вы  конечно
знали бы, если бы пришли к нам не только для того, чтобы украсть  наш  хлеб,
наше золото и даже наших женщин для вашей постели. Конечно, вам нечего  было
мечтать, что мы будем  спокойно  стоять  и  смотреть,  как  вы  хладнокровно
убиваете тех немногих, кто еще избежал вашего зверства.
   Снова раздался отвратительный треск, и вдруг неподалеку  от  того  места,
где стояли лорд-мэр и Фенгбальд, на совершенно ровном участке льда открылась
глубокая трещина с темной водой. Лед вдоль нее раскрошился.  Пара  всадников
рухнула туда, и мгновение билась на  поверхности,  прежде  чем  исчезнуть  в
ледяной тьме.
   - Но вы же тоже умрете, будь ты проклят! -  заорал  Фенгбальд,  направляя
лошадь к старику.
   - Конечно, я умру. Достаточно и того, что мои дочери  и  я  отомстили  за
других. Их души будут приветствовать нас. - И Хельфгрим  улыбнулся  холодной
улыбкой, в которой не было ни капли веселья.
   Внезапно Фенгбальд почувствовал, что летит в сторону, а белая поверхность
движется ему навстречу, поднимаясь со скрежещущим щелканьем, словно  челюсть
снежного дракона. Через мгновение лошадь герцога исчезла, а сам он с  трудом
уцепился за край угрожающе раскачивающейся льдины. Он уже  по  пояс  ушел  в
ледяную воду.
   - Помогите мне! - взвизгнул герцог.
   Каким-то сверхъестественным  образом  Хельфгрим  и  его  дочери  все  еще
сидели, выпрямившись на своих лошадях, в нескольких локтях от Фенгбальда. Их
стражники, спотыкаясь, бежали по сохранившейся  полосе  нерасколотого  льда,
пытаясь добраться до спасительной скалы.
   - Слишком поздно! - крикнул старик. Женщины расширенными глазами смотрели
на Фенгбальда, стараясь  скрыть  свой  ужас.  -  Слишком  поздно  для  тебя,
Фенгбальд! - повторил Хельфгрим. Спустя секунду островок, на котором  стояли
все трое, со страшным треском раскололся, и Хельфгрим с  дочерьми  ушли  под
воду, исчезнув, словно призраки, изгнанные утренним звоном колоколов.
   - Помогите! - кричал Фенгбальд. Пальцы его скользили. Льдина, за  которую
он держался, медленно стала накреняться под его тяжестью, ее противоположный
край серой громадой приподнимался над водой. Фенгбальд выкатил глаза. - Нет!
Я не могу умереть! Не могу!
   Обломанная   льдина,   теперь   стоявшая   почти   вертикально,   наконец
перевернулась.  Мгновение  рука  герцога  в  железной  рукавице  лихорадочно
хватала воздух, потом исчезла и она. ***
   Солнце било Мегвин в глаза. Сомнение пронзило ее сердце,  и  черные  лучи
боли побежали по всему телу. Вокруг солдаты Скали сгоняли ее людей  в  кучу,
подгоняя копьями, словно они были животными.
   - Боги нашего народа! - ее голос рвался  из  горла.  -  Спасите  нас!  Вы
обещали!
   Скали Острый Нос, смеясь, засунув руки за пояс, подошел к ней.
   - Твои боги мертвы, девочка. Как и твой отец, как и все твое царство.  Но
я найду тебе применение. - Мегвин чувствовала его запах, похожий  на  резкий
гнилой запах старой оленины. - Ты простая хайя, но у тебя длинные ноги...  а
я люблю длинные ноги. Лучше, чем быть шлюхой для моих ребят, э?
   Мегвин отступила, подняв руки,  словно  для  того,  чтобы  отвести  удар.
Прежде чем она смогла вымолвить хоть слово, воздух  прорезал  звук  далекого
рога. Скали и некоторые из его  людей  удивленно  оглянулись.  Рог  затрубил
снова, чистый, звонкий и властный. Целый каскад звуков разнесся по  Таигу  и
Эрнисадарку. Мегвин широко раскрыла глаза.
   Сперва  видно  было  только  сияние,  зыбкое  мерцание,  надвигающееся  с
востока. Мерный рокот напоминал шум разлившейся после сильных  дождей  реки.
Люди Скали кинулись к мечам  и  шлемам,  которые  они  побросали,  обнаружив
нелепую суть выступления отряда Мегвин. Сам Скали кричал, требуя, чтобы  ему
привели лошадь.
   Это скачет армия, поняла Мегвин, - нет, это был  сон,  обретший  плоть  и
развернувшийся над заснеженными полями. Они пришли наконец!
   Звук рога снова разнесся по всем окрестностям. Всадники ураганом  неслись
к Эрнисадарку. Их доспехи сияли  всеми  цветами  радуги  -  небесно-голубым,
рубиново-красным, изумрудным, киноварью  и  оранжевыми  оттенками  закатного
тумана.
   Там могло быть сто всадников, а могло быть десять тысяч - Мегвин даже  не
пыталась угадать, потому что невозможно было долго смотреть на них - слишком
велик был захватывающий дух ужас их прихода.  Они  неслись  потоком  красок,
музыки и света, словно материя мира разорвалась и тайные сны вышли наружу.
   Еще раз протрубил рог. Мегвин, внезапно оставшись в  полном  одиночестве,
спотыкаясь, двинулась к Таигу, даже не сознавая, что в первый  раз  касается
его деревянных стен с тех  пор,  как  Скали  обратил  в  бегство  ее  народ.
Испуганные риммерсманы  собрались  на  склоне  горы  под  дворцом  ее  отца,
суетливым криком пытаясь заставить своих лошадей встретить этого непонятного
врага. Снова запел рог приближающейся армии.
   Боги пришли! Мегвин повернулась  в  дверях,  чтобы  видеть  это.  Все  ее
тревоги и надежды должны были решиться здесь, на заснеженных полях - ее люди
будут освобождены! Боги! Боги! Она призвала богов!
   Из Таига раздался топот. Все новые и новые люди Скали выбегали из  ворот,
на ходу натягивая шлемы, возясь с ремнями ножен. Один из  них  столкнулся  с
Мегвин и отбросил ее в сторону, так что она закружилась волчком и  врезалась
в другого, который поднял железный кулак и сокрушительным ударом опустил его
ей на голову.
   Мир Мегвин внезапно исчез. ***
   Это Бинабик и Ситки  нашли  наконец  Саймона  -  или,  скорее,  это  была
Кантака, которая могла учуять нужный запах  даже  среди  груд  окровавленных
тел, окружавших Сесуадру. Он сидел на льду, скрестив ноги, около неподвижной
фигуры в доспехах Фенгбальда. Домой стояла над ним, дрожа от сильного ветра,
ее морда чуть не касалась уха юноши. Кантака тронула лапой его ногу  и  тихо
заскулила в ожидании своего хозяина.
   - Саймон! - Бинабик бросился к нему, спотыкаясь на неровном льду. Повсюду
были распростерты мертвые тела, но тролле не остановился осмотреть ни одного
из погибших. - Ты ранен?
   Саймон медленно поднял голову. Он так охрип, что едва мог шептать.
   - Бинабик? Что случилось?
   - Ты цел, Саймон? - Маленький человек нагнулся,  чтобы  осмотреть  друга,
потом выпрямился. - Ты имеешь  множественные  ранения.  Мы  имеем  должность
забрать тебя.
   - Что случилось? - еще раз спросил юноша. Бинабик  тянул  его  за  плечи,
пытаясь заставить встать, но Саймон, казалось,  никак  не  мог  собраться  с
силами. Подошла Ситки и встала рядом, ожидая, не понадобится ли Бинабику  ее
помощь.
   - Мы одержали эту битву, - сказал Бинабик. - Плаченная цена  огромна,  но
Фенгбальд умерщвлен.
   - Нет, - тень озабоченности промелькнула на измученном  лице  Саймона.  -
Это был не он. Это был кто-то другой.
   Бинабик бросил взгляд на лежавшего неподалеку человека.
   - Я знаю, Саймон. Он был умерщвлен в другом месте - страшное умирание,  и
не для него одного. Но теперь будем идти. Ты имеешь нужду  в  огне,  пище  и
проявлении внимания к твоим ранам.
   Саймон издал долгий стон, позволив маленькому  человеку  поднять  его  на
ноги, и этот звук вызвал  еще  один  обеспокоенный  взгляд  Бинабика.  Юноша
проковылял несколько шагов, потом остановился, вцепившись в поводья Домой.
   - Я не могу забраться в седло, - пробормотал он огорченно.
   - Тогда немножко иди, - посоветовал Бинабик. - С медленностью. Ситки и  я
будем оказывать тебе сопровождение.
   С Кантакой во главе они медленно побрели к  скале,  окрашенной  розоватым
светом заходящего солнца. Сгущающийся туман повис над  замерзшим  озером,  и
вороны прыгали от тела к телу, суетясь, как маленькие черные демоны.
   - О Боже, - сказал Саймон. - Я хочу домой.
   Бинабик только покачал головой.

10 ФАКЕЛЫ В ГРЯЗИ

   - Стой! - Кадрах почти шептал, но напряжение в его голосе  было  нетрудно
уловить. - Остановитесь. Изгримнур опустил шест, так и не  оттолкнувшись  от
илистого дна протоки, и лодка остановилась, медленно  вернувшись  в  заросли
тростника.
   - В чем дело, парень? - раздраженно спросил он. - Мы  оговорили  все  уже
дюжину раз, а теперь пора двигаться.
   На корме лодки древний Камарис ощупывал длинное копье, которое  Изгримнур
сделал из прочного болотного камыша.  Оно  Получилось  тонким  и  легким,  и
герцог натачивал его на камне до тех пор, пока копье не  стало  острым,  как
кинжал убийцы. Старый рыцарь, как  обычно,  казалось,  не  обращал  никакого
внимания на разговор своих товарищей. Он  поднял  копье  и  медленно  сделал
ложный выпад, скользнув заточенным концом по мутной воде.
   Кадрах глубоко и прерывисто вздохнул. Мириамель подумала, что он выглядит
так, как будто вот-вот заплачет.
   - Я не могу идти.
   - Не можешь? - Изгримнур почти кричал. - Что ты хочешь  сказать?  Это  ты
уговорил нас дождаться утра и только тогда идти  в  гнездо.  Чего  тебе  еще
нужно?!
   Монах в отчаянье покачал головой, не в силах встретить взгляд герцога.
   - Всю ночь я пытался себя успокоить. Все утро я читал молитвы - это я-то!
- Он повернулся к Мириамели, пытаясь изобразить иронию. - Я!  Но  все  равно
это не в моих силах. Я трус, и я не могу идти в это... место.
   Мириамель протянула руку и тронула его за плечо.
   - Даже чтобы спасти Тиамака? - Ее рука бережно сжала плечо монаха, словно
он внезапно превратился в драгоценный хрустальный сосуд. -  И,  как  ты  сам
говорил, даже чтобы спасти самих себя? Потому что  без  помощи  Тиамака  нам
никогда не выбраться отсюда.
   Кадрах закрыл лицо  руками.  Мириамель  почувствовала,  как  возвращается
какой-то намек на ее прежнюю неприязнь. Что за спектакль разыгрывает  монах?
Что теперь у него на уме?
   - Спаси меня Бог, леди, - простонал он. - Но я просто не могу  спуститься
в эту дыру к этим тварям. Я  не  могу!  -  Он  конвульсивно  содрогнулся,  и
движение это  выглядело  таким  непроизвольным,  что  Мириамель  на  секунду
поверила в искренность монаха.  -  Я  давно  уже  потерял  право  называться
мужчиной, - пробормотал Кадрах сквозь стиснутые пальцы. - Я даже не боюсь за
свою жизнь, поверьте мне. Но-я-не-могу-идти!
   Изгримнур возмущенно фыркнул.
   - Ну, будь ты проклят, это конец! Мне надо было проломить тебе череп  при
первой же встрече, как я и собирался. - Герцог повернулся к Мириамели:
   - Зря я тебя послушался. - Он перевел презрительный взгляд на Кадраха.  -
Похититель детей, пьяница и трус!
   - Да, вам нужно было  убить  меня,  как  только  представился  случай,  -
бесцветным голосом согласился Кадрах. - Но лучше уж вы  сделаете  это  прямо
сейчас, чем я соглашусь войти в это грязное гнездо. Я не пойду туда.
   - Но почему. Кадрах, - спросила Мириамель. - Скажи, почему?
   Он посмотрел  на  нее.  Ввалившиеся  глаза  и  обожженное  солнцем  лицо,
казалось, молили о поддержке, но мрачная улыбка показывала, что он  не  ждет
ее.
   - Я просто не могу, леди. Это... это напоминает  мне  место,  где  я  был
прежде. - Монах снова содрогнулся.
   - Какое место? - настаивала она, но Кадрах не отвечал.
   - Эйдон на святом древе, - выругался Изгримнур, - так что мы теперь будем
делать?
   Мириамель смотрела на  колышущийся  тростник,  который  закрывал  от  них
гнездо гантов в нескольких сотнях эллей вверх по течению. От илистого берега
шел терпкий запах застоявшейся воды. Принцесса  сморщила  нос  и  вздохнула.
Что, действительно, она могла сделать? ***
   До вчерашнего вечера она даже не могла придумать никакого сносного плана.
   Была большая вероятность, что  Тиамак  уже  мертв,  что  делало  особенно
трудным принятие любого решения.  Никто  не  говорил  этого  прямо,  но  все
чувствовали, что, вполне возможно, лучше всего было бы отправляться дальше и
надеяться на скорое выздоровление вранна, которого  они  вытащили  из  лодки
Тиамака. Если же он все-таки умрет, они могли бы найти какого-нибудь другого
жителя болот, который помог бы им вырваться из Вранна.  Никому  не  хотелось
покидать Тиамака, но страшно было подумать, во что  может  вылиться  попытка
выяснить, жив он или нет, и спасти, если жив.
   Тем не менее, когда Изгримнур сказал наконец, что  оставить  Тиамака  без
помощи было бы не по-эйдонитски, Мириамель испытала сильное облегчение.  Она
не хотела уходить, даже не попытавшись спасти  вранна,  хотя  одна  мысль  о
гнезде гантов внушала ей непреодолимый ужас. Принцесса напомнила  себе,  что
видела и более ужасные вещи за  несколько  последних  месяцев.  Но  как  она
сможет уважать себя, зная, что оставила маленького застенчивого  ученого  на
съедение этим щелкающим чудовищам?
   Кадрах - который, судя по всему, боялся гнезда даже больше, чем остальные
- изо всех сил уговаривал своих спутников  подождать  до  утра.  Его  доводы
казались  разумными:  мало  смысла  было  пускаться  в   такое   рискованное
предприятие, не составив четкого плана действий, и еще меньше смысла в  том,
чтобы делать это после наступления темноты. Кадрах сказал, что им и без того
понадобится не только оружие, но и факелы, потому что никто не может  знать,
какие темные переходы скрываются под  грудами  грязи  и  веток.  С  ним  все
согласились, и решение было принято.
   Они нашли шелестящие заросли зеленого тростника у края протоки и  разбили
около них лагерь. Место было  илистое  и  мокрое,  но  зато  оно  находилось
достаточно далеко от гнезда, что само по себе было  неплохой  рекомендацией.
Изгримнур взял Квалнир и нарезал огромную охапку тростника. Они  с  Кадрахом
обожгли его, чтобы стебли затвердели, а потом принялись обрабатывать их.  Из
некоторых были сделаны короткие заточенные пики, другие Изгримнур расщеплял,
а в щель вставлял тяжелый камень, который потом привязывали тонкими лианами,
чтобы получилась дубинка. Герцог  очень  жаловался  на  отсутствие  хорошего
дерева и веревки,  но  Мириамель  одобрила  результаты  их  работы.  Гораздо
спокойнее будет войти в гнездо даже с таким примитивным оружием, чем с вовсе
пустыми руками. Наконец, они пожертвовали частью одежды,  которую  Мириамель
принесла из деревни, разорвав ее на куски, которыми принцесса туго  обмотала
оставшиеся стебли. Потом она  растерла  несколько  листьев  дерева,  которое
Тиамак называл масличной пальмой, намочила в их соке тряпку и поднесла ее  к
костру. Мириамель обнаружила, что сок держит огонь, хотя и  не  так  хорошо,
как настоящее ламповое масло, а запах гари был  ужасно  едким  и  противным.
Все-таки  благодаря  ему  факелы  будут  гореть  немного   дольше,   а   она
чувствовала, что у них будет  каждая  секунда  на  счету.  Она  собрала  еще
листьев и до тех пор втирала крошево в  тряпки,  пока  пальцы  не  покрылись
соком настолько, что стали слипаться.
   Когда ночное небо наконец стало светлеть, Изгримнур разбудил  всех  своих
спутников. Они решили оставить раненого вранна в лагере  -  не  было  смысла
подвергать его новой опасности, поскольку он и так казался чуть не до смерти
изголодавшимся и измученным.  Если  они  уцелеют  после  попытки  освободить
Тиамака, то всегда смогут вернуться за  ним;  если  же  нет,  у  него  будет
крошечный шане выкарабкаться самому. ***
   Изгримнур вытащил из воды шест и очистил его конец от налипшего ила.
   - Итак, что мы будем делать? От монаха никакой пользы.
   - Он все-таки в чем-то  еще  сможет  помочь,  -  Мириамель  со  значением
поглядела на Кадраха. Тот продолжал смотреть в сторону. - В любом случае  мы
можем выполнить первую часть нашего плана, верно?
   - Я полагаю. - Изгримнур смотрел на эрнистирийца  так,  словно  хотел  бы
испробовать на нем одну из новых тростниковых дубинок. Он сунул шест в  руки
монаху:
   -  Давай-ка,  берись  за  него.  Можешь,  черт  побери,  приносить   хоть
какую-нибудь пользу!
   Кадрах вывел лодку из зарослей тростника в широкую часть протоки. В  этот
день утреннее солнце, спрятанное за грязной грядой облаков,  было  слабым  и
тусклым; но воздух был даже теплее, чем накануне. Мириамель ощутила, что  на
лбу выступает пот, и ей захотелось  подразнить  крокодилов,  сняв  сапоги  и
поболтав ногами в мутной воде.
   Они скользили по протоке, пока наконец не  увидели  свою  цель,  а  тогда
подошли ближе к берегу  и  медленно  двинулись  вверх  по  каналу,  стараясь
пользоваться  прикрытием  тростника  и  деревьев,  чтобы  как  можно  дольше
оставаться незамеченными. Гнездо выглядело так же зловеще, как накануне,  но
снаружи, казалось, суетилось меньше  гантов.  Когда  они  подошли  настолько
близко,   насколько   посмели,   Изгримнур   позволил   лодке   подплыть   к
противоположному берегу протоки, чтобы  окаймленный  деревьями  изгиб  русла
полностью скрыл плоскодонку от гантов.
   - Теперь будем ждать, - тихо сказал он.
   Довольно долго они сидели  молча.  Насекомые  были  настоящим  бедствием.
Мириамель боялась прихлопывать их, чтобы не шуметь, пыталась  снимать  мошек
пальцами, но их было слишком много, и упорства им было не  занимать:  вскоре
она была совершенно  искусана.  Кожа  чесалась  и  зудела  так  сильно,  что
Мириамель боялась сойти с ума, а мысль прыгнуть в реку и утопить разом  всех
жуков становилась все настойчивее и настойчивее, пока  она  не  поняла,  что
действительно в любой момент может сорваться. Ее пальцы  вцепились  в  борта
ложи. Будет прохладно. Прекратится невыносимое жжение.  И  пусть  приплывают
эти крокодилы, будь они прокляты...
   - Вон там! - прошептал Изгримнур, и принцесса посмотрела вверх.
   Меньше чем в двадцати локтях от  того  места,  где  они  сидели,  к  воде
спускалась длинная ветка. По ней полз гант. Благодаря суставчатым лапам, его
движения казались странно неуклюжими, но все-таки  он  двигался  удивительно
ловко и быстро. Время от времени  тварь  останавливалась,  замирая  в  такой
неподвижности, что ее серое в пятнах лишайника тело начинало казаться Просто
частью коры, особенно крупным древесным наростом.
   - Толкай, - одними губами произнес Изгримнур, делая знак  Кадраху.  Монах
оттолкнул лодку от берега, и она медленно поплыла по  течению  к  нависающей
над водой ветке. Все старались,  насколько  это  было  возможно,  оставаться
неподвижными.
   Сначала гант, казалось, не обратил на них никакого  внимания.  Когда  они
приблизились, он продолжал медленно ползти по ветке, терпеливо подбираясь  к
трем маленьким птичкам, сидевшим на ее конце.  Как  и  охотившаяся  за  ними
тварь, птицы, похоже, не замечали опасности.
   Изгримнур сделал Камарису знак перейти  на  нос  лодки,  потом  осторожно
наклонился вперед,  стараясь  сохранять  равновесие.  Гант  наконец  заметил
плывущую к нему лодку; его  черные  глаза  туманно  поблескивали,  когда  он
раскачивался на ветке, пытаясь решить, что представляет собой приближающийся
объект - угрозу или возможную  трапезу.  Когда  Изгримнур  поднял  камышовое
копье, гант принял решение: он повернулся и стал карабкаться назад, к стволу
дерева.
   - Скорее, Изгримнур! - крикнула Мириамель. Риммерсман изо всех сил метнул
копье; лодка предательски закачалась от  этого  броска.  Птицы  поднялись  в
воздух, отчаянно щебеча и хлопая крыльями. Копье, за которым  тянулся  кусок
драгоценной веревки Тиамака, пролетело несколько метров и ударило ганта.  Не
пробив панциря, оно упало в воду, но  сила  удара  была  достаточной,  чтобы
сбить животное с ветки. Гант плюхнулся в зеленую  воду,  и  через  мгновение
показался на поверхности, бешено колотя лапами, потом выправился и странными
рывками поплыл к берегу.
   Кадрах быстро оттолкнулся  несколько  раз,  и  лодка  оказалась  рядом  с
тварью. Изгримнур наклонился и с  силой  дважды  ударил  ганта  тростниковой
дубиной. Когда он всплыл, явно уже не сопротивляясь,  герцог  обмотал  кусок
веревки Тиамака вокруг одной из клешневатых лап, чтобы можно было  подтащить
тело к берегу.
   - Я не хочу брать эту тварь в лодку, - сказал он, и  Мириамель  была  как
нельзя более с ним согласна.
   Гант  казался  мертвым  -  головной  щиток   треснул,   оттуда   сочилась
серо-голубая жидкость - но все