. Он был восхитителен и страшен, таким, каким не был
даже ледяной дракон Игьярик. И он был совершенно и неоспоримо мертв.
   Человек с копьем разинул рот. Саймон, парящий во сне, тоже разинул рот.
   - Ты видишь? - прошептал ему ангел. - Дракон был уже мертв.
   Светловолосый человек сделал шаг вперед  и  ткнул  вялый  коготь  копьем.
Успокоенный, он прошел в огромное помещение из оплавленного камня.
   Что-то белое лежало под грудью дракона.
   - Это скелет, - прошептал Саймон. - Человеческий скелет.
   - Тсс, - сказал ангел ему в ухо. - Смотри, это твоя история.
   - Что ты имеешь в виду?
   Человек подошел к груде костей, пальцы его чертили в воздухе знак  древа.
Тень от его головы скакала по стене. Он наклонился поближе, все еще двигаясь
медленно и осторожно, как будто в любой момент дракон мог, рыкнув, ожить. Но
этот человек, как и Саймон, видел пустые глазницы там, где раньше были глаза
дракона, и ссохшийся,  почерневший  язык,  который  вывалился  из  раскрытой
пасти.
   Человек протянул руку и с благоговением потрогал череп, лежавший у  груди
дракона, как  жемчужина  из  разорванного  ожерелья.  Остальные  кости  были
разбросаны поблизости. Они почернели и покоробились. Глядя  на  них,  Саймон
внезапно вспомнил кипящую кровь Игьярика и  ощутил  жалость  к  несчастному,
который убил это существо и встретил  при  этом  собственную  смерть.  А  он
действительно убил дракона. Остатки руки - кости кисти и  предплечья  -  все
еще сжимали меч, по самую рукоять уходивший в брюхо дракона.
   Человек с копьем долго смотрел на это  странное  зрелище,  потом  наконец
поднял голову, дико озираясь, как будто боялся, что кто-то может следить  за
ним. Его лицо было мрачным, но глаза лихорадочно блестели. В  это  мгновение
Саймон почти узнал его, но в голове у него  еще  не  полностью  прояснилось.
Когда светловолосый человек снова повернулся к скелету, узнавание стерлось.
   Мужчина уронил свое  копье  и  бережно  вытащил  рукоять  меча  из  кисти
скелета. Один из пальцев отломился. Человек мгновение держал его,  лицо  его
было  непроницаемым,  потом  поцеловал  кость  и  засунул  себе  за  пазуху.
Освободив рукоять, человек положил свой факел на камень, потом  крепко  сжал
меч. Он поставил сапог на выпирающую грудную кость дракона и потащил.  Мышцы
вздулись на его руках, жилы вспухли на шее, но меч не поддавался. Он немного
отдохнул, потом поплевал на руки и снова  схватил  рукоять.  Наконец  клинок
выскользнул, оставив глубокую дыру между блестящими красными чешуйками.
   Человек поднял меч перед собой, глаза  его  расширились.  Сперва  Саймону
показалось, что это оружие простой, почти грубой работы, но  под  запекшейся
кровью дракона проступили строгие изящные линии. Человек разглядывал  меч  с
таким нескрываемым восхищением, что  оно  казалось  почти  жадностью,  потом
внезапно опустил клинок и снова  огляделся,  словно  боялся  слежки.  Подняв
факел, он начал было пятиться к дверям, но остановился, глядя  на  когтистую
переднюю лапу дракона. Поразмыслив немного,  он  встал  на  колени  и  начал
отпиливать ее почерневшим мечом в самом узком месте, как раз перед  костяным
отростком крыла.
   Это была тяжелая работа, но человек был молодым и  сильным.  Работая,  он
беспокойно посматривал вверх, вглядываясь в рисунок  длинных  теней,  словно
тысячи презрительных глаз наблюдают за ним.  Пот  струился  по  его  лицу  и
рукам. Он казался одержимым, как будто чей-то безумный дух вселился в  него.
Когда было сделано больше половины работы, человек внезапно  встал  и  начал
рубить лапу, размахивая мечом с такой яростью,  что  куски  драконьей  плоти
разлетались в  разные  стороны.  Саймон,  все  еще  беспомощный,  но  крайне
заинтересованный наблюдатель, увидел, что глаза человека полны слез,  а  его
юное лицо искажено гримасой боли и ужаса.
   Наконец последний удар был нанесен, и когтистая лапа упала на землю.
   Дрожа, как испуганный ребенок, человек сунул меч за пояс,  потом  закинул
огромную лапу на плечо, будто это был бычий бок. Лицо его все еще было полно
отчаяния, он вышел из пещеры и исчез в туннеле.
   - Он чувствовал присутствие богов ситхи, - прошептал  ему  ангел.  Саймон
был  так  захвачен  увиденным,  что  испугался  звуков  его  голоса.  -   Он
чувствовал, что они стыдят его за эту ложь.
   - Я не понимаю. - Что-то копошилось в его памяти, но он слишком долго был
во мгле... - Что это было? И кто был тот, другой - скелет, тот, который убил
дракона?
   - Это часть твоей истории, Саймон.
   Внезапно пещера исчезла, и они снова оказались в пустоте.
   - Еще многое я должна показать тебе, а времени так мало!
   - Но я не понимаю!
   - Тогда мы должны идти еще глубже.
   Мгла вокруг  заколебалась,  потом  засветилась,  превратившись  в  другую
картину, которую он уже видел, когда спал на Ступенях Тан'са.
   Большая комната открылась перед ним. Горело всего несколько свечей,  и  в
углах собирались тени. Единственный человек, находившийся в помещении, сидел
в кресле с  высокой  спинкой  в  центре  комнаты,  окруженный  разбросанными
книгами и пергаментами. Саймон видел этого человека, когда спал на Ступенях.
Как и в том, прежнем видении, мужчина сидел в кресле с  книгой,  лежавшей  у
него на коленях. Он был уже не молод, но в его спокойном задумчивом лице все
еще сохранилось что-то детское. Открытую доверчивость  не  смогла  вытравить
длинная и тяжелая жизнь. Его волосы поседели,  хотя  кое-где  еще  виднелись
темные пряди, а короткая борода оставалась светло-каштановой. На лбу его был
обруч. Просто скроенная одежда из добротной ткани была хорошо сшита.
   Как и  в  случае  с  человеком  в  логове  дракона,  Саймон  почувствовал
мгновенный укол узнавания. Он никогда не видел этого человека наяву и тем не
менее каким-то образом знал его.
   Человек оторвался от книги, когда в комнате появились две фигуры. Одна  -
старая женщина, седые волосы которой были  подвязаны  оборванным  шарфом,  -
вышла вперед и встала на колени у его ног. Он отложил книгу в сторону, встал
и подал женщине руку, чтобы помочь  ей  подняться.  Сказав  несколько  слов,
которых Саймон не расслышал - как и в предыдущем видении, все люди  казались
лишенными голоса, -  человек  вышел  на  середину  комнаты  и  опустился  на
корточки перед спутником старой женщины - маленькой девочкой семи или восьми
лет. Она плакала: ее глаза припухли, а губы дрожали от  ярости  или  страха.
Она избегала взгляда человека, судорожно дергая  за  концы  своих  рыжеватых
волос. На ней было бедное черное  платье.  Ноги  девочки  были  босыми.  Но,
несмотря на это, она выглядела ухоженной.
   Наконец человек протянул ей руки. Она помедлила, потом бросились  к  нему
и, рыдая, спрятала лицо у него на груди. У человека на глазах тоже выступили
слезы, и он долго прижимал к себе девочку, поглаживая ее по спине. Наконец с
явной неохотой он отпустил ее и встал. Девочка выбежала из комнаты.  Человек
посмотрел ей вслед, потом повернулся к старухе. Не сказав ни слова, он  снял
с пальца тонкое золотое кольцо и отдал его  ей;  старуха  кивнула  и  зажала
кольцо в кулаке, а он нагнулся и поцеловал ее в  лоб.  Женщина  поклонилась;
затем, словно боясь потерять самообладание, она повернулась  и  выбежала  из
комнаты.
   Человек долго стоял неподвижно, потом подошел к стоящему у стены сундуку,
открыл его и вытащил меч в ножнах. Саймон  тотчас  узнал  клинок:  он  видел
скромную рукоять  несколькими  мгновениями  раньше,  она  торчала  из  груди
дракона. Человек бережно держал меч, но смотрел на него  не  более  секунды;
потом он склонил  голову  набок,  как  будто  услышал  что-то.  Он  нарочито
медленно сотворил знак древа, губы  его  двигались,  словно  в  молитве.  Он
вернулся в свое кресло, положил меч поперек  колен,  поднял  книгу  и  снова
открыл ее. Если бы не напряженная челюсть и еле заметная  дрожь  в  пальцах,
когда он переворачивал страницы, можно было бы подумать,  что  этот  человек
мечтает только о том, чтобы хорошо поспать, но  Саймон  знал,  что  он  ждет
чего-то совсем другого. Сцена заколебалась и рассеялась как дым.
   - Ты видишь? Ты  понимаешь  теперь?  -  спросил  ангел  нетерпеливо,  как
ребенок.
   Саймон чувствовал себя так, словно ощупывал большой мешок. Внутри  что-то
было, и он находил странные выпуклости и резкие  углы,  но,  как  только  он
начинал думать, что вот-вот поймет, что в мешке, воображение отказывало ему.
Он очень долго блуждал в сером тумане. Думать было трудно -  и  трудно  было
бороться с безразличием.
   - Не знаю. Почему ты не можешь просто сказать мне, ангел?
   - Это не тот путь. Эти истины слишком важны.  Вокруг  них  слишком  много
мифов и лжи. Они окружены со всех сторон стенами, сути  которых  я  не  могу
объяснить, Саймон. Ты. должен увидеть их, и ты должен  понять  сам.  Но  это
была твоя история.
   Его история? Саймон снова задумался о том, что видел, но  значение  всего
этого ускользало от него. Если бы он только мог вспомнить,  каким  все  было
раньше, - имена и  события,  которые  он  знал  когда-то,  прежде  чем  мгла
окружила его!
   - Держись за них, - сказал  ангел.  -  Если  ты  сможешь  вернуться,  эти
истины, будут тебе полезны. А теперь есть еще одна вещь,  которую  я  должна
показать тебе.
   - Я устал. Я не хочу больше ничего видеть.
   Потребность в забвении и отдыхе  вернулась,  затягивая  его,  как  мощное
течение. Все, что он  получил  от  этого  странного  гостя,  была  путаница.
Вернуться? К миру боли? Зачем трудиться? Спать  было  легче,  покачиваясь  в
призрачной пустоте равнодушия. Он может просто отпустить руку ангела, и  все
будет так легко...
   - Саймон! - В голосе ангела был страх. - Не смей! Ты не должен сдаваться!
   Постепенно зеленое лицо ангела снова возникло  рядом  с  ним.  Саймон  не
хотел обращать на него внимания, но хотя лицо  ангела  и  было  безжизненной
маской, в его голосе прозвучала нотка настоящей нужды.
   - Почему я не могу отдохнуть?
   - У меня осталось очень немного времени,  чтобы  быть  с  тобой,  Саймон.
Никогда раньше ты не был достаточно близко. Потом  я  должна  буду  толкнуть
тебя, чтобы послать назад, а иначе ты будешь блуждать здесь вечно.
   - А что тебе до этого?
   - Я люблю тебя. - Ангел говорил с удивительной простотой,  в  которой  не
было принуждения или упрека. -  Ты  спас  меня  -  или,  во  всяком  случае,
пытался. И есть другие, которых я тоже люблю. Они нуждаются в тебе.  Остался
ничтожный шанс, что бурю удастся повернуть, и это ваш единственный шанс.
   Спас? Спас ангела, который стоит на вершине башни? Саймон чувствовал, как
изнурительная путаница снова подхватывает его.  Он  не  мог  себе  позволить
проявления любопытства.
   - Ну покажи мне, раз ты должен.
   На этот раз превращение серой мглы в движущееся видение  оказалось  более
сложным, как будто этого места было труднее достичь или силы ангела слабели.
Саймон увидел огромную  круглую  тень  и  долго  не  мог  разглядеть  ничего
другого. С одной стороны тень становилась неровной;  показался  свет,  потом
появилась фигура. Даже в перевернутом адском мире видений Саймон ощутил укол
страха. Фигура, сидящая на краю призрачного  круга,  была  увенчана  короной
оленьих рогов. В ее руках была рукоять с  двойной  гардой,  острие  длинного
серого меча было повернуто вниз.
   Враг! В памяти его не было имен, поэтому мысль  была  холодной  и  ясной.
Обледеневшее, но пылающее существо с черным сердцем, которое принесло в  мир
столько страдания! Страх и ненависть вспыхнули в душе Саймона с такой силой,
что на мгновение видение замигало, грозя исчезнуть.
   - Смотри! - Голос ангела был очень слабым. - Ты должен смотреть!
   Но Саймон не хотел смотреть. Вся его жизнь была разрушена этой чудовищной
тварью, этим демоном абсолютного зла! Почему он должен смотреть на него?
   Чтобы узнать способ уничтожить его,  сказал  он  себе,  делая  над  собой
усилие. Чтобы моя ярость не погасла, чтобы найти причину вернуться  назад  к
боли.
   - Показывай. Я буду смотреть.
   Изображение стало четче. Саймону  потребовалось  некоторое  время,  чтобы
понять, что темнота, окружавшая врага, была Прудом Трех Глубин. Он сиял  под
покрывалом теней, каменная резьба еще не была разрушена. Пруд был освещен  и
колыхался, точно вода сама была живым существом. Омываемый потоками плавного
сияния, враг сидел на пьедестале из камня в центре Пруда.
   Саймон осмелился присмотреться. Чем бы оно  ни  было,  сейчас  перед  ним
сидело живое существо из плоти и крови.  Его  длиннопалые  руки  раздраженно
двигались по рукояти серого меча. Его лицо скрывала тень,  но  шея  и  плечи
были согнуты, словно под тяжкой ношей.
   Так как Саймон смотрел очень внимательно, он вдруг  с  удивлением  понял,
что оленьи рога были и не рога  вовсе,  а  тонкие  ветви.  Его  корона  была
вырезана из цельного среза ствола какого-то серебристо-серого дерева.
   Враг поднял голову. Лицо его было странным, как и все  лица  бессмертных,
которые видел Саймон, - бледное, с широкими  скулами  и  узким  подбородком,
обрамленное черными волосами, частью заплетенными в  косы.  Глаза  его  были
широко раскрыты, и он смотрел поверх воды, будто отчаянно ища чего-то.  Если
там что-то и было, Саймон не мог этого видеть. Выражение  лица  врага  более
всего  смущало  его.  В  нем  была  ярость,  которая  не  удивила  юношу,  и
непримиримая решимость в  линии  подбородка,  но  в  глазах  было  загнанное
выражение.  Саймон  никогда  не  видел  такой  боли.  Под   суровой   маской
проглядывала опустошенность, внутри этого существа все было стерто до голого
камня. Если бы оно когда-нибудь сумело зарыдать, это были бы слезы из огня и
пыли.
   Скорбь, Саймон вспомнил имя серого  меча.  Джингизу.  Так  много  скорби.
Саймона сотрясали конвульсии отчаяния и ярости. Он никогда не  видел  ничего
более ужасного, чем страдающее лицо врага.
   Видение заколебалось.
   - ..Саймон... - голос ангела был тихим, как шорох  скользящего  по  траве
листа, - я должна послать тебя назад...
   Он был один в пустой серой мгле.
   - Почему ты показал мне это? Что это значит?
   - Иди назад, Саймон. Я теряю тебя, а ты далеко от того места, где  должен
быть...
   - Но я должен знать! У меня так много вопросов!
   - ..Я так долго ждала тебя! Меня зовут, чтобы идти дальше, Саймон...
   Теперь он действительно почувствовал, что ангел ускользает.  Новый  страх
охватил его.
   - Ангел, где ты?!
   - Я свободна теперь... - Слабо,  как  касание  перышка.  -  Я  ждала  так
долго...
   И внезапно, когда последнее прикосновение ускользнуло, он узнал ее.
   - Лшит! - закричал он. - Не оставляй меня!
   Ощущение улыбки Лилит, свободной и улетающей, коснулось  его  и  исчезло.
Ничто не пришло на смену этому ощущению.
   Саймон висел в пустоте,  растерянный  и  сбитый  с  толку.  Он  попытался
двигаться, как двигался раньше вместе с Лилит, но ничего не  получилось.  Он
был потерян, более потерян, чем когда бы то ни было. Он был  клочком  ткани,
который несло сквозь темноту. Он был совершенно один.
   - Помогите мне! - закричал он. Ничего не изменилось.
   - Помогите мне, - пробормотал он,  -  кто-нибудь!  Ничто  не  изменилось.
Ничто никогда не изменится.

3 УНИЧТОЖЕННАЯ РОЗА

   Корабль снова нырнул. Когда балки каюты заскрипели, пустая  чашка  выпала
из руки Изгримнура и стукнулась об пол.
   - Эйдон, сохрани нас! Это ужасно!
   Джошуа слабо улыбнулся:
   - Да уж. Только сумасшедший мог выйти в море в такой шторм.
   - Не шути, - встревоженно зарычал Изгримнур. - Не надо шутить с кораблями
и бурями.
   - А я и не шутил. - Принц схватился за свое  кресло,  когда  каюта  снова
накренилась. - Разве мы не сумасшедшие, раз так боимся звезды  в  небе,  что
очертя голову несемся в бой?
   Герцог покрылся красными пятнами.
   - Мы уже здесь. Видит Бог, я этого не хотел, но мы здесь.
   - Здесь, - согласился Джошуа. - И будем благодарить  Бога,  что  Воршева,
дети и твоя Гутрун в безопасности в Наббане.
   - В безопасности, пока туда не добрались ганты.  -  Изгримнур  вздрогнул,
вспомнив отвратительное гнездо. - В безопасности, если только килпы не решат
вылезти на землю.
   - Ну так кто из  нас  больше  беспокоится?  -  мягко  спросил  Джошуа.  -
Вареллан, как мы знаем, способный молодой человек,  большая  часть  легионов
Зимородка осталась с ним, и наши леди в гораздо  большей  безопасности,  чем
мы.
   Корабль содрогнулся и нырнул носом. Изгримнур  почувствовал,  что  должен
говорить, делать все, что угодно, только бы не слышать  того,  что  казалось
ему треском разваливающихся балок.
   - Я кое-что подумал. Если ниски какие-то  там  родственники  бессмертных,
как  сказала  Мириамель,  какого  черта  мы  должны  доверять  им?   Почему,
собственно, мы так уверены, что они предпочтут наших  эльфов  этим  дьяволам
норнам?
   Как бы в ответ на эти слова, песня ниски, чуждая и могущественная,  снова
возвысилась над воем ветра.
   - Но это так, - громко сказал Джошуа. - Одна  из  морских  наблюдательниц
отдала свою жизнь, чтобы Мириамель могла бежать.  Какие  еще  доказательства
тебе нужны?
   - Они не удерживают килп так далеко, как мне бы хотелось. -  Он  сотворил
знак древа. - Джошуа, на нас нападали уже трижды!
   - И не сомневаюсь, что напали бы еще множество раз, если бы не Нин  Рейсу
и ее брат и сестра. Ты был  на  палубе.  Ты  видел,  что  море  кишит  этими
проклятыми тварями. Оно  задыхается  от  них.Изгримнур  мрачно  кивнул.  Он,
конечно, видел килп, и даже слишком много, снующих вокруг флотилии, как угри
в бочке. Они вползали на борт флагмана уже несколько раз,  причем  один  раз
средь бела дня.
   Несмотря на боль в ребрах, герцог сам убил двух ухающих  тварей  и  потом
провел немало времени, смывая маслянистую, дурно  пахнущую  кровь  с  рук  и
лица.
   - Знаю, - сказал он наконец. - Как будто их  послали  наши  враги,  чтобы
удерживать нас.
   - Может быть, так оно и есть. - Джошуа налил немного вина себе в чашку. -
Мне  кажется  странным,  что  килпы  поднялись  на   поверхность   и   ганты
расползаются из болот одновременно. У нашего врага длинные руки, Изгримнур.
   - Маленький Тиамак верит, что это происходило в гнезде гантов,  когда  мы
нашли его. Что Пик Бурь каким-то образом использовал его и  других  враннов,
чтобы говорить с этими жуками. - От воспоминания об  односельчанах  Тиамака,
использованных  гантами,  как  свечи,  а  потом  выброшенных,  и  о   сотнях
наббанайских  моряков,  которых  килпы  утащили  в  глубины,  у   Изгримнура
сжимались кулаки и хотелось кого-нибудь ударить. -  Что  же  это  за  демон,
который делает такие вещи, Джошуа? Что же это за враг, которого мы не  видим
и не можем ударить?
   - Величайший враг. - Принц пригубил вино, качнувшись, когда корабль снова
нырнул. - Враг, которого мы должны разбить любой ценой.
   Дверь каюты распахнулась. С трудом удерживаясь на ногах,  Камарис  вошел,
царапая дверь ножнами. С плаща старого рыцаря текла вода.
   -  Что  сказала  Нин  Рейсу?  -  спросил  Джошуа,  наливая  ему  вина.  -
Продержится ли "Жемчужина Эметтина" еще одну ночь?
   Старик осушил чашку и рассматривал осадок.
   - Камарис! - Джошуа двинулся к нему. - Что сказала Нин Рейсу?!
   Через мгновение рыцарь поднял глаза:
   - Я не могу спать.
   Принц обменялся расстроенными взглядами с Изгримнуром.
   - Не понимаю.
   - Я был наверху, на палубе.
   Изгримнур подумал, что в этом не приходится сомневаться,  глядя  на  лужи
воды на полу каюты: старый рыцарь казался еще более рассеянным, чем обычно.
   - Что случилось, Камарис?
   - Я не могу спать. Меч в моих снах. - Он судорожно сжимал рукоять  Торна.
- Я слышу, как он... поет мне. -  Камарис  вытянул  из  ножен  часть  чистой
темноты. - Я носил его многие годы. - Он с  трудом  находил  слова.  -  Я...
чувствовал это иногда, особенно в бою, но никогда так. Я думаю...  я  думаю,
он живой.
   Джошуа недоверчиво посмотрел на клинок:
   - Может быть,