вой народ, и мой? И это все для того, чтобы не  нарушить  клятву,  данную
мертвому учителю?
   Бинабик выпрямился во весь рост. Глаза его наполнились злыми слезами.
   - Прекрати говаривать о моей клятвенности, - прошипел он. - Я не принимаю
советов от бестолкового крухока!
   Слудиг поднял руку в перчатке, как  будто  собираясь  ударить  маленького
человека, потом посмотрел на свою дрожащую руку, повернулся и ушел с поляны.
   Бинабик даже не взглянул, как он уходит,  а  продолжал  гладить  Кантаку.
Слеза сбежала по его щеке и скрылась в мехе капюшона.
   Прошли минуты полной тишины, даже ни одна птица не вскрикнула.
   - Тролль? - Слудиг стоял на краю поляны прямо  за  лошадьми.  Бинабик  не
поднял головы. - Знаешь, старина, - продолжал Слудиг, - ты должен  выслушать
меня, - риммерсман все еще держался на  расстоянии,  как  незваный  гость  в
ожидании, что его пригласят в дом. -  Когда-то,  сразу  после  нашей  первой
встречи, я сказал тебе, что у тебя нет понятия чести. Я хотел пойти и  убить
Сторфота, тана Вественби, за то, что  он  оскорбил  герцога  Изгримнура.  Ты
сказал, чтобы я не ходил. Ты мне сказал, что мой господин Изгримнур дал  мне
поручение и что я не вправе ставить под угрозу выполнение этого задания, что
это будет глупо, в этом не будет ничего героического или достойного.
   Тролль продолжал механически гладить спину Кантаки.
   - Бинабик, я знаю, что у тебя есть понятие чести.  Ты  знаешь,  что  и  я
такой же. Перед нами тяжелый выбор, но не правильно, когда  союзники  готовы
драться и бросаться друг в друга оскорблениями, как камнями.
   Тролль все еще не отвечал, но  руки  его  оставили  волчицу  и  легли  на
колени. Он долго сидел на корточках, опустив подбородок на грудь.
   - В моем поведении была недостойность, Слудиг, - вымолвил он  наконец.  -
Ты имеешь справедливость, когда кидаешь в меня мои же собственные  слова.  Я
прошу твоего прощения, хотя его не заслужил, - он обратил к риммерсману свое
несчастное лицо. Слудиг ступил на поляну.
   - Мы не можем вечно искать Саймона, - тихо сказал Слудиг. - Это так:  тут
ни дружба, ни любовь ни при чем.
   - Ты  имеешь  справедливость,  -  признал  Бинабик.  Он  медленно  потряс
головой. - Справедливость. - Он поднялся и направился к бородатому  солдату,
протянув ему свою маленькую руку.  -  Если  можешь,  в  знак  прощения  моей
глупости...
   - Нечего прощать, - огромная ручища сжала ручку Бинабика, которая  в  ней
совершенно исчезла.
   На лиц тролля показалась усталая улыбка.
   - Тогда я прошу об одной милости. Давай  разложим  здесь  костер  сегодня
ночью и завтра ночью, и будем звать Саймона. Если никаких следов его  мы  не
обнаружим, то послезавтра утром мы отправимся к Скале прощания. Иначе у меня
будет такое чувствование, что я его бросил, не поискав как следует.
   Слудиг согласно кивнул.
   - Так будет справедливо. Теперь мы должны  собрать  хворост.  Ночь  скоро
наступит.
   - Да, и этот ледяной ветер не унимается, - заметив Бинабик, нахмурившись.
- Не повезет тем, кого ночь застала без крова над толовой.

***

   Брат Хенгфиск, несимпатичный королевский  виночерпий,  указал  на  дверь.
Ухмылка монаха была, как всегда, неуместной. Создавалось впечатление, что он
сдерживается, чтобы не рассмеяться какой-то шутке. Граф  Утаньята  прошел  в
дверь, и молчаливый Хенгфиск торопливо заковылял с лестницы, оставив графа в
дверях колокольни.
   Гутвульф  постоял  минутку,  чтобы  отдышаться.  Взбираться  по  ступеням
высоченной лестницы было для него тяжеловато, тем  более  что  он  последнее
время плохоспал.
   - Вы за мной посылали, ваше величество?
   Король стоял, сгорбившись, в нише одного из  высоких  окон;  его  тяжелый
плащи свете факелов был похож на спину гигантской  сине-зеленой  мухи.  Хотя
день еще далеко не кончился, небо было по-вечернему темным. Согбенная фигура
Элиаса с опущенными плечами напомнила Гутвульфу стервятника.  Тяжелый  серый
меч в ножнах висел сбоку. При виде его граф невольно передернулся.
   - Буря почти настигла  нас,  -  сказал  Элиас,  не  поворачиваясь.  -  Ты
когда-нибудь забирался так высоко на Башню Зеленого ангела?
   Гутвульф постарался придать своему голосу обычное спокойствие.
   - Я бывал здесь в вестибюле. Возможно, также пару раз на втором  этаже  у
священника. Но так высоко - никогда, сир.
   - Это странное место, - произнес король, по-прежнему не отводя взгляда от
чего-то за северо-западным  окном.  -  Это  место.  Башня  Зеленого  ангела,
когда-то была центром величайшего королевства, когда-либо существовавшего  в
Светлом Арде. Ты это знал, Гутвульф?
   Элиас резко отвернулся от окна. Глаза его  сверкали,  но  лицо  выглядело
изможденным и сморщенным, как будто тесная железная  корона  слишком  крепко
сжимала лоб.
   - Вы имеете в виду королевство вашего отца, ваше  величество?  -  спросил
граф, озадаченный и изрядно напуганный. Они испытал  только  страх,  получив
этот вызов к королю. Этот человек уже не был его  старым  другом.  Временами
король казался совершенно прежним, но Гутвульф не позволял себе  забывать  о
реальном положении дел: Элиас, каким он его знал, был в  сущности  мертв.  И
виселицы на Батальной площади, и острия решетки Нирулагских ворот были полны
останков тех,  кто  каким-то  образом  вызвал  неудовольствие  этого  нового
Элиаса. Гутвульф знал, что ему следует держать  рот  на  замке  и  выполнять
приказания - по крайней мере до поры до времени.
   - Конечно, не моего отца, тупица. Клянусь Господом, моя рука простирается
над гораздо более стоящим королевством, чем то, о чем  он  когда-нибудь  мог
мечтать. Прямо на пороге королевства моего отца был король Луг, а теперь нет
иного короля, кроме меня,  -  дурное  настроение  Элиаса  испарилось,  и  он
величественно взмахнул рукой. - Нет, Гутвульф, в мире есть много  такого,  о
чем ты и мечтать не смеешь. Это некогда было столицей могущественной империи
- более  обширной,  чем  Большой  Риммергард  Фингила,  более  древней,  чем
императорский Наббан, с более сильными законами, чем  утраченная  Хандия,  -
голос его понизился и почти затерялся в зове ветра. - Но  с  его  помощью  я
превращу этот замок в столицу еще более величественного королевства.
   -  С  чьей  помощью,  ваше  величество?  -  не  удержался  Гутвульф.   Он
почувствовал прилив холодной ревности. - Прейратса?
   Элиас как-то странно взглянул на него и расхохотался.
   - Прейратс! Гутвульф, ты наивен, как ребенок!
   Граф Утаньята прикусил щеку, чтобы удержаться  от  горячих  и,  возможно,
смертельно опасных слов. Он сжимал и разжимал свои покрытые шрамами кулаки,
   - Да, мой король, - выговорил он наконец.
   Король снова уставился в окно. Над его головой  темными  гроздьями  спали
колокола. Где-то вдали бормотал гром.
   - Но у попа есть-таки от меня секреты, - признался Элиас. - Он знает, что
чем больше мне известно, тем сильнее моя власть, поэтому он пытается кое-что
от меня утаивать. Видишь это, Гутвульф? - Он указал  на  что-то  в  окне.  -
Пламя ада, как же ты можешь что-нибудь оттуда видеть? - король разозлился. -
Подойди поближе! Боишься, что ветер тебя заморозит? - Он странно рассмеялся.
   Гутвульф неохотно выступил вперед, вспоминая, каким был  Элиас  до  того,
как его начало  охватывать  безумие:  он  был  горяч,  конечно,  но  не  был
непостоянным, как весенний ветер; он  любил  хорошую  шутку,  но  Только  не
подобные издевательские и непонятные остроты.  Гутвульфу  все  труднее  было
вспоминать того, другого человека, своего друга. Как ни странно,  чем  более
безумным Элиас становился, тем более он напоминал своего брата Джошуа.
   - Вон. - Король указывал поверх мокрых крыш Хейхолта  в  сторону  громады
Башни Хьелдина, которая находилась у северной стены. - Я отдал это Прейратсу
для всяких его опытов - его исследований, если хочешь, и теперь он держит ее
всегда на  запоре.  Он  не  дает  ключ  даже  своему  королю.  Для  моей  же
собственной  безопасности,  уверяет  он.  -  Элиас   недобро   взглянул   на
приземистую башню, серую, как небо, с  толстым  красным  стеклом  в  верхних
окнах. - Он что-то слишком заносится, этот алхимик.
   -  Прогони  его,  Элиас,  или  уничтожь  его!   -   воскликнул   Гутвульф
необдуманно, но потом решил продолжить:
   - Ты знаешь, я всегда говорил с тобой, как другом, - напрямик, если  было
нужно. И ты знаешь, я не хнычу, если прольется чья-то  кровь  или  сломаются
чьи-то кости. Но этот человек ядовит, как змея, и гораздо более  опасен.  Он
всадит нож тебе в спину. Скажи только слово - и  я  убью  его,  -  когда  он
закончил, сердце его бешено колотилось, как за час до битвы.
   Король  на  какой-то  миг  задержал  на  нем  свой  взгляд,  затем  снова
рассмеялся.
   - Узнаю старого Волка. Нет, нет, старый друг, я  уже  говорил  тебе:  мне
Прейратс необходим, и я не остановлюсь ни перед чем для  достижения  великой
цели. И он меня не ударит в спину, потому что, видишь ли, я ему тоже  нужен.
Этот алхимик использует меня - или так по крайней мере ему кажется.
   В отдалении снова прогрохотал гром. Элиас отошел от окна и  положил  руку
на плечо Гутвульфа. Граф ощутил  излучаемый  им  холод  даже  через  толстый
рукав.
   - Но я не хочу, чтобы Прейратс убил тебя, - сказал король, -  а  он  тебя
убил бы, не сомневайся. Его курьер  прибыл  из  Наббана  сегодня.  В  письме
сказано, что переговоры с Ликтором идут  успешно  и  что  Прейратс  вернется
через несколько дней. Вот почему мне пришла счастливая мысль послать тебя  в
Верхние Тритинги во главе моих рыцарей.  Юный  Фенгбальд  рвался  возглавить
отряд, но ты всегда оказывал мне неоценимые услуги и, что самое главное,  ты
будешь вне досягаемости для красного попа, пока он не выполнил мою волю.
   - Благодарю вас за возможность служить вам, мой король, - медленно сказал
Гутвульф, борясь с  нарастающими  в  душе  одновременно  гневом  и  страхом.
Подумать только, до чего опустился граф Утаньята!
   А что если схватить Элиаса, пришла  ему  в  голову  неожиданная,  шальная
мысль - просто схватить короля и броситься с ним через ограждение, так чтобы
оба они, долетев до земли,  разбились,  как  яйца,  брошенные  вниз.  Узирис
Избавитель, каким облегчением было бы так покончить с этой заразой  безумия,
которая охватила Хейхолт и проникла а самого Гутвульфа! В голове была полная
сумятица. Вслух он сказал только:
   - Вы уверены, что эти слухи о вашем брате - не просто слухи? Просто слухи
или игра воображения крестьян, которые все время  на  что-то  жалуются?  Мне
трудно поверить, что кто-нибудь мог выжить... мог  выжить  в  Наглимунде?  -
Один шаг, всего лишь один, и они вдвоем полетят  вниз  сквозь  этот  плотный
воздух. Все кончится за какие-то  несколько  мгновений,  и  начнется  долгий
темный сон...
   Элиас отошел от окна, разрушив чары. У Гутвульфа на лбу выступил холодный
пот.
   - Я не слушаю "слухов", мой дорогой Утаньят. Я Верховный король Элиас,  и
я знаю. - Он направился к окну на дальней стороне колокольни, выходящему  на
юго-восток. Его черные как вороново крыло волосы  развевались  на  ветру.  -
Вон.  -  Он  указал  в  неясную  мглу  позади  изменчивого,  свинцово-серого
Кинслага. Вспышка молнии на миг озарила глубокие впадины его глаз. -  Джошуа
и правда жив, и он где-то... там. Я получил сведения из надежного источника.
- Гром фянул вдогонку молнии. - Прейратс утверждает,  что  я  мог  бы  лучше
расходовать свою энергию. Он убеждает меня  не  беспокоиться  насчет  брата.
Если бы я не имел тысяч свидетельств тому, что  у  Прейратса  черное  пустое
сердце, я подумал бы, что ему жаль Джошуа, так горячо  он  возражает  против
этой затеи. Но я поступлю, как мне заблагорассудится. Я  король,  и  я  хочу
смерти Джошуа. - Новый разряд  молнии  очертил  его  лицо,  искаженное,  как
ритуальная маска. Голос короля напрягся: на миг показалось, что лишь  пальцы
с побелевшими от усилия  костяшками  удерживают  его,  не  давая  упасть  за
ограду. - И я хочу вернуть свою дочь. Вернуть ее. Я  хочу,  чтобы  Мириамель
вернулась. Она ослушалась отца, снюхавшись с его врагами... с моими врагами.
Она должна быть наказана.
   Гутвульф не нашел,  что  сказать.  Он  кивал  головой,  пытаясь  рассеять
мрачные мысли, которые поднимаются в нем, как черная вода в колодце.  Король
и этот его проклятый меч! Даже сейчас Гутвульф чувствовал,  как  присутствие
клинка вызывает в нем физическую тошноту. Он отправится в Тритинги на поиски
Джошуа, если того хочет Элиас. По крайней мере он окажется  вдали  от  этого
жуткого замка с его ночными звуками, его  опасными  служителями  и  безумным
мрачным королем. К нему вернется  способность  мыслить.  Граф  будет  дышать
неотравленным воздухом, снова окажется в привычном  окружениисолдат,  людей,
чьи мысли и слова ему гораздо милее.
   Гром снова разнесся по колокольне, заставив загудеть колокола.
   - Я сделаю, как вы прикажете, мой король, - сказал он.
   - Не сомневаюсь. - Элиас наклонил голову, снова обретя спокойствие. -  Не
сомневаюсь.

***

   Хмурый Гутвульф ушел, а король остался там на некоторое время, пристально
всматриваясь в покрытое тучами небо, вслушиваясь в трагический голос  ветра,
как будто понимая его. Рейчел, старшая горничная, начала испытывать  большое
неудобство от тесноты в своем укрытии. Тем не менее, она выяснила  все,  что
ей было нужно. Голова ее полнилась идеями, совершенно  не  связанными  с  ее
повседневными  заботами:  последнее  время  Рейчел  Дракон   заметила,   что
обдумывает такое, о чем раньше и помыслить не могла.
   Сморщив нос от резкого, но хорошо знакомого запаха  полировочного  масла,
она выглянула в щелочку  между  каменным  наличником  и  деревянной  дверью.
Король был  неподвижен,  как  статуя,  и  глядел  в  пустоту.  Рейчел  снова
ужаснулась     своей      дерзости.      Шпионит,      как      какая-нибудь
временно-только-для-праздника-нанятая  служанка!  И   за   самим   Верховным
королем! Элиас и вправду был сыном ее обожаемого короля Джона, хотя ему и не
сравниться с отцом, а Рейчел - последний оплот порядка в Хейхолте -  за  ним
шпионит.
   От этой мысли она почувствовала слабость в коленях и головокружение.  Она
прислонилась к стене кладовки звонаря с благодарностью за ее малые  размеры.
Среди веревок, колокольных крюков и смазочных масел, да  еще  при  том,  что
стены почти касаются ее плеч, ей некуда упасть, даже если бы захотелось.

***

   Она, конечно, не собиралась шпионить, ну  не  совсем  так.  Она  услыхала
голоса, когда осматривала позорно  грязную  лестницу  третьего  этажа  Башни
Зеленого ангела. Она тихонько отступила из коридора в занавешенный,  альков,
чтобы не подумали, что она подслушивает королевские  разговоры,  потому  что
она почти сразу же узнала голос Элиаса. Король прошел по лестнице вверх мимо
нее, обращаясь, как ей показалось, к этому ухмыляющемуся  монаху  Хенгфиску,
который повсюду его сопровождает, но  слова  его  показались  Рейчел  просто
бредом: "Шепот из Наккиги", сказал он и "песни  верхнего  воздуха".  Он  еще
говорил о том, что "слушает крики свидетелей" и что "день  сделки  на  холме
скоро настанет", и даже о чем-то еще менее понятном.
   Пучеглазый монах следовал по  пятам  за  королем,  как  и  все  эти  дни.
Безумные речи короля, изливались на его голову, но монах  только,  неустанно
кивал; взбираясь за ним. Похожий на ухмыляющуюся королевскую тень.
   Захваченная и возбужденная этим  зрелищем,  как  никогда  ранее  в  своей
жизни, Рейчел помимо воли прокралась  за  этой  парой  по  тысяче  ступеней,
ведущих наверх. Перечисление королем непонятных ей вещей продолжались до тех
пор, пока они с монахом не исчезли на колокольне. Она осталась внизу, потому
что ее возраст и боль в спине затрудняли подъем. Опершись о  стену,  пытаясь
отдышаться, она  снова  поразилась  собственной  смелости.  Перед  ней  была
рабочая комната: огромный разобранный  подъемный  блок  лежал  на  усыпанной
опилками колоде; на полу  лежали  сани  в  таком  положение,  как  будто  их
владелец на ходу выпрыгнул из них. На этом этаже была только главная комната
и альков около лестничного пролета: поэтому, когда монах  внезапно  протопал
вниз по лестнице, ей пришлось спрятаться в алькове.
   В углу этой ниши она обнаружила деревянную лестницу,  ведущую  наверх,  в
темноту. Сообразив, что она оказалась между двух огней:  королем  наверху  и
тем, кого монах приведет снизу, - она не  видела  иного  выхода,  кроме  как
подняться наверх в  поисках  более  безопасного  укрытий,  потому  чтолюбой,
проходя мимо алькова, мог задеть портьеру и обнаружить ее, подвергнув Рейчел
позору или даже чему-нибудь похуже.
   Похуже.  Мысль  о  головах,  гниющих,   подобно   черным   фруктам,   над
Нирулагскими воротами, заставила ее старые кости резвее задвигаться вверх по
лестнице, которая, как оказалось, вела в кладовку звонаря.
   Так что в сущности, в этом не было ее  вины.  Она  же  не  имела  в  виду
шпионить, ей практически пришлось поневоле выслушать весь  этот  разговор  с
графом Утаньята, который внес в ее душу  полное  смятение.  Конечно,  добрая
святая Риаппа поймет и вступится за нее, в случае если  ей  придется  читать
перечень грехов в преисподней.

***

   Она снова глянула в щелку. Король перешел к другому  окну,  к  тому,  что
смотрело на север - в черное бурлящее сердце приближающейся бури. У нее было
впечатление, что он не собирается  уходить.  Рейчел  охватила  паника.  Люди
говорят, что Элиас проводит бессонные  ночи  вместе  с  Прейратсом  в  Башне
Хьелдина. Может, это особое проявление его безумия - бродить  по  башням  до
рассвета? А сейчас еще ранний вечер. На Рейчел снова накатила  дурнота.  Что
же ей здесь так вечно и торчать?
   Глаза ее,  в  панике  осматривая  все  вокруг,  остановились  на  чем-то,
вырезанном на внутренней стороне двери, и широко раскрылись.
   Кто-то нацарапал на дереве имя МИРИАМЕЛЬ. Буквы  были  вырезаны  глубоко,
как будто тот, кто их вырезал, оказался в  этой  западне  и  коротал  время,
занимаясь вырезанием. Но кто бы это мог быть?
   Ей пришел на ум Саймон, который любил лазать всюду, подобно  обезьяне,  и
попадать в такие переплеты, до которых другим не додуматься. Он любил  Башню
Зеленого ангела, и не здесь ли незадолго до смерти короля Джона  он  сбил  с
ног  пономаря  Барнабу,  который  покатился  по   лестнице?   Рейчел   слабо
улыбнулась. Да, парнишка был истинным чертенком.
   Подумав о Саймоне, она вспомнила, что сказал Джеремия. Улыбка растаяла на
ее лице. Прейратс. Прейратс убил ее  мальчика.  Когда  она  думала  об  этом
алхимике, в ней бурлила  ненависть,  не  похожая  ни  на  одно  чувство,  ею
когда-либо испытанное.
   Она покачала головой, оглушенная этим чувством. Жутко думать о Прейратсе.
То, что Джеремия рассказал ей о безволосом попе, наводило ее на такие мысли,
о возможности которых она даже не подозревала.
   Устрашившись силы своих переживаний, она снова заставила себя  обратиться
к вырезанному слову.
   Старательно прищурившись, она рассмотрела буквы, и пришла к  выводу,  что
какие бы шалости ни творил Саймон,  эта  надпись  не  была  делом  его  рук.
Слишком уж она была аккуратна. Даже под надзором Моргенса почерк Саймона был
похож на путь пьяного жука по странице. А эти буквы были  выписаны  каким-то
образованным человеком. Но  кто  же  мог  вырезать  имя  принцессы  в  таком
немыслимом месте? Несомненно, этой кладовкой пользуется пономарь Барнаба, но
мысль о том, что эта кислая, усохшая старая ящерица с  потрескавшейся  кожей
способна тщательно вырезать имя Мириамели на двери кладовки, не укладывалась
даже в воображении Рейчел, а уж  воображение  Рейчел  не  знало  пределов  в
изображении пороков или глупостей, на  которые  способны  мужчины,  лишенные
благотворного влияния женщин. Но даже  для  нее  представить  себе  пономаря
Барнабу в роли тоскующего влюбленного было невероятно.
   Мысли  ее  отклонились,  сердито  упрекнула  себя  Рейчел,  не