передала  маленького  Сиадрета  матери.  Красное  личико
сморщилось - мальчик явно готовился к новой серии воплей.
   - Он замечательный, Кайвин. Пусть бога хранят и оберегают его, пусть сама
Мирча даст ему силу и здоровье. Он будет хорошим мужчиной.
   Кайвин улыбнулась и поцеловала малыша, так что он немедленно позабыл, что
собирался кричать.
   - Спасибо вам, леди. Я рада, что вы благополучно вернулись.
   - Вернулась? - Мегвин остановилась, не дойдя до выхода.
   Молодая женщина посмотрела на Краобана в ужасе, что  сказала  что-нибудь,
чего говорить не следовало.
   - Ну да, из-под земли. - Свободной  рукой  Кайвин  показала  вниз.  -  Из
глубииы. Боги благоволят вам, раз ух вы так просто выбрались из этой тьмы.
   Мегвин удивленно пожала плечами и улыбнулась.
   - Да, я тоже рада, что вернулась.
   Прежде чем последовать за Краобаном, принцесса еще раз  погладила  голову
засыпающего малыша. ***
   Мегвин  вдруг  ужасно  захотелось,  чтобы  скорее  вернулся  Эолер.   Она
прекрасно понимала, что сама хотела его отъезда, но легче  ей  от  этого  не
становилось. Ей нужно было увидеть его. С ним она могла бы говорить,  ничего
не скрывая, рассказать о самых безумных своих мыслях - он понял бы  все.  Но
прошло уже больше месяца с того дня, как он ушел. Она даже не знала, жив  ли
он. Тяжелей всего было сознавать, что она сама отослала его.  Теперь  Мегвин
отдала бы все на свете, чтобы этого не было.
   Мегвин не могла ни поправить случившегося, ни  взять  назад  те  жестокие
слова, которые она сказала ему в мертвом городе, ни, по крайней мере, забыть
о них.
   Перед отъездом Эолер  проводил  почти  все  время,  наблюдая  за  работой
писцов, усердно копировавших каменные карты дворров  на  более  удобных  для
переноски свитках из бараньих кож. Мегвин очень мало виделась с ним тогда  -
воспоминания о мертвом городе наполняли ее мысли  тоской  и  унынием.  Кроме
того ее мучило сознание, что она ошиблась. Она надеялась, что  боги  помогут
ей найти ситхи. Но теперь было ясно, что ситхи исчезли  или  уничтожены,  и,
ничем не смогут помочь  ее  народу,  а  дворры,  когда-то  служившие  ситхи,
превратились в бесполезные тени, не способные помочь даже самим себе.
   Когда Эолер уезжал, изнуренная угнетающими размышлениями Мегвин не  нашла
в себе сил попрощаться с ним так же ласково и сердечно, как прежде.  Уезжая,
он вложил ей в ладонь  подарок  от  дворров  -  сверкающий  кусок  хрусталя,
отливающий  голубым  и  серым,  на  котором   Хранитель   памяти   Джисфидри
выгравировал написанное древними рунами ее имя. Мегвин промолчала,  а  Эолер
повернулся и вскочил в седло, стараясь не показать, как она задела его.  Она
не успела вымолвить ни одного из всех теснившихся в груди слов, обращенных к
нему, - Эолер уже скрылся за стеной снега. Оставалось только надеяться,  что
боги не покинут его.
   Мегвин думала, что видения подземного города внушили ей боги,  но  теперь
она понимала, что жестоко ошибалась. Она надеялась отыскать ситхи -  древних
легендарных союзников Эрнистира, но вскоре  поняла,  что  и  здесь  ее  ждет
разочарование. Видимо, боги указывают, но не обещают.
   Мегвин знала, что ошибалась во многом, но не во всем. В каком бы грехе ни
был повинен ее народ,  боги  не  стали  бы  наказывать  его  так  жестоко  и
беспощадно. Она не  сомневалась,  что  Бриниох,  Ринн,  Мюраг  Однорукий  не
оставят своих детей. Тяжкая кара ждет Скали Острого Носа и Верховного короля
-  бессовестных  тиранов,  принесших  горе  и  унижения  свободному   народу
Эрнистира. Если они не помогут, значит,  их  просто  не  существует;  небеса
пусты, и люди на  земле  одиноки.  Мегвин  оставалось  надеяться  и,  честно
выполняя свой долг, заботиться о своих подданных. ***
   - Я вполне понимаю, что женщине  приятнее  нянчиться  с  младенцами,  чем
принимать решения и разрешать споры, - не оборачиваясь проговорил Краобан. -
Но вам придется делать это. Не забывайте,  принцесса,  что  вы  дочь  короля
Луга.
   Мегвин поморщилась, но сочла за лучшее переменить тему.
   - Откуда эта женщина могла узнать, что я была в пещерах?
   Старый рыцарь горько усмехнулся:
   - Так вы ведь не очень и старались держать все  это  в  секрете.  Знаете,
принцесса, людей, особенно если они женщины, просто невозможно  избавить  от
любопытства - тут никакие войны не помогут.
   Краобан был прав. Она слишком многим рассказывала о своем путешествии  по
пещерам, и хорошо будет, если ей не придется пожалеть об этом.
   - Ну и что они думают? Я имею в виду людей.
   - О ваших приключениях? О  принцесса,  полагаю,  вы  могли  бы,  получить
столько же мнений, сколько у вас еще осталось подданных. Одни  считают,  что
вы встречались с Харком, другие говорят, что вам просто надо было отдохнуть.
- Он бросил на Мегвин такой  ехидный  и  понимающий  взгляд,  что  принцессе
ужасно захотелось поцеловать его. - К середине зимы они решат, что вы  нашли
в пещерах золотую жилу, или, может быть, отрубили голову Хюнену. Не  думайте
об этом, моя леди: слухи, словно зайцы, - только глупец  думает,  что  может
переловить их.
   Мегвин смотрела на седой затылок Краобана.  Старик  снова  был  прав,  но
принцесса не знала, что ей нравится больше - легенды, которые рассказывают о
ней простые люди, или та правда, которая была известна немногим.
   - Что мне предстоит сделать сегодня? - спросила старика Мегвин.
   - Ничего особенного. Дома Ирб и Леч просят разрешить их спор, например. -
Старик был  советником  короля  еще  во  времена  правления  деда  Мегвин  и
прекрасно  разбирался  в  тонкостях  отношений  между  благородными   домами
Эрнистира. Обе семьи претендуют на владение лесом. Некогда ваш отец утвердил
равенство обоих домов  и  начертил  карты  владений  Ирбов  и  Лечей,  чтобы
навсегда прекратить раздоры и резню. Но эти  упрямцы  продолжали  ненавидеть
друг друга.
   - Чего же они хотят от меня?
   Краобан нахмурился:
   - Я думал, вы догадаетесь. Теперь они грызутся из-за пещер. "Это  мое,  а
это твое", "Нет, это мое, мое!" Они грызутся и препираются, как свиньи из-за
последнего желудя, как будто сейчас, когда Скали подступает все ближе, у нас
нет других дел.
   Мегвин передалось раздражение Краобана:
   - Это омерзительно!
   -  И  я  не  мог  бы  подобрать  лучшего  слова,  -  бросил  старик,   не
оборачиваясь.
   Конечно, ни Лечи, ни Ирбы не были довольны решением Мегвин. Как и говорил
Краобан, спор их оказался  мелким  и  незначительным.  Один  из  выходов  на
поверхность был выкопан и расширен силами обоих семейств и с  помощью  менее
благородных людей, населявших окрестные пещеры. Теперь каждый из  враждующих
домов считал новый тоннель своей  собственностью  и  требовал  от  остальных
плату за пользование им. Это требование настолько возмутило Мегвин, что  она
объявила: каждый, от кого она услышит нечто подобное, будетсброшен  с  самой
высокой вершины Трианспога. Недовольные семейства на время  забыли  о  своей
вражде, объединившись против неугодной им принцессы, и просили мачеху Мегвин
Инавен быть судьей вместо нее, потому что принцесса была, якобы,  не  только
дочерью короля Лута, но и его тайной женой. Принцесса  засмеялась  и  громко
назвала их болванами. Зрители, которых набралось  довольно  много,  радостно
приветствовали это заявление, поскольку ни Ирбы, ни Лечи  особым  успехом  у
народа не пользовались.
   После короткого перерыва последовала новая тяжба. Мегвин  неожиданно  для
себя заметила, что очень увлеклась работой, хотя темы многих споров нагоняли
на  нее  тоску.  За  последние  несколько  недель  она  почувствовала,   как
изменилось отношение подданных: теперь они куда больше уважали ее,  чувствуя
готовность принцессы вслушиваться, понимать и быть  справедливой.  Глядя  на
усталых, измученных войной людей, Мегвин все сильнее ощущала великую  любовь
к ним. Может быть этой любовью она пыталась заглушить  в  себе  непроходящую
тоску по графу Эолеру.
   Вечером, уже засыпая,  Мегвин  вдруг  почувствовала,  что  погружается  в
темноту, в холодную мрачную бездну, еще более глубокую,  чем  та  пещера,  в
которой она спала. Сначала она решила, что произошло землетрясение  и  земля
разверзлась под ней, потом подумала, что это всего лишь сон, и только спустя
некоторое время поняла - то, что с ней происходит, куда реальнее любого  сна
и куда фантастичнее любого землетрясения.  Нечто  подобное  испытывала  она,
когда спала в прекрасном подземном городе.
   Пока эти непаше мысли понобно стае испуганных мышей проносились в  голове
Мегвин, в окружающем ее мраке появились яркие  вспышки  желтого  света.  Они
напоминали светлячков или бабочек, а иногда казались похожими  на  отдалении
факелы. Огни вились спиралью, застывая  замысловатыми  узорами,  словно  дым
чьей-то гигантской трубки.
   Тогда раздался решительный, властный голос.
   - Поднимайся! Ступай на вершину! Час пробил.
   Вдруг она оказалась в окружении прекрасных  неземных  существ,  одетых  в
платья всех цветов радуги. Их  глаза  излучали  свет,  подобный  свету  юных
звезд. Они были легки и изящны, почти прозрачны, как легкие весенние облака.
Существа медленно раскачивались, как бы исполняя прекрасный  танец  цвета  и
музыки, которая, казалось, исходила от них  самих  и  была  похожа  на  звон
тысячи маленьких колокольчиков.
   - Час пробил, - повторил голос, вернее, множество голосов.  -  Ступай  на
вершину.
   С этими словами видение растаяло, растворившись в темноте.
   Мегвин проснулась. Огни едва мерцали. Где-то рядом сонно бормотали спящие
люди. Она так крепко сжимала в руке камень Джисфидри, что на ладони  остался
красный след.
   Боги! Они опять звали ее, и на этот раз зов был настойчивым. Они сказали:
"Час пробил... Вершина..." Это значит, что Эрнистир будет  освобожден.  Боги
чего-то ждут от нее, иначе они не говорили бы с нее так ясно.  "Вершина!"  -
сказала онп себе еще раз и надолго задумалась во мраке пещеры. ***
   Убедившись, что граф Аспитис не собирается уходнть  с  палубы,  Мириамель
подошла к низкой двери и осторожно постучала. Сначала никто не ответил,  как
будто каюта была пуста, потом раздался тихий голос:
   - Кто это стучит?
   - Леди Мария. Можно мне войти?
   - Заходите.
   Ган Итаи сидела на койке у окна и смотрела на волны.
   - Простите, что отвлекаю вас...
   - Отвлекаешь? От чего? Что за глупости. Дитя  мое,  сейчас  день,  и  мне
совершенно нечего делать. Как же ты могла мне помешать?
   - Не знаю...  Я  только...  -  Мириамель  умолкла,  пытаясь  собраться  с
мыслями. Она и  сама-то  не  совсем  понимала,  зачем  пришла  сюда.  -  Мне
обязательно нужно поговорить с кем-то, Гаи Итаи. Я очень напугана.
   Ниски подошла к трехногой табуретке в углу, которая  служила  ей  столом,
убрала с нее отполированные морем камни  и  раковины  в  сумку  и  подвинула
табуретку к Мириамели.
   - Садись. И ничего не бойся, дитя.
   Мириамель устало провела рукой по лбу, вспоминая, как много  ей  хотелось
рассказать ниски. Она не знала только, что  ей  уже  известно.  Похоже,  она
знает, что на самом деле ее зовут вовсе не леди  Мария.  Или  нет?  Пришлось
спросить напрямик:
   - Вы знаете, кто я?
   Ниски улыбнулась:
   - Да. Ты леди Мария, благородная леди из Эркинланда.
   Мириамель опешила.
   - Да? - вырвалось у нее.
   Смех ниски шелестел, как сухая трава под порывом ветра.
   - А разве нет? Ты многим называла это имя. Но если ты спрашиваешь  у  Ган
Итаи; как тебя зовут на самом, деле, то я скажу: зовут тебя Мириамель, и  ты
дочь Верховного короля.
   - Значит, вы знаете?
   - Кадрах сказал мне. Да я и сама догадывалась. Однажды  я  видела  твоего
отца. Ты похожа на него.
   - Я... Вы... - Мириамель совсем растерялась. - Что вы хотите сказать?
   - Твой отец встречался на этом. корабле с  Бенигарисом  два  года  назад.
Тогда Бенигарис был только сыном герцога. Это Аспитис устраивал ту  встречу.
С ними был еще лысый колдун, - Ган Итаи провела рукой по волосам.
   - Прейратс, - ненавистное имя искривило губы Мириамели.
   - Да, это был он.
   Ган Итаи выпрямилась, вслушиваясь  в  какие-то  далекие  звуки,  и  снова
повернулась к гостье.
   - - Я редко запоминаю имена тех, кто  бывает  на  этом  судне,  но  тогда
Аспитис называл мне всех своих гостей, как мои дети  повторяют  скучный,  но
хорошо выученный урок.
   - Ваши дети?
   Ниски улыбнулась и кивнула.
   - Конечно. Я уже двадцать раз как прабабушка.
   - Я никогда не видела детей ниски.
   - Насколько я  знаю,  ты  только  по  происхождению  южанка,  а  росла  в
Меремунде. Там ведь есть маленький Городок ниски, ты  никогда  не  бывала  в
нем?
   - Мне не позволяли.
   Ган Итаи покачала головой.
   - Бедняжка. Жаль, что ты не видела этого чудесного  города.  По  нынешним
временам это большая редкость. Нас стало гораздо меньше, чем раньше, и никто
не знает, что будет с нами завтра. Моя семья - одна из самых многочисленных,
и кроме нас есть еще только десять родов -  всего  десять  от  Абенгейта  до
Наракси и Хача. Это так мало! - Она снова печально покачала головой
   - Скажи, Ган Итаи, когда отец и те двое были здесь, о чем  они  говорили,
что обсуждали?
   - Они беседовали о чем-то, но я не могу тебе  сказать  о  чем.  Это  было
ночью, а я провожу ночи на палубе с моим морем и моими песнями. Не мое  дело
следить за хозяевами. Я делаю только то, для чего рождена. Я пою морю.
   - Но ты же принесла  мне  письмо  от  Кадраха,  -  Мириамель  оглянулась,
убеждаясь, что дверь плотно закрыта. - Вряд  ли  бы  это  понравилось  графу
Аспитису.
   Глаза ниски гордо блеснули:
   - Это правда, но я  не  причинила  никакого  вреда  кораблю.  Мы,  ниски,
свободный народ.
   Взгляды принцессы и ниски встретились. Мириамель первой отвела глаза:
   - Меня вовсе не интересовали их разговоры. Я вообще устала от людей,  они
скучны мне. Я хотела бы  спрятаться  куда-нибудь  и  долго-долго  оставаться
одна.
   Ниски внимательно посмотрела на нее и промолчала.
   - Не могу же я вплавь одолеть пятьдесят лиг открытого  моря!  -  Сознание
того, что  она  пленница  на  этом  корабле,  было  таким  мучительным,  что
последние слова принцесса почти выкрикнула. - Если бы мы  только  проплывали
мимо какой-нибудь земли... Вы знаете курс корабля?
   - Мы пристанем у одного из островов в заливе Ферракоса  -  у  Спента  или
Ризы, точно сказать не могу - это знает только Аспитис.
   - Может быть мне удастся убежать? Хотя вряд ли -  скорее  всего  за  мной
будут следить. Скажите, а вы когда-нибудь покидаете корабль?
   Ган Итаи мота взглянула на принцессу.
   - Редко. Но на Ризе есть семья ниски - Тинука'и. Я навещала их  один  или
два раза. А почему ты спросила?
   - Если бы вы сошли на  берег,  то  могли  бы  передать  мое  письмо  дяде
Джошуа...
   - Я могу сделать это, но скорее всего такое письмо не дойдет. Мы не можем
полагаться на удачу.
   - Что же делать? Я понимаю, что это вряд ли имеет смысл,  но  больше  мне
ничего не приходит в голову. - Слезы  катились  по  ее  щекам,  и  Мириамель
раздраженно смахнула их. - Даже если все это бесполезно, я  ведь  все  равно
должна попытаться, правда?
   Ган Итаи обняла ее за плечи.
   - Не плачь, дитя. Мы найдем какой-нибудь выход. Может быть, твой  спутник
знает, кому нужно передать письмо, чтобы оно дошло? Мне показалось,  что  он
очень мудрый человек.
   - Кадрах?
   - Да. Ему ведомы даже истинные имена детей Навигатора.
   В  ее  голосе  была  гордость  и  уверенность,  как  будто  нет   лучшего
доказательства мудрости, чем знание имен ниски.
   - Но как... - Мириамель осеклась. Конечно же Ган Итаи  знает,  как  найти
Кадраха. Ведь это она передавала от него письмо. На самом деле Мириамель  не
была уверена, что так уж хочет видеть монаха - слишком много зла он причинил
ей.
   - Пойдем. - Ган Итаи вскочила  с  постели  легко,  как  совсем  маленькая
девочка. - Я отведу тебя к нему. Через час ему принесут обед. а до  этого  у
нас будет достаточно времени, чтобы поговорить с ним. Ты  сможешь  в  случае
необходимости быстро подняться наверх? Твое платье не очень-то приспособлено
для этого.
   Ниски подошла к  стене,  тонкими  пальцами  подцепила  одну  из  досок  и
потянула ее на себя. К изумлению Мириамели  доска  легко  поддалась.  На  ее
месте оказалась дыра, через которую был виден темный проход.
   - Куда он ведет? - спросила принцесса.
   Ган Итаи пролезла через щель, и теперь девушке были видны только  ноги  и
подол платья.
   - Это потайной ход. По нему можно  очень  быстро  попасть  в  трюм  и  на
палубу. Нора ниски, вот как его называют.
   Мириамель заглянула в щель. У  противоположной  стены  крошечной  каморки
стояла лестница. У самого потолка, по обе стороны от лестницы тянулся  узкий
и низкий коридор.
   Нагнувшись, принцесса  пролезла  в  щель  и  вслед  за  Ган  Итаи  начала
подниматься по лестнице. Вскоре свет из каюты  ниски  перестал  освещать  им
путь, и все погрузилось в кромешную тьму. Только по шороху платья  Мириамель
догадывалась, что Ган Итаи все еще  рядом.  Проход  был  таким  низким,  что
приходилось ползти на четвереньках,  и  принцесса  подобрала  длинную  юбку.
Огромные корабельные  доски  усиливали  эхо,  казалось,  что  их  проглотило
огромное морское чудовище и теперь они ползут по его желудку.
   Пройдя  примерно  двадцать  локтей.  Ган  Итаи  остановилась.  Ее  платье
коснулось лица Мириамели.
   - Осторожно, дитя.
   Среди мрака блеснула тонкая подоска света - это Ган Итаи сняла  очередную
панель. Заглянув внутрь, ниски потянула за собой Мириамель.  После  глубокой
тьмы, в которой они только что находились, трюм казался светлым и  солнечным
местом.
   - Тише, - шепнула Ган Итаи.
   Трюм был завален мешками и  бочками,  связанными  вместе,  чтобы  они  не
перекатывались с места на место  при  качке.  У  одной  стены  лежал  монах.
Казалось, его тоже связали, чтобы не повредить во время шторма. Две  длинные
цепи сковывали его ноги и запястья.
   - Ученый! - прошипела Ган Итаи.
   Голова Кадраха  оторвалась  от  лежанки.  Его  движения  были  такими  же
медленными и неуверенными,  как  движения  побитой  собаки.  Голос  его  был
хриплым и усталым:
   - Это ты?
   Сердце Мириамели учащенно забилось. Милостивый Эйдон,  взгляни  на  него!
Скован по рукам и ногам, словно дикий зверь!
   - Я пришла поговорить с тобой, - сказала Ган Итаи. - Тебе скоро  принесут
обед?
   - Вряд ли. Они не торопятся накормить меня. Скажи лучше, ты передала  мою
записку... леди?
   - Да, и она пришла сюда, чтобы повидаться с тобой.
   Монах замер и медленно поднес руки к лицу.
   - Что? Ты привела ее сюда? Нет, нет, я не хочу ее видеть.
   Ган Итаи подтолкнула Мириамель вперед.
   - Он очень несчастен. Говори с ним.
   - Кадрах? - дрожащим голосом  спросила  принцесса.  -  Что  они  с  тобой
сделали?
   Монах соскользнул по стене, превратившись в комок призрачных теней. Глухо
звякнули цели.
   - Уходите, леди. Я не могу смотреть на вас и не хочу, чтобы  вы  на  меня
смотрели.
   - Говори. - Ган Итаи снова подтолкнула принцессу.
   - Мне жаль, что они так поступили с тобой, - сказала Мириамель,  и  слезы
снова подступили к ее горлу. Девушка едва сдерживала рыдания. -  Что  бы  ни
произошло между нами, я никогда не могла бы пожелать тебе таких мучений.
   - Ах, леди, этот мир так жесток и беспощаден!  -  В  голосе  монаха  тоже
звучали слезы. - Вы должны принять мой совет и бежать. Пожалуйста!
   Мириамель устало покачала головой, но потом поняла, что он не видит ее  в
тени крышки люка.
   - Как, Кадрах? Аспитис не спускает с меня глаз.  Ган  Итаи  сказала,  что
сможет передать мое письмо кому-нибудь, кто переправит его... но кому? Я  не
знаю, где дядя Джошуа. Родственники моей матери в Наббане предали меня.  Что
же делать?
   Темная фигура Кадраха медленно приподнялась.
   - В "Чаше Пелиппы", леди, может оказаться человек, который  поможет  вам.
Я, кажется, упоминал об этом в  письме,  -  голос  монаха  зву