ие
странные союзники!
   Ликимейя все еще была в траурной пепельной  маске.  Сильный  дождь  вчера
обрушился на их отряд, но странная раскраска ее лица осталась такой же,  как
и прежде, что заставило графа заподозрить, что  ситхи  обновляет  ее  каждый
день. Напротив нее сидела женщина ситхи, с тонкими чертами лица, тощая,  как
посох священника. Ее небесно-голубые волосы были собраны на макушке в  некое
подобие птичьего хохолка. Благодаря разъяснениям Джирики Эолер знал, что эта
строгая женщина была даже старше Ликимейи.
   У  костра  сидел  также  одетый  в  зеленое  красноволосый  дядя  Джирики
Кендарайо'аро и с ним Чека'исо Янтарные Локоны, чьи растрепанные волосы и на
удивление открытое лицо - Эолер даже  видел,  как  этот  ситхи  улыбается  и
смеется, - делали  его  вполне  человеческим.  По  обе  стороны  от  Джирики
расположились Йизахи, длинное серое копье которого, сделанное из  волшебного
дерева,  было   обвито   солнечно-золотыми   лентами,   и   Куроци,   ростом
превосходивший не только своих соплеменников, но и любого из  эрнистирийцев,
такой бледный и хладнокровный, что, если бы не его смоляные волосы,  мог  бы
сойти за норна. Были еще и другие, три женщины и пара мужчин, которых  Эолер
видел прежде, но не знал по именам.
   Некоторое время граф стоял в замешательстве, не зная, остаться или  уйти.
Наконец Джирики поднял глаза.
   - Граф Эолер, - сказал он. - Мы думали о Наглимунде.
   Эолер кивнул и поклонился Ликимейе, которая  быстро  наклонила  голову  в
знак того, что она заметила поклон. Что касается остальных справедливых,  то
максимум внимания, обращенного на Эолера,  выражался  в  мгновенной  вспышке
кошачьих глаз.
   - Скоро мы будем там, - сказал он.
   - Через несколько дней, - согласился Джирики. - Мы, зидайя,  не  привыкли
захватывать замки противников - я не думаю, что нам приходилось делать это с
тех  злосчастных  времен  в  Венига  Досай-э.  Есть  ли  среди  ваших  людей
кто-нибудь, кто достаточно хорошо знает  крепость  Джошуа  или  представляет
себе тактику такого сражения? У нас много вопросов.
   - Тактика осады?.. - неуверенно спросил  Эолер.  Он  думал,  что  пугающе
всеведущие ситхи уже давным-давно подготовились  к  этому.  -  У  меня  есть
несколько людей, которые сражались наемниками на южных островах и в  Озерном
Крае, - но их немного. Эрнистири миролюбивый народ - и был  таковым  большую
часть своего  существования.  Что  до  Наглимунда...  Полагаю,  что  я  знаю
крепость лучше любого из ныне живущих  эрнистирийцев.  Я  провел  там  много
времени.
   - Подойди и сядь с нами.  -  Джирики  указал  на  свободное  место  около
Чека'исо.
   Черноволосый Куроци сказал что-то на журчащем языке  ситхи,  когда  Эолер
последовал приглашению Джирики. Принц ситхи еле заметно улыбнулся.
   - Куроци говорит, что норны, конечно, выйдут и будут сражаться с нами  за
стенами замка. Он думает,  что  хикедайя  не  станут  прятаться  за  камнем,
уложенным смертными, когда зидайя наконец придут, чтобы решить давний спор.
   - Я ничего не знаю о... о тех, кого вы зовете норнами, - осторожно сказал
Эолер. - Но я не могу представить себе, что, если их  задача  так  серьезна,
как кажется, они позволят себе упустить все преимущества такой крепости, как
Наглимунд.
   - Я полагаю, вы правы, - сказал Джирики.  -  Но  трудно  убедить  в  этом
многих из моего народа. Большинству из нас  тяжело  подумать  о  том,  чтобы
вообще воевать с хикедайя, не говоря уж о том, что они засядут в крепости  и
будут сбрасывать на нас камни, как это  принято  у  смертных.  -  Он  сказал
что-то Куроци, который быстро ответил и замолчал. Глаза  его  были  холодны,
как бронзовые пластинки. Тогда Джирики повернулся к остальным:
   - Невежливо с нашей стороны говорить на языке,  которого  не  знает  граф
Эолер. Если кому-то неудобно говорить на эрнистири или вестерлинге,  я  буду
счастлив перевести ваши слова.
   - Языки смертных,  тактика  смертных  -  всем  нам  придется  учиться,  -
внезапно сказала Ликимейя. - Пришло новое время. Если мир  вращается  теперь
по правилам смертных, мы должны научиться этим правилам.
   - Или решить, стоит ли жить в таком мире. - Голос Зиниаду  был  глубоким,
однако странно негибким, как будто она  научилась  вестерлингу,  никогда  не
слышав звучания этого языка. - Может  быть,  мы  должны  позволить  хикедайя
получить этот меч смертных, которого они, видимо, так добиваются.
   - Хикедайя уничтожили бы смертных с еще большей готовностью, чем  нас,  -
спокойно сказал Джирики.
   - Одно дело, - заговорил Йизахи Серое Копье, - вернуть древний долг,  как
мы сделали в Меин Ассолаи, но наши противники были смертными, и, кроме того,
потомками кровавых моряков  Фингила.  И  совсем  другое  дело  -  воевать  с
Рожденными в Саду, чтобы помочь смертным, перед которыми у нас  нет  никаких
обязательств, - помочь тем, кто долго преследовал нас уже после того, как мы
потеряли Асу'а. Отец их принца Джошуа был нашим врагом!
   - Так эта ненависть никогда не  иссякнет?  -  с  неожиданной  горячностью
спросил Джирики. - У смертных короткие жизни. Теперь они совсем не  те,  кто
преследовал когда-то наш несчастный раздробленный народ.
   - Да, у смертных короткие жизни, - бесстрастно сказал  Йизахи,  -  но  их
ненависть к нам лежит глубоко и передается от отцов к детям.
   Эолер определенно чувствовал себя неловко и не думал, что это  подходящий
момент для того, чтобы вступить в спор.
   - Возможно, ты забыл, благородный Йизахи, - сказал  Джирики,  -  что  это
сами хикедайя принесли нам войну. Это они вторглись в  святыню  Ясиры.  Это,
конечно, была рука Утук'ку, а не рука смертного шпиона, державшего кинжал  и
убившего Первую Праматерь.
   Йизахи ничего не ответил.
   - Не в этом суть, - сказала Ликимейя.  Эолер  не  мог  не  заметить,  как
оранжевый свет отражается в глазах Ликимейи, заставляя их гореть,  словно  у
освещенного факелом волка. - Йизахи,  я  просила  тебя  и  остальных  -  Дом
Созерцания, Дом Собрания, все Дома, -  чтить  ваши  долги  перед  Рощей.  Вы
согласились. И  мы  пошли  по  этому  пути,  потому  что  сочли  необходимым
разрушить планы Утук'ку Сейт-Хамака, а не просто отдать долг  эрнистири  или
отплатить за смерть Амерасу.
   Заговорил черноволосый Куроци:
   - Как мне рассказывали, у смертных есть  поговорка,  -  голос  ситхи  был
размеренным и нечеловечески музыкальным, его эрнистирийский был  подчеркнуто
правильным, - враг моего врага - мой друг... на некоторое время.  Серебряная
Маска и ее род сделали своими союзниками группу смертных. Мы вступим в  союз
с врагами тех смертных. Утук'ку и ее подручные  нарушили  Договор  Сесуадры.
Нет ничего позорного в том, чтобы сражаться вместе с судходайя, пока все  не
будет кончено. - Он поднял руку, как бы  отметая  возможные  возражения,  но
круг остался совершенно неподвижным. - Никто не говорит, что я должен любить
этих смертных союзников: я их не люблю и уверен, что не полюблю никогда, что
бы ни случилось. И если я доживу до  конца  этих  дней,  то  вернусь  в  мой
высокий дом, спрятанный в Анви'яна, - ибо я давно уже пресытился обществом -
как смертных, так и Рожденных в Саду. Но до  того  я  буду  делать  то,  что
обещал Ликимейе.
   После того как Куроци  закончил,  наступило  молчание.  Снова  воцарилась
тишина, но Эолеру показалось, что в воздухе  повисло  какое-то  разногласие,
напряженность, искавшая своего разрешения. Когда пауза  затянулась  чересчур
долго, Эолер снова подумал, не лучше ли будет  уйти,  но  Ликимейя  внезапно
резко простерла руки вперед.
   - Итак, - сказала она, - теперь следует подумать о Наглимунде. Мы  должны
решить,  что  нам  делать,  если  хикедайя  не  выйдут  из  крепости,  чтобы
сражаться.
   Ситхи начали обсуждать грядущую осаду, словно и не было никакого спора  о
том, насколько благородно сражаться вместе со смертными. Эолер был озадачен,
но корректность ситхи произвела на  него  большое  впечатление.  Каждый  мог
говорить столько, сколько хотел, и  никто  не  перебивал  его.  Разногласия,
какими бы они ни были - Эолер, хотя ему трудно было понять справедливых,  не
сомневался, что вопрос был очень  серьезен,  -  теперь,  казалось,  исчезли:
споры о Наглимунде, хотя и весьма жаркие, были спокойными  и  свободными  от
гнева.
   Получив таким образом некоторое облегчение,  он  вступил  в  дискуссию  -
сперва нерешительно,  а  потом,  увидев,  что  его  мнению  придают  должное
значение, заговорил о Наглимунде, который знал почти так же хорошо, как Таиг
в Эрнисадарке, открыто и искренне.
   Разговор был долгим; наконец от костра остались  только  мерцающие  угли.
Ликимейя достала из складок плаща хрустальный шар и поставила его на  землю,
где он постепенно разгорелся: вскоре его  холодное  лунное  сияние  освещало
весь круг.

***

   Возвращаясь после совета ситхи, Эолер встретил Изорна.
   - Хо, граф! - сказал молодой риммер. -  Вышли  прогуляться?  У  меня  тут
бурдюк с вином - думаю, из ваших собственных погребов в Над Муллахе. Давайте
найдем Уле и разопьем его.
   - С радостью. Это был странный вечер. Наши союзники... Изорн, они  ни  на
что не похожи - ничего подобного я никогда не видел.
   - Они древние, да еще к тому же и  язычники,  -  весело  сказал  Изорн  и
засмеялся:
   - Приношу извинения, граф. Я иногда забываю, что вы, эрнистирийцы...
   - Тоже язычники? - Эолер слабо улыбнулся. - Никакой обиды. Я привык  быть
чужим и странным за годы, проведенные мной  при  эйдонитских  дворах.  Но  я
никогда не чувствовал себя таким чуждым, как сегодня.
   - Ситхи не такие, как мы, Эолер, но они храбры, как ураган.
   - Да, и они умны. Я не все понял из  говорившегося  сегодня  вечером,  но
думаю, что ни один из нас никогда не видел такой битвы,  какая  ждет  нас  у
стен Наглимунда.
   Заинтригованный Изорн поднял брови:
   - Отложите рассказ до бурдюка с вином. Но я рад слышать это. У нас  будет
что порассказать нашим внукам.
   - Если доживем, - сказал Эолер.
   - Пойдем побыстрее, - легко сказал Изорн. - Меня начинает мучить жажда.

***

   На следующий день они переправились через Иннискрик. Поле боя, где  Скали
разбил эрнистирийцев, а король Лут получил смертельную рану,  было  все  еще
засыпано снегом, и этот снег прикрывал великое множество небольших холмиков.
То тут, то там из-под белой пелены выглядывали  куски  ржавого  металла  или
полусгнившие древки копий. Хотя  было  произнесено  немало  тихих  молитв  и
проклятий, эрнистирийцы не особенно стремились задерживаться  в  месте,  где
было убито столько их товарищей, а для ситхи оно и вовсе не  имело  никакого
значения, так что вся огромная армия  прошла  через  долину  вдоль  реки  на
север, не замедляя движения.
   Баралейн отмечал границу между Эрнистиром и Эркинландом: люди из Утаньята
на восточной стороне реки называли ее Гринвуд. В эти дни на том и на  другом
берегу почти никто не жил, хотя рыбы меньше не стало.  Погода  действительно
становилась теплее, но Эолер видел, что  земля  почти  мертва.  Немногие  из
уцелевших во множестве битв местных жителей бежали от приближающейся  армии,
не ожидая ничего хорошего от нового отряда вооруженных пришельцев.
   Наконец после недельного пути на север от Над Муллаха -  ситхи  двигались
очень быстро, даже не развивая полную скорость, -  армия  пересекла  реку  и
двинулась в Утаньят,  самую  западную  провинцию  Эркинланда.  Здесь  земля,
казалось, стала еще более серой. Густые утренние туманы, надоедавшие  им  по
пути через Эрнистир, уже не рассеивались с восходом солнца, так что армия  с
утра и до вечера барахталась в холодной сырой мгле,  как  души  грешников  в
облачной послежизни. В сущности, смертоносная пелена закрывала  всю  долину.
Воздух был холодным и до самых костей пронизывал  Эолера  и  его  спутников.
Если не считать  воя  ветра  и  приглушенного  стука  копыт  их  собственных
лошадей, равнины казались безмолвными. Не слышно было даже  птичьего  пения.
Ночью, когда граф с Мегвин и Изорном, сжавшись, сидели перед огнем, на  всем
лежала печать тяжелой неподвижности. Было такое ощущение, как сказал Изорн в
одну из бесконечных ночей, как будто они скакали по огромному кладбищу.
   С каждым днем, уводящим их все  глубже  в  эту  безрадостную,  бесцветную
страну, риммеры Изорна все чаще молились и  осеняли  себя  знаком  древа,  а
споры о разных пустяках доходили  чуть  не  до  кровопролития.  Эрнистирийцы
Эолера были не менее подавлены. Даже ситхи казались  более  замкнутыми,  чем
обычно.  Постоянные  туманы  и  гнетущая  тишина  заставляли  любое  занятие
воспринимать как мелкое и бессмысленное.
   Эолер поймал себя на желании  поскорее  увидеть  хоть  какие-то  признаки
присутствия врагов. Он был  уверен,  что  дурные  предчувствия,  порожденные
этими пустынными землями, были  куда  более  коварным  врагом,  чем  обычный
противник из плоти и крови. Даже пугающе чуждые норны были бы лучше, чем это
путешествие через ад.
   - Я что-то чувствую, - сказал Изорн. - Даже в дрожь бросило.
   Эолер кивнул, потом понял, что сын герцога, вероятно, не видит его сквозь
туман, хотя они и ехали рядом.
   - Меня тоже.
   Они были уже в девяти днях пути  от  Над  Муллаха.  То  ли  погода  снова
испортилась, то ли в этой маленькой части мира зима никогда и не  отступала.
Землю покрывал ковер снега, и огромные сугробы горбились по  обеим  сторонам
дороги, которая поднималась на невысокий холм. День  был  таким  серым,  что
начинало казаться, будто такой вещи, как солнце, не было в природе.
   Впереди послышалось бряцание доспехов и шквал взволнованных возгласов  на
певучем языке ситхи. Эолер  прищурился,  стараясь  разглядеть  что-нибудь  в
полумраке. Он пришпорил лошадь. Изорн последовал за  ним  вместе  с  Мегвин,
которая весь день молча ехала за графом.
   Ситхи остановились и теперь  молча  сидели  на  лошадях,  как  бы  ожидая
чего-то. Их яркие доспехи  и  гордые  знамена  потускнели  в  тумане.  Эолер
проехал сквозь ряды справедливых  и  нашел  Джирики  и  Ликимейю.  Они  тоже
смотрели вперед, но граф не мог разглядеть ничего,  что  заслуживало  бы  их
внимания.
   - Почему мы остановились? - поинтересовался граф.
   Ликимейя повернулась к нему:
   - Мы нашли то, чего ожидали.
   Ее лицо окаменело, словно превратившись в маску.
   - Но я ничего не вижу. - Эолер повернулся к  Изорну,  но  молодой  риммер
только пожал плечами, показывая тем самым, что ничем не отличался от графа.
   - Увидите, - сказала Ликимейя. - Ждите.
   Озадаченный Эолер похлопал шею своей лошади и замер.  Произошло  какое-то
движение, резкий ветер надул плащ графа, и в круговерти слегка рассеявшегося
тумана появилось нечто темное.
   Огромная внешняя стена Наглимунда частично была разрушена.  Многие  камни
вылетели из своих гнезд, как чешуя с гниющей рыбы. В  центре  величественной
серой громады зияло отверстие - открытая беззубая пасть. За ним,  еще  более
слабо различимые сквозь хлопья  тумана,  неясно  вырисовывались  за  стенами
квадратные сторожевые башни Наглимунда, их темные окна  свирепо  глядели  на
пришельцев, как пустые глазницы черепа.
   - Бриниох! - ахнул Эолер.
   - Во имя Искупителя, - простонал не менее потрясенный Изорн.
   - Вы видите? - спросила Ликимейя. Эолеру показалось, что в ее  голосе  он
уловил нотку мрачноватого юмора. - Вот мы и пришли.
   - Это Скадах, -  раздался  голос  пораженной  ужасом  Мегвин,  -  Дыра  в
Небесах. Теперь я ее видела.
   - Но где же город Наглимунд? - спросил Эолер.  -  У  подножия  замка  был
город!
   - Мы уже миновали его, или, по крайней  мере,  его  развалины,  -  сказал
Джирики. - То, что от него осталось, покрыто снегом.
   - Бриниох! - Эолер чувствовал себя совершенно потрясенным, вглядываясь  в
почти занесенные снегом бугры, потом повернулся к  груде  крошащегося  камня
прямо перед ними. Она казалась мертвой, однако, когда он смотрел на нее, его
нервы звенели, как струны, а сердце бешено  колотилось.  -  Мы  что,  просто
въедем туда? - спросил он, ни к  кому  не  обращаясь.  Одна  мысль  об  этом
вызывала дрожь, как если бы ему предстояло вползать в узкий темный  туннель,
кишащий пауками.
   - Я не войду в это место, - хрипло  сказала  Мегвин.  Она  побледнела.  В
первый  раз  с  тех  пор,  как  разум  покинул   ее,   принцесса   выглядела
по-настоящему испуганной. - Войдя  в  Скадах,  вы  лишитесь  покровительства
небес. Это место, откуда ничто не возвращается.
   У Эолера не хватило мужества, чтобы как-нибудь успокоить ее, он склонился
и просто сжал ее руку. Их лошади тихо стояли бок о бок,  и  пар  их  дыхания
смешивался в общее облако.
   - Мы туда не поедем, нет, - торжественно сказал Джирики. - Пока еще нет.
   Когда он говорил это, мерцающий  желтый  свет  расцвел  в  глубинах  окон
темной башни, словно обладатель пустых глаз наконец проснулся.

***

   Рейчел Дракон спала беспокойным сном в  своей  крохотной  комнатушке  под
Хейхолтом.
   Ей снилось, что она снова в своей старой комнате - в помещении для  слуг,
которое она так хорошо знала. Она была одна и во  сне  очень  сердилась.  Ее
глупых девушек всегда так трудно найти!
   Что-то царапалось в дверь; Рейчел ощутила внезапную уверенность, что  это
Саймон. Даже во сне она помнила, что однажды  уже  была  обманута  таким  же
шумом. Она осторожно и тихо подошла к двери и некоторое время  стояла  около
нее, прислушиваясь к таинственному шуму, доносившемуся снаружи.
   - Саймон? - спросила она наконец. - Это ты?
   Голос, ответивший ей, действительно  был  голосом  ее  давно  потерянного
подопечного, но  он  казался  растянутым  и  отдаленным,  как  будто  прошел
огромное расстояние, прежде чем дойти до ее уха.
   Рейчел, я хочу вернуться.  Пожалуйста,  помоги  мне.  Я  хочу  вернуться!
Царапанье продолжалось, настойчивое и странно громкое.
   Бывшая главная горничная мгновенно проснулась, дрожа от холода и  страха.
Сердце ее колотилось.
   Вот. Вот опять этот шум - точно такой же, как во сне. Но теперь  она  уже
не спала. Это был странный звук - не столько царапающий, сколько  шаркающий,
отдаленный, но размеренный. Рейчел села.
   Это был не сон, в этом она не сомневалась. Теперь ей  казалось,  что  она
слышала что-то похожее и когда  засыпала,  но  тогда  не  обратила  на  звук
внимания. Может быть, это крысы в  стенах?  Или  что-нибудь  похуже?  Рейчел
выпрямилась на своем соломенном матрасе.  Маленькая  жаровня  с  несколькими
углями не согревала, а только разбрасывала по комнате красноватые отблески.
   Крысы в каменных стенах такой толщины? Это было маловероятно.
   А что еще это может быть - ты, старая дура? Рейчел подвинулась поближе  к
жаровне. Взяв пучок камыша из тщательно собранной кучи, она сунула один  его
конец  в  угли.  После  того  как  камыш  занялся,  Рейчел  высоко   подняла
импровизированный факел.
   Комната, так хорошо знакомая после стольких недель,  проведенных  в  ней,
была совершенно  пуста,  если  не  считать  продовольственных  запасов.  Она
нагнулась, чтобы заглянуть в темные углы, но не заметила никакого  движения.
Царапанье стало немного слабее, но все-таки оставалось явственным. Казалось,
что звук идет от противоположной стены. Рейчел шагнула  вперед  и  ударилась
ногой о деревянный сундук,  который  она  поленилась  придвинуть  обратно  к
стене, после  того  как  осматривала  его  сильно  сократившееся  содержимое
прошлой ночью. Главная горничная приглушенно  вскрикнула  от  боли,  уронила
несколько горящих стеблей и заковыляла к кувшину с водой, чтобы погасить их.
После того как опасность пожара миновала, она некоторое  время  стояла,  как
цапля, на одной ноге, потирая ушибленные пальцы.
   Когда боль утихла, она поняла, что звук тоже прекратился. То ли ее вскрик
вспугнул производящее шум существо - если это была крыса или мышь, -  то  ли
просто предупредил его о ее присутствии. Мысль о том, что  кто-то  притаился
за стеной, прислушиваясь к движениям по другую сторону камня, была сов