и
сердило его.
   - А зачем ты проделала весь путь из Джао э-Тинукай,  если  твои  известия
совершенно не важны. - Он остановился. - Адиту! Зачем ты это  делаешь?  Если
ты пришла поговорить с Джошуа, тогда пойдем и поговорим.
   - Я не говорила, что они не важны, Сеоман, - ответила она.  В  ее  голосе
все еще была легкая насмешка, но теперь в нем появилось и  нечто  большее  -
почти гнев. - Я только сказала, что лучше  подождать  до  завтра.  И  так  и
будет. - Она осторожно опустила ноги между руками и  согнула  колени,  после
чего встала, вытянув руки,  одним  движением,  словно  собираясь  нырнуть  в
пустоту. - А до тех пор я буду проводить время так, как  мне  нравится,  вне
зависимости от желаний юного смертного.
   Саймон был уязвлен.
   - Тебя послали что-то передать принцу, а ты предпочитаешь кувыркаться.
   Адиту была холодна, как лед.
   - Собственно говоря, будь у меня выбор, я бы вообще сюда  не  поехала.  Я
отправилась бы е братом в Эрнистир.
   - Так зачем ты явилась?
   - Ликимейя послала меня.
   Так быстро, что Саймон едва успел удивленно  ахнуть,  она  схватилась  за
парапет длинными пальцами одной руки и упала через край. Нащупав точку опоры
на неровной поверхности каменной стены, она уперлась босой ногой,  в  то  же
время шаря по стене другой. Оставшуюся часть пути  она  проделала  быстро  и
легко, как белка, бегущая по стволу дерева.
   - Пойдем внутрь, - сказала она.
   Саймон засмеялся и почувствовал, что его злость отступает. В пристутствии
ситхи Обсерватория казалась еще более жуткой. Темная лестница,  вьющаяся  по
стенам цилиндрической комнаты, наводила на мысль о  внутренностях  огромного
животного. Балки, хотя в помещении и  царила  почти  полная  темнота,  слабо
мерцали, в казалось, что они образуют постоянно меняющиеся узоры.
   Странна было сознавать, что Адиту здесь чувствует  себя  почти  таким  же
ребенком, как и он сам, поскольку ситхи построили это место  задолго  до  ее
рождения. Джирики однажды сказал, что  он  и  его  сестра  "Дети  Изгнания".
Саймон понял это так, что они родились уже после падения  Асу'а  пять  веков
назад - действительно небольшой отрезок времени для ситхи. Но Саймон видел и
Амерасу, которая пришла в Светлый Ард раньше, чем в этой стране хотя бы один
камень был положен на другой. А если сон  Саймона  в  ночь  его  бдения  быв
правдив, то Утук'ку, бабушка самой Амерасу, стояла в этом  здании  в  момент
расставания двух племен. Сама мысль о том, что кто-то может жить так  долго,
как королева норнов и Первая Праматерь, тревожила его.
   Но еще больше тревожило, что королева норнов, в отличие от Амерасу,  была
все еще жива, все еще могущественна... и не испытывала к Саймону и всему его
смертному роду ничего, кроме ненависти.
   Ему не нравилось думать об этом.  Собственно,  ему  вообще  не  нравилось
думать о королеве норнов. Легче было понять даже обезумевшего Инелуки и  его
неутихающую  ярость,  чем  паучье   спокойствие   Утук'ку,   готовой   ждать
тысячелетие какого-то скрытого отмщения.
   - А что ты думаешь о войие, Сеоман Снежная  Прядь?  -  внезапно  спросила
Адиту. Он уже в  общих  чертах  описав  ей  прошедшее  сражение,  когда  они
обменивались новостями по дороге в Обсерваторию. Теперь он задумался, прежде
чем ответить.
   - Мы упорно сражались. Это была прекрасная победа. Никто не  мог  ожидать
такого.
   - Нет, что ты думаешь?
   Саймон снова ответил не сразу.
   - Это было чудовищно.
   - Да. Ты прав. - Адиту отошла на несколько шагов в  сторону  и  встала  в
такое место, где ее не доставал лунный свет. - Это ужасно.
   - Но ты же только что сказала, что хотела идет на войну в Эрнистир вместе
с Джирики.
   - Нет. Я сказала, что хотела быть с ними, Сеоман. Это вовсе не одно и  то
же. Я могла бы быть  еще  одним  всадником,  еще  одним  луком,  еще  одними
глазами. Нас, зидайя, очень мало даже после воссоединения с Домами Изгнания,
чтобы выехать из Джао э-Тинукай.  Очень  мало.  И  никто  из  нас  не  хотел
воевать.
   - Но ситхи же участвовали в войнах, - возразил Саймон. - Я знаю, что  это
так.
   - Только защищаясь. Кроме того, раз или  два  за  нашу  историю,  подобно
тому, как это делают сейчас мои мать и брат на западе, мы  сражались,  чтобы
защитить тех, кто помог нам, когда мы нуждались в этом. -  Теперь  голос  ее
был очень серьезен. - Но даже сейчас, Саймон, мы взялись  за  оружие  только
потому, что хикедайя принесли войну нам. Они ворвались в  наш  дом  и  убили
моего отца, первую Праматерь и многих других. Не  думай,  что  мы  бросились
защищать смертных только потому, что они в очередной  раз  подняли  друг  на
друга мечи - это странное время, Саймон, и ты знаешь это не хуже меня.
   Саймон сделал несколько шагов  вперед  и  споткнулся  о  кусок  разбитого
камня. Он нагнулся потереть ушибленный большой палец.
   - У, кровавое древо! - выругался юноша, переводя дыхание.
   - Тебе трудно видеть ночью, Сеоман, - сказала Адиту. - Пойдем.
   Саймон не мог допустить, чтобы с ним нянчились.
   - Одну секунду. Я в порядке. - Он в последний раз потер палец. - А почему
Утук'ку помогает Инелуки?
   Адиту возникла из темноты и сжала его руку своими холодными пальцами. Она
казалась огорченной.
   - Давай поговорим снаружи.
   Они вышли за дверь. Ее длинные волосы, развевающиеся на  ветру,  касались
его лица. От них шел сильный, но приятии запах, сладковато-острый, как запах
сосновой коры.
   Когда они снова вышли на открытый воздух, она взяла  его  вторую  руку  и
пристально посмотрела сияющими глазами, которые, казалось, при лунном  свете
отливали янтарем.
   - Совершенно определенно это не то место, в котором стоит вслух  называть
их имена или даже думать о них слишком много, - жестко сказала она, а  потом
неожиданно улыбнулась озорной улыбкой.  -  Кроме  того,  боюсь,  я  не  могу
позволить такому опасному смертному мальчику, как  ты,  оставаться  со  мной
наедине в таком темном месте. О, эти истории, которые  рассказывают  о  тебе
люди в лагере, Сеоман Снежная Прядь.
   Он был рассержен, но нельзя сказать, что очень недоволен.
   - Кто бы они ни были, они не знают, о чем говорят.
   - Да, но ты странное существо, Саймон. - Не сказав больше ни  слова,  она
наклонилась  и  поцеловала  его.   То   было   не   короткое   целомудренное
прикосновение, как при их расставании много недель назад, но теплый любовный
поцелуй, от которого по спине Саймона пробежала дрожь  восхищения.  Ее  губы
были мягкими и сладкими, как лепестки только что раскрывшихся роз.
   Задолго то того момента, когда  Саймон  захотел  бы  остановиться,  Адиту
мягко отстранилась.
   - Этой маленькой смертной нравилось целовать тебя, Саймон. -  Насмешливая
улыбка снова приподняла уголки ее губ. - Странное это занятие, верно?
   Саймон растерянно покачал головой.
   Адиту взяла его под руку и двинулась  вперед,  стараясь  идти  в  ногу  с
юношей. Она нагнулась, чтобы поднять сброшенные  раньше  сапоги,  потом  они
прошли еще  немного  по  мокрой  траве  у  стены  Обсерватории.  Прежде  чем
заговорить, она быстро пропела что-то без слов.
   - Ты спрашивал, чего хочет Утук'ку?
   Саймон, смущенный происшедшим только что, ничего не ответил.
   - Этого я тебе сказать не могу - во всяком случае с уверенностью.  Она  -
самое древнее разумное существо в Светлом Арде, следующий за ней  во  много,
много раз младше ее. Ты можешь быть уверен, что все  ее  помыслы  мимолетны,
неуловимы и находятся за пределами понимания всех  остальных,  кроме,  разве
что. Первой. Праматери. Но если бы мне пришлось угадывать, я бы сказала  вот
что: она тяготеет к небытию.
   - Что это значит? -  Саймон  начинал  сомневаться,  действительно  ли  он
трезв, потому что мир вокруг медленно кружился и  больше  всего  ему  сейчас
хотелось лечь и заснуть.
   - Если бы она хотела  смерти,  -  объяснила  Адиту,  -  это  принесло  бы
забвение только ей. Она устала жить, Сеоман, но она  старейшая.  Никогда  не
забывай об этом. Столько времени, сколько пелись песни в Светлом Арде, и еще
много дольше, живет на свете Утук'ку. Единственная из  живущих,  она  видела
Потерянный Дом, давший жизнь нашему роду. Я думаю, что  ей  невыносима  сама
мысль о том, что другие будут  жить,  когда  она  исчезнет.  Она  не  сможет
уничтожить все, как бы ей этого ни  хотелось,  но,  возможно,  она  надеется
вызвать величайшую катастрофу - чтобы вместе с ней  в  забвение  отправилось
столько живых, сколько она может за собой утащить.
   Саймон резко остановился.
   - Это ужасно, - сказал он с чувством. Адиту пожала плечами. Ее  шея  была
удивительно красива.
   - Утук'ку действительно ужасна. Она безумна,  Сеоман,  хотя  это  безумие
сплетено искусно и туго. Она была, может быть, самой умной из всех Рожденных
в Саду.
   Луна высвободилась из груды облаков и теперь висела над  головой,  словно
серп жнеца. Саймон очень хотел спать - голова его становилась все тяжелее  -
и в то же время он понимал, что глупо упускать такой случай. Очень  и  очень
редко кто-нибудь из ситхи бывал в настроении отвечать на вопросы и, что  еще
важнее, отвечать на них прямо, без обычной для справедливых уклончивости.
   - А почему норны ушли на север?
   Адиту нагнулась и сорвала веточку какого-то вьющегося растения  с  белыми
цветками и темными листьями, потом вплела  ее  в  волосы,  так  что  веточка
повисла у щеки ситхи.
   - Зидайя и хикедайя поссорились. Это  касалось  смертных.  Народ  Утук'ку
считал вас животными -  и  даже  хуже,  чем  просто  животными,  потому  что
пришедшие из Сада не убивают живых существ, если могут избежат  этого.  Дети
Рассвета не соглашались с Детьми Облаков. Было еще и другое. -  Она  подняла
глаза к далекой луне. - Потом-умерли Ненайсу и Друкхи. Это был  день,  когда
тень упала на наши народы, и она уже не рассеялась.
   Не успел Саймон поздравить себя с тем, что ему удалось поймать  Адиту  на
приступе  откровенности,  как  она  начала  мрачнеть...  Но   он   не   стал
задерживаться на ее малопонятном объяснении. В сущности,  он  уже  не  хотел
запоминать новые имена - слишком велико было потрясение от того, что она уже
рассказала ему сегодня; в любом случае у него  еще  оставался  один  вопрос,
который неоходимо было задать.
   - Ваши народы, - спросил он нетерпеливо, - они расставались здесь, верно?
Все ситхи пришли в Сад Огней с горящими факелами. А потом они стояли в  Доме
Расставания вокруг какого-то  предмета,  сделанного  из  огня,  и  заключали
договор.
   Адиту оторвала взгляд от лунного  серебра,  поглядев  на  Саймона  яркими
кошачьими глазами.
   - Кто рассказал тебе эту сказку?
   - Я это видел. - По выражению ее лица он был почти  уверен,  что  видение
оказалось правдивым. - В ту ночь, когда я стал рыцарем. - Он  засмеялся  над
собственными словами. Усталость заставляла его чувствовать себя глупо.  -  В
мою рыцарскую ночь.
   - Видел это? - Адиту обняла его за талию.  -  Расскажи  мне,  Сеоман.  Мы
прогуляемся еще немного.
   Он описал ей свой сон-видение - потом вдобавок рассказал, что  произошло,
когда он воспользовался зеркалом Джирики.
   - То, что случилось, когда ты принес сюда чешую, показывает, что есть еще
сила в Рас йе-Сама 'он, - медленно проговорила она. - Но мой брат был  прав,
предостерегая тебя от Дороги снов. Она полна опасностей - иначе я сама взяла
бы сегодня зеркало и попыталась бы найти Джирики, чтобы рассказать  ему  то,
что я услышала от тебя.
   - Почему?
   Она покачала головой. Ее белые волосы плыли в воздухе, как облачко дыма.
   - Из-за того, что ты видел во время своего бдения. Это страшно. Ты  видел
Старые Дни без Свидетеля... - Она снова сделала странное движение  пальцами,
запутанное и естественное, как корзина  живой  рыбы.  -  Либо  в  тебе  есть
что-то, чего не видела Амерасу, - но я не верю, что  Первая  Праматерь,  при
всей озабоченности другими делами могла так просчитаться -  либо  происходит
что-то, чего мы не могли даже предположить. - Она вздохнула. Саймон  смотрел
на ее лицо. Ситхи выглядела обеспокоенной - он никогда бы  не  поверил,  что
такое возможно.
   - Может быть депо в драконьей крови, - предположил Саймон. Он поднял руку
и коснулся шрама и пряди белых волос. -  Джирики  говорил,  что  я  каким-то
образом отмечен теперь.
   - Может быть. - Похоже, Адиту это не убедило. Значит, ей  он  не  казался
таким уж особенным, так?
   Они шли. дальше, пока снова не добрались до раскрошенных плит Сада  Огней
и  не  приблизились  к  палаточному  городу.   Большая   часть   празднующих
отправилась спать, и теперь горели только несколько костров. Около  них  все
еще разговаривали, смеялись и пели неясные фигуры.
   - Иди и отдохни, Сеоман, - сказала Адиту. - Ты шатаешься от усталости.
   Он хотел было возразить, но понял, что она права.
   - Где ты будешь спать?
   Серьезное выражение на ее лице сменилось искренним весельем.
   - Спать? Нет, Снежная Прядь. Сегодня я буду гулять.  Мне  о  многом  надо
подумать. В любом случае я почти век не видела  света  луны  на  разрушенных
камнях Сесуадры. - Она сжала его руку. -  Спи  хорошо.  Утром  мы  пойдем  к
Джошуа. - Она повернулась и пошла  прочь,  бесшумная,  как  ночная  роса.  В
считанные мгновения  Адиту  превратилась  в  стройную  тень,  исчезающую  на
поросшей травой вершине горы.
   Саймон обеими руками потер лицо. Надо было о многом подумать. Ну и  ночь!
Он зевнул и направился к палаткам Нового Гадринсетта.

***

   - Странная вещь случилась сегодня, Джошуа. - Джулой в необычной  для  нее
нерешительности застыла в дверях палатки принца.
   - Входи, пожалуйста, - Джошуа повернулся  к  Воршеве,  которая  сидела  в
постели под грудой  одеял.  -  Или  может  быть  нам  лучше  будет  уйти?  -
озабоченно спросил он жену.
   Воршева покачала головой.
   - Я неважно себя чувствую, и раз уж я должна все утро провести в палатке,
пусть как можно больше людей приходят сюда и составляют мне компанию.
   - Но, может быть, новости валады Джулой расстроят  тебя?  -  встревоженно
сказал принц и посмотрел на мудрую женщину. - Это ей не повредит?
   Джулой сардонически улыбнулась.
   - Женщина с ребенком внутри не похожа на умирающего  от  старости,  принц
Джошуа. Ей требуется много сил -  выносить  ребенка  тяжелая  работа.  Кроме
того, мои новости не могут  испугать  никого...  даже  вас.  -  Она  немного
смягчила суровое выражение своего лица, давая ему понять, что шутит.
   Джошуа кивнул.
   -  Полагаю,  я  заслужил  это.  -  В  его  ответной  улыбке  было  что-то
болезненное. - Какая странная вещь случилась? Входи, пожалуйста.
   Джулой скинула мокрый плащ и бросила его  прямо  в  дверях.  Дождь  начал
моросить сразу после восхода и уже  почти  целый  час  барабанил  по  крыше.
Джулой провела рукой по мокрым стриженым волосам, потом уселась  на  один  ш
грубых табуретов, сколоченных Фреозелем специально доя резиденции принца.
   - Я только что получила послание.
   - От кого?
   - Не знаю. Его принесла одна из птиц Динивана, но  это  не  его  рука.  -
Джулой вытащила из кармана куртки тихо чирикавший комочек пуха; в щели между
пальцами женщины блестел черный глаз птицы. - Вот то, что  она  принесла.  -
Валада Джулой подняла трубочку промасленной ткани и с некоторым затруднением
вытащила из обертки свернутый пергамент, не побеспокоив птичку.
   Принц Джошуа, - прочитала она. - Определенные знаки говорят мне, что  для
вас было бы  благоприятно  подумать  сейчас  о  Наббане.  Определенные  уста
шептали мне в ухо, что  здесь  вы  найдете  большую  поддержку,  чем  можете
ожидать. Зимородки забирают слишком большую долю улова  рыбаков.  В  течение
двух недель прибудет посланник  и  принесет  слова,  говорящие  яснее  этого
короткого письма. Не  предпринимайте  ничего,  пока  он  не  прибудет,  ради
собственного блага.

***

   Кончив читать, Джулюй взглянула на принца. В  ее  желтых  глазах  застыло
осторожное выражение.
   - Это  подписано  древней  наббанайской  руной,  означающей  "друг".  Это
написал  носитель  свитка,  или,  по  крайней   мере,   человек   столь   же
образованный. Может быть кто-то хотел, чтобы мы сочли автора этого письма за
члена Ордена.
   Прежде чем встать, Джошуа нежно погладил руку Воршевы.
   - Можно я взгляну? - Джулой  отдала  ему  записку,  и  принц  внимательно
прочитал ее. - Я тоже не знаю этого почерка. - Он сделал несколько  шагов  к
противоположной стене палатки, потом повернулся и снова зашагал к  двери.  -
Написавший,  очевидно,  хотел   сказать,   что   в   Наббане   волнения,   а
Бенидиривинский дом совсем не  так  любим,  как  некогда  -  что  совсем  не
удивительно, когда в седле сидит Бенигарис, а Нессаланта дергает за поводья.
Но что этот человек может хотеть от меня? Ты говоришь,  это  принесла  птица
Динивана?
   - Да. И это тревожит меня больше всего. - Джулой собиралась  сказать  еще
что-то,  но  в  этот  момент  в  дверях  кто-то  кашлянул.  Там  стоял  отец
Стренгьярд, рыжие остатки его шевелюры намокли и прилипли к голове.
   - Прошу прощения, принц Джошуа. - Он увидел лежащую Воршеву и  покраснел.
- Леди Воршева. Господи! Я надеюсь, вы простите мне это вторжение.
   - Входите,  Стренгъярд,  -  принц  поманил  его  рукой,  словно  подзывая
пугливую кошку. За его спиной приветливо улыбнулась Воршева, показывая,  что
она ничуть не возражает.
   - Это я просила его прийти, Джошуа, - сказала  Джулой.  -  Поскольку  это
была птица Динивана - я думаю, вы понимаете.
   - Конечно. -  Он  указал  архивариусу  на  свободный  табурет.  -  Теперь
расскажи мне подробнее об этих птицах. Я помню, что ты уже говорила о  самом
Диниване - хотя мне все еще с трудом верится, что секретарь Ликтора мог быть
членом подобной организации.
   Джулой казалась немного рассерженной.
   - Орден Манускрипта - это организация, участием  в  деятельности  которой
многие бы гордились. Господин Динивана никогда не был бы недоволен тем,  что
Диниван делал в интересах Ордена. - Ее веки  быстро  опустились,  словно  ей
пришла в голову какая-то новая мысль. - Но Ликтор мертв, если  только  верны
слухи, которые дошли до нас. Некоторые говорят,  что  его  убили  почитатели
Короля Бурь.
   - Да, я слышал об этих огненных танцорах, - сказал Джошуа. - Те из Нового
Гадринсетта, кто пришел с юга, просто не могут говорить ни о чем другом.
   - Но больше всего меня  тревожит,  что  после  этого  события,  если  оно
действительно произошло, я не  получила  никаких  известий  от  Динивана,  -
продолжала Джулой. - Так кто же рассылает его птиц, если не он сам? И почему
он ничего не написал, если только уцелел после покушения на Ликтора,  -  мне
говорили, что в Санкеллане Эйдонитисе был страшный пожар?
   - Может быть, он обгорел или ранен, - рискнул предположить Стренгьярд.  -
Он мог попросить кого-то другого написать за него.
   - Верно. - Джулой задумалась. - Но тогда, я полагаю,  он  использовал  бы
свое имя, если только не боится быть обнаруженным до такой степени,  что  не
может даже отправить с птицей послание со своей подписью.
   - А значит, если это писал не Диниван,  -  сказал  Джошуа,  -  мы  должны
допустить, что здесь какая-то хитрость. Это могли послать как раз  те  люди,
которые несут ответственность за смерть Ликтора.
   Воршева немного приподнялась в постели.
   - А может быть ни то,  ни  другое.  Кто-то  мог  найти  птиц  Динивана  и
отправить послание по собственным соображениям.
   Джулой медленно кивнула.
   - Тоже верно. Но этот  кто-то  должен  был  бы  знать,  кем  были  друзья
Динивана и где они могут находиться: на письме стоит имя вашего мужа, словно
тот, кто послал его, знал, что оно попадет прямиком к принцу.
   Джошуа снова начал шагать взад-вперед.
   - Я и сам думал о Наббане, - пробормотал он. - И не раз. Север - пустыня,
я сомневаюсь, что Изорн и Эолер соберут хотя бы  небольшой  отряд.  Северные
города разрушены войной и погодой. Но если бы мы каким-нибудь образом  могли
выставить  из  Наббана  Бенигарис