горячую
волну  желания  и  одновременно  чудовищного  стыда.  Она   казалась   такой
беззащитной, лежа здесь, в этом пустынном месте, а он был  ее  защитником  -
хорошим же он был рыцарем, если мог испытывать подобные чувства! Но  все  же
Саймон  мечтал  притянуть  ее  поближе  к  себе,   согреть,   поцеловать   и
почувствовать нежное дыхание девушки на своей щеке. В полном расстройстве он
отвернулся от нее и лег на другой бок.
   Лошади смирно стояли там, где их привязали. Поводья были замотаны  вокруг
низко свисающей ветки дерева. Вид седельных сумок в смутном  утреннем  свете
внезапно наполнил его какой-то опустошающей тоской. Все, что  прошлой  ночью
казалось безумным приключением, сейчас  выглядело  весьма  глупо.  Какие  бы
причины ни побудили Мириамель пуститься в это путешествие, они  не  имели  к
нему никакого отношения. Он был многим, многим обязан  -  и  принцу  Джошуа,
который возвысил его,  сделав  рыцарем;  и  Адиту,  которая  спасла  его;  и
Бинабику, который  был  для  Саймона  куда  более  хорошим  другом,  чем  он
заслуживал; были и другие, почти преклонявшиеся перед ним, как Джеремия, - и
всех он предал, поддавшись мгновенной прихоти. И ради чего? Он силой навязал
свое общество принцессе,  у  которой  была  какая-то  собственная  печальная
причина для того, чтобы оставить лагерь своего дяди. Он бросил многих людей,
любивших его, ради поездки неизвестно куда с человеком,  не  испытывавшим  к
нему ничего подобного.
   Он посмотрел на свою лошадь и почувствовал,  что  грусть  становится  все
глубже. Домой. Это красивое имя, верно? Саймон только что увел Домой из  еще
одного дома, и на этот раз у него не было никакой уважительной  причины.  Он
вздохнул и сел. Он уже здесь, и с этим ничего нельзя сделать  -  по  крайней
мере сейчас. И он еще раз попробует уговорить Мириамель вернуться, когда она
проснется.
   Саймон натянул плащ и поднялся на ноги. Он отвязал лошадей, потом подошел
к краю рощи и осторожно огляделся, прежде чем вести их к речке  на  водопой.
Вернувшись, он привязал лошадей к другому дереву, вокруг которого в  избытке
было молодой травы. Глядя, как завтракают довольные Домой и безымянный  конь
Мириамели, он почувствовал, что его настроение немного улучшилось -  впервые
после того, как он проснулся.
   Он набрал хвороста, подбирая только те ветки, которые казались достаточно
сухими, чтобы гореть с небольшим количеством дыма, и сложил из  них  костер.
Саймон порадовался, что догадался захватить с собой кремень и  огниво,  и  с
тревогой подумал о том, что будет, когда он обнаружит, что в спешке  позабыл
какую-то не менее важную вещь. Некоторое время он сидел у костра, грея  руки
и наблюдая за спящей Мириамелью.
   Немного позже, когда он рылся в седельных сумках  в  поисках  чего-нибудь
съедобного, принцесса забилась и закричала во сне.
   - Нет, - бормотала она, - нет, я не хочу...
   Она приподняла руки, словно защищаясь от кого-то.  Внимательно  посмотрев
на нее несколько  секунд,  Саймон  подошел,  опустился  на  колени  рядом  с
девушкой и взял ее за руку.
   - Мириамель. Принцесса. Проснись, тебе снится дурной  сон.  -  Она  слабо
попыталась вырвать руку, потом открыла глаза. Она смотрела  на  него,  и  на
мгновение, кажется, увидела кого-то другого, потому  что  подняла  свободную
руку в попытке защититься. Потом она узнала его и уронила  руку.  Другая  ее
рука оставалась в его ладони. - Это был всего лишь дурной сон. - Он  бережно
сжал ее пальцы, удивленный и обрадованный тем, что  тонкая  кисть  принцессы
почти полностью скрылась в его руке.
   - Со мной все в порядке, - пробормотала она наконец и села, натянув  плащ
на плечи, потом оглядела рощу, как будто дневной свет был какой-то  дурацкой
проделкой Саймона. - Который час?
   - Солнце еще не поднялось над вершинами деревьев - там,  внизу,  когда  я
ходил к реке.
   Она не ответила, но встала на ноги и неверной  походкой  вышла  из  рощи.
Саймон пожал плечами и вернулся к седельным сумкам, надеясь найти что-нибудь
подходящее для завтрака.
   Когда Мириамель вернулась, он достал кусок мягкого сыра и круглый каравай
хлеба. Отломив кусочек, Саймон принялся жарить его  на  палочке  над  слабым
огнем.
   - Доброе утро, - сказала она. Принцесса выглядела  немного  взъерошенной,
но она умылась, и выражение ее лица было почти веселым. - Прости, что я была
так невежлива. Мне приснился... ужасный сон.
   Он заинтересованно смотрел на нее, но она не стала продолжать.
   - Тут есть кое-какая еда, - сказал он. - И огонь тоже.
   Она подошла и села поближе, вытянув руки.
   - Надеюсь, что дыма не будет видно.
   - Не видно. Я немного отошел и посмотрел.
   Саймон протянул Мириамели половину хлеба и большой кусок сыра. Она  жадно
набросилась на еду и, набив полный рот, улыбнулась.
   - Я проголодалась, - сказала она, проглотив. - Я так беспокоилась прошлой
ночью, что почти ничего не ела.
   - Есть еще, если хочешь.
   Она покачала головой:
   - Нам надо беречь еду. Я не  знаю,  сколько  придется  путешествовать,  и
может быть, будет трудно достать еще. - Мириамель подняла глаза. - Ты умеешь
стрелять? Я взяла лук и  колчан  со  стрелами,  -  она  показала  на  лук  с
ослабленной тетивой, притороченный к ее седлу.
   Саймон пожал плечами:
   - Случалось  и  стрелять,  но  я  не  Мундвуд.  Хотя  в  корову  шагов  с
двенадцати, наверное, попаду.
   Мириамель хихикнула:
   - Я, собственно, думала скорее о кроликах,  белках  или  птицах,  Саймон.
Знаешь, я не думаю, что нам встретится так уж много коров.
   Он рассудительно кивнул:
   - Тогда мы лучше поступим, если побережем еду.
   Мириамель откинулась назад и погладила себя по животу.
   - Но раз уж горит огонь... - Мириамель встала и пошла к седельным сумкам.
   Она принесла к огню две маленькие  миски,  потом  положила  на  угли  два
маленьких камня, чтобы разогреть их.
   - Я захватила немного мятного чая
   - Я надеюсь, ты не кладешь в него соль и масло? - поинтересовался Саймон,
вспомнив кануков и их странные обычаи.
   - Милость Элисии, нет! - сказала она, смеясь. - Но не возражала бы,  если
у нас было немножко меда.
   Пока они пили чай - Саймон нашел его куда более вкусным, чем минтахокская
ака, - Мириамель заговорила о том, что они должны сделать до вечера.
   - Во-первых, ты можешь научить меня фехтовать.
   - Что? - Саймон уставился на нее, как будто она попросила  показать,  как
летают по воздуху.
   Мириамель бросила на него презрительный взгляд, потом встала и подошла  к
своей седельной сумке, откуда извлекла короткий меч в узорчатых ножнах.
   - Я заставила Фреозеля сделать это для меня, когда готовилась к  отъезду.
Он укоротил обычный  меч.  -  Презрение  сменилось  кислой  улыбкой,  полной
самоиронии. - Я сказала, что должна чем-то защищать свою  невинность,  когда
мы отправимся в Наббан. - Она пристально посмотрела на Саймона.  -  Так  что
давай учи меня.
   - Ты хочешь, чтобы я показал тебе, как обращаться  с  мечом?  -  медленно
проговорил он.
   - Конечно. А за это я покажу тебе, как пользоваться луком. -  Она  слегка
вздернула  подбородок.  -  Я  могу  попасть  в  корову  с  гораздо  большего
расстояния, чем дюжина шагов. Не то чтобы  мне  приходилось  это  делать,  -
поспешно добавила она, - но старый сир Флурен учил меня  стрелять  из  лука,
когда я была совсем маленькой девочкой. Он находил это забавным.
   Саймон был в замешательстве.
   - Так ты собираешься стрелять белок для обеденного котла?
   Лицо ее снова окаменело.
   - Я взяла с собой лук не для охоты, Саймон. И меч тоже. Мы идем в опасное
место.  В  эти  дни  только  очень  глупая  молодая  женщина  отправится   в
путешествие безоружной.
   От ее спокойного объяснения его внезапно пробрал озноб.
   - Но ты так и не сказала, куда мы идем.
   - Завтра утром. А теперь пойдем - мы теряем время. - Она вытащила меч  из
ножен, уронив их на мокрую землю. Ее глаза вызывающе блестели.
   Саймон смотрел на нее.
   - Во-первых, не надо так обращаться с ножнами. - Он поднял их  и  передал
ей. - Убери клинок и застегни пояс.
   Мириамель нахмурилась:
   - Я уже знаю, как застегивать пояс.
   - Надо начинать с начала, - спокойно сказал Саймон. - Ты  хочешь  учиться
или нет?
   Утро подходило к концу, и раздражение Саймона на то, что  ему  приходится
учить фехтованию девушку, заканчивалось вместе  с  ним.  Мириамель  задавала
вопрос за вопросом, и на многие из  них  Саймон  не  мог  ответить,  как  ни
напрягал он память, чтобы вспомнить  то,  чему  Хейстен,  Слудиг  и  Камарис
пытались научить его. Трудно было признаться ей, что он, рыцарь, чего-то  не
знает о мечах. Но после нескольких коротких, но неприятных заминок он честно
признался, что не имеет ни малейшего представления о том, почему перекрестие
рукояти не сделано в виде круга, который прикрывал бы  руку,  держащую  меч.
Этот ответ понравился  Мириамели  куда  больше,  нежели  предыдущие  попытки
Саймона что-нибудь придумать, так что теоретическая часть урока  закончилась
гораздо веселее.
   Мириамель оказалась на удивление сильной для своего  роста.  Кроме  того,
она была ловка и хорошо держала равновесие, хотя и норовила  делать  слишком
далекие выпады, что могло бы оказаться роковым в  настоящем  бою,  поскольку
едва ли не всякий соперник-мужчина был бы выше ее и своими  длинными  руками
мог бы достать гораздо дальше. Но в целом Саймон  был  очень  рад,  что  они
сражаются длинными палками, а не настоящими клинками; Мириамель умудрилась в
течение утреннего урока нанести ему несколько болезненных ударов.
   После долгого  перерыва  для  отдыха  и  утоления  жажды  они  поменялись
местами: Мириамель инструктировала Саймона, как обращаться с луком, особенно
упирая на то, что тетиву следует сохранять  теплой  и  сухой.  Он  улыбнулся
собственному нетерпению. Как Мириамель не желала сидеть  и  выслушивать  его
рассказы о правильном обращении с мечом - большинство из  них  целиком  были
взяты из поучений Камариса, - так и ему самому не терпелось показать ей, что
он может сделать с луком в руках. Но  она  не  обратила  на  его  нетерпение
никакого внимания, и, таким образом, остаток дня был  потрачен  на  обучение
правильно натягивать тетиву. И к тому времени, когда тени удлинились, пальцы
Саймона стали красными и распухшими.
   Они приготовили ужин из хлеба, лука и сушеного  мяса,  а  потом  оседлали
лошадей.
   - Твоему коню нужно имя, - сказал Саймон,  затягивая  подпругу  Домой.  -
Камарис говорит, что лошадь - это часть тебя, да к тому же  еще  и  создание
Божье.
   - Я подумаю об этом, - сказала принцесса.  Они  последний  раз  осмотрели
лагерь, чтобы убедиться, что не оставили никаких следов своего пребывания  -
закопали кострище, расправили длинной палкой смятую траву, - и поехали вслед
за исчезающим днем.

***

   - Вон старый лес, - сказал довольный  Саймон.  Он  прищурился  от  первых
лучей поднимающегося солнца. - Эта темная линия, во-он там.
   - Я вижу. - Она заставила свою лошадь сойти с дороги,  направляясь  прямо
на север. - Сегодня мы не будем останавливаться. Я решила рискнуть  и  ехать
даже при дневном свете. В лесу мне будет гораздо спокойнее.
   - Мы едем в Альдхорт? Но зачем?
   Мириамель смотрела прямо перед собой.  Она  откинула  капюшон,  и  солнце
сверкало в ее золотистых волосах.
   - Дядя наверняка послал за нами погоню, а в лесу нас не найдут.
   Саймон слишком хорошо помнил все, что он пережил в  древнем  лесу.  Очень
немногие из этих воспоминаний были приятными.
   - Но мы будем пробираться через Альдхорт всю оставшуюся жизнь!
   - Мы не проведем там много времени. Только чтобы убедиться, что нас никто
не ищет.
   Саймон пожал плечами. Они ехали вперед, к далекой темной линии Альдхорта.
   К вечеру  они  достигли  окраин  леса;  солнце  опустилось  к  горизонту,
травянистые холмы были окрашены его косыми лучами.
   Саймон думал, что они тотчас остановятся и разобьют  лагерь,  -  в  конце
концов, они ехали непрерывно с прошлого вечера, сделав во время  пути  всего
несколько коротких остановок. Однако Мириамель была настроена зайти поглубже
в лес, чтобы  достичь  максимальной  безопасности.  Они  верхом  пробирались
сквозь все теснее склоняющиеся друг к другу деревья, до тех  пор,  пока  это
было возможно, потом спешились и вели лошадей за собой  еще  четверть  лиги.
Когда принцесса наконец нашла понравившееся ей место для лагеря, солнце  уже
село; под густым древесным пологом мир стал скопищем немых синих теней.
   Саймон быстро развел  костер.  Мириамель  выбрала  это  место  отчасти  и
потому, что поблизости журчал  маленький  ручеек.  Пока  она  готовила  еду,
Саймон отвел лошадей к ручью, чтобы дать им напиться.
   После дня, проведенного в седле, Саймон чувствовал себя  странно  бодрым,
словно совсем  забыл,  что  такое  сон.  Поев,  они  сели  у  огня  и  стали
разговаривать о последних событиях. Однако у Саймона в  голове  были  совсем
другие мысли, и ему казалось странным,  что  принцесса  так  живо  обсуждает
Джошуа и  будущего  ребенка  Воршевы,  просит  снова  и  снова  рассказывать
подробности битвы с Фенгбальдом, когда главный вопрос остается  без  ответа.
Наконец в раздражении он поднял руку:
   - Хватит об этом. Ты обещала рассказать, куда мы едем, Мириамель.
   Прежде чем заговорить, она некоторое время молча смотрела в огонь.
   - Ты прав, Саймон. Несправедливо было тащить тебя так  далеко,  пользуясь
твоим доверием. Но я не просила тебя ехать со мной.
   Он был обижен, но попытался не показать этого.
   - Тем не менее я здесь. Так скажи мне, куда мы едем?
   Она глубоко вздохнула, потом разом выдохнула:
   - В Эркинланд.
   Он кивнул:
   - Я догадался. Это было нетрудно, послушав тебя на рэнде. Но куда  именно
в Эркинланде? И что мы там будем делать?
   - Мы едем в Хейхолт. - Она  пристально  посмотрела  на  Саймона,  как  бы
вызывая его поспорить.
   Да будет с нами милость Эйдона, подумал Саймон.
   Вслух он сказал:
   - Чтобы забрать Сверкающий Гвоздь?
   Хотя безумием было само это предположение,  в  такой  мысли  было  что-то
возбуждающее. Он - надо признаться, не без помощи - нашел и  сохранил  Торн,
так ведь? А если теперь он принесет принцу еще и Сверкающий Гвоздь, то может
стать - внезапное видение поразило его - кем-то вроде рыцаря рыцарей, таким,
который может ухаживать даже за принцессами.
   Он быстро прогнал эту картину - ничего подобного  на  самом  деле  нельзя
было ожидать.
   - Чтобы попытаться достать Сверкающий Гвоздь? - снова спросил он.
   Мириамель все еще внимательно смотрела на него.
   - Возможно.
   - Возможно? - Он нахмурился. - Что это значит?
   - Я обещала рассказать тебе, куда мы едем, -  сказала  она.  -  Но  я  не
собиралась ни слова говорить о том, что я по этому поводу думаю.
   Саймон раздраженно поднял палку, разломал ее на мелкие куски и швырнул  в
огонь.
   - Кровавое древо, Мириамель! - зарычал он. -  Зачем  тебе  это  надо?  Ты
называла меня другом, а теперь обращаешься со мной как с ребенком.
   - Я не обращаюсь с тобой как с ребенком,  -  горячо  сказала  она.  -  Ты
настоял на том, чтобы сопровождать меня. Хорошо.  Но  все  остальное  -  мое
дело, собираюсь ли я забрать меч или направляюсь в  замок,  чтобы  захватить
пару туфель, которую я случайно там оставила.
   Саймон все еще сердился, но не смог подавить смешка.
   - Ты,  наверное,  и  впрямь  едешь  туда  за  туфлями,  платьем  или  еще
чем-нибудь в этом роде. Это как раз то, о чем я  мечтал:  чтобы  в  середине
войны эркингарды убили меня за попытку украсть женские туфли.
   Раздражение Мириамели немного рассеялось.
   - Ты, наверное, украл достаточно вещей, когда жил в Хейхолте, и тогда все
тебе сошло с рук. Так что это будет только справедливо.
   - Украл? Я?
   - Из кухни, например. Ты сам рассказывал. Ну а кто  это  украл  лопату  у
пономаря и вложил ее в железную рукавицу в Малом зале - это  выглядело,  как
будто Сир Некто собирается копать могилу?
   Удивленный,  что  она  запомнила  такие  подробности,   Саймон   довольно
хихикнул:
   - Джеремия тоже принимал в этом участие.
   - Ты втянул его в это, хочешь сказать?  Он  никогда  бы  не  стал  делать
ничего подобного по собственной инициативе.
   - Но откуда ты это знаешь?
   Мириамель бросила на него презрительный взгляд:
   - Я же говорила, дубина, что следила за тобой много недель подряд.
   - Что так, то так. - Саймон был польщен.  -  А  что  еще  интересного  ты
видела?
   - Главным образом, как ты удирал и предавался возвышенным  мечтам,  когда
предполагалось, что ты работаешь,  -  отрезала  она.  -  Неудивительно,  что
Рейчел щипала твои уши до синяков.
   Оскорбленный, Саймон выпрямился.
   - Я удирал только для того, чтобы у меня было хоть какое-нибудь свободное
время. Ты не знаешь, что за жизнь у слуг!
   Мириамель взглянула на него. Выражение ее лица внезапно стало  серьезным,
даже грустным.
   - Ты прав. Но ты не  знаешь,  что  за  жизнь  была  у  меня.  Вот  мне-то
действительно выпало мало случаев побыть одной.
   - Может быть, - упрямо сказал Саймон. - Но могу побиться об заклад, что в
вашей части Хейхолта лучше кормят.
   - Кормят тем же самым, - парировала она. - Только мы ели чистыми  руками.
- Она подчеркнуто неодобрительно поглядела на его черные от сажи пальцы.
   Саймон громко засмеялся.
   - Ха! Значит, вся разница между судомоем  и  принцессой  -  чистые  руки?
Боюсь разочаровать тебя, Мириамель, но после целого  дня  мытья  посуды  мои
руки бывали даже чересчур чистыми.
   Она насмешливо улыбнулась:
   - Тогда, я полагаю, никакой разницы между нами нет вообще.
   Саймон  внезапно  почувствовал,  что  их  спор   заходит   на   запретную
территорию.
   - Я не знаю, Мириамель.
   Она поняла, что что-то изменилось, и замолчала.
   Насекомые запели ночную  песню,  а  темные  деревья  стояли  вокруг,  как
соглядатаи. Странно снова очутиться в лесу, подумал  Саймон.  Он  уже  успел
привыкнуть к бескрайним просторам, открывавшимся с вершины Сесуадры, и голым
равнинам Высоких Тритингов. После них Альдхорт казался давяще тесным - хотя,
наверное, Мириамель права: по крайней мере на некоторое время лес может быть
самым безопасным местом.
   - Я ложусь спать, - внезапно сказала принцесса.
   Она встала и направилась к тому  месту,  где  приготовила  себе  постель.
Саймон заметил, что его плащ лежал с другой стороны костра.
   - Если хочешь. - Он не мог сказать, сердится ли она. Может быть, ей здесь
просто нечего больше понимать. Он иногда чувствовал  это  около  нее,  когда
заканчивались все незначительные темы для разговора. О чем-то серьезном было
трудно говорить - слишком неловко и слишком страшно. -  А  я  посижу  еще  у
огня.
   Мириамель завернулась в плащ  и  легла.  Саймон  смотрел  на  нее  сквозь
мерцание угасающего костра. Одна из лошадей тихо заржала.
   - Мириамель?
   - Да?
   - То, что я сказал тебе в ночь нашего отъезда, -  правда.  Я  буду  твоим
защитником, даже если ты никогда не скажешь мне, от чего  именно  я  защищаю
тебя.
   - Я знаю, Саймон. Спасибо.
   Снова  возникла  пауза.  Через  некоторое  время  Саймон  услышал  слабый
мелодичный звук.  На  мгновение  он  испугался,  но  потом  понял,  что  это
принцесса тихо напевает про себя.
   - Что это за песня?
   Она вздрогнула и повернулась к нему.
   - Что?
   - Что за песню ты поешь?
   Она улыбнулась:
   - Я и не знала, что пою вслух. Она крутилась у меня в голове весь  вечер.
Ее пела мне мама, когда я была маленькая. Я думаю, эта эрнистирийская  песня
пришла еще от бабушки. Но она на вестерлинге.
   - Споешь ее?
   Мириамель помедлила.
   - Не знаю. Я устала и не уверена, что вспомню все слова.  И  вообще,  это
грустная песня.
   Саймон лег и  закутался  в  плащ,  внезапно  почувствовав  озноб.  Воздух
становился холодным. Листья тихо шелестели на ветру.
   - Ну ладно. Я попробую. - Мириамель на мгновение задумалась, потом начала
петь. Голос ее был хрип