имитивное  ложе,  и  до  того  момента,  когда  солнце,  наконец,
оставляло набрякшее серое небо, он безостановочно продвигался  к  югу.  Ритм
его шаркающих шагов стал такой же неотъемлемой частью его жизни, как  порывы
ветра, путь солнца в небе, падение снежинок. Он  шел,  потому  что  это  его
согревало, он двигался в южном направлении, потому что  смутно  помнил,  что
Бинабик говорил, что Скала прощания стоит в степи к  югу  от  Альдхорта.  Он
знал,  что  ему  не  выдержать  перехода  через  лес  -  через  безграничное
пространство, покрытое деревьями и снегом, - но ему нужно было иметь впереди
какую-то цель: бесконечно шагать, казалось, легче, если следить за движением
солнца слева направо по затянутому облаками небу.
   Он шагал. А если останавливался, холод вызвал странные, пугающие видения:
порой в изогнутых стволах деревьев ему  чудились  лица,  он  слышал  голоса,
произносившие его имя и какие-то незнакомые  имена,  порой  заснеженный  лес
представлялся  скоплением  башен,  редкая  зелень  превращалась  во  вспышки
пламени, а биение сердца отдавалось в ушах ударами рокового колокола.
   Он шел, потому что ничего другого ему не оставалось. Если не двигаться  -
умрешь, а Саймон к смерти еще не был готов.

   Стой, жучок, не беги, не спеши,
   Горек вкус - ну и пусть.
   Стой, жучок, полежи, тихо лапки сложи,
   Пока я подкрадусь.

   Было  позднее  утро  седьмого  дня.  Саймон  осторожно  подкрадывался   к
пятнистому серо-коричневому жуку, более крупному и наверняка более  сочному,
чем та черная разновидность, которая составляла  его  основной  рацион.  Жук
пробирался по стволу белого кедра. Перед  этим  Саймон  уже  сделал  попытку
ухватить его, но у этого жука были крылья,  что  несомненно  доказывало  его
высокие вкусовые качества: чем  больше  усилий  прилагаешь,  чтобы  не  быть
съеденным - тем больше мышц  наращиваешь.  Но  жук  совершенно  бесцеремонно
упорхнул  с  громким  жужжанием.  Вторая  попытка  также  была  неудачной  и
заставила жука переместиться на новое место.
   Саймон все время напевал себе под нос, а может быть, даже и  вслух  -  он
просто не обращал на это внимания. Жуку, вроде  бы,  это  было  безразлично,
поэтому Саймон продолжал:

   Не ползи - стой, жучок,
   Стой, мой лакомый кусок,
   Через снег я крадусь -
   До тебя доберусь.

   Саймон, по-охотничьи прищурившись, двигался  медленно  и  так  осторожно,
насколько позволяло ему его дрожащее тело. Ему очень нужен был этот жук.  Он
его  жаждал.  Почувствовав  приступ  лихорадочной  дрожи,  которая  способна
испортить охоту, он поднес к глазам  сжатый  кулак.  Оказалось,  что  в  нем
ничего нет.
   - Зачем он тебе? -  спросил  кто-то.  Саймон,  который  уже  не  раз  вел
разговоры со  странными  голосами  за  последние  дни,  раскрыл  рот,  чтобы
ответить, как вдруг сердце оглушительно забилось. Он обернулся, но никого не
было.
   Ну вот, началось, началось  сумасшествие...  -  вот  все,  что  он  успел
подумать, и почувствовал,  как  кто-то  похлопал  его  по  плечу.  Он  резко
повернулся и чуть не упал.
   - Вот, он пойман.
   Жук как-то странно безжизненно повис в воздухе перед ним. Через мгновение
Саймон понял, что жука держат тонкие пальцы  в  белой  перчатке.  Обладатель
руки выступил из-за кедра.
   - Не знаю, что ты будешь с ним делать. Разве вы, люди, их едите?
   На какой-то краткий  миг  Саймону  показалось,  что  перед  ним  Джирики:
златоглазое лицо,  окруженное  облаком  светлых  лавандовых  волос  того  же
редкого оттенка, что и у Джирики, перистые  косы,  свисающие  вдоль  высоких
скул, но после долгого пристального взгляда на пришельца он понял,  что  это
не его друг.
   Лицо незнакомца было худощавым, но все же более круглым, чему у  Джирики.
Как и у принца, выражение лица этого ситхи  за  счет  необычайного  строения
казалось  холодноватым,  даже  несколько  жестким  и  похожим  на   какое-то
животное, но вместе с тем не лишенным своеобразной красоты. Пришелец казался
моложе и непосредственнее Джирики: ее лицо - он  только  сейчас  понял,  что
перед ним женщина - быстро меняло выражение, как  будто  на  нем  появлялись
искусно сделанные маски. Несмотря на то, что ему показалось изменчивостью  и
энергией молодости, Саймон уловил, что  в  глубине  по-кошачьи  невозмутимых
золотых глазах незнакомки горит тот же древний ситхский свет.
   - Сеоман, - произнесла она, затем раздался шелестящий смех.  Ее  рука  в,
белой перчатке, легкая и сильная, как крыло  птицы,  коснулась  его  лба.  -
Сеоман Снежная Прядь.
   Саймон запинался.
   - Кт... кт... кто...
   - Адиту. - В глазах ее была легкая насмешка.  -  Моя  мать  назвала  меня
Адиту но-са'Онсерей. Я послана за тобой.
   - По-послана? К-к-кем?
   Адиту склонила голову набок, выгнув шею,  и  рассматривала  Саймона,  как
рассматривают неряшливого, но интересного зверька, который уселся на  пороге
дома.
   - Моим братом, дитя человеческое. Конечно! Джирики,  -  она  смотрела  на
Саймона, который начал качаться из  стороны  в  сторону.  -  Почему  ты  так
странно смотришь?
   - Ты была... в моих снах? - спросил он жалобно.
   Она продолжала с любопытством наблюдать, как он опускается на снег  у  ее
босых ног.

***

   - Разумеется, у меня есть сапоги, - сказала позже Адиту. Каким-то образом
ей удалось устроить костер: она отгребла снег и сложила хворост прямо  возле
того места, где опустился на землю Саймон. Затем она зажгла  его  неуловимым
движением своих изящных пальцев. Саймон упорно  смотрел  на  огонь,  пытаясь
заставить мозг работать как следует. - Я просто  захотела  их  снять,  чтобы
подойти неслышно, - она ласково взглянула на него. - Я не представляла,  кто
может производить  такой  неимоверный  шум,  а  это  был,  конечно,  ты.  Но
вообще-то есть прелесть в прикосновении снега к голой коже.
   Саймон передернулся при мысли о прикосновении льда к голым ногам.
   - Как же ты меня нашла?
   - Через зеркало. Его песня очень сильна.
   - Так... так значит, если бы я потерял  свое  зеркало,  ты  бы  не  нашла
меня?
   Адиту посмотрела на него очень серьезно:
   - О, я бы тебя непременно нашла, но смертные  чрезвычайно  хрупки.  Может
быть, уже и не стоило бы искать. - Ее зубы блеснули,  как  он  догадался,  в
улыбке. Она одновременно была и более  и  менее  похожей  на  человека,  чем
Джирики:  порой  по-детски  легкомысленна,  а  в  других  отношениях   более
экзотична и чужда, чем ее брат. Многое в  ней  напоминало  Джирики:  кошачья
грация и невозмутимость казались еще более заметными в ней.
   Пока Саймона качался взад-вперед, все еще не  вполне  уверенный,  что  он
бодрствует и пребывает в здравом уме,  Адиту  сунула  руку  под  свое  белое
пальто, которое вместе с ее белыми шароварами делало ее почти  невидимой  на
снегу, достала сверток,  обернутый  блестящей  тканью,  и  вручила  ему.  Он
неуклюже  срывал  обертку,  пока  не  добрался,  наконец,  до   содержимого:
золотистый хлебец, казалось, прямо из печки, и горсть крупных розовых ягод.
   Саймону пришлось есть маленькими кусочками, чтобы не стало дурно;  и  все
равно каждый крошечный глоток был как миг, проведенный в раю.
   - Откуда ты это взяла? - спросил он, наслаждаясь ягодами.
   Адиту надолго задержала на  нем  свой  взгляд,  как  бы  решая  для  себя
какой-то важный вопрос. Когда она заговорила, в голосе ее была небрежность.
   - Ты скоро увидишь. Я отведу тебя  туда.  Но  никогда  раньше  такого  не
бывало.
   Саймон не стал  вдаваться  в  подробности  этого  последнего  лаконичного
заявления.
   - Но куда ты поведешь меня?
   - К моему  брату,  как  он  и  просил,  -  сказала  Адиту.  Она  казалась
серьезной, но в глазах ее играл какой-то резвый огонек. -  Туда,  где  живет
наш народ, - в Джао э-Тинукай.
   Саймон закончил жевать и проглотил ягоды.
   - Я пойду куда угодно, только бы там был огонь.

4 ПРИНЦ ТРАВЫ

   - Ничего не говори, - почти не разжимая  губ  пробормотал  Хотвиг,  -  но
обрати внимание на того рыжего у ограды.
   Деорнот проследил за почти неуловимым жестом тритинга, пока его взгляд не
остановился на  гнедом  жеребце.  Конь  посмотрел  на  Деорнота  с  опаской,
переступая с ноги на ногу, готовый в любой момент броситься наутек.
   - О да! - Деорнот кивнул. - Гордый. - Он  отвернулся.  -  Вы  видели  вон
того, мой принц?
   Джошуа, который стоял, прислонившись к воротам в  дальнем  конце  загона,
махнул рукой. Голова принца была обмотана полотняными повязками, и  двигался
он так осторожно, как будто у него были переломаны  все  кости,  но  все  же
настоял на том, чтобы прийти за своим выигрышем. Фиколмий, которого чуть  не
хватил удар при одной мысли о том, что ему придется  наблюдать,  как  Джошуа
выбирает тринадцать  коней  из  его  табуна,  послал  вместо  себя  Хотвига,
начальника стражи. Хотвиг, в отличие от своего хозяина,  проявлял  искренний
интерес к гостям и особенно к принцу  Джошуа.  В  степи  нечасто  случалось,
чтобы  однорукий  побеждал  здорового  соперника,  да   еще   в   два   раза
превосходящего его по мощи.
   - Как зовут рыжего? - спросил Джошуа конюха Фиколмия, жилистого  древнего
старика с крошечным пучком волос на макушке.
   - Виньяфод, - буркнул тот и отвернулся.
   - Это значит Быстрый как ветер...  принц  Джошуа,  -  Хотвиг  с  запинкой
произнес непривычный титул. Начальник стражи накинул веревку на шею жеребца,
затем подвел упирающегося коня к принцу.
   Джошуа улыбаясь осмотрел его с головы до ног, затем смело протянул руку и
оттянул ему нижнюю губу, обнажив зубы. Жеребец затряс головой и отпрянул, но
Джошуа снова ухватил его за губу. Несколько раз нервно тряхнув головой, конь
все  же  позволил  ему  осмотреть   себя.   Единственным   показателем   его
неудовольствия было то, что он часто моргал своими большими глазами.
   - Да, этого мы, конечно, возьмем с собой на восток, -  сказал  Джошуа,  -
хотя я сомневаюсь, что это обрадует Фиколмия.
   - Не обрадует, это уж точно, - серьезно  подтвердил  Хотвиг.  -  Если  бы
честь его не была поставлена на карту перед всеми кланами, он  бы  убил  вас
просто за то, что вы приблизились к этим лошадям. Этого  Виньяфода  Фиколмий
специально потребовал как часть добычи Блегмунта, когда  стал  предводителем
кланов.
   Джошуа понимающе кивнул.
   - Я не хочу настолько разгневать марч-тана, чтобы он догнал нас  и  убил,
невзирая на клятву. Деорнот, я предоставляю тебе выбор  остальных  коней;  я
полагаюсь на твой глаз больше, чем на собственный.  Мы  непременно,  однако,
возьмем Виньяфода, я думаю даже, что я возьму его  себе,  потому  что  устал
хромать с места на место. Но, повторяю,  давайте  не  будем  разорять  табун
настолько, чтобы обесчестить Фиколмия.
   - Я буду осмотрителен в выборе, сир, - Деорнот  направился  через  загон.
Конюх, увидев его приближение, попытался улизнуть, но Деорнот подхватил  его
под локоть  и  начал  расспрашивать.  Конюх  пытался  сделать  вид,  что  не
понимает.
   Джошуа наблюдал за ними со слабой улыбкой на лице, переминаясь с ноги  на
ногу, чтобы облегчить страдания. Хотвиг долго следил за принцем краем глаза,
прежде чем решился задать ему вопрос.
   - Ты сказал, что отправишься на восток, Джошуа. Почему?
   Принц с любопытством взглянул на него.
   - Тому есть много причин, некоторые из них я не могу обсуждать ни с  кем.
Но в основном потому, что мне  необходимо  найти  место,  которое  стало  бы
оплотом в борьбе против моего брата и того зла, которое он несет.
   Хотвиг кивнул с преувеличенной серьезностью.
   - У тебя, кажется, есть сородичи, которые думают так же, как и ты.
   Лицо Джошуа выразило удивление.
   - Что ты имеешь в виду?
   - Есть другие, подобные тебе, тоже жители  каменных  краев,  которые  уже
начали там обосновываться. Вот почему  Фиколмий  привел  нас  так  далеко  к
северу от наших обычных пастбищ в это время года - чтобы удостовериться, что
иноземцы не пересекают границы наших земель, - улыбка пробежала по его лицу,
покрытому шрамами. - Есть и другое причины, которые привели сюда  наш  клан.
Марч-тан Луговых Тритингов попытался  увести  с  собой  некоторых  из  наших
стражников на последнем Сборе кланов, поэтому Фиколмий хочет, чтобы его люди
были подальше от Луговых Тритингов. Фиколмия боятся,  но  не  любят.  Многие
повозки уже покинули Клан Жеребца...
   Джошуа нетерпеливо отмахнулся. Склоки между кланами Тритингов были широко
известны.
   - Что ты там говорил насчет жителей каменных краев? Кто они?
   Хотвиг пожал плечами и потрогал свою заплетенную в две косы бороду.
   - Кто это может сказать? Они шли с запада  целыми  семьями,  некоторые  в
таких же повозках, как наши, некоторые пешком, но это  не  наши  люди  -  не
тритинги. Мы о них слышали от разведчиков, когда были на  предыдущем  Сборе,
но они прошли через северные районы Тритингов и исчезли.
   - Сколько их?
   Тритинг снова пожал плечами.
   - Говорят, что их столько же, сколько в двух  или  трех  наших  маленьких
кланах.
   - Так что сотня или две, наверное, - казалось, принца  на  миг  отпустила
боль, потому что лицо его просветлело при этих известиях.
   - Но это еще не все, принц Джошуа, - Хотвиг говорил очень серьезно. - Это
была только первая группа.  И  другие  отряды  проходили  мимо  нас  с  того
времени. Я сам насчитал не менее десятка, если учитывать всех. Они бедные, у
них даже коней нет, поэтому мы их всех пропустили через свои земли.
   - Нам вы, однако, не дали пройти, хотя у нас не было и  пони,  -  усмешка
Джошуа была язвительной.
   - Фиколмий знал, что это ты. Стражники следили за вами несколько дней.
   Подошел Деорнот, за ним с ворчанием следовал конюх.
   -  Я  выбрал,  высочество.  Позвольте  вам  показать.  -  Он  указал   на
длинноногого буланого. - Так как вы  отобрали  рыжего  Виньяфода  для  себя,
принц Джошуа, этого я выбрал для  себя.  Вилдаликс  -  его  имя  -  означает
Пламенный.
   - Он великолепен, - сказал Джошуа, рассмеявшись.  -  Видишь,  Деорнот,  я
запомнил, что ты сказал о конях тритингов. Теперь у тебя они есть, как ты  и
хотел.
   Деорнот взглянул на перевязанную голову принца.
   - Цена была слишком высока, сир, - глаза его сделались грустными.
   - Покажи мне остальных наших лошадей, - сказал Джошуа.

***

   Воршева вышла навстречу принцу, когда он и остальные вернулись из загона.
   - Тебе нельзя ходить! - дочь тана повернулась к Деорноту. -  Как  ты  мог
позволить ему так долго оставаться там? Он же еще очень слаб.
   Деорнот лишь поклонился и ничего не сказал.
   - Спокойно, леди, - осадил ее принц. - Сир  Деорнот  не  виноват.  Я  сам
хотел посмотреть лошадей, так как я совершенно твердо намерен уехать  отсюда
верхом, - он иронически усмехнулся. - Да я сейчас не прошел бы и  нескольких
ярдов, даже  если  бы  от  этого  зависела  моя  жизнь.  Но  я  окрепну,  не
сомневайся.
   - Вряд ли, если  будешь  стоять  на  холоде,  -  Воршева  устремила  свой
вызывающий взгляд на Деорнота, как бы ожидая возражений.  Она  взяла  Джошуа
под руку и пошла рядом, приноравливая свой шаг к его нетвердой походке.  Они
втроем направились к лагерю.
   Отряд Джошуа все еще размещался в бычьем загоне. Фиколмий  прорычал,  что
не видит оснований обращаться  с  жалкими  жителями  каменных  краев  как  с
членами своих кланов только потому, что он проиграл им  пари,  но  некоторые
более благородные тритинги принесли одеяла, веревки  и  колья  для  навесов.
Фиколмий не был королем: оказывая помощь бывшим  пленникам,  люди,  конечно,
пренебрегали волей марч-тана, но не боялись и не стыдились этого.
   Под руководством практичной  герцогини  Гутрун  подданные  Джошуа  быстро
соорудили из этих подношений неплохое убежище, оградив его с трех; сторон  и
сделав крышу, из двойного слоя  шерстяных  одеял.  Таким  образом  они  были
укрыты от затяжных холодных дождей, которые усиливались день ото дня.
   Черно-серое небо грозно нависало над  Тритингами,  создавая  впечатление,
что сами луга были приподняты к нему чьими-то гигантскими  руками.  Подобный
затяжной период плохой погоды, который продолжался уже месяц,  был  необычен
даже для ранней весны, а сейчас был разгар лета, и люди в Клане Жеребца были
откровенно встревожены.
   - Пойдемте, моя леди, - сказал  Джошуа,  когда  они  достигли  загона.  -
Давайте пройдем немного дальше.
   - Тебе нельзя ходить! - сказала Воршева негодующе. - При твоих-то  ранах!
Тебе нужно лежать и выпить горячего вина.
   - Тем не менее, - твердо сказал Джошуа,  -  мы  пройдем  дальше,  Я  буду
наслаждаться предвкушением выпивки. Деорнот, ты нас извинишь?
   Деорнот кивнул и поклонился, завернув в ворота бычьего загона. Он минутку
посмотрел вслед принцу, который двигался с трудом, и вошел в ворота.
   Победа Джошуа над Утвартом принесла известные изменения. Подобно Воршеве,
принц сменил свое тряпье на новое платье: на нем были штаны из мягкой  кожи,
сапоги и шерстяная блуза с  широкими  рукавами,  как  у  стражников.  Вместо
диадемы, положенной принцу, лоб его стягивал яркий платок. На  Воршеве  было
широкое серое платье, подоткнутое и перевязанное  ремнем  на  талии,  как  и
положенной женщине ее племени, чтобы подол не  волочился  по  мокрой  траве.
Из-под платья виднелись толстые шерстяные чулки и низкие башмаки. На ней уже
не было ее девичьей белой повязки.
   -  Почему  ты  уводишь   меня   от   остальных,   чтобы   поговорить?   -
поинтересовалась Воршева. Несмотря на вызывающий тон, в глазах ее  светилась
тревога. - Что ты хочешь сказать такого, что следует скрывать?
   - Мне нечего скрывать, - сказал Джошуа, крепче беря ее под  руку.  -  Мне
просто хотелось поговорить там, где нам не будут мешать.
   - У нас не принято скрытничать, - сказала она. - Нам бы это и не удалось,
так скученно мы живем.
   Джошуа наклонил голову.
   - Я только хотел извиниться. Я страшно виноват.
   - Виноват?
   - Да. Я плохо обращался с тобой, в чем я и  признался  в  повозке  твоего
отца. Я не оказывал тебе заслуженного уважения.
   Лицо Воршевы исказила гримаса, сочетавшая в себе и радость и боль.
   - Ах, ты так и не понял меня, принц Джошуа Эркинландский.  Мне  не  нужно
уважения, если это все, что ты мне можешь дать. Мне нужно твое внимание. Мне
нужно твое сердце! Если ты мне  дашь  это  -  ты  можешь  дать  мне  сколько
хочешь... неуважения. Сколько хочешь неуважения. Не обращайся со  мной  так,
как ты обращаешься с фермерами, которые  приходят  к  тебе  за  справедливым
судом. Мне не  нужно  твоего  взвешенного  мнения,  твоего  суждения,  твоих
разговоров, разговоров, разговоров... - она быстро смахнула слезу. - Дай мне
просто свое сердце, чертов житель каменной страны!
   Они остановились - по колено в траве, которую трепал ветер.
   - Я пытаюсь, - промолвил он.
   - Нет, не пытаешься, - горько произнесла  она  сквозь  зубы.  -  В  твоем
сердце образ  той  женщины,  жены  твоего  брата.  Мужчины!  Все  вы  только
мальчишки, которые хранят в  сердце  старую  любовь,  как  найденные  где-то
отполированные камешки. Как могу я бороться с мертвой? Я не могу ни схватить
ее, ни влепить ей пощечину, я не могу прогнать ее, я не  могу  следовать  за
тобой, когда ты к ней уходишь! - Она стояла, тяжело  дыша,  расставив  ноги,
как будто готовилась к битве. Руки опустились на  живот,  и  выражение  лица
изменилось. - Но ты не дал ей ребенка, а мне дал.
   Джошуа беспомощно смотрел на ее  бледное  лицо  с  пятнами  лихорадочного
румянца  на  щеках,  на  облако  черных  волос.  Перед  глазами  его  что-то
мелькнуло: кролик, выскочив из зарослей травы, встал на задние лапки,  чтобы
оглядеться. Круглые глаза зверька на миг поймали взгляд принца.  Он  тут  же
подскочил и исчез - тонкая легкая серая тень, пронесшаяся по лугу.
   - Твоя единственная ошибка, леди, - произнес он наконец, - в том, что  ты
привязалась к тому, кто представляет  собой  лишь  призрак  человека.  -  Он
грустно усмехнулся, потом рассмеялся. - Но,  с  другой  стороны,  я  как  бы
п