню! - Внезапно он снова ощутил, какая опасность грозит всему  миру.  Я
должен отнести туда Сверкающий Гвоздь. Я напрасно тратил время.
   Саймон повернулся, чтобы снова посмотреть на каменное лицо  Эльстана.  Он
поклонился  основателю  Ордена  Манускрипта  как  сеньору,  как  бы   смакуя
странность всего этого, потом повернулся спиной к окруженному статуями трону
и быстро пошел по каменным плитам.
   Гобелены из холла исчезли, и ступеньки к потайной двери  теперь  были  на
виду. Саймон поднялся по ним и вылез через окно, нервное возбуждение  в  нем
боролось со страхом. Двор мог бы оказаться полным вооруженных людей, но  они
наверняка забыли о Саймоне, мальчике-призраке,  который  знал  все  входы  и
выходы в Хейхолте. Нет, не просто о мальчике  -  о  сире  Сеомане,  Носителе
Великих Тайн.
   Холодный ветер  ударил  ему  в  лицо,  как  стенобитный  баран,  чуть  не
опрокинув его с выступа стены. Вихрь швырял пригоршни снега ему в лицо,  так
что Саймон едва не ослеп. Он прищурился, держась за оконную щель.  Стена  за
окном была шириной в шаг. В десяти локтях от  него  внизу  вооруженные  люди
кричали и металл звенел о металл. Кто это сражается? Он слышал рев  гигантов
или это были просто завывания  бури?  Саймону  казалось,  что  он  различает
огромные белые фигуры, дерущиеся во  мгле,  но  он  не  смел  слишком  долго
смотреть на то, что ожидало бы его, упади он со стены.
   Он посмотрел вверх. Башня Зеленого ангела маячила над головой,  вырываясь
из путаницы крыш Хейхолта, как ствол белого дерева,  короля  древнего  леса.
Черные тучи венчали ее шпиль, молнии озаряли небо.
   Саймон спустился с выступа и начал медленно двигаться на четвереньках  по
стене. Пальцы его быстро  онемели.  Саймон  цеплялся  за  ледяной  камень  и
старался держаться как можно ниже, чтобы яростный ветер не  сбросил  его  со
стены.
   Узирис на древе! Она никогда раньше не была такой длинной!
   Это мог бы быть мост над безднами ада. Крики боли и ярости, так же как  и
менее отчетливые звуки, доносились из мглы. Некоторые  из  них  были  такими
громкими, что он вздрагивал и почти терял равновесие. Холод был  ужасный,  а
ветер все толкал и толкал. Он не отрывал глаз от узкого выступа стены,  пока
он не кончился. Между концом стены и площадкой,  окружавшей  четвертый  этаж
Башни Зеленого ангела, разверзлась пропасть ширины почти такой же, как  рост
Саймона. Саймон скорчился у этой  пропасти,  сопротивляясь  ударам  ветра  и
пытаясь собраться с духом, чтобы прыгнуть. Очередной порыв ветра толкнул его
так сильно, что Саймон почти лег на стену.
   Ну вот, сказал он себе. Ты делал это сотни раз.
   Но не в метель, заметила другая его часть. И не над вооруженными  людьми,
которые разрубят тебя на куски, прежде  чем  ты  поймешь,  уцелел  ли  после
падения.
   Он поморщился от мокрого снега и засунул руки под  мышки,  чтобы  немного
согреть их.
   Ты несешь тайны Ордена, сказал он себе. Моргенс доверял  тебе.  Это  было
напоминание  и  заклинание.  Он  прикоснулся  к  Сверкающему  Гвоздю,  чтобы
убедиться, что меч надежно прикреплен  к  поясу;  его  тихая  песня  как  бы
выгнулась при прикосновении,  как  спина  кошки,  которую  погладили.  Потом
Саймон осторожно поднялся и встал,  пригнувшись,  у  края  стены.  Несколько
долгих мгновений он неуверенно покачивался, ожидая, чтобы ветер хоть немного
ослабел, произнес быструю молитву и прыгнул.
   Ветер подхватил его в воздухе и потащил в сторону.  Саймон  не  попал  на
площадку и провалился в пустоту, но рука его схватилась за один из зубцов, и
он повис. Ветер трепал его, башня и небо кружились  над  головой,  словно  в
любой момент мироздание могло перевернуться. Он чувствовал, что его  влажные
пальцы скользят по камню, и быстро ухватился за зубец второй рукой,  но  это
была жалкая помощь. Его ноги болтались над пустотой и хватка быстро слабела.
   Саймон пытался не обращать внимания на свирепую боль, впившуюся в  его  и
без того измученные суставы. Он как будто снова  был  привязан  к  колесу  и
растянут до предела, но на сей раз у него был выход. Если он разожмет  руки,
все будет кончено в один миг. Наступит покой.
   Но он видел слишком много и слишком много страдал,  чтобы  успокоиться  в
забвении.
   Напрягшись так, что чуть не  потерял  сознание  от  боли,  он  подтянулся
немного выше.  Когда  его  руки  согнулись  настолько,  насколько  это  было
возможно, он попытался нащупать новую опору. Наконец концы его пальцев нашли
расщелину между камнями; он снова подтянулся, невольный крик  боли  вырвался
из его груди. Камень был скользкий, он чуть не упал, но все же  с  последним
рывком ему удалось подтащить верхнюю часть тела к  зубцам  площадки,  однако
ноги его все еще торчали над пропастью.
   Ворон, укрывшийся под навесом башни, смотрел на него. Желтые глаза  птицы
были пусты. Саймон  подтянулся  еще  немного  вперед,  ворон  отскочил  чуть
подальше и склонил голову набок, наблюдая.  Саймон  подполз  к  окну  башни,
думая только о том, чтобы спрятаться от ледяного ветра.  Руки  и  плечи  его
болели, лицо было опалено жгучим холодом. Схватившись за раму,  он  внезапно
почувствовал, как что-то новое охватило его: жгучее покалывание, пробежавшее
по коже и бесившее, как  укусы  тысячи  муравьев.  Ворон  метнулся  в  небо,
подхваченный сильным ветром, и скрылся из глаз.
   Жжение становилось сильнее, суставы сводило  судорогой.  Что-то  выжимало
воздух из его груди. Саймон понял, что прыгнул прямо в западню, поставленную
специально для того, чтобы ловить и убивать не в меру прытких судомоев.
   Простак, подумал он. Вот уж кто простак!
   Он полувполз-полуупал в окно башни, прямо на лестницу. Давление  внезапно
прекратилось. Саймон лежал на холодных камнях, его била дрожь. Он  никак  не
мог отдышаться. В голове стучало, шрам на  щеке  горел.  Желудок,  казалось,
поднялся к горлу.
   Тут что-то  сотрясло  башню  -  глубокий  звон,  словно  зов  чудовищного
колокола, отдавшийся в костях Саймона и пронзивший его череп. Такого  он  не
слышал никогда в жизни. Долгие мгновения мир казался вывернутым наизнанку.
   Саймон, дрожа, сжался на ступеньках.
   Это не колокола башни, подумал он, когда эхо стихло и  в  голове  у  него
начало проясняться. Они звонили каждый день всю мою жизнь. А это что было?
   Он немного согрелся, и кровь прилила к онемевшим рукам. Горела не  только
щека. Саймон провел пальцами по лбу  и  обнаружил  вздувающуюся  над  глазом
шишку. Даже легкое прикосновение к ней заставило его зашипеть от боли.
   Могло быть и хуже, сказал он себе. Я мог стукнуться головой, когда прыгал
на стену. Тогда сейчас меня уже не было бы. А теперь я в башне. Я  там,  где
должен был... где хотел оказаться Сверкающий Гвоздь...
   Сверкающий Гвоздь! Он в ужасе протянул руку к поясу, но меч был  привязан
у его бедра. В какой-то момент он поранил Саймона - две царапинки извивались
на левой руке, - но не сильно. Меч по-прежнему был с ним. Это было главное.
   Меч тихо пел ему. Он скорее ощущал, чем слышал это пение, соблазнительный
нежный зов, заставляющий забыть о боли в голове и разбитом теле.  Меч  хотел
наверх.
   Теперь? Просто идти наверх?  Милостивый  Эйдон,  так  трудно  думать!  Он
заставил себя подняться и пополз к  ступеням,  потом  прислонился  спиной  к
гладкой стене, пытаясь расслабить мышцы.  Когда  все  суставы  снова  начали
сгибаться, Саймон схватился за стену и  поднялся  на  ноги.  Мир  немедленно
начал качаться и кружиться, но Саймон взял себя в руки,  приложил  ладони  к
глубокой резьбе и через несколько мгновений смог стоять без подпорки.
   Некоторое время он помедлил, прислушиваясь к стону ветра и слабым  звукам
битвы. Возник какой-то новый звук, постепенно становясь громче. В лестничном
колодце эхом разносились чьи-то шаги.
   Саймон беспомощно огляделся. Спрятаться было негде. Он вытащил Сверкающий
Гвоздь и почувствовал, как меч  пульсирует  в  его  руке,  наполняя  Саймона
хмельным теплом, как  добрый  глоток  охотничьего  вина  троллей.  Несколько
мгновений он храбро стоял с мечом в руке, ожидая  того,  кто  поднимался  по
ступенькам, но уже понимая, что делает ужасную глупость. Это  мог  быть  кто
угодно - солдаты, норны, даже король или Прейратс. Саймон должен был  думать
о других людях, о Великом Мече, который  следовало  принести  для  последней
битвы - и этими обязанностями он не мог пренебречь.  Он  повернулся  и  тихо
пошел  вверх,  опустив  Сверкающий  Гвоздь  так,  чтобы  лезвие  не   задело
что-нибудь и не выдало его. Кто-то уже был здесь сегодня: факелы  горели  на
стенах, наполняя простенки между окнами дрожащими отсветами.
   Ступени вились вверх, и, сделав два десятка шагов, он подошел  к  толстой
деревянной двери во внутренней  стене.  Облегчение  нахлынуло  на  него:  он
спрячется в этой комнате и осторожно выглянет в  щель,  чтобы  увидеть,  кто
поднимается вслед за ним. Он сделал это открытие в самый  последний  момент:
как он ни спешил, шаги за его спиной становились все громче.
   Дверь подалась внутрь, Саймон заглянул в темноту за  ней  и  вошел.  Пол,
казалось, качнулся под его ногами, когда  он  повернулся  и  стал  закрывать
дверь. Он отступил в сторону, чтобы дать двери закрыться, и нога его ушла  в
пустоту.
   Саймон вскрикнул от ужаса и схватился за ручку двери. Дверь  распахнулась
и толкнула Саймона еще дальше, когда он пытался  нащупать  ногой  опору.  От
страха рука, державшаяся за ручку двери, взмокла и  начала  скользить.  Свет
факела показал, что твердый пол простирался примерно на  локоть  от  порога.
Дальше плиты обрушились, и под ними Саймон не мог разглядеть  ничего,  кроме
темноты.
   Он с трудом восстановил равновесие,  когда  огромный  и  ужасный  колокол
зазвонил во второй раз. Мир  вокруг  него  обрушился,  и  комната  без  пола
наполнилась светом и прыгающими языками  пламени.  Меч,  который  он  крепко
сжимал, даже повиснув над пропастью, вырвался из его рук и упал.  Мгновением
позже пламя пропало, и Саймон пошатывался на краю пола. Сверкающий Гвоздь  -
драгоценная, драгоценнная вещь, надежда всего мира - исчез в темноте  внизу.
Шаги, остановившиеся во время звона колокола, зазвучали снова. Саймон закрыл
дверь и прижался к ней спиной, стоя  на  узкой  полоске  дерева  над  черной
пустотой. Он слышал, как кто-то прошел мимо его убежища и двинулся вверх  по
ступенькам, но Саймону уже было все равно. Сверкающий  Гвоздь  был  потерян.
***
   Они были так высоко.  Стены  лестничного  колодца,  казалось,  прогнулись
внутрь, пытаясь поглотить ее, как жадная пасть. Мириамель покачнулась.  Если
этот оглушительный колокол прозвонит четвертый раз, она обязательно потеряе