оседями  и
смотреть, как мои детирастят своих детей. А теперь землю снова разорвали  на
мелкие кусочки, как протекающую камышовую крышу. Спаси меня Бог, мне хватило
сражений моей молодости... что бы я там ни говорил.
   Сражения хороши для молодых, которые держатся за жизнь крепко и беспечно,
а старикам хватает воспоминаний  в  тепле,  у  огня,  когда  ветер  завывает
снаружи.
   Проклятая старая собака, вроде меня, всегда  готова  улечься  и  спать  у
огня.
   Он дергал себя за бороду и смотрел, как паук бежит к  темному  углу,  где
сделала короткую остановку неосторожная муха.
   Мы думали, что Джон выковал мир, который продержится еще тысячу лет, а он
пережил короля только на два лета. Ты. строишь и строишь,  укладываешь  нить
за нитью, как мой маленький приятель на потолке, и все это только для  того,
чтобы первый же порыв ветра разорвал все в куски.
   - ..И я чуть не загнал двух лошадей, чтобы привезти эти вести  как  можно
быстрее, лорд, - закончил молодой человек, когда Изгримнур снова прислушался
к оживленным голосам.
   -  Ты  все  сделал  правильно,  Деорнот,  -  сказал  Джошуа.  -   Встань,
пожалуйста.
   Молодой солдат с прямыми волосами и все еще влажным  после  скачки  лицом
встал, кутаясь в тонкий плащ, который дал ему принц. Он выглядел  почти  так
же, как в тот раз, когда,  одетый  в  костюм  монаха  для  празднования  дня
святого Туната, принес принцу весть о смерти его отца.
   Принц положил руку ему на плечо.
   - Я рад, что ты вернулся. Я беспокоился за тебя и проклинал себя  за  то,
что дал тебе такое опасное поручение. - Он повернулся к остальным.  -  Итак,
мои лорды, вы слышали доклад Деорнота. Элиас готов к бою. Он направляется  к
Наглимунду с... Деорнот? Ты сказал.
   - Около тысячи рыцарей, а может быть и больше, и десять тысяч  пехоты,  -
печально сказал солдат. - Это среднее число по различным донесениям,  и  оно
кажется наиболее вероятным.
   - Я уверен, что так оно и есть. - Джошуа махнул рукой.  -  И  меньше  чем
через две недели он будет под нашими стенами.
   - Я полагаю так, сир, - кивнул Деорнот.
   - А что мой господин? - спросил Дивисаллис.
   - Ну, барон, - начал Деорнот, но сжал  зубы,  пережидая  очередную  волну
дрожи. - Над Муллах был в большом волнении - да это и понятно, учитывая  то,
что произошло на западе... - Он остановился и взглянул  на  принца  Гвитина,
сидевшего в некотором отдалении, печально глядя в потолок.
   - Продолжай, - спокойно сказал Джошуа. - Мы выслушаем все.
   Деорнот отвел глаза от эрнистирийца.
   - Как я уже говорил, трудно получить надежные сведения.  Но  если  верить
нескольким речникам из Абенгейта на побережье, ваш герцог отплыл из  Наббана
и сейчас в открытом море. Вероятно, он планирует высадиться в Краннире.
   - Сколько с ним людей? - громыхнул Изгримнур.
   Деорнот пожал плечами.
   - Все говорят по-разному. Триста всадников  и  возможно  тысяча  или  две
пехотинцев.
   - Наверное, так и есть, принц Джошуа, - задумчиво  сказал  Дивисаллис.  -
Многие из лендлордов не пойдут, опасаясь ссориться с  Верховным  королем,  и
это можно понять. Пирруинцы, как всегда, сохранят нейтралитет, а граф Страве
предпочтет оказаться полезным обеим сторонам и  сбережет  свои  корабли  для
перевозки товаров.
   - Так что мы все еще можем ожидать сильной помощи от Леобардиса,  хотя  я
надеялся, что она будет еще сильнее, - Джошуа оглядел присутствующих.
   - Даже если наббанайцы отбросят Элиаса от ворот, - сказал барон Ордмайер,
пытаясь скрыть страх, отразившийся на его пухлом лице, - все  равно  у  него
будет втрое больше людей, чем у нас.
   - Но у нас есть стена, сир, - отрезал  Джошуа,  его  узкое  лицо  приняло
жесткое выражение. - Мы  хорошо  укреплены,  очень  хорошо.  -  Потом  принц
повернулся к Деорноту, и лицо его смягчилось. - Расскажи нам  все,  что  еще
осталось, верный друг, и отправляйся спать.  Мне  будет  очень  дорого  твое
здоровье в грядущие дни.
   Деорнот через силу улыбнулся.
   - Да, сир.  Оставшиеся  известия,  боюсь,  тоже  не  радостны.  Эрнистири
потерпели поражение у Иннискрика.  -  Он  посмотрел  на  Гвитина,  но  потом
опустил глаза. - Говорят, что король Лут ранен, а его враги отступили, чтобы
поторопить Скали и его людей.
   Джошуа мрачно взглянул на эрнистирийского принца.
   - Ну вот, все не так плохо, как ты думал.  Твой  отец  жив  и  продолжает
бороться.
   Молодой человек повернулся. Глаза его покраснели:
   - Да! Они сражаются, а я сижу здесь, ем хлеб с сыром и  пью  эль,  словно
толстый горожанин. Мой отец может быть при смерти. Как же я могу  оставаться
здесь?
   - Ты думаешь, что сможешь оттеснить  Скали  с  твоей  полусотней  бойцов,
юноша? - не без сочувствия спросил Изгримнур.  -  Или  ты  ищешь  быстрой  и
славной смерти, чтобы не ждать и не решать, как лучше поступить?
   - Я не так глуп, - холодно ответил Гвитин. - Стадо Багбы!  Изгримнур,  ты
ли это? Ты ведь, кажется, собирался накормить Скали сталью?
   - Наоборот, - смущенно пробормотал Изгримнур. - Я вовсе не  говорил,  что
могу штурмовать Элвристхолл с моей дюжиной рыцарей.
   - А я хочу всего-навсего обойти Скали с фланга и  уйти  к  моим  людям  в
горы.
   Не в силах выдержать ясного  требовательного  взгляда  принца,  Изгримнур
отвел глаза и посмотрел на потолок, где в темном углу маленький трудолюбивый
ткач усердно заворачивал что-то в липкие шелковые нити.
   - Гвитин, - успокаивающе проговорил Джошуа. - Я прошу  только  подождать,
пока мы решим что-нибудь. Один или два дня не имеют большого значения.
   Молодой эрнистириец вскочил,  и  его  кресло  проскрежетало  по  каменным
плитам.
   - Ждать! Это все, что вы делаете, Джошуа!  Ждать  местных  лордов,  ждать
Леобардиса и его армию, ждать... ждать, чтобы Элиас  взобрался  на  стены  и
предал Наглимунд огню! Я устал от вашего бесконечного ожидания. - Он  поднял
дрожащую руку, предупреждая протесты Джошуа. - Не забывайте, Джошуа, а  тоже
принц. Я пришел к вам в память дружбы наших отцов. А теперь мой отец ранен и
может быть в плену у этих северных  дьяволов.  Если  он  умрет,  не  получив
помощи, и я стану королем, вы тоже будете мне приказывать? Вы  снова  будете
удерживать меня? Бриниох! Я не могу понять такого малодушия! - Не  дойдя  до
двери, он обернулся. - Я скажу  своим  людям,  что  мы  отбываем  завтра  на
закате. Если вы придумаете причину, по которой я должен  остаться,  причину,
которая мне не известна, то - вы знаете, где меня можно найти.
   Дверь с грохотом захлопнулась, и принц Джошуа устало поднялся на ноги.
   - Я думаю, что многие из  нас...  -  Он  помолчал  и  безнадежно  покачал
головой. - Хотят есть и пить - и ты не последний, Деорнот. Но я  прошу  тебя
еще некоторое время подождать. Пока остальные  пойдут  вперед,  я  хотел  бы
задать тебе несколько частных вопросов. - Принц жестом пригласил собравшихся
в  обеденный  зал  и   молча   смотрел,   как   они   выходят,   приглушенно
переговариваясь между собой. - Изгримнур! - неожиданно позвал он, и  герцог,
остановленный  в  дверях,  озадаченно  обернулся.  -  Ты  тоже,  пожалуйста,
останься.
   Когда Изгримнур снова уселся в кресло, Джошуа выжидательно  посмотрел  на
Деорнота.
   - У тебя есть другие вести для меня? - спросил он.
   Солдат нахмурился:
   - Если бы у меня были добрые вести,  мой  принц,  я  бы  сообщил  их  вам
первому до прихода остальных. Я не нашел никаких следов вашей племянницы или
монаха, сопровождавшего ее, кроме  свидетельства  одного  сельского  фермера
около Гринвудской равнины, который видел пару,  похожую  на  описанную,  она
переходила реку несколько дней назад, двигаясь на юг.
   - Что было и так понятно из того, что нам говорила леди Воршева. А сейчас
они уже давно далеко в Иннискрике, и только благословенный Узирис знает, что
с ними может случиться и куда они пойдут дальше. Остается только  надеяться,
что мой брат Элиас поведет свою армию вверх по краю холмов, поскольку в этот
мокрый сезон Вальдхельмская  дорога  -  единственное  безопасное  место  для
тяжелых повозок. - Принц посмотрел на колеблющиеся языки пламени. -  Ну  что
же, тогда, - сказал он наконец, - спасибо, Деорнот. Если бы мои вассалы были
такими, как ты, я только смеялся бы над угрозами Верховного короля.
   - У вас хорошие люди, сир, - умиротворяюще сказал молодой рыцарь.
   - Теперь ступай, - Джошуа протянул руку и похлопал Деорнота по  плечу,  -
поешь и отправляйся спать. Ты не понадобишься мне до завтра.
   - Да, сир, - молодой эркинландер встал, сбросил  свой  плащ  и  вышел  из
комнаты, выпрямив спину. После его ухода Джошуа и Изгримнур некоторое  время
сидели молча.
   - Мириамель ушла Бог  знает  куда,  а  Леобардис  гонит  Элиаса  к  нашим
воротам. - Принц покачал головой, кончиками пальцев массируя  виски.  -  Лут
ранен, эрнистири отступают, а Скали хозяйничает от Вественби до  Грианспога.
И, наконец, легендарные демоны разгуливают по землям смертных. -  Он  угрюмо
улыбнулся герцогу. - Сеть затягивается, дядя.
   Изгримнур запустил пальцы в бороду.
   - Паутина качается на ветру, Джошуа. На сильном ветру.
   Он не стал объяснять свое замечание, и тишина наполнила высокий зал.

***

   Человек в собачьей маске слабо выругался  и  выплюнул  в  снег  еще  один
сгусток крови. Любой менее сильный человек был бы уже мертв, лежа на снегу с
разбитыми ногами и лопнувшими ребрами, но мысль эта  приносила  лишь  слабое
удовлетворение. Все годы тяжелых упражнений и изнурительного труда,  спасшие
ему  жизнь,  когда  умирающая  лошадь  перекатилась  через  него,   окажутся
бессмысленными, если он не сможет добраться до какого-нибудь сухого укрытия.
Час или два закончат работу, которую начал его подстреленный конь.
   Проклятые ситхи -  а  в  их  неожиданном  вмешательстве  не  было  ничего
удивительного - провели пленников-людей в нескольких футах  от  того  места,
где, засыпанный снегом, лежал он. Ему понадобились все его силы и  мужество,
чтобы лежать сверхъестественно тихо, пока справедливый народ рыскал  вокруг.
Они, видимо, решили, что  он  уполз  куда-нибудь  умирать  -  на  что  он  и
рассчитывал - и через несколько мгновений продолжили путь.
   Теперь он, дрожа, лежал там, где выбрался из под плотного белого  одеяла,
собирая  силы  для  следующего  рывка.  Единственной   его   надеждой   было
каким-нибудь образом добраться до Хетстеда, где должны были ожидать два  его
человека. Он сотни раз проклинал себя за то, что доверился этой  деревенщине
Скали - пьяные тупые мародеры, недостойные чистить ему сапоги, вот кто  были
его люди. Он сожалел, что вынужден был отослать своих собственных бойцов  по
другому делу.
   Он тряхнул  головой,  пытаясь  освободиться  от  надоедливых  белых  мух,
танцующих на фоне темнеющего неба, и сжал потрескавшиеся губы.  Его  собачий
шлем все еще был на нем, и когда из-под маски донеслось уханье снежной совы,
это прозвучало нелепо. Ожидая ответа, он снова попробовал  ползти  или  даже
встать. Это было бесполезно: что-то  ужасное  случилось  с  его  ногами.  Не
обращая внимания на обжигающую боль в сломанных ребрах, он прополз несколько
локтей к лесу, подтягиваясь на руках, и остановился, тяжело дыша.
   Немного позже он ощутил горячее дыхание и поднял голову. Черная морда его
шлема повторилась, словно в  кривом  зеркале,  улыбающейся  белой  мордой  в
нескольких дюймах от него.
   - Никуа! - выдохнул  он  на  языке,  совсем  не  похожем  на  его  родной
риммерпакк. - Иди сюда, да проклянет тебя Удун! Иди!
   Огромный пес сделал еще шаг, белой громадой нависнув  над  своим  раненым
хозяином.
   - Теперь... держи, - сказал человек, ухватившись сильными руками за белый
кожаный ошейник. - И тащи!
   Когда собака потянула, он застонал и сжал зубы под  равнодушной  собачьей
мордой шлема. Он едва не лишился сознания от раздирающей тело боли, подобной
бьющему молоту, когда собака тащила его по снегу, но не ослабил хватки, пока
не достиг деревьев. Только тогда он разжал руки и отпустил - все отпустил  и
соскользнул вниз, в темноту, к недолгому отдыху от невыносимой боли.

***

   Когда  он  очнулся,  серое  небо  стало  на  несколько  тонов  темнее,  а
принесенный ветром снег прикрывал его пушистым одеялом. Огромный  пес  лежал
рядом, безразличный ко всему. Несмотря на  свою  короткую  шерсть,  он  явно
чувствовал себя так же хорошо, как если бы отдыхал перед  пылающим  камином.
Человек на земле не удивился: он хорошо знал ледяные песни  Пика  Бурь,  где
были выращены эти звери. Глядя на красную пасть, изогнутые зубы и  крошечные
белые  глаза  Никуа,  словно  полные  какого-то  молочного  яда,  он   снова
возблагодарил судьбу за то, что он хозяин, а не жертва этих тварей.
   Он стащил с себя шлем - не без труда, потому что  тот  помялся  во  время
падения - и положил на снег рядом с собой. Ножом  он  разрезал  свой  черный
плащ на длинные полосы и стал медленно и  старательно  подпиливать  молодое,
тоненькое деревце. Это было почти невыносимо для его изувеченных  ребер,  но
он продолжал, изо всех сил стараясь не обращать внимания на вспышки боли.  У
него бьшо две причины для того, чтобы выдержать  все  это:  долг  рассказать
своим хозяевам о неожиданной атаке ситки и  жгучее  желание  отомстить  этой
компании подонков, которая так часто нарушала его планы.
   Когда он наконец кончил пилить, бело-голубой  глаз  луны  с  любопытством
выглянул из облаков между верхушками деревьев.  Он  туго  примотал  короткие
палки к ногам полосками своего  плаща,  сделав  нечто  вроде  лубка;  потом,
вытянув перед собой негнущиеся ноги, словно  ребенок,  играющий  в  грязи  в
крестики-нолики, прибинтовал короткие поперечины  к  верху  двух  оставшихся
длинных палок. Аккуратно захватив их, он, снова  взялся  за  ошейник  Никуа,
позволив белой собаке поставить себя на ноги. Некоторое время  он  угрожающе
раскачивался, но в конце концов ему удалось пристроить только что  сделанные
костыли под мышки.
   Он сделал несколько шагов, неуклюже передвигая негнущиеся  ноги.  Сойдет,
решил он, морщась от невыносимой боли - впрочем, выбора-то у него и не было.
   Он посмотрел на ощерившийся шлем, валяющийся  в  снегу,  подумал  о  том,
сколько усилий придется затратить, чтобы поднять его, и о тяжести теперь уже
бесполезной вещи. Потом, задыхаясь, все-таки нагнулся и взял его.  Шлем  был
дан ему в священных пещерах Стурмспейка Ею  Самой.  Она  назвала  его  тогда
Священным охотником - его, смертного. Теперь невозможно  было  оставить  его
лежать на снегу, как нельзя бьшо бы остановить собственное бьющееся  сердце.
Он не мог забыть то невероятное,  опьяняющее  мгновение  и  голубые  огни  в
Покоях Дышащей Арфы, когда он опустился на колени перед троном, и  спокойное
мерцание Ее серебряной маски.
   Терзающая его боль утихла на мгновение  от  сладкого  вина  воспоминаний.
Никуа  молчаливо  трусил  у  ног.  Инген  Джеггер  медленно,  с  остановками
спускался по длинному, поросшему деревьями склону горы и тщательно обдумывал
месть.

***

   У спутников Саймона,  потерявших  одного  из  своих  товарищей,  не  было
желания разговаривать, да и ситхи не поощряли их к  этому.  Они  медленно  и
молчаливо шли через  заснеженные  подножия  гор,  и  серый  день  постепенно
переходил в вечер.
   Каким-то образом ситхи  точно  определяли,  как  им  идти,  хотя  Саймону
утыканные соснами склоны казались одинаковыми, неотличимыми друг  от  друга.
Янтарные глаза предводителя все время  двигались  на  его  неподвижном,  как
маска, лице,  но  казалось,  что  он  ничего  не  ищет,  а,  скорее,  читает
запутанный язык земли так же легко, как отец Стренгьярд разбирается в  своих
книгах.
   Единственный  раз,  когда  главный  ситхи  хоть  как-то  отреагировал  на
происходящее вокруг, был в самом начале  их  пути,  когда  по  склону  рысью
спустилась Кантака и пошла рядом с Бинабиком, сморщив нос  и  обнюхивая  его
руку и нервно виляя хвостом. Ситхи с некоторым любопытством поднял  брови  и
обменялся  взглядами  со  своими  товарищами,  чьи  желтые  глаза  удивленно
сузились. Он не сделал никакого знака, по  крайней  мере  Саймон  ничего  не
заметил, но волчице было позволено беспрепятственно сопровождать их.
   Дневной свет уже угасал, когда странная процессия  наконец  повернула  на
север и медленно пошла вдоль основания крутого склона, чьи заснеженные  бока
были  усеяны  крупными  камнями.  Саймон,  шок  и  оцепенение  которого  уже
достаточно прошли, чтобы позволить ему  заметить  до  боли  замерзшие  ноги,
мысленно поблагодарил предводителя, когда тот сделал знак остановиться.
   - Здесь, - сказал он, показывая на огромный валун, возвышающийся  над  их
головами. - На дне, - он снова показал на  этот  раз  на  широкую,  по  пояс
вышиной трещину в передней части камня. Прежде чем кто-либо успел  вымолвить
хоть слово, двое ситхи проворно прошли мимо них и головой вперед  скользнули
в отверстие. В мгновение ока они исчезли.
   - Ты, - сказал предводитель Саймону. - Иди следом. Хейстен и  два  других
солдата  хотели  было  что-то  возразить,  но  Саймон  чувствовал   странную
уверенность, что все будет в  порядке,  несмотря  на  необычность  ситуации.
Встав на колени, он сунул голову в щель.
   Это был узкий сверкающий тоннель,  облицованная  льдом  труба,  уходившая
вверх и, судя по всему, пробитая в самом камне горы. Он  решил,  что  ситхи,
скользнувшие в трубу, видимо,  взобрались  наверх  и  исчезли  за  следующим
поворотом. Они пропали бесследно, а вряд ли  кто-нибудь  смог  спрятаться  в
этом гладком, как стекло, узком проходе, таком узком, что в  нем,  наверное,
трудно было бы даже поднять руки.
   Он вынырнул обратно и полной грудью вдохнул свежий холодный воздух.
   - Как я могу попасть внутрь? Тоннель покрыт льдом и идет прямо  вверх.  Я
просто съеду обратно!
   - Посмотри над головой, - ответил главный ситхи. - Ты поймешь.
   Саймон снова залез в тоннель и прополз немного дальше, так что его  плечи
и торс  тоже  оказались  внутри.  Теперь  он  мог  повернуться  на  спину  и
посмотреть вверх. Лед на потолке, если только можно  было  назвать  потолком
то, что находилось на расстоянии локтя от пола, был  покрыт  горизонтальными
зарубками, расположенными  на  равном  расстоянии  друг  от  друга,  которые
тянулись по всей видимой длине прохода. Зарубки были  довольно  глубокими  и
достаточной ширины,  чтобы  можно  было  удобно  ухватиться  обеими  руками.
Немного подумав, он решил подтягиваться  вверх  руками  и  ногами,  упираясь
спиной в пол тоннеля. С некоторым неудовольствием восприняв эту перспективу,
поскольку он не имел никакого представления о длине тоннеля и о том, кто еще
может оказаться в  нем,  он  хотел  было  снова  вылезти  наружу,  но  потом
передумал. Ситхи  взобрались  наверх  быстро  и  ловко,  как  белки,  и  ему
почему-то хотелось показать им, что если уж он не такой ловкий, как они,  то
по крайней мере достаточно смелый, чтобы залезть в тоннель без уговоров.
   Подъем  оказался  трудным,  но  не  непреодолимым.   Проход   поворачивал
достаточно часто, так что можно было делать остановки и  отдыхать,  упираясь
ногами в изгибы тоннеля. Пока он карабкался наверх, раз  за  разом  напрягая
мускулы, все преимущества такого тоннеля стали очевидны: этот трудный подъем
был бы невозможен для любого животного, кроме двуногого, а всякий, кто хотел
выйти, мог соскользнуть по льду легко, как змея.
   Он как раз собирался в  очередной  раз  остановиться  для  отдыха,  когда
услышал, как кто-то переговаривается на плавном языке ситхи  прямо  над  его
головой. Через мгновение сильные руки ухватились за  ремни  его  кольчуги  и
вытащили наверх. Он выскочил из тоннеля, от удивления лишившись дара речи, и
плюхнулся на теплый каменный пол, мокрый от растаявшего снега.  Двое  ситхи,
которые вытащили его, согнулись над проходом, лица  их  были  неразличимы  в
полутьме. Свет проникал в комнату - которая на самом деле  была  не  столько
комнатой, сколько пещерой,  тщ