а...  -  он  остановился  и,  нахмурившись,
уставился в потолок. - Тогда мы могли бы поднять армию и  корабли...  У  нас
появился бы реальный шане расстроить планы моего брата. -  Принц  нахмурился
еще сильнее. - Но кто может знать, правда в  этой  записке  или  нет?  Я  не
люблю, когда меня тянут за веревочки. - Он с силой хлопнул себя  ладонью  по
ноге. - Эйдон! Почему ничто на свете не может быть простым?
   Джулой тихо пошевелилась на своем стуле. Голос мудрой женщины  звучав  на
удивление сочувственно.
   - Потому что ничто и не просто, принц Джошуа.
   - Чем бы ээто ни оказалось, - заметила Воршева, - правдой или  ложью,  но
посланник в любом случае появится. Тогда мы, возможно, узнаем больше.
   - Может бытъ, - сказал Джошуа. - Если только это не хитрость, придуманная
для того, чтобы заставить нас потерять время.
   - Но это не кажется мне особенно вероятным,  если  вы  извините  меня  за
такое вмешательство, - высунулся Стрешъярд. - Кто из наших врагов  настолько
бессилен, что вынужден был бы  прибегать  к  такой  низкой  уловке?..  -  Он
замолчал, глядя на суровое, расстроенное лицо Джошуа. - Я хочу сказать...
   - Мне кажется, вы правы, Стренгъярд, - согласилась Джулой. -  Это  слабая
игра. Элиас и его... союзники... выше этого.
   - Тогда тебе не следует спешить с  созывом  рэнда,  Джошуа,  -  в  голосе
Воршевы было что-то похожее на торжество. -  Бессмысленно  было  бы  строить
планы,  пока  вы  не  узнаете,  правда  это  или  нет.  Придется   подождать
посланника, по крайней мере, какое-то время.
   Принц повернулся к ней; несколько секунд  они  смотрели  друг  на  друга.
Никто из остальных не знал, что может означать это молчание  между  мужем  и
женой, но все ждали. Наконец Джошуа холодно кивнул.
   - Я полагаю, что ты права, - сказал он. - В  записке  идет  речь  о  двух
неделях. Это время я моту подождать с рэндом.
   Воршева удовлетворенно улыбнулась.
   - Я согласна с вами, принц Джошуа, - сказала Джулой. - Но  все  еще  есть
многое, чего мы не...
   Она замолчала, потому что в дверях возникла  долговязая  фигура  Саймона.
Юноша медлил, и Джошуа нетерпеливо сделал рукой приглашающий жест. :
   - Входи, входи, Саймон. Мы обсуждаем  странное  послание,  и,  что  может
оказаться еще более странным, посланника.
   Саймон вздрогнул.
   - Посланника?
   - Письмо, возможно, отправили из Наббана. Входи. Тебе что-нибудь нужно?
   Юноша кивнул.
   - Может быть, сейчас не лучшее время...
   - Я могу заверить тебя, - сухо сказал Джошуа, - что  любая  твоя  просьба
покажется пустяком рядом с теми затруднениями, перед которыми меня поставило
сегодняшнее событие.
   Саймон, казалось, все еще колебался.
   - Что ж... - сказал он наконец и шагнул внутрь. Кто-то последовал за ним.
   - Благословенная Элисия,  Мать  нашего  Спасителя,  -  сказал  Стренгъярд
охрипшим голосом.
   - Нет. Моя мать назвала меня Адиту, - был ответ. Речь  ситхи  была  очень
гладкой, но в  вестерлинге  чувствовался  странный  акцент;  нельзя  было  с
уверенностью сказать, насмехается Адиту или нет.
   Ситхи была стройной, как копье, с голодными  золотыми  глазами  и  копной
белоснежных волос, перевязанных серой лентой. Одета она была во все белое  и
почти сияла в темноте палатки, словно в  дверь  вкатился  маленький  кусочек
зимнего солнца.
   - Адиту, сестра Джирики. Она ситхи, - бессмысленно сообщил Саймон.
   - Во имя древа, - сказал Джошуа, - во имя святого древа.
   Адиту засмеялась плавным, музыкальным смехом:
   - То, что вы сказали, это волшебные заклятья, чтобы изгнать меня? Ну  так
они не действуют.
   Валада  Джулой  поднялась  с  места.  На   се   обветренном   лице   была
невообразимая смесь эмоций.
   - Добро пожаловать. Дитя Восхода, - медленно произнесла она. - Я Джулой.
   Адиту снова улыбнулась, но уже мягче:
   - Я знаю, кто ты. Первая Праматерь говорила о тебе.
   Джулой подняла руку, словно хотела задержать это видение.
   - Амерасу была дорога мне, хотя я никогда не встречалась с  ней  лицом  к
лицу. Когда Саймон рассказал мое о том, что случалось... -  Удивительно,  но
на ресницах колдуньи задрожали слезы. - Ее  будут  вспоминать,  вашу  Первую
Праматерь.
   Адиту на мгновение склонила голову.
   - Ее вспоминают. Весь мир оплакивает ее.
   Джошуа шагнул вперед.
   -  Простите  мне  мою  невежливость,  Адиту,  -  сказал   он,   тщательно
выговаривая незнакомое имя. - Я Джошуа. Кроме валады Джулой  здесь  еще  моя
жена леди Воршева и отец Стренгъярд. - Он провел рукой по глазам. - Можем мы
предложить вам что-нибудь съесть или выпить?
   Адиту поклонилась.
   - Спасибо, но я пила из вашего ручья как раз  перед  рассветом,  и  я  не
голодна. У меня послание от моей матери Ликимейи,  Леди  Дома  Танцев  Года,
которое вам, возможно, интересно будет услышать.
   - Конечно. - Джошуа, казалось, не мог отвести от нее изумленного взгляда.
За его сливой Воршева тоже не сводила с пришедшей глаз, но выражение се липа
было иным, чем у принца. - Конечно, - повторил он. - Садитесь, пожалуйста.
   Ситхи изящным движением опустилась на пол, легкая, как пух одуванчика.
   - Вы уверены, что сейчас подходящее время, принц Джошуа? -  в  ее  голосе
был оттенок звенящего веселья. - Вы неважно выглядите.
   - Это было странное утро, - ответил принц.

***

   - Так что они уже  в  Эрнистире?  -  осторожно  спросил  Джошуа.  -  Это,
действительно, неожиданное известие.
   - Вы не кажетесь особенно довольным, - заметила Адиту.
   - Мы надеялись на помощь ситхи - хотя, конечно, не могли ждать ее и  даже
считать, что она заслужена нами. - Он поморщился. - Я знаю, что у  вас  мало
основании любить моего отца, и нет никаких причин, чтобы лучше относиться ко
мне или моим людям.  Но  я  рад,  что  эринистири  услышали  рога  ситхи.  Я
надеялся, что и сам смогу сделать что-нибудь для народа Лута.
   Адиту вытянула руки над  головой.  Этот  жест  казался  странно  детским,
неуместным ври такой серьезной беседе.
   - Также и мы. Но ситхи давно уже не принимают участия в  делах  смертных,
даже эрнистири. Мы могли бы оставить все, как  есть,  даже  ценой  чести,  -
продолжала она с небрежной откровенностью. - Но обстоятельства вынудили  нас
признать, что война зрнистири - это также и наша война. - Она  взглянула  на
принца светящимися глазами. - Так же, как и ваша,  разумеется.  Вот  почему,
когда Эрнистир будет свободен, зидайя отправятся в Наглимунд.
   - Что вы сказали? - Джошуа оглядел круг  собравшихся,  как  бы  для  того
чтобы убедиться, что они слышали то же, что и он. - Но почему?
   - На то много причин. Потому что это слишком близко к  нашему  лесу  и  к
нашим землям. Потому что у хикедайя не должно  быть  опорного  пункта  южнее
Наккиги. Есть еще и другие обстоятельства, но их мне не разрешено открывать.
   - Но если дошедшие до нас слухи верны, - возразил Джошуа. - Норны  уже  в
Хейхолте.
   Адиту склонила голову набок.
   - Без сомнения, несколько хикедайя находятся там, чтобы  укрепить  сделку
вашего брата с Ииелуки. Но, Джошуа, вы должны понимать, что между норнами  и
их неумершим хозяином - большая разница. Такая же разница между вашим замком
и замком вашего брата. Инелуки и его Красная Рука не могут прийти в Асу'а  -
или  в  Хейхолт,  как  вы  его  называете.  Так  что  только  зидайя   могут
позаботиться, чтобы они не устроили себе дом в Наглимунде или еще где-нибудь
южнее Фростмарша.
   - А почему... почему он не может попасть в Хейхолт? - спросил Саймон.
   - Как это ни смешно, вы должны благодарить за это короля Фингила и других
смертных королей, владевших Асу'а, - сказала Адиту. - Когда они увидели, что
сделал Инеяуки в последние мгновения  своей  жизни,  они  ужаснулись.  Им  и
присниться не могло, что кто-то на земле, ситхи или смертный, может обладать
подобной властью. Так что молитвы и заклятья - если только между этими двумя
понятиями есть какая-то разница - были произнесены над каждой  пядью  нашего
разрушенного дома, прежде чем смертные сделали его своим. Пока строился  ваш
Хейхолт это повторялось снова и снова, и теперь замок  так  опутан  зашитой,
что Инелуки не сможет войти туда, пока не кончится само Время и все это  уже
не будет иметь значения. - Лицо ее застыло. - Но он все  равно  невообразимо
силен. Ои может послать в Хейхолт своих  живых  приспешников,  и  они  будут
править вашим братом, а через него и всем человечеством.
   - Вы думаете, таковы планы Инелуки? - спросила Джулой. - Это  то,  о  чем
собиралась говорить Амерасу?
   - Мы никогда уже не узнаем. Как  вам,  без  сомнения,  рассказал  Саймон,
Первая Праматерь погибла, прежде чем успела разделить  с  нами  плоды  своих
размышлении. Один из  Красной  Руки  был  послан  в  Джао  э-Тинукай,  чтобы
заставить ее замолчать, - подвиг, который должен был изнурить  даже  могучий
разум Утук'ку и Неживущего. Это многое говорит о том, как сильно они боялись
мудрости Первой Праматери. - Она  быстро  скрестила  руки  на  груди,  потом
коснулась пальцами глаз. -  После  этого  Дома  Изгнания  собрались  в  Джао
э-Тинукай, чтобы обсудить случившееся и составить планы ответного удара. То,
что Инелуки попытается использовать вашего брата для того,  чтобы  управлять
всем  человечеством,  казалось  всем  зидайя  наиболее  вероятным.  -  Адиту
наклонилась к жаровне и подняла тлеющий с одного конца кусочек дерева. Ситхи
держала его перед  собой,  так  что  оранжевый  отсвет  озарил  ее  лицо.  -
Некоторым образом Инедуки все  еще  жив,  но  он  никогда  не  сможет  снова
существовать в этом мире - а в том месте, которого он жаждет сильнее  всего,
у него нет никакой прямой  власти.  -  Она  оглядела  всех  пристутствующих,
внимательно посмотрев на каждого золотистыми глазами. - Но он  сделает  все,
что сможет, чтобы поработить смертных выскочек. А если, делая это, он сможет
к тому же унизить свою семью и свой род - не остается никаких сомнений,  что
он так и поступит. - Адиту издала звук, чем-то напоминавший вздох, и бросила
деревяшку обратно в жаровню. - Может быть великое счастье в том, что  герои,
умершие за свой народ, не могу вернуться и увидеть, как люди воспользовались
жизнью и свободой, купленными такой дорогой ценой.
   Наступила пауза. Потом Джошуа нарушил тягостное молчание.
   - Саймон говорил вам, что мы похоронили наших павших здесь, на Сесуадре?
   Адиту кивнула.
   - Смерть знакома нам, принц Джошуа. Мы действительно  бессмертны,  потому
что умираем, только если захотим этого сами - или если другие этого захотят.
Может быть поэтому у ситхи вопросы смерти очень запутанны. Но то,  что  наши
жизни, по сравнению с вашими, гораздо длиннее,  вовсе,  не  значит,  что  мы
жаждем с ними скорее расстаться. - Она медленно и холодно улыбнулась. -  Так
что мы знаем смерть. Ваши люди храбро сражались, чтобы защитить себя. И  для
нас нет никакого стыда в том, чтобы разделить это место с погибшими.
   - Тогда я хотел бы показать вам кое-что еще. - Джошуа  встал  и  протянул
ситхи руку. Внимательно  наблюдавшая  за  мужем  леди  Воршева  не  казалась
довольной. Адиту встала и последовала за принцем к дверям.
   - Мы похоронили моего друга - моего самого верного  друга  -  в  саду  за
Домом Расставания, - сказал Джошуа. - Саймон, может быть ты пойдешь с  нами?
И Джулой, и Стренгьярд, если вы хотите, - добавил он поспешно.
   - Я останусь и побеседую немного с Воршевой, - сказала валада  Джулой.  -
Адиту, я надеюсь, у нас будет время поговорить позднее.
   - Конечно.
   - А я пойду, если можно, - извиняющимся тоном пробормотал  Стренгъярд,  -
Там очень красиво.

***

   - Сесуд-а'шу теперь стало грустным местом, - сказала  Адиту.  -  Когда-то
здесь было очень красиво.
   Они  стояли  перед  громадой  Дома  Расставания;  его  разрушенные  камни
блестели на солнце.
   - Мне кажется, оно все еще прекрасно, - застенчиво сказал Стренгъярд.
   - И мне, - эхом отозвался Саймон. - Как старая женщина, которая  когда-то
была прелестной молодой девушкой, но красоту еще можно разглядеть в ее лице.
   Адиту улыбнулась.
   - Мой Сеоман, - сказала она.  -  То  время,  которое  ты  провел  в  Джао
э-Тинукай, сделало тебя отчасти зидайя. Скоро ты начнешь  сочинять  стихи  и
нашептывать их пролетающему ветру.
   Они прошли через зал в разоренный сад,  где  над  могилой  Деорнота  была
воздвигнута пирамида из камней.  Несколько  мгновений  Адиту  стояла  молча,
потом положила руку на верхний камень.
   - Это хорошее, тихое место. - На мгновение ее взгляд стал рассеяным,  как
будто она  всматривалась  в  другие  времена  и  места.  -  Из  всех  песен,
сочиненных зидайя, - пробормотала ситхи, - ближе всего нашему сердцу те, что
говорят об утраченном.
   - Может быть это  потому,  что  никто  из  нас  не  знает  истинной  цены
чего-либо, пока оно не исчезло, - произнес Джошуа и  склонил  голову.  Трава
между потрескавшимися плитами колыхалась на ветру.

***

   Как это ни странно, Воршева подружилась с Адиту  быстрее  всех  смертных,
живущих на Сесуадре - если только смертный может на самом деле стать  другом
одного из бессмертных. Даже Саймон, живший среди ситхи и спасший  от  смерти
одного из них, был совсем не уверен, что может считать своим другом  кого-то
из справедливых.
   Несмотря на  всю  первоначальную  холодность  в  их  отношениях,  Воршеву
неудержимо притягивало что-то в  чуждой  природе  Адиту  -  может  быть  тот
простой  факт,  что  Адиту   была   в   этом   месте   чужой,   единственной
представительницей своего рода - так же, как  все  эти  годы  было  с  самой
Воршевой в Наглимунде. Во всяком случае, в  чем  бы  ни  заключалась  особая
привлекательность Адиту, жена Джошуа оказала ей радушный прием и  даже  сама
искала встреч с ней.  Ситхи,  казалось,  тоже  с  удовольствием  общалась  с
Воршевой; и когда она не проводила время с Саймоном  или  Джулой,  ее  часто
можно было увидеть прогуливающейся между палатками вместе с женой принца,  а
в дни, когда Воршева чувствовала себя усталой или больной  -  сидящей  у  ее
постели. Герцогиня Гутрун, прежний компаньон Воршевы, делала все  возможное,
чтобы быть приветливой и вежливой  со  странной  гостьей,  но  что-то  в  се
эйдонитском сердце не давало герцогине чувствовать себя полностью, свободной
в обществе ситхи. Пока Воршева и  Адиту  разговаривали  и  смеялись,  Гутрун
молча наблюдала за сестрой Джирики, как будто та была  опасный  животным,  о
котором говорили, что оно внезапно стало совершенно ручным.
   Что  касается  Адиту,  то  она  казалась  странно  очарованной  ребенком,
которого носила Воршева. У зидайя рождается мало детей, особенно в последние
дни, объяснила она. Последний раз это случилось более века назад,  и  теперь
тот ребенок был таким же взрослым, как  самый  старший  из  Детей  Рассвета.
Кроме того, Адиту очень интересовалась Лилит, хотя девочка  была  с  ней  не
более разговорчивой и  открытой,  чем  со  всеми  остальными.  Однако  ситхи
разрешалось ходить с ней на прогулки и даже  иногда  носить  на  руках,  что
воспрещалось почти всем.
   Если Адиту была заинтересована некоторыми  смертными,  то  жители  Нового
Гадринсетта, в свою очередь, были  одновременно  восхищены  и  испуганы  ею.
Рассказ  Улки  -  и   без   того   достаточно   невероятный   -   постепенно
трансформировался до такой степени, что  появление  Адиту  описывалось,  как
вспышка яркого пламени и клубы дыма; после чего, как говорили  люди,  ситхи,
рассерженная  флиртом  смертной  с  ее  нареченным,  пригрозила   превратить
несчастную девушку в камень. Улка довольно быстро става  самой  значительной
персоной  на  Сесуадре,  а  Адиту   -   предметом   сплетен   и   суеверного
перешептывания.
   К досаде Саймона, его тоже обсуждали  на  каждом  углу.  Джеремия,  часто
слонявшийся по рынку у Дома  Расставания,  радостно  пересказывал  последние
новости: дракон, у которого Саймон украл меч, рано или  поздно  вернется,  и
тогда юному рыцарю придется сражаться с ним; Саймон отчасти ситхи,  а  Адиту
послали, чтобы она забрала его во дворец справедливых; и так  далее  и  тому
подобное. Сам Саймон,  выслушивая  эти  фантазии,  материалом  для  которых,
казалось, мог послужить только холодный воздух Сесуадры,  только  беспомощно
поеживался. Он ничего не мог сделать - любая попытка что-нибудь опровергнуть
убеждала жителей Нового  Гадринсетта,  что  он  скромный  герой  или  хитрый
обманщик. Иногда выдумки развлекали его, но все  равно  он  чувствовал  себя
объектом слишком пристального внимании и старался проводить время с  людьми,
которые хорошо знали его и которым он полностью доверяя. Его осторожность  и
скрытность только подливали масла в огонь.
   Если это слава, решил Саймон, он предпочел бы кончить свой дни никому  не
известным судомоем. Иногда, проходя по Новому Гадринсетту и видя,  как  люди
машут ему или возбужденно перешептываются, он чувствовал себя обнаженным, но
единственное, что ои мог сделать, это улыбнуться и расправить плечи. Судомои
могут спрятаться или убежать; для рыцарей все это недоступно.

***

   - Он снаружи, Джошуа. Ои клянется, что вы ждете его.
   - А, - Принц  повернулся  к  Саймону.  -  Это,  должно  быть,  тот  самый
таинственный посланник, о котором я  говорил,  с  новостями  из  Наббана.  И
действительно прошло две недели - почти день в день.  Останься  и  послушай.
Приведи его, - обратнлся он к Слудигу.
   Риммерсман вышел, а через мгновение вернулся с высоким худым человеком  с
впалыми щеками, бледным лицом и - как  подумал  Саймон  -  немного  угрюмого
вида. Слудиг отступил к стене палатки и остался стоять, положив одну руку на
рукоять топора, а другой подергивая светлую бороду.
   Посланник медленно упал на одно колено.
   - Принц, Джошуа, мой господин шлет вам приветствие и просит передать это.
- Он сунул руку в плащ,  и  Слудиг  шагнул  вперед,  хотя  наббанаец  был  в
нескольких шагах от принца, но  человек  достал  только  свиток  пергамента,
перевязанный лентой и запечатанный синим воском. Джошуа посмотрел  на  него,
потом кивнул Саймону, чтобы юноша принес ему свиток.
   - Крылатый дельфин, - сказал Джошуа, глядя на  эмблему,  отпечатанную  на
воске. - Итак, твой господин - граф Страве Пирруинский.
   Выражение лица посланника больше всего напоминало довольную ухмылку.
   - Это так, принц Джошуа.
   Принц сломал печать и развернул пергамент. Несколько долгих мгновений  он
разглядывал его, потом снова свернул в трубочку и уселся на ручку кресла.
   - Я не стану спешить с чтением. Как тебя зовут?
   Посланник кивнул головой с величайшим удовлетворением,  как  будто  давно
ждал этого важного вопроса.
   - Это... Ленти.
   - Очень хорошо, Ленти. Слудиг проводит тебя и проследит, чтобы ты получил
еду и питье. Кроме того, он  найдет  для  тебя  постель  -  потому  что  мне
понадобится некоторое время, прежде чем я смогу написать ответ,  может  быть
несколько дней.
   Посланник оглядел  палатку  принца,  словно  пытался  определить  степень
удобств, которые может предоставить ему Новый Гадринсетт.
   - Да, принц Джошуа.
   Слудиг подошел к дверям и, резко мотнув головой, дал Ленти знак следовать
за ним.
   - Не очень-то мне понравился этот посланник, - сказал Саймон,  когда  они
вышли.
   Джошуа уже изучал пергамент.
   - Дурак, - согласился он. - Даже в таком простом  деле,  как  это,  хочет
прыгнуть выше головы. Но не суди о графе Страве по его подданным -  господин
Пирруина умен, как рыночный карманник. Но если он даже  не  мог  наши  более
впечатляющего  слугу,  чтобы  передать  мне  свое  предложение,  как  же  он
собирается выполнить обещание?
   - Какое обещание? - спросил Саймон.
   Скатанный в трубочку пергамент скользнул в рукав Джошуа.
   - Граф Страве утверждает, что может сдать мне Наббан. -  Принц  встал,  -
Старик, конечно, лжет, но это дает интересную пищу для размышлений.
   - Я не понимаю, Джошуа.
   Принц улыбнулся.
   - И радуйся этому. Дни  твоей  невинности  относительно  людей,  подобных
графу, быс