в неведении относительно  того,
кто разделяет с нами этот  маленький  уголок  Светлого  Арда.  -  Он  встал,
смахивая пепел с штанов, и накинул плащ на обрубок правой руки. - Вот и все.
Я освобождаю вас, с тем чтобы вы позавтракали тем, что еще отыщется. - Принц
повернулся и направился к своему шатру. Деорнот  смотрел  ему  вслед,  потом
повернулся,  чтобы  взглянуть  на  край  огромной  горы,  где  серые  валуны
возвышались над туманом,  как  будто  Сесуадра  плыла  в  море  пустоты.  Он
поморщился от этой мысли и придвинулся ближе к огню. ***
   Во сне доктор Моргене стоял  перед  Саймоном,  одетый,  как  для  долгого
путешествия, в дорожный плащ с капюшоном, подол которого был обожжен  огнем,
как будто его владелец проехал сквозь пламя. Мало что можно было  разглядеть
под капюшоном  -  блеск  очков  доктора,  часть  белоснежной  бороды  -  все
остальное было только намеком и тенью. За спиной  Моргенса  не  было  ничего
знакомого  или  узнаваемого,  а  только   бурлящее   пятно   переливающегося
перламутра пустоты, похожее на глаз снежной бури.
   Недостаточно просто сражаться, Саймон, услышал  он  голос  доктора.  Даже
если ты сражаешься только за свою жизнь. Должно быть нечто большее.
   Большее? Как ни счастлив он был видеть Моргенса, каким-то образом  Саймон
понимал,  что  у  него  есть  всего  лишь  одно  мгновение,  чтобы   понять.
Драгоценное время уходило. Что это значит, большее?
   Это значит, что ты должен сражаться за что-то. Иначе ты будешь  не  более
чем пугалом на поле пшеницы: ты сможешь распугать ворон, можешь  даже  убить
нескольких, но никогда не сможешь победить их. Тебе  не  убить  камнем  всех
ворон в мире.
   Убить ворон? О чем это вы?
   Одной ненависти недостаточно, Саймон, и ее всегда будет недостаточно...
   Старик, казалось, собирался сказать что-то еще, но белую пустоту  за  его
спиной внезапно захлестнуло волной тени, которая  росла  из  самой  пустоты.
Хотя и нематериальная, тень казалась угнетающе  тяжелой  -  плотная  колонна
тьмы, которая могла  бы  быть  башней,  деревом  или  ободом  надвигающегося
колеса; она разрезала пространство за маленькой фигурой доктора  ровно,  как
на геральдическом щите.
   Моргенс! закричал Саймон, но во сне  голос  его  был  неожиданно  слабым,
задушенным тяжестью длинной тени. Доктор! Не уходите!
   Я уже давно должен был уйти, крикнул старик. Голос его тоже стал слабеть.
Ты выполнил все и без меня. И запомни: фальшивый  посланник!  Голос  доктора
внезапно стал подниматься и поднимался до тех пор,  пока  не  превратился  в
отчаянный вопль: Фальшивый! кричал он. Фальшшшш...
   Его  фигура  начала  таять  и  уменьшаться  в  размере.   Плащ   неистово
развевался. Наконец доктор исчез. Там где он стоял, теперь хлопала  крыльями
маленькая серебристая птичка. Она  внезапно  ринулась  в  пустоту,  описывая
быстрые круги, и кружилась так до тех пор, пока не превратилась в точку.
   Доктор! Саймон прищурился ей вслед. Он потянулся было  вверх,  но  что-то
сжало его руки: тяжелый груз, висевший на нем и тащивший его вниз, как будто
молочная пустота стала вдруг плотной,  как  мокрое  одеяло.  Саймон  пытался
сбросить его. Нет! Нет! Вернитесь! Я должен узнать еще!
   - Это я, Саймон, - прошептал Бинабик.  -  Больше  тишины,  пожалуйста.  -
Тролль  почти  сидел  на  груди  юноши.   -   Имей   прекращение   со   всей
немедленностью. Если ты будешь продолжать брыкания,  то  снова  ударишь  мой
нос.
   - Что?.. - Саймон постепенно прекратил размахивать руками. - Бинабик?
   - От разбитого носа до кончиков пальцев, -  хихикнул  тролль.  -  Ты  уже
заканчивал брыкание?
   - Я разбудил тебя? - спросил Саймон.
   Бинабик скользнул вниз и присел на корточки около постели.
   - Нет. На самом деле я пришел пробуждать тебя. Такова правда. Но что  это
за сновидение, которое приносило с собой столько беспокойства и страха?
   Саймон помотал головой.
   - Это неважно. Да я, собственно, почти ничего не помню. На самом деле  он
помнил каждое слово, но хотел сперва сам подумать обо всем этом, прежде  чем
обсуждать свой сон с Бинабиком. В этом сне  Моргене  казался  гораздо  более
живым, чем во всех предыдущих, гораздо более настоящим. В некотором роде это
было почти как последняя встреча с его  драгоценным  доктором.  Саймон  стал
очень ревниво относиться к тем нескольким  вещам,  которые  он  мог  назвать
собственными, и не хотел пока что делить эти мелочи с кем бы то ни было.
   - Почему ты разбудил меня? - Он зевнул, чтобы перемена темы не показалась
резкой. - Сегодня я не должен был стоять на часах.
   - Ты имеешь справедливость. - В свете  угасающих  углей  улыбка  Бинабика
была всего лишь смутным пятном. - Но  я  имею  желание,  чтобы  ты  вставал,
надевал свои сапоги, куртку и другую  одежду,  чтобы  иметь  путешествия  за
дверьми, и следовал за мной.
   - Что? - Саймон сел, ожидая услышать звуки тревоги или шум нападения,  но
не было ничего кроме ветра. Саймон плюхнулся обратно в постель и  повернулся
набок, предоставив троллю лицезреть его спину. - Я не хочу никуда  ехать.  Я
устал. Дай мне поспать.
   - Эта вещь, которую ты найдешь достойной своего беспокойства.
   - Что это? - пробурчал он.
   - Секрет, но секрет крайне волнительный.
   - Принеси мне его утром, и я буду очень, очень взволнован.
   - Саймон! - голос Бинабика звучал уже не так  весело.  -  Не  будь  таким
ленивым. Это имеет огромную важность. Ты больше не питаешь ко мне доверия?
   Стеная,  как  будто  вся  тяжесть  земли  легла  на  его  плечи,   Саймон
перекатился на другой бок и привел себя в сидячее положение.
   - Это действительно важно?
   Бинабик кивнул.
   - И ты не скажешь мне, что это?
   Бинабик покачал головой.
   - Но ты достаточно скоро будешь обнаруживать сам. Это мое обещание.
   Саймон уставился на тролля, который казался нечеловечески  жизнерадостным
для такого темного часа.
   -  Что  бы  это  ни  было,  оно  действительно  привело  тебя  в  хорошее
настроение, - проворчал он.
   - Пойдем, - Бинабик  встал,  возбужденный,  как  ребенок  на  эйдонитских
торжествах. - Домой уже имеет седло на спине. Кантака тоже имеет ожидание  и
проявляет необъятное волчье терпение. Пойдем!
   Саймон сунул ноги в сапоги и надел теплую шерстяную рубаху. Натягивая  на
себя еще теплый плащ, он, спотыкаясь, вышел вслед за Бинабиком,  потом  чуть
не повернулся, чтобы упасть обратно в шатер.
   - Во имя кровавого древа, - выругался он. - Холодно!
   Услышав ругательство, Бинабик поджал губы, но ничего не  сказал.  Теперь,
когда Саймон стал рыцарем, тролль, видимо,  решил,  что  он  уже  достаточно
взрослый, чтобы самому решать,  ругаться  ему  или  нет.  Маленький  человек
поднял руку и указал на Домой, которая била копытом  по  замерзшей  земле  в
свете воткнутого в снег факела. Саймон подошел  к  ней,  погладил  по  носу,
прошептал несколько неясных слов в ее теплое  ухо  и  неуклюже  взобрался  в
седло. Тролль издал тихий свист, и из  темноты  бесшумно  возникла  Кантака.
Бинабик уселся на ее широкую спину  и  наклонился,  чтобы  подобрать  факел,
прежде чем послать волка вперед.
   Они двигались через тесноту палаточного города и  через  широкую  вершину
Сесуадры, через Сад Огней, где ветер закручивал маленькие снежные смерчи  на
полузасыпанных плитах, потом мимо Дома Расставания, где  расположилась  пара
часовых. Недалеко от вооруженных людей вертикально стоял камень,  отмечавший
край широкой дороги, спускавшейся с вершины. Часовые, закутанные  от  холода
так, что под шлемами можно было разглядеть только блеск глаз, подняли  копья
в приветствии. Саймон озадаченно помахал им рукой.
   - Похоже, им не особенно интересно знать, куда мы идем.
   - Мы имеем разрешение, - загадочно улыбнулся Бинабик.
   Небо над головой было почти  чистым.  Когда  они  спускались  с  горы  по
крошащимся камням старой дороги ситхи, Саймон посмотрел вверх и увидел,  что
звезды  вернулись.  Это  было  радостное  событие,  хотя  он  был  озадачен,
обнаружив, что их расположение незнакомо ему. Луна, мелькнувшая на мгновение
из-за груды облаков, показала, что час более  ранний,  чем  ему  казалось  -
может быть, прошло всего несколько часов после захода солнца. Тем  не  менее
было достаточно поздно для  того,  чтобы  весь  Новый  Гадринсетт  улегся  в
постели. Куда же, во имя всего святого, потащил его Бинабик?
   Пока они спускались со скалы, несколько  раз  Саймону  казалось,  что  он
видит огни далеко в лесу - крошечные точки,  слабее  даже,  чем  звезды  над
головой - но когда он указал на них, тролль только кивнул, как будто в  этом
зрелище не было ничего неожиданного.
   К тому времени,  когда  они  достигли  места,  где  старая  дорога  снова
расширялась, бледная Шедда снова исчезла на горизонте за  занавесом  тумана.
Они спустились к основанию горы.  Воды  огромного  озера  бились  о  камень.
Кое-где над поверхностью торчали верхушки затонувших деревьев, словно головы
гигантов, спящих под темными водами.
   Без единого слова Бинабик спешился и повел  Кантаку  к  одной  из  лодок,
качавшихся у края дороги.  Полусонный  Саймон  повел  лошадь  следом.  Когда
Бинабик зажег лампу на носу лодки,  они  подняли  шесты  и  оттолкнулись  от
берега.
   - Не много путешествий мы еще сможем  совершить  таким  образом,  -  тихо
сказал Бинабик. - Счастье, что это скоро не будет иметь значения.
   - Почему не будет? - спросил Саймон, но тролль  только  махнул  маленькой
рукой. Вскоре склон затопленной долины стал уходить вниз, и шесты  перестали
касаться дна. Они взяли весла,  лежащие  на  дне  лодки.  Это  была  тяжелая
работа. Лед, казалось,  вцеплялся  в  весла  и  корпус,  словно  намеревался
остановить лодку и превратить ее в часть огромного монолита. Некоторое время
Саймон не замечал, что Бинабик направляет баржу к северо-восточному  берегу,
где некогда стоял Энки э-Шаосай, и где теперь появилось странное мерцание.
   - Мы едем  к  огням,  -  сказал  он.  Голос  его  быстро  затих,  как  бы
поглощенный темнотой долины.
   - Да.
   - Почему? Там ситхи?
   - Не ситхи, нет. - Бинабик  смотрел  в  покрытую  рябью  воду.  Поза  его
выдавала, что он едва владеет собой. - Я думаю, что ты имел  справедливость.
Джирики не стал бы держать свое прибытие в секрете.
   - Тогда кто же там?
   - Ты увидишь.
   Все внимание тролля теперь было сосредоточено на дальнем берегу,  который
все приближался. Саймон уже видел стену возвышающихся деревьев,  и  внезапно
вспомнил, как священники-писцы в Хейхолте почти  одним  движением  поднимали
головы, когда какое-то поручение приводило его в их обитель - большая  толпа
старых людей, оторванных его  неуместным  появлением  от  навеянной  чтением
пергаментов дремоты.
   Лодка царапнула по дну. Саймон и Бинабик вылезли и потащили  ее  к  более
надежному месту, а Кантака  с  плеском  носилась  вокруг  них.  Когда  Домой
уговорили сойти на берег, Бинабик снова зажег свой факел  и  они  въехали  в
лес.  Деревья  Альдхорта  росли  здесь  близко  друг  к  другу,  как   будто
сгрудившись  от  холода.  Факел  выхватывал   невероятное   обилие   листьев
бесчисленных форм и размеров,  а  также  то,  что  казалось  многочисленными
вариантами вьюнов, мха и  травы.  Все  это  росло  вместе,  в  беспорядочном
растительном буйстве. Бинабик вел их по узкой оленьей тропе. Сапоги  Саймона
промокли, ногам его было  холодно  и  становилось  все  холоднее.  Он  снова
подумал, что можно делать в таком месте и в такой час.
   Он  услышал  шум  раньше,   чем   успел   что-нибудь   увидеть.   Воющие,
беспорядочные, похожие на волынку звуки  флейт,  перебиваемые  едва  слышным
барабанным боем. Саймон повернулся  к  Бинабику,  но  тролль  прислушивался,
кивая, и не замечал  вопросительного  взгляда  Саймона.  Вскоре  они  начали
различать  свет,  мерцающий  сквозь  плотную  стену  леса.  Странная  музыка
становилась громче, и Саймон почувствовал, что сердце его забилось  сильнее.
Конечно Бинабик знает, что  делает,  успокаивал  он  себя.  После  всех  тех
ужасов, которые они перенесли вместе, Саймон мог доверять своему  другу.  Но
Бинабик, казалось, находился в таком странном смятении... Он склонил  голову
набок, почти так, как это делала Кантака, как будто бы в странной мелодии  и
барабанном бое тролль слышал что-то совершенно недоступное Саймону.
   Саймон был полон нервного ожидания. Он вдруг  понял,  что  ощущает  давно
знакомый запах чего-то неуловимого. Сперва он был уверен, что это всего лишь
запах его одежды, но едкий и живой запах нельзя было больше игнорировать.
   Мокрая шерсть.
   - Бинабик! - закричал он, и потом, поняв наконец, в чем дело, рассмеялся.
Они вышли на широкую потяну. Останки старого города ситхи лежали повсюду, но
теперь мертвый камень  был  окрашен  отблесками  прыгающего  пламени.  Жизнь
вернулась, хотя и не та жизнь, которую  имели  в  виду  строители.  По  всей
верхней части лощины разбрелось  огромное  стадо  белоснежных  баранов.  Дно
лощины, гае весело горели костры, точно  так  же  было  заполнено  троллями.
Некоторые танцевали и пели, другие играли на своих  инструментах,  производя
развеселую музыку. Многие просто стояли в стороне и смеялись.
   - Сшпкинамук! - закричал Бинабик. Лицо  его  сияло  невероятно  довольной
улыбкой. - Хениматук! Эа куп!
   Два десятка лиц... четыре десятка - шесть или больше  повернулись,  чтобы
посмотреть на то место, где  стояли  Бинабик  и  Саймон.  В  одно  мгновение
огромная  толпа  бросилась  к  ним,  протискиваясь  между  сердито  блеющими
баранами. Одна маленькая фигурка обогнала остальных и  в  считанные  секунды
добежала до распростертых рук Бинабика.
   Саймон был окружен щебечущими троллями. Они кричали, смеялись  и  дергали
за его одежду, они  гладили  его  руки;  они  сияли  дружелюбными  улыбками.
Внезапно он почувствовал себя в гуще старых друзей и обнаружил,  что  и  сам
сияет в ответ, а глаза его наполнились слезами. Сильный запах масла и  жира,
который он так хорошо помнил, бил ему в ноздри, но сейчас этот запах казался
удивительно приятным. Он ошеломленно обернулся и поискал взглядом Бинабика.
   - Откуда ты узнал? - закричал он.
   Друг его стоял неподалеку, рука его лежала на плече Ситки. Она  улыбалась
почти так же широко, как он, и румянец покрывал ее щеки.
   - Моя умница Ситкинамук послала мне одну из птиц Укекука.  Мои  люди  уже
два дня имеют здесь лагерь и постраивали лодки.
   - Строили ложи? - Саймон чувствовал, как  его  легонько  подталкивает  со
всех сторон океан маленьких людей, вплотную окруживших его.
   - Чтобы пересекать озеро и оказывать помощь Джошуа, - засмеялся  Бинабик.
- Сто храбрых троллей Ситки приводила  для  помощи  нам.  Теперь  ты  будешь
понимать,  почему  риммеры  вселяют  страх  в  своих  детей,  когда  шепотом
говаривают о долине Хухинка.
   Ситки на мгновение уткнулась носом  ему  в  плечо,  потом  повернулась  и
посмотрела на Саймона.
   - Я читала книгу Укекука, - сказала она. Ее вестерлинг звучал странно, но
вполне понятно. - Теперь я говорю больше твой язык. -  Ее  кивок  был  почти
поклоном. - Приветствую тебя, Саймон.
   - Приветствую тебя, Ситки, - ответил он. - Рад снова видеть тебя.
   - Вот почему я имел желание, чтобы ты сопроводил меня.  -  Бинабик  обвел
рукой лощину. - Завтра мы будем иметь  много  времени,  чтобы  говаривать  о
войне. А сегодня все друзья совместны. Мы будем иметь пение и танцевание.
   Саймон улыбнулся радости на лице  Бинабика  и  счастью,  отразившемуся  в
черных глазах его невесты. Усталость Саймона растаяла.
   - Мне это нравится! - сказал он, и это было правдой.

3 СТРАНИЦЫ СТАРОЙ КНИГИ

   Когтистые руки схватили ее, пустые глаза пристально смотрели ей  в  лицо.
Они окружали ее, серые  и  холодные,  как  лягушки,  а  она  не  могла  даже
вскрикнуть. Мириамель проснулась. У нее до боли перехватило горло.  Не  было
рук, не было глаз, только кусок ткани, прикрывающий ее, да  звук  плещущихся
волн. Она долго лежала на спине, пытаясь восстановить дыхание, потом села.
   Никаких  рук,  никаких  глаз.  Килпы,  вполне  удовлетворенные   обильной
трапезой на "Облаке Эдны", вряд ли потревожат шлюпку.
   Мириамель выскользнула из-под импровизированного навеса,  который  они  с
монахом сделали из промасленного чехла  лодки,  потом  прищурилась,  пытаясь
найти хоть какой-нибудь след солнца,  чтобы  определить  время.  Ее  окружал
унылый, свинцовый океан, как будто огромное пространство воды было  выковано
легионом кузнецов. Серо-зеленое поле, простиравшееся вокруг, было совершенно
однообразно, если не считать гребней волн, сверкавших в рассеянном свете.
   Кадрах сидел перед ней на одной из передних скамеек,  зажав  под  мышками
рукоятки весел, и разглядывал свои руки. Куски плаща,  которыми  он  обмотал
ладони, чтобы защитить их, были оборваны, искромсаны  постоянным  трением  о
ручки весел.
   - Бедные твои руки! - Мириамель была  удивлена  дрожью  в  своем  голосе.
Кадрах, удивившийся еще больше, чем она, вздрогнул.
   - Моя леди, - он взглянул на нее. - Все в порядке?
   - Нет, - сказала она, но попыталась улыбнуться. - У меня все болит, везде
болит. Но посмотри на свои руки. Они ужасны!
   Он печально посмотрел на содранную кожу.
   - Боюсь, что я слишком много греб. Я еще недостаточно силен.
   Мириамель нахмурилась:
   - Ты сошел с ума. Кадрах! Ты много дней был закован в цепи! Зачем  же  ты
работал веслами? Ты убьешь себя!
   Монах покачал головой:
   - Я греб не слишком долго, моя леди. Эти раны на руках свидетельствуют  о
слабости моей плоти, а не о тяжести моих трфудов.
   - Мне нечем их перевязать, -  забеспокоилась  Мириамель,  потом  внезапно
взглянула в небо. - Какое сейчас время дня?
   Монаху потребовалось время, чтобы ответить на этот неожиданный вопрос.
   - Ну-у, ранний вечер, принцесса. Солнце только что зашло.
   - И ты позволил мне спать весь день? Да как ты мог!?
   - Вам необходимо было поспать, леди. Вы видели дурные сны, но  я  уверен,
что вам все равно стало гораздо лучше  после...  -  Кадрах  замолчал,  потом
поднял скрещенные пальцы в неопределенном жесте. - В любом случае, так  было
лучше.
   Мириамель постаралась притушить свое раздражение:
   - Надо найти что-нибудь для твоих рук. Может быть в одном из свертков Ган
Итаи? - Она старалась, чтобы ее губы не дрогнули, когда она произносила  имя
ниски. - Не двигай весла, если дорожишь своей жизнью.
   - Да, моя леди.
   Двигаясь осторожно, чтобы не  причинить  боли  ноющим  мышцам,  Мириамель
наконец достала маленький промасленный пакет  полезных  вещей,  которые  Ган
Итаи вручила ей вместе с  водой  и  пищей.  Там  были  обещанные  рыболовные
крючки, кусок прочного странно темного шнура, какого  Мириамель  никогда  не
видела прежде; кроме того, там был  маленький  ножичек  и  мешочек  с  целой
коллекцией баночек, каждая не  больше  большого  пальца  взрослого  мужчины.
Мириамель открывала их одну за другой, осторожно принюхиваясь.
   - В этой соль, я думаю, - сказала она. - Зачем соль может понадобиться  в
море, если можно в любой момент получить ее, выпарив воду? - Она  посмотрела
на Кадраха, но монах только покачал  круглой  головой.  -  В  этой  какой-то
желтый порошок. - Она закрыла глаза и принюхалась еще раз. - Запах приятный,
но не похоже, что здесь  что-то  съедобное.  Хм.  -  Она  открыла  еще  три,
обнаружив в одной толченые лепестки, во второй сладкое  масло  и  в  третьей
светлую мазь, от запаха которой начали слезиться глаза.
   - Я знаю этот запах, - сказал Кадрах. - Ложный след. Годится для припарок
и тому подобного. Основное средство из арсенала сельского целителя.
   - Значит, это я и искала. - Мириамель отрезала несколько полос от  ночной
рубашки, которую носила под мужской одеждой, потом намазала мазью  часть  из
них и туго обернула их вокруг стертых рук Кадраха.  Закончив,  она  повязала
сверху полоску сухой ткани, чтобы уберечь раны от грязи.
   - Вот, это должно помочь.
   - Вы слишком добры, л