ой зал Наглимунда  был  сух,
согрет пламенем трех открытых очагов и освещен несметным количеством свечей.
Косые балки крыши терялись в темноте высоко над головой, а стены были плотно
завешаны религиозными гобеленами.
   Десяток столов сдвинули вместе и  составили  в  форме  огромной  подковы;
высокое, узкое деревянное кресло Джошуа с резным лебедем Наглимунда стояло в
середине дуги. Уже полсотни человек расположились с разных  сторон  подковы,
увлеченно беседуя друг с другом - высокие люди, одетые в  отороченные  мехом
куртки  с  цветистыми  побрякушками,  по  большей  части  мелкая  знать,  но
попадались среди них и носившие грубую солдатскую одежду.  Некоторые,  когда
вновь прибывшая парочка продефилировала мимо них, провожали ее  оценивающими
взглядами и снова возвращались к прерванным разговорам.
   Бинабик ткнул Саймона в бок:
   - Они наверное думают, что мы - специально приглашенные  акробаты.  -  Он
засмеялся, но Саймону показалось, что на самом деле ему не очень-то весело.
   - Кто все эти люди? - прошептал юноша, когда они  устроились  на  дальнем
конце одной из сторон подковы. Паж поставил перед ними  кубки  с  вином,  и,
прежде чем отступить назад к стене, добавил туда горячей воды.
   - Лорды Эркинланда, оказывающие некоторую поддержку Джошуа или, в крайнем
случае, еще не имеющие решения на этот счет. Этот, коренастый, в  красном  с
белым - Ордмайер, барон Итерселла. Он говорит с  Гримстедом,  Этельфертом  и
другими, которых я еще не узнавал. - Тролль поднял бронзовый кубок и  сделал
порядочный глоток.  -  Хммм.  Наш  принц  не  особенно  расточительствует  в
отношении этого вина или  может  быть  он  немножко  пропагандировает  очень
хорошую местную  воду.  -  Озорная  улыбка  снова  озарила  лицо  маленького
человека. Саймон откинулся в кресле, опасаясь, что вместе с улыбкой вернется
и маленький острый локоть, но Бинабик уже изучал сидевших за столом.
   Саймон глотнул вина. Оно действительно было водянистым;
   И он размышлял, кто же его разбавил, у кого туго с деньгами: сенешаль или
сам принц, и все-таки это было лучше, чем ничего, и могло сослужить  хорошую
службу его ноющим суставам. Когда он опорожнил кубок,  паж  вышел  вперед  и
наполнил его снова. Подходили  еще  люди,  некоторые  тихо  переговаривались
между собой, другие холодно оглядывали тех, кто уже прибыл. Появился  очень,
очень  старый  человек  в  церковном   облачении,   поддерживаемый   молодым
священником, и начал расставлять на столе рядом с  местом  Джошуа  различные
блестящие предметы. Выражение его лица свидетельствовало о дурном характере.
Молодой священник усадил его в кресло, потом наклонился и шепнул ему  что-то
на ухо. Старший ответил  что-то,  по-видимому  с  сомнительной  вежливостью,
потому что священник возвел страдающий взгляд к балкам крыши и удалился.
   - Это Ликтор? - тихонько спросил Саймон.
   Бинабик покачал головой:
   - Нахожу сомнительным, что глава всей эйдонитской церкви может  оказаться
в этом месте, которое есть логово опального принца. Скорее  предположу,  что
это Анодис, епископ Наглимунда.
   Пока Бинабик говорил, вошла последняя группа людей, и тролль оборвал  сам
себя, чтобы наблюдать за ними. Большинство вновь прибывших с заплетенными  в
тонкие косички волосами были одеты в белые камзолы  Эрнистира.  Их  лидер  -
сильный, мускулистый молодой человек с длинными темными усами - разговаривал
с  каким-то  южанином,  выглядевшим  слегка  старше  эрнистирийца.  Этот,  с
тщательно завитыми волосам,  в  камзоле  нежнейших  оттенков  верескового  и
голубого, был так изысканно одет, что, как показалось Саймону,  произвел  бы
впечатление даже на  Сангфугола.  Старые  солдаты,  сидевшие  вокруг  стола,
открыто посмеивались над франтоватостью его костюма.
   - А эти? - спросил Саймон. - А  эти,  в  белом,  с  золотом  вокруг  шеи?
Эрнистирийцы, да?
   - С несомненностью. Принц Гвитин и с ним его люди.  Принц  разговаривает,
если не будет ошибки у меня,  с  бароном  Дивисаллисом  из  Наббана.  О  нем
говаривают как о человеке с острым умом, который слишком очень много  думает
о собственной одежде. К тому же отважный боец, так рассказывали мне.
   - Откуда ты все это знаешь, Бинабик? -  спросил  Саймон,  возвращаясь  от
эрнистирийцев к своему другу. - Ты подслушивал у замочной скважины?
   Тролль надменно выпрямился.
   - Я не всегда проживал на вершине гор! - сказал он. - Кроме того, я  имел
беседование со Стренгьярдом и много других информационных средств,  пока  ты
тепло согревал свою постель.
   - Что?! - голос Саймона прозвучал гораздо громче, чем он рассчитывал;  он
понял,  что  по  меньшей  мере  слегка  пьян.  Несколько  сидевших  рядом  с
любопытством  обернулись  к  нему.  Саймон  наклонился,   чтобы   продолжить
защищаться более тихим голосом.
   - Я был... - начал он, но тут по  всему  залу  задвигались  стулья:  люди
вскакивали с мест. Саймон поднял глаза и увидел, что в  дальнем  конце  зала
появилась стройная фигура принца Джошуа в одежде его обычных серых тонов. Он
спокойно, без улыбки  оглядел  зал.  Единственным  признаком  его  сана  был
серебряный обруч на лбу.
   Джошуа  приветственно  кивнул  собравшимся  и   Сел;   остальные   быстро
последовали его примеру. Пажи вышли вперед, разливая вино по кубкам,  старый
епископ,  сидевший  по  левую  руку  от  принца  (по   правую   руку   сидел
эрнистирийский Гвитин), поднялся со своего места.
   - Теперь прошу вас, -  голос  епископа  звучал  кисло,  как  у  человека,
который делает одолжение, но заранее знает, что ни к чему  хорошему  это  не
приведет, - склоните головы, и  мы  испросим  благословение  Узириса  Эйдона
этому совету и всем, кто собрался здесь, - говоря так, он поднял перед собой
прекрасное древо литого золота, украшенное синими каменьями.

   - Ты, кто принадлежал нашему миру,
   Но не был полностью нашей плоти,
   Услышь нас.
   Ты, кто был Человеком,
   Но чей Отец человеком не был,
   А был Богом живым,
   Дай нам поддержку и утешение.
   Будь покровителем этого стола
   И тех, кто сидит здесь,
   И возложи руку на плечо того,
   Кто потерян и ищет.

   Старик перевел дыхание и огляделся. Саймон, вытянувший шею,  чтобы  лучше
видеть, раскрыв рот так, что  касался  подбородком  груди,  подумал,  что  у
епископа  такой  вид,  как  будто  ему  хочется  схватить   свое   усыпанное
драгоценностями древо и размозжить головы всем присутствующим.
   - А также, -  поспешно  закончил  епископ,  -  прости  всякую  тщеславную
глупость, которая может быть произнесена здесь. Все мы - Твои дети.
   Старик покачнулся и сел в кресло. За столом  поднялся  гул  -  все  разом
заговорили.
   - Тебе бы приходило в голову, друг Саймон, что старый епископ не очень  в
восторге оттого, что он среди всех этих?
   Джошуа встал:
   - Благодарю вас, епископ Анодис, за ваши... сердечные молитвы. И  спасибо
всем, кто пришел сюда сегодня. - Он  оглядел  высокую,  освещенную  комнату.
Левая рука принца лежала на столе, правую скрыли  складки  плаща.  -  Пришли
мрачные времена, - произнес он, переводя взгляд с  одного  лица  на  другое.
Саймон.  почувствовал,  как  тепло  разливается  по  его  телу,  и  подумал,
расскажет ли принц о своем спасении. Моргнув, он открыл глаза как раз в  тот
момент, когца принц, скользнув по нему взглядом, снова обратил его к  центру
зала.
   - Мрачные и беспокойные времена. Верховный король в  Хейхолте  -  он  мой
брат конечно, но мы здесь будем говорить о  нем  как  о  короле  -  кажется,
повернулся спиной к  нашим  невзгодам.  Налоги  были  подняты  им  так,  что
превратились в суровое наказание, хотя страна сотрясалась от жестокой засухи
в Эркинланде и Эрнистире и снежных бурь на севере. И  в  это  тяжелое  время
Хейхолт тянется к нам, чтобы забрать больше,  чем  брал  когда-либо  за  все
время  правления  короля  Джона.  Элиас  отозвал  отряды,  ранее   хранившие
безопасность на дорогах и в пустынных землях Вальдхельма и Фростмарша.
   - Как верно! - воскликнул барон Ордмайер,  с  грохотом  опуская  на  стол
тяжелый кубок. - Благословит вас Бог, но это так верно, принц Джошуа!  -  Он
повернулся и погрозил кулаком,  ища  поддержки  у  остальных.  Раздался  хор
одобрительных голосов, но среди них  были  и  такие,  кто  возмущенно  качал
головой, слыша  эти  безрассудные  слова  в  самом  начале  совета.  К  этим
последним принадлежал и епископ Анодис.
   - И таким образом,  -  продолжал  Джошуа,  слегка  повысив  голос,  чтобы
заставить собравшихся  затихнуть,  -  таким  образом  перед  нами  возникает
естественный вопрос: что же нам делать? Вот почему я пригласил  вас  сюда  и
вот почему, как я предполагаю, вы откликнулись на мой зов. Чтобы решить всем
вместе, что мы можем сделать, и чтобы держать эти цепи, -  он  поднял  левую
руку и продемонстрировал всем наручник, все еще скованный на ней, - подальше
от нашего горла, когда король возжелает надеть их на нас.
   Раздался гром одобрительных выкриков. Жужжание тихих перешептываний  тоже
усилилось. Джошуа призывал к тишине,  размахивая  здоровой  рукой,  когда  в
дверях как  будто  вспыхнуло  яркое  красное  пятно.  В  комнату  скользнула
женщина, ее длинное шелковое платье сияло ярче факелов. Это ее, темноглазую,
властную и гибкую, Саймон видел в комнатах Джошуа.  За  одно  мгновение  она
достигла кресла принца, глаза мужчин следили за ее движениями с неподдельным
интересом. Джошуа,  судя  по  всему,  чувствовал  себя  неловко,  когда  она
наклонилась и прошептала ему что-то на ухо, но так и не отвел глаза от  чаши
с вином.
   - Кто  эта  женщина?  -  спросил  Саймон.  Судя  по  торопливому  шепоту,
доносившемуся со всех сторон, не он один хотел выяснить этот вопрос.
   - Ее именовывают Воршева, и она дочь главы одного клана из  Тритингов,  а
кроме того она... что? дама, я предполагаю, дама принца. Говаривают, что она
красива до чрезвычайности.
   - Она красива, -  Саймон  некоторое  время  еще  смотрел  на  нее,  потом
повернулся к троллю. - "Говорят"? Что  ты  имеешь  в  виду?  Она  же  здесь,
верно?
   - Мне очень затруднительно судить в этом спрашивании, - он  улыбнулся.  -
Видишь ли, я не вдохновляюсь видом высоких женщин.
   Леди  Воршева,  как  видно,  закончила  передавать  свое  сообщение.  Она
выслушала ответ  Джошуа  и  выскользнула  из  зала  так  же  быстро,  как  и
появилась, оставив на прощание только слабое алое мерцание в дверях.
   Принц поднял глаза, и по его спокойному лицу прокатилось  что-то  похожее
на... смущение?
   - Итак, - начал принц Джошуа, - мы начали... Да, барон Дивисаллис?
   Франт из Наббана поднялся с места:
   - Вы сказали, ваше высочество, что думаете об Элиасе только как о короле,
но это, к сожалению, очевидная... не правда.
   - Что вы имеете в виду? - спросил лорд Наглимунда,  заглушая  возмущенный
ропот своих вассалов.
   - Простите, принц, но я имею в виду  вот  что:  если  бы  он  был  только
королем, мы не были бы здесь, или, по  крайней  мере,  герцог  Леобардис  не
послал бы меня. Вы тоже сын короля Джона, вот что побудило  нас  отправиться
так далеко. В противном случае недовольные политикой Хейхолта обратились  бы
в Санкеллан Магистревис или в Таиг в Эрнисадарке. Но вы ведь  его  брат,  не
так ли? Брат короля?
   Холодная улыбка скользнула по губам Джошуа.
   - Да, барон Дивисаллис, это так. И я понимаю, о чем вы говорите.
   - Благодарю вас, ваше высочество, -  барон  слегка  поклонился.  -  Тогда
остается один вопрос. Чего вы хотите, принц  Джошуа?  Отмщения?  Трона?  Или
просто мира с самодурствующим королем, который оставил  бы  вас  в  покое  в
вашем Наглимунде?
   Теперь уже присутствующие эркинландеры заревели  в  полную  силу.  Многие
встали, нахмурив брови и раздувая усы. Но прежде чем кто-либо из  них  успел
вымолвить хоть слово, юный Гвитин из Эрнистира вскочил на  ноги,  наклоняясь
через стол к барону Дивисаллису, как конь, закусивший удила.
   - Наббанаец желает знать, чего мы хотим? Вот чего хочу я - драться! Элиас
оскорбил кровь и трон моего  отца  и  прислал  Руку  Короля  в  наш  Таиг  с
угрозами, как будто мой  отец  ребенок,  которого  надо  наказывать.  Мы  не
нуждаемся в обсуждениях - мы хотим драться!
   Несколько человек бурно приветствовали  дерзкие  слова  эрнистириица,  но
Саймон, туманно оглядывая помещение, после того как  допил  последние  капли
очередного кубка вина, увидел, что еще больше тех, кто выглядел  озабоченным
и встревоженным, - они тихо переговаривались  с  соседями  по  столу.  Рядом
нахмурился Бинабик, зеркально отражая  выражение,  тенью  промелькнувшее  по
лицу принца.
   - Слушайте меня! - крикнул принц. -  Наббан  в  лице  барона  Дивисаллиса
задал непростые, но справедливые вопросы, и я отвечу на них, - он бросил  на
барона ледяной взгляд. - У меня нет никакого желания  быть  королем,  барон.
Мой брат тоже знал это и тем не менее захватил меня, убил два  десятка  моих
людей и бросил меня в подземелье. - Он снова взмахнул закованной в  наручник
рукой. - За это - да, я действительно хочу отмщения, но если бы Элиас правил
хорошо и справедливо, я пожертвовал бы местью ради блага всего Светлого Арда
и особенно моего Эркинланда.  Что  касается  примирения...  боюсь,  что  это
невозможно. Элиас стал недоверчивым и вспыльчивым;
   Некоторые говорят, что временами он впадает в безумие.
   - Кто говорит? - требовательно спросил Дивисаллис.  -  Лорды,  чьи  спины
согнуты  под  его,  надо  признать,  тяжелой  рукой?  Мы  говорим  здесь   о
возможности войны, которая разорвет жизнь наших народов, как гнилую  тряпку,
и прольет реки крови. Тяжким позором будет, если такая война начнется  из-за
слухов.
   Джошуа откинулся назад и,  подозвав  пажа,  прошептал  ему  распоряжение.
Мальчик прямо-таки вылетел из зала.
   Встал мускулистый бородатый человек в белых мехах с  серебряной  цепочкой
на груди.
   - Если барон забыл, кто я такой, я напомню ему,  -  сказал  он,  чувствуя
себя явно смущенным, - Этельферт, лорд Тинсетта, вот кто я. Собственно,  вот
что я хотел бы сказать: если мой принц говорит, что  король  потерял  разум,
что ж, мне довольно его слова. - Он нахмурился и сел.
   Встал Джошуа, прямой, как серая стрела.
   - Спасибо тебе, лорд Этельферт, за твои добрые  слова.  Но,  -  он  обвел
глазами собрание. Все, притихнув, ловили каждое его слово, - никто не должен
сейчас считаться с моими словами или со словами моих вассалов. Вместо того я
представлю вам человека, в чье ближайшее знакомство с нравами  и  привычками
Элиаса трудно будет не поверить. - Он протянул руку к ближней к нему  двери,
той, через которую исчез паж. Мальчик  немедленно  появился  вновь.  За  его
спиной в дверях появились две фигуры. Одна из них была леди Воршева. Другая,
в одежде небесно-голубых тонов, прошла мимо нее к озерцу света у  настенного
канделябра.
   - Мои лорды, - сказал Джошуа.  -  Принцесса  Мириамель,  дочь  Верховного
короля!
   А Саймон, раскрыв рот, смотрел на ореол золотистых волос, видневшийся под
вуалью и короной, и - о, такие  знакомые  черты!  -  похолодел  от  страшной
догадки. Он хотел было встать, как это уже сделали остальные, но колени  его
ослабли, и он рухнул обратно в кресло. Как? Почему? Так вот  в  чем  был  ее
секрет - отвратительный, предательский секрет!
   - Мария... - пробормотал он, и когда она села в кресло,  которое  уступил
ей Гвитин, принимая его жест со строгим, изящным  кивком,  а  все  остальные
последовали ее примеру, обмениваясь громкими, удивленными возгласами, Саймон
наконец вскочил на ноги.
   - Ты, - сказал он Бинабику, хватая маленького человека за плечо. -  Ты...
ты знал?!
   Тролль, казалось, хотел что-то  сказать,  но  потом  поморщился  и  пожал
плечами. Саймон посмотрел вперед, через море голов, и увидел,  что  Мария...
Мириамель... смотрит на него печальными, широко раскрытыми глазами.
   - Проклятье! - прошипел он, потом повернулся и опрометью бросился вон  из
зала, чувствуя, что глаза его наполняются постыдными для мужчины слезами.

3 СЕВЕРНЫЕ ВЕСТИ

   - На, паренек, - сказал Таузер, подталкивая через стоя новую бутыль. - Ты
прав, как никогда. От них одни неприятности, всегда  так  было,  и  вряд  ли
когда это переменится.
   Саймон искоса посмотрел на старого шута, который в данный момент  казался
ему вместилищем всей земной мудрости.
   - Они пишут человеку письма, - сказал  он  и  сделал  большой  глоток.  -
Лживые письма. - Он шваркнул кружкой об стол и долго смотрел,  как  плещется
вино, угрожая пролиться.
   Таузер прислонился спиной к стене своей похожей на ящик комнаты. Он был в
холщевой нижней рубахе и не брился день или два.
   - Они действительно пишут такие письма, -  согласился  он,  мрачно  кивая
обросшим белой щетиной подбородком. - Иногда они еще лгут о вас другим леди.
   Саймон сморщился, подумав об этом. Она-то наверняка именно так и  сделала
и рассказала всяким там высокородным дамам о глупом судомое, который плыл  с
ней в одной лодке по  Эльфевенту.  Эта  история  наверное  развеселила  весь
Наглимунд.
   Он сделал еще  глоток  и  почувствовал,  что  кислый  вкус  возвращается,
наполняя его рот желчью.
   Таузер пытался встать на ноги.
   - Смотри, смотри, -  сказал  старик,  подходя  к  массивному  деревянному
сундуку и погружаясь в поиски чего-то. - Проклятие, я точно  знаю,  что  это
где-то здесь!
   - Я должен был догадаться, - бранил  себя  Саймон.  -  Она  написала  мне
записку. Откуда служанке знать, как писать правильно, лучше, чем я.
   - Ну вот, теперь, конечно,  она  здесь,  эта  будь-она-проклята  лютневая
струна!
   -  Но,  Таузер,  она  ведь  написала  мне  записку  -  она  написала:  да
благословит меня Бог! Назвала меня другом!
   - Что? Да, это прекрасно, паренек, прекрасно. Это как раз такая  девушка,
какая тебе нужна, не какая-нибудь капризная неприступная леди! Уж она-то  не
будет смотреть на тебя сверху вниз, как та, другая! Ах, вот оно где!
   - Ась? - Саймон потерял нить разговора. Ему-то казалось, что они говорили
только об одной девушке - этой архипредательнице, этой притворщице  Марии...
Мириамель-Марии... Что же, это все не имеет никакого значения, вот так.
   Но она спала на моем плече. Смутно, пьяно он вспомнил теплое  дыхание  на
щеке и почувствовал пронзительную боль утраты.
   - Посмотри-ка на это, парень,  -  Таузер,  покачиваясь,  стоял  над  ним,
протягивая что-то белое. Саймон озадаченно моргнул.
   - Что это? - спросил  он,  и  голос  прозвучал  немного  отчетливее,  чем
прежде.
   - Шарф. Для холодной погоды. Видишь? - Старик показал согнутым пальцем на
серию странных значков, вывязанных по белому темно-синей ниткой. Форма  этих
рун  напомнила  Саймону  о  чем-то,  что  коснулось   глубоко   запрятанного
пульсирующего холода даже через винный туман.
   - Что это такое?
   - Руны Риммергарда, - объяснил старый  шут,  рассеянно  улыбаясь.  -  Они
читаются как Круин - мое настоящее имя. Это  связала  девушка,  она  связала
этот шарф. Для меня. Когда я  сопровождал  моего  дорогого  короля  Джона  в
Элвритсхолл. - Неожиданно старик заплакал, медленно нащупывая путь к  столу,
чтобы рухнуть наконец в твердое кресло. Через несколько  минут  всхлипывание
прекратилось, и слезы застыли в его  покрасневших  глазах,  как  лужи  после
грибного дождя. Саймон ничего не стал говорить.
   - Я должен был жениться на ней, - выговорил наконец Таузер. - Но  она  не
хотела оставлять свою страну - не хотела ехать в Хейхолт. Боялась поселиться
в чужом замке, вот оно как, боялась оставить свою семью.  Она  умерла  много
лет назад, бедная моя девочка. - Он громко шмыгнул носом.  -  А  как  я  мог
покинуть моего дорогого короля Джона?
   - Что ты хочешь сказать? - спросил Саймон. Он не  мог  вспомнить,  где  и
когда он видел руны Риммергарда, а может быть и не  хотел  вспоминать.  Куда
проще было молча сидеть при свете свечи, а старик  пусть  рассказывает  свои
истории. - Когда они... когда ты был в Риммергарде? - спросил он поспеш