буду иметь от  этого
очень большого удовольствия, но ты имел справедливость, Саймон: мы приходили
сюда, и очень большую глупость произвели бы без попытки доставания меча.
   - Престер Джон хотел бы этого, - сказал Саймон без особой уверенности.  -
Он хотел бы, чтобы мы сделали все возможное для спасения его  королевства  и
его народа.
   - Кто имеет знание о пожеланиях умерщвленных? - мрачно отозвался Бинабик.
- Будем обрабатывать.  Мы  имеем  должность  сооружать  себе  хоть  какое-то
укрывалище до прихождения ночи, чтобы спрятывать  свет  огня.  Мириамель,  -
позвал он,  -  можете  вы  производить  разыскания  среди  этих  кустов  для
нахождения материалов разжигания?
   Она подняла руку в знак согласия.
   Саймон нагнулся к кургану Джона и начал тянуть  один  из  камней.  Однако
поросшая травой земля так цепко держала его, что  юноше  пришлось  упереться
ногой в рядом стоящий камень, чтобы хоть немного расшатать валун.  Потом  он
встал и вытер вспотевшее  лицо.  Его  кольчуга  была  слишком  громоздкой  и
неудобной для такой работы. Он расстегнул ее и снял; потом, немного подумав,
снял подбитый волосом камзол и положил его рядом с кольчугой.  Ледяные  зубы
ветра вцепились в него через тонкую рубашку.
   - Половину всего Светлого Арда мы путешествовали,  -  пробурчал  Бинабик,
ковыряя пальцем землю, - но никто не подумывал приносить сюда лопату.
   - У меня есть меч, - сказал Саймон.
   - Сохраняй его до приближения настоящей  нужности,  -  вернулось  немного
обычной сухости тролля. -  Я  слышал  рассказывание,  что  долбление  камней
оказывает затупляющий эффект на клинки. А мы можем питать нужду  в  мече.  С
особенностью, если кто-то будет производить наблюдение,  как  мы  выкапываем
папу Верховного короля
   Саймон на мгновение закрыл глаза и  произнес  безмолвную  молитву,  прося
прощения у Эйдона - и у Престера Джона тоже, на всякий случай, - за то,  что
они собирались сделать. ***
   Солнце скрылось. На западе серое небо начало розоветь  -  обычно  Саймону
нравился этот цвет, но  сейчас  ему  показалось,  что  оно  медленно  гниет.
Последний камень был вытащен, и дырка  в  отороченном  травой  кургане  была
готова. Черный провал за ней выглядел раной в теле мироздания.
   Бинабик возился с кремнем и огнивом. Когда тролль наконец высек искру, он
поджег  конец  факела  и  прикрывал  его  от  свежего  ветра,  пока  тот  не
разгорелся. Не желая думать об ожидающей его тьме, Саймон смотрел на  темную
зелень  вершины.  Фигурка  Мириамели,  на   расстоянии   казавшаяся   совсем
маленькой, нагибалась и выпрямлялась, собирая хворост  для  костра.  Саймону
хотелось остановиться, повернуться и уйти. Лучше бы эта глупость никогда  не
приходила ему в голову.
   Бинабик помахал факелом в дыре, вытащил  его,  потом  снова  сунул  факел
внутрь, опустился на колени и осторожно принюхался.
   - Доступный мне воздух кажется очень еще хорошим.  -  Он  скинул  с  края
отверстия несколько комьев земли и засунул туда голову. -  Имею  возможность
разглядывать деревянные части конструкции. Это лодка?
   "Морская  стрела".  Тяжесть  содеянного  уже  давила  на  плечи   Саймона
невыносимым грузом.
   - Да, это лодка Престера Джона. Его в ней похоронили.
   Бинабик продвинулся еще немного.
   - Здесь в достаточности места для моего  стояния,  -  сообщил  он.  Голос
тролля звучал немного приглушенно. - А  балки  производят  впечатлительность
прочности.
   - Бинабик, - сказал Саймон. - Выходи.
   Маленький человек попятился, так как не мог обернуться, чтобы  посмотреть
на друга.
   - Что случилось, Саймон?
   - Это была моя идея. Мне туда и лезть.
   Бинабик насмешливо поднял брови:
   - Никто не производит у тебя отнимания славы нахождения  меча.  Просто  я
очень меньше тебя и лучше пригождаюсь для залезания в пещеры.
   - Дело не в славе - это на случай, если что-нибудь произойдет. Я не хочу,
чтобы с тобой что-нибудь случилось из-за моей дурацкой идеи.
   - "Твоей идеи"? Саймон, никакой твоей виноватости. Я проделываю  то,  что
считаю нужным. И я предполагаю, что внутри мы не имеем  ничего,  приносящего
вред. - Тролль помолчал. - Но если ты имеешь  желание...  -  Он  отступил  в
сторону.
   Саймон опустился на четвереньки,  потом  взял  факел  из  маленькой  руки
тролля и сунул его в дыру. В мерцающем свете он разглядел грязное  весло  на
корпусе "Морской стрелы"; лодка была похожа на  огромный  увядший  лист,  на
кокон... словно что-то внутри ждет минуты возрождения.
   Саймон сел и потряс головой. Сердце его сильно билось.
   Простак! Чего ты боишься? Престер Джон был хорошим человеком.
   Да, но что если его духу не нравится то, что сделали с его  королевством?
И уж точно, любой дух рассердится, если его станут грабить.
   Саймон судорожно глотнул воздуха и начал медленно протискиваться в лаз.
   Он скатывался по крошащемуся склону ямы, пока не коснулся корпуса  лодки.
Купол из деревянных балок, глины и белых усиков корней у  него  над  головой
казался небом, созданным стареньким полуслепым богом. Когда  Саймон  наконец
рискнул вдохнуть, в его ноздри ударила смесь запахов земли, сосновой  смолы,
плесени и других, менее знакомых  ароматов,  многие  из  которых  напоминали
содержимое баночек с пряностями на кухне Хейхолта. Сильный сладковатый запах
застал его врасплох, на мгновение Саймон задохнулся. Бинабик просунул голову
в отверстие.
   - Что-нибудь не правильное? Наблюдается негодность воздуха?
   Саймон уже восстановил дыхание.
   - Все в порядке. Я просто... - Он проглотил ком. - Не беспокойся!
   Бинабик помедлил и исчез.
   Саймон смотрел на "Морскую стрелу",  как  показалось  ему  самому,  очень
долго. Вельс был так закреплен в яме,  что  поднимался  над  головой  юноши.
Саймон не знал, как залезть в лодку, пользуясь только одной рукой,  а  факел
был слишком толстым, чтобы его можно было держать в зубах.  Через  несколько
секунд, в течение  которых  он  боролся  с  желанием  вылезти  из  могилы  и
предоставить Бинабику разрешить эту проблему, Саймон заткнул факел  за  одну
из деревянных балок, перекинул руки через вельс и подтянулся, болтая  ногами
в поисках опоры. Дерево "Морской стрелы" скользило под руками, но  выдержало
его вес.
   Саймон приподнялся над вельсом и некоторое  время  висел  в  неустойчивом
равновесии. Край лодки давил на его живот, как чей-то мощный кулак. Сладкий,
затхлый запах стал еще сильнее. Заглянув вниз,  Саймон  чуть  не  выругался,
проглотив слова, которые могли принести несчастье и, безусловно, были верхом
непочтительности  по  отношению  к  старому  королю,  -  оказалось,  что  он
разместил факел слишком низко и его свет не доходит до внутренностей  лодки.
Он мог разглядеть только нагромождение бесформенных темных предметов. Саймон
подумал, что не так уж трудно было бы найти одно-единственное тело короля  и
меч у него в руках, просто ощупав содержимое лодки. Но никакие  сокровища  в
мире не заставили бы его действовать таким образом.
   - Бинабик! - крикнул он. - Можешь мне помочь? -  Он  был  горд  тем,  как
твердо и спокойно звучит его голос. Тролль влез  и  дыру  и  соскользнул  по
склону.
   - Ты был пойман зацеплением?
   - Нет, но я ничего не вижу без факела. Можешь мне его подать?
   Повиснув над темным корпусом, Саймон чувствовал,  как  дрожит  деревянный
вельс. Саймон вдруг испугался, что он может рухнуть, и этот  страх  не  стал
меньше от тихого  потрескивания,  доносившегося  из  склепа.  Он  был  почти
уверен, что звук исходит от подгнившего дерева - королевская ладья два  года
пролежала в мокрой земле, - но трудно было не  подумать  о  руке...  древней
иссохшей руке... тянущейся из темного корпуса...
   - Бинабик!
   - Я приношу его, Саймон. Он был выше, чем я имел возможность доставать.
   - Извини. Просто поторопись, пожалуйста.
   Свет  на  куполе  изменился,  когда   факел   начал   двигаться.   Саймон
почувствовал, что тролль похлопывает его по  ноге.  Изо  всех  сил  стараясь
сохранить равновесие, он  медленно  перенес  ноги  на  другую  сторону,  лег
животом во всю длину вельса, после чего смог дотянуться и принять  факел  из
протянутой руки Бинабика. Произнося еще одну безмолвную молитву и полузакрыв
глаза от страха увидеть что-нибудь ужасное, Саймон повернулся  и  наклонился
над внутренним корпусом лодки.
   Сперва ничего не было видно. Саймон помотал головой и раскрыл глаза шире.
Мелкие камни и грязь, упавшие с купола, закрывали большую часть  содержимого
"Морской стрелы" - но кое-что все-таки было видно.
   - Бинабик! - крикнул Саймон. - Смотри!
   - Что?!
   Тролль в тревоге побежал вдоль корпуса  к  тому  месту,  где  борт  лодки
касался стены гробницы и взобрался наверх так ловко, словно это была широкая
тропа на Минтахоке. Легко балансируя, он  прошел  по  вельсу  и  остановился
рядом с Саймоном.
   - Смотри. - Факел в руке Саймона дрожал.
   Король Джон Пресвитер лежал на дне "Морской  стрелы"  среди  погребальных
даров, все еще одетый в великолепные одеяния, в которых был  похоронен.  Его
лоб украшал золотой  обруч,  сложенные  на  груди  руки  лежали  на  длинной
белоснежной бороде. Кожа Джона ничем не отличалась от кожи живого  человека,
если не считать некоторой восковой  полупрозрачности.  Проведя  два  года  в
земле, он все еще казался спящим.
   Но, как ни удивительно было увидеть короля совершенно нетронутым тлением,
вовсе не это заставило Саймона вскрикнуть.
   - Киккасут! - выругался Бинабик, не менее удивленный, чем  Саймон.  Через
мгновение он спрыгнул в лодку.
   Тщательный осмотр  могилы  и  ее  содержимого  подтвердил:  Престер  Джон
по-прежнему лежал в месте своего упокоения на  Свертклифе  -  но  Сверкающий
Гвоздь исчез.

3 БИЕНИЕ СЕРДЕЦ

   - Я не намерен сносить такую глупость только потому, что он мой  брат!  -
рычал герцог Бенигарис стоящему перед ним на коленях  рыцарю.  В  ярости  он
ударил  раскрытой  ладонью  по  подлокотнику  трона.  -  Скажи  ему,   чтобы
продержался по крайней мере до тех пор, пока я не приведу легионы  Зимородка
от Санкелланских ворот.
   - Прошу вас, господин мой, - вмешался стоявший у трона оружейник, - прошу
вас, дайте мне возможность снять мерку.
   - Да, сядь спокойно, - добавила мать герцога. Она сидела в том же низком,
но богато украшенном кресле, которое занимала, когда Наббаном правил ее муж.
- Если бы ты за последнее время не разжирел, как свинья, твои старые доспехи
сгодились бы и на этот раз.
   Бенигарис злобно глянул на нее, бешено крутя ус.
   - Благодарю вас, матушка.
   - И не будь так суров к Вареллану. Он почти ребенок.
   - Он ленивый, тупой болван - и испортили его вы!  К  тому  же  именно  вы
посоветовали мне разрешить ему возглавить оборону Онестрийского прохода.
   Вдовствующая герцогиня Нессаланта вяло махнула рукой:
   - Любой мог бы удержать проход, имея дело  с  оборванцами  Джошуа.  Я  бы
могла. А опыт пойдет ему на пользу.
   Герцог вырвался из рук оружейника и снова ударил по подлокотнику.
   - Во имя древа, матушка! Он уступил Джошуа две лиги  меньше  чем  за  две
недели - это с тремя-то тысячами солдат и пятьюстами рыцарями. Он  отступает
так быстро, что я боюсь споткнуться об него, когда выхожу из парадной двери.
   - Ксаннасэвин говорит, что тебе не о чем беспокоиться. -  Герцогиня  явно
забавлялась. - Он подробно  расспросил  звезды.  Бенигарис,  пожалуйста,  не
волнуйся. Будь мужчиной.
   Герцог смерил мать ледяным  взглядом  и  поиграл  желваками,  прежде  чем
заговорить:
   - В один прекрасный день, матушка, вы зайдете слишком далеко.
   - И что ты сделаешь тогда? Бросишь меня в темницу? Отрубишь голову? -  Ее
взгляд стал жестким. - Ты нуждаешься во мне. Не говоря уж  о  том,  что  сын
должен испытывать хоть какое-то уважение к родной матери.
   Бенигарис нахмурился, глубоко  вздохнул  и  снова  повернулся  к  рыцарю,
который принес ему послание юного Вареллана.
   - Чего стоишь? - рявкнул он. - Ты слышал, что  я  сказал?  Так  ступай  и
передай это ему.
   Рыцарь встал, отвесил герцогу сложный поклон и вышел  из  тронного  зала.
Дамы в разноцветных  нарядах,  тихо  беседовавшие  у  двери,  проводили  его
взглядами, после чего принялись с громким хихиканьем что-то обсуждать.
   Бенигарис снова отнял руку у завладевшего ею оружейника и притянул к себе
одного из пажей, разносивших вино. Сделав основательный глоток,  он  сердито
вытер губы.
   - Джошуа заслуживает большего внимания, чем я думал. Народ  говорит,  что
во главе армии брата  Верховного  короля  сражается  сильный  рыцарь:  ходят
слухи, будто это Камарис. Сориддан Метесский  поверил  в  это  -  во  всяком
случае он присоединился к ним, - Бенигарис поморщился, - вероломная собака!
   Нессаланта натянуто засмеялась:
   - Я придавала Джошуа меньше  значения,  чем  следовало,  это  верно.  Это
хитрый ход. Ничто так не будоражит простой народ, как имя  твоего  дяди.  Но
Сориддан? Ты хочешь, чтобы я  волновалась  из-за  него  и  двух-трех  других
мелких вассалов? Метесский журавль пятьсот лет не покидал  дворцовых  башен.
Сориддан никто.
   - Так значит, вы убеждены, что все разговоры о Камарисе - обычные  слухи?
- Ирония, которую Бенигарис хотел вложить в эти слова, прозвучала  не  очень
убедительно.
   - Ну конечно! Как это может быть он? Камарис мертв уже сорок лет.
   - Но его тела так и не нашли. Отец всегда переживал, что ему  не  удалось
похоронить брата по-эйдонитски.
   Герцогиня  недовольно  хмыкнула,  но  по-прежнему  казалась   поглощенной
рукоделием.
   - Я очень хорошо знала Камариса, мой храбрый сын. Ты не знал.  Даже  если
бы он действительно ушел в монастырь или попытался скрыться, это сразу стало
бы известно: он был таким невероятно честным, что не смог бы  соврать,  если
бы его спросили, кто он такой. И он так любил совать нос в чужие  дела,  что
ни за какие  блага  не  остался  бы  в  стороне  во  время  второй  войны  с
тритингами. Там бы не обошлось без Камариса Великолепного, Камариса Святого,
Камариса Героического. - Нессаланта уколола палец иглой и зашипела от  боли.
- Нет, тот, кого нашел Джошуа, не живой Камарис и уж конечно не призрак. Это
просто  высоченный  самозванец,  этакий   долговязый   луговой   наемник   с
выкрашенными  луком  волосами.  Выдумка.  Но  это  не  меняет  дела.  -  Она
придирчиво  осмотрела  свое  шитье  и  отложила  его,  явно  удовлетворенная
результатами. - Даже настоящий Камарис не страшен нам. Мы слишком  сильны...
А его время прошло, прошло, прошло.
   Бенигарис с интересом посмотрел на нее.
   - Не страшен нам?.. - начал он, но был прерван движением в  дальнем  углу
комнаты. Герольд с золотым зимородком на камзоле стоял в дверях.
   - Ваша светлость, - произнес он низким  церемониальным  голосом,  -  граф
Страве Анзис Пелиппе прибыл по вашей просьбе.
   Герцог выпрямился, улыбка тронула его губы.
   - Ах да. Пусть идет сюда.
   Внесли носилки Страве и установили их рядом с  высоким  сводчатым  окном,
открывавшим вид на море. Как всегда в холодную  погоду,  оно  было  завешено
тяжелыми драпировками, удерживавшими ледяной воздух. Слуги графа подняли его
кресло и опустили перед помостом, на котором стоял трон Бенигариса.
   Граф закашлялся, потом восстановил дыхание.
   - Приветствую вас, герцог, - прохрипел он. - Герцогиня Нессаланта,  какое
удовольствие видеть вас! Как всегда, прошу извинить меня за то, что сижу, не
испросив вашего разрешения.
   - Конечно, конечно, - бодро откликнулся Бенигарис. - А  как  ваше  горло,
граф? Надеюсь, вам не стало хуже от морского воздуха? Я знаю,  как  тепло  в
вашем доме на Ста Мироре.
   - Я хотел поговорить с вами, Бенигарис, о... - начал  старик,  но  герцог
прервал его:
   - Я вынужден просить вас сперва выслушать меня. Простите мое  нетерпение,
но идет война, как вам, возможно, известно. Я человек прямой.
   Страве кивнул:
   - Вашу прямоту все хорошо знают, мой друг.
   - Именно. Итак, перейдем к  делу.  Где  мои  речные  корабли?  Где  армия
Пирруина?
   Граф слегка поднял седые брови, но его голос и тон не изменились:
   - О, все они в пути, ваша светлость. Не беспокойтесь.  Разве  Пирруин  не
всегда выполнял свой долг перед старшим братом Наббаном?
   - Но прошло уже два месяца! - ответил Бенигарис с насмешливым изумлением.
- Страве, Страве, старый мой друг! Так я могу подумать, что вы намеренно  не
торопитесь... что вы хотите задержать меня.
   На этот раз граф даже бровью не повел, и все-таки что-то изменилось в его
лице.
   - Я огорчен, что Наббан может подумать так о Пирруине после стольких  лет
честного сотрудничества. - Страве сокрушенно опустил голову. - Но вы  правы,
столь необходимый вам речной транспорт идет очень медленно  -  и  за  это  я
нижайше прошу вашего  прощения.  Видите  ли,  я  отправил  в  Анзис  Пелиппе
множество посланий, в которых досконально описал вашу нужду в нем  и  умолял
отнестись к этому со всей возможной серьезностью. Но, к несчастью, дела идут
гораздо быстрее, когда я лично занимаюсь  ими.  Я  не  хочу  сказать  ничего
плохого о моих приближенных, но,  как  говорят  у  нас  в  Пирруине:  "Когда
капитана нет на палубе, найдется много мест, чтобы повесить гамак".  -  Граф
смахнул что-то с верхней губы  тонкими  скрюченными  пальцами.  -  Я  должен
вернуться в Анзис Пелиппе, Бенигарис. Хоть меня  и  страшит  мысль  лишиться
вашего общества, а также общества вашей  любимой  матушки,  -  он  улыбнулся
Нессаланте, - но зато я буду уверен,  что  лодки  и  войска,  о  которых  мы
договаривались, будут отправлены в течение недели со дня моего  возвращения,
- Старик снова закашлялся, и на этот раз приступ был сильнее  предыдущих.  -
Кроме того, хотя ваш дворец и великолепен, здесь  немного  ветренее,  чем  у
меня дома. Боюсь, мое здоровье может ухудшиться.
   - О, конечно, - протянул Бенигарис. - Конечно. Мы все беспокоимся о вашем
здоровье, граф. Последнее время оно почти полностью занимает мои мысли. Оно,
солдаты и лодки. - Он сделал паузу, наградив Страве  донельзя  самодовольной
улыбкой.  -  Поэтому  я  никак  не  могу  отпустить  вас   сейчас.   Морское
путешествие! Что вы, вам сразу же станет хуже.  Простите  мне  мою  прямоту,
дорогой граф... только потому, что Наббан слишком сильно любит вас. Если  вы
заболеете, это не только ляжет тяжким грузом на мою совесть, но  к  тому  же
еще больше затянет прибытие  солдат  и  лодок.  Если  ваши  приближенные  не
торопятся сейчас, имея на руках  такие  тщательные  инструкции,  вообразите,
насколько медлительны они будут, когда вы не сможете руководить ими  вообще!
Я уверен, что они повесят немало гамаков.
   Глаза Страве сузились:
   - Ага. Так вы считаете, что мне лучше не ездить сейчас?
   - Дорогой граф, я настаиваю, чтобы вы остались. - Бенигарис, уставший  от
хлопот оружейника, прогнал его раздраженным взмахом руки.  -  Я  никогда  не
прощу себе, если вы вдруг заболеете. Разумеется, после того как придут лодки
и солдаты, которые помогут нам защищаться от этого  безумца  Джошуа,  погода
достаточно потеплеет, чтобы вы могли тронуться в путь.
   Некоторое время граф обдумывал сказанное,  очень  выразительно  взвешивая
аргументы Бенигариса.
   - Во имя Пелиппы и ее чаши, в  ваших  словах  есть  смысл,  Бенигарис.  -
Натянутая усмешка обнажила на удивление хорошие зубы. - И я очень тронут той
заботой, которую вы проявляете к старому другу вашего отца.
   - Я почитаю вас, как почитал его, граф.
   - Действительно. - Улыбка старого Страве стала почти вежливой. - Как  это
прекрасно. Узы чести редко ценятся в наши тяжелые дни. - Он махнул узловатой
рукой, подзывая слуг. - Полагаю, мне следует послать еще одно письмо в Анзис
Пелиппе, чтобы мои люди поторопились.
   - Вот это хорошая мысль, граф. Очень хорошая мысль. - Бенигарис откинулся
и погладил усы. - Увидим ли мы вас за вечерней трапезой?
   - О, я думаю, увидите. Где  еще  найду  я  таких  добрых  и  внимательных
друзей? - Он нагнулся, сидя на стуле, отвесив таким образом вежливый поклон.
- Нессаланта, я