не.
   -  Может  быть,   несправедливо   говорить,   что   она   хотела   только
''прославиться", - возразил Изгримнур. - Мне кажется, что принцесса искренне
хотела помочь.
   - И что тут плохого? - защищаясь, спросила Воршева, - Вам же нужна помощь
Наббана, разве нет? Или вы слишком горды для этого?
   - Да поможет мне Бог, но наббанайцы уже с нами! Вы понимаете? Я час назад
говорил  с  бароном  Дивисаллисом.  И  вот  теперь  дочь  Верховного  короля
бессмысленно блуждает по разоренной стране, в то время как  войска  ее  отца
готовы перейти в наступление, а шпионы его шныряют повсюду, словно мухи.
   Джошуа раздраженно махнул рукой и рухнул в кресло, вытянув длинные ноги.
   - Это уже слишком, Изгримнур, - устало сказал он. - Ты  еще  спрашиваешь,
почему я не оспариваю трон у Элиаса? Я не могу даже сохранить в безопасности
юную леди под моей собственной крышей!
   Изгримнур меланхолически улыбнулся:
   - Насколько я помню, ее отцу тоже не больно-то удалось удержать ее.
   - Все равно. - Принц потер лоб. - Узирис,  моя  голова  раскалывается  от
всего этого.
   - Ну, Джошуа, - сказал Изгримнур,  взглядом  призывая  остальных  хранить
молчание, - еще не все потеряно. Мы просто отправим большой отряд  прочесать
кустарники и отыскать Мириамель и этого монаха,  этого...  Цедрина  или  как
его.
   - Кадрах, - без выражения сказал Джошуа.
   - Да, верно, Кадрах. Что ж, юная  девица  и  благочестивый  монах  пешком
далеко не уйдут. Надо послать за ними несколько всадников.
   - Если только леди Воршева, присутствующая здесь, не припрятала  для  них
лошадей, - мрачно сказал Джошуа. Он выпрямился. - Ведь вы этого не сделали?
   Воршева не могла выдержать его взгляда.
   - Милостивый Эйдон, - выругался Джошуа. - Это последняя капля! Я отправлю
вас в мешке к вашему дикому отцу, дикая кошка!
   - Принц Джошуа! - Это был арфист. Не получив ответа, он прочистил горло и
предпринял новую попытку:
   - Мой принц!
   - Что? - раздраженно спросил Джошуа. - Ты можешь идти. Я поговорю с тобой
позже. Ступай.
   - Нет, сир... просто, вы сказали, что монаха зовут... Кадрах?
   - Да, так его называл  начальник  стражи.  Ты  что,  знаешь  его,  можешь
сказать, где он скрывается?
   - Нет, сир, но мне кажется, что юноша Саймон встречал его. Он  мне  много
рассказывал о своих приключениях, и имя Кадрах знакомо мне. О сир, если  это
тот человек, о котором  он  говорил,  то  принцесса  может  быть  в  большой
опасности.
   - Что ты хочешь сказать? - Джошуа подался вперед.
   - Кадрах, о котором говорил мне Саймон, был мошенником и карманным вором,
сир. Он был одет как монах, но он не эйдонит, это точно.
   - Этого не может быть, - сказала Воршева. Краска с ее ресниц  потекла  по
щекам. - Я говорила с этим человеком, и он цитировал мне  Книгу  Эйдона.  Он
хороший, добрый человек, брат Кадрах.
   - Даже демон может цитировать Книгу Эйдона, - сказал  Изгримнур,  скорбно
качая головой.
   Принц вскочил на ноги и двинулся к двери.
   - Мы должны немедленно послать  людей,  Изгримнур,  -  сказал  он.  Потом
остановился, повернулся и взял Воршеву за руку. - Пошли,  леди,  -  приказал
он. - Вы не можете исправить то, что случилось, но по  крайней  мере  можете
рассказать нам все, что знаете: где были спрятаны лошади и тому подобное.  -
Он заставил ее встать.
   - Но я не могу выйти, - в ужасе сказала она. -  Смотрите,  я  плакала!  Я
ужасно выгляжу.
   - За то зло,  которое  вы  причинили  мне  и,  может  быть,  моей  глупой
племяннице, это небольшое наказание. Пойдемте.
   Он быстро  вышел  из  комнаты,  подталкивая  перед  собой  леди  Воршеву.
Изгримнур последовал  за  ними.  Их  сердитые  голоса  эхом  разносились  по
каменному коридору.
   Оставшись в одиночестве, Санпругол  печально  посмотрел  на  свою  лютню.
Длинная трещина бежала по изогнутой ясеневой спинке, и одна из струн повисла
бесполезным завитком.
   - Сегодня вечером у нас будет скудная и угрюмая музыка, - сказал он.

***

   До рассвета оставался еще целый час, когда Лут подошел к ее постели.  Она
всю ночь не могла заснуть, сгорая  от  тревоги  за  него,  но  когда  король
наклонился и бережно коснулся ее рукой, она  притворилась  спящей,  стремясь
уберечь его от того единственного, от чего еще можно было его  уберечь:  она
не хотела, чтобы он заметил, как она боится.
   - Мегвин, - мягко сказал он. Ее глаза все еще были крепко зажмурены.  Она
подавила жгучее желание обнять его. Он был уже в доспехах, только без шлема,
как она поняла по звуку его шагов и запаху смазочного масла, и ему  было  бы
трудно выпрямиться, если бы она слишком низко притянула  его  к  себе.  Даже
прощание она вынесет, хоть оно и будет горьким. Она не могла подумать о том,
что в эту ночь он мог бы обнаружить свою бесконечную усталость и  преклонный
возраст.
   - Это ты, отец? - спросила она наконец.
   - Да.
   - И ты уже уходишь?
   - Пора. Солнце скоро взойдет, а мы надеемся  к  полудню  достигнуть  края
Комбвуда.
   Она села. Камин давно погас, и, открыв глаза, она почти ничего не  видела
в темноте. За стеной раздавался слабый звук рыданий ее мачехи Инавен. Мегвин
взбесила эта показная скорбь.
   - Да будет над тобой щит Бриниоха, отец, - сказала она, пытаясь на  ощупь
найти склоненное над ней лицо. - Я  хотела  бы  быть  мужчиной  и  сражаться
вместе с тобой.
   Она почувствовала, как дрогнули губы под ее пальцами.
   - Ах, Мегвин, ты всегда была такой. Разве у тебя мало обязанностей здесь?
Это не легко, быть хозяйкой Таига в мое отсутствие.
   - Ты забыл о своей жене.
   Лут снова улыбнулся в темноте:
   - Нет, я не забыл. Ты сильная, Мегвин, сильнее, чем она. Ты должна будешь
отдавать ей часть своей силы.
   - Она обычно получает то, чего хочет.
   Голос короля оставался мягким,  но  твердой  была  рука,  взявшая  ее  за
запястье:
   - Не надо, дочь. Вместе с Гвититом вы трое мне  дороже  всего  на  свете.
Помоги ей.
   Мегвин ненавидела плакать. Она вырвала у  отца  руку  и  свирепо  вытерла
глаза.
   - Помогу, - сказала она. - Прости меня.
   - Не надо никаких извинении, - ответил он и снова сжал ее руку. - Прощай,
дочь, до той поры, когда  я  вернусь.  В  наших  полях  жестокие  вороны,  и
придется потрудиться, чтобы выгнать их.
   Она встала  с  постели  и  обвила  его  шею  руками.  Дверь  открылась  и
закрылась. Она услышала, как его шаги медленно  удаляются  по  коридору  под
грустную музыку звона шпор.
   Позже она с головой накрылась одеялом, чтобы никто не  услышал,  что  она
плачет.

7 СВЕЖИЕ РАНЫ И СТАРЫЕ ШРАМЫ

   Лошади побаивались Кантаки, так что Бинабик на серой волчице ехал  далеко
впереди остальных, потайным фонарем освещая путь в кромешной тьме. Маленький
караван двигался вдоль подножия холмов, и дрожащий свет прыгал  перед  ними,
как болотный огонек.
   Луна съежилась от холода в своем облачном гнезде, и движение отряда  было
медленным и осторожным. Подчиняясь спокойному, встряхивающему ритму  мерного
шага лошади, Саймон несколько раз чуть  не  заснул,  но  его  будили  тонкие
пальцы, царапающие лицо, - низко свисающие ветки деревьев. Разговоров  почти
не было. Время от времени кто-нибудь из мужчин  шепотом  подбадривал  своего
коня,  или  Бинабик  вполголоса  предупреждал  едущих  следом   о   каком-то
препятствии; но если бы не эти звуки да приглушенное постукивание копыт, они
вполне бы сошли за серую, бестелесную толпу затерянных душ.
   Когда лунный свет наконец просочился через прорезь  в  небесном  потолке,
незадолго  до  рассвета,  они  остановились  и  разбили  лагерь.  Когда  они
привязывали верховых и вьючных лошадей, пар  их  дыхания  казался  в  лунном
блеске  серебристо-серыми  облаками.  Огня  разжигать  не  стали.  Этельберт
караулил первым; остальные, завернувшись  в  тяжелые  плащи,  устроились  на
влажной земле, чтобы урвать хоть час спокойного сна.
   Проснулся Саймон под серым небом, напоминающим жидкую кашицу. Его  нос  и
уши, судя по всему, каким-то волшебным образом превратились в кусочки  льда.
Он скорчился у маленького костра, пережевывая хлеб и  твердый  сыр,  который
выделил ему Бинабик, рядом сел Слудиг. Щеки молодого риммера раскраснелись и
заблестели от свежего ветра.
   - Очень похоже на раннюю весну моей родины,  -  улыбнулся  он,  нанизывая
горбушку хлеба на длинное лезвие своего ножа и протягивая ее к огню.  -  Это
быстро сделает из тебя мужчину, вот увидишь.
   - Я надеюсь, что есть и другие способы стать мужчиной, кроме  превращения
в ледышку, - проворчал Саймон, растирая руки.
   - Ты еще можешь убить копьем медведя, - сказал  Слудиг.  -  Это  мы  тоже
делаем.
   Саймон не мог понять, шутит он или нет.
   Бинабик, отослав Кантаку охотиться, подошел к ним и сел, скрестив ноги.
   - Ну что, вы два, готовы к очень тяжелой  езде  сегодня?  -  спросил  он.
Саймон не ответил, потому что рот его был набит хлебом;  когда  промолчал  и
Слудиг, юноша посмотрел на него. Риммер не мигая смотрел в огонь, его сжатые
губы вытянулись в совершенно прямую линию. Молчание становилось тягостным.
   Саймон быстро проглотил хлеб.
   - Я думаю, да, Бинабик, - сказал он поспешно. - А нам далеко ехать?
   Бинабик жизнерадостно улыбнулся, как будто не  было  ничего  естественнее
молчания римм„ра:
   - Мы поедем так далеко, как будем желать.
   - А мы знаем, куда направляемся?
   - Частью, друг Саймон, -  Бинабик  вытащил  из  костра  тонкий  прутик  и
принялся чертить на сырой земле. - Здесь находится Наглимунд, -  сказал  он,
рисуя грубый кружок. Потом он провел зубчатую линию от  правого  края  круга
наверх. - Это Вальдхельм. Этот крестик - нахождение нас здесь, -  он  сделал
отметку недалеко от круга. Потом быстро  очертил  большой  овал  у  дальнего
конца гор, несколько меньших колец, разбросанных у его края,  и  нечто,  что
казалось новой линией холмов далеко позади.
   - Итак, - сказал он, опустившись на  корточки  возле  исчерченного  куска
земли, - уже очень скоро мы будем подходить к этому озеру, -  он  указал  на
большой овал, - которое именовывают Дрорсхоллх.
   Слудиг, явно против своего желания, наклонился вперед, чтобы  посмотреть,
и выпрямился.
   - Дроршульвен - Озеро Молота Дрора. - Он нахмурился и еще раз  наклонился
вперед, ткнув пальцем в западный край  озера.  -  Здесь  Вественби  -  земли
одного изменника. Сторфота. Хотелось бы мне пройти через  нее  ночью.  -  Он
вытер хлебные крошки со своего кинжала и поднял  его,  ловя  слабый  отблеск
огня.
   - Но, тем не менее, мы не будем идти туда, - твердо сказал Бинабик,  -  и
твое отмщение должно ожидать.  Мы  идем  мимо  Рульнира  к  Хетстеду,  около
которого местополагается  аббатство  святого  Скенди,  а  потом,  с  большой
вероятностью, вверх, через северную равнину к горам. И никаких остановок  до
этого для перерезывания глоток. - Он ткнул прутиком в ряд закругленных фигур
за озером.
   - Это потому, что вы, тролли, не  понимаете  долга  чести,  -  с  горечью
сказал Слудиг, бросив на Бинабика хмурый взгляд из-под белобрысых бровей.
   - Слудиг, - умоляюще простонал Саймон, но Бинабик  не  стал  отвечать  на
колкость римм„ра.
   - У нас имеется задача, которую мы имеем должность выполнять, - сказал он
спокойно. -  Изгримнур,  твой  герцог,  тоже  хочет  этого,  и  его  желание
невыполнимо путем перерезания глоток глубокой ночью. И  отсутствие  чести  у
тролля здесь не играет роли, Слудиг.
   Риммер долго пристально смотрел на Бинабика, потом тряхнул головой.
   - Ты прав. - К удивлению Саймона, угрюмость исчезла из его  голоса.  -  Я
зол, и мои слова были необдуманными. - Он встал и пошел туда, где Гримрик  и
Хейстен снова навьючивали лошадей.  Направляясь  к  ним,  он  несколько  раз
передернул плечами, как будто  стряхивая  с  них  что-то.  Саймон  и  тролль
провожали его взглядами.
   - Он извинился, - сказал Саймон.
   - Все риммеры не такие, как этот фанатик Айнскалдир, - ответил его  друг.
- Но также все тролли тоже не есть Бинабик.
   Это был очень длинный дневной  переход  вдоль  края  гор  под  прикрытием
деревьев. Когда они наконец сделали остановку для вечерней трапезы, Саймон в
полной мере осознал справедливость предупреждения Хейстена: хотя лошади  шли
медленно и путь их лежал по мягкому грунту, его ноги болели так,  словно  он
провел весь день на каком-то ужасном орудии пыток.  Хейстен  не  без  улыбки
объяснил ему, что ночью все тело одеревенеет, а утром будет еще хуже;  после
этого замечания стражник предложил ему как следует глотнуть из винного меха.
Когда Саймон в конце концов свернулся клубком между горбатых, обросших  мхом
корней почти лишенного листьев дуба, он чувствовал себя немного лучше,  хотя
от выпитого вина ему  слышались  в  шуме  ветра  грустные  голоса,  тянувшие
странные песни.
   Проснувшись  утром,  он  обнаружил,  что  все,  о  чем  говорил  Хейстен,
подтвердилось в десятикратном размере,  а  с  неба,  кружась,  падает  снег,
покрывая одинокий Вальдхельм, холмы и путников белым пуховым покрывалом.  Но
даже дрожа в слабом солнечном свете этого странного ювена, он все еще слышал
голоса ветра, и речь их была понятна ему. Они издевались над  календарями  и
смеялись над путниками, которые осмелились  войти  по  своей  воле  в  белое
царство новой зимы.

***

   Принцесса Мириамель не сводила полных ужаса глаз с  открывшейся  картины.
То, что еще утром казалось разгулом ярких красок и черного дыма,  теперь  во
всей своей неприглядности предстало  перед  нею  и  Кадрахом,  застывшим  на
склоне  горы,  возвышавшейся  над  Иннискриком.  Это  был  гобелен   смерти,
сотканный из плоти, металла и исковерканной земли.
   - Милостивая Элисия, - задохнулась она, осаживая испуганную лошадь. - Что
здесь произошло? Неужели это дело рук моего отца?
   Маленький круглый человек прищурился. Губы  его  шевелились  в  том,  что
принцесса приняла за безмолвную молитву.
   - Большая часть мертвых - эрнистирийцы, моя леди, - сказал он наконец.  -
А остальные, как я думаю, риммеры, - он нахмурился, когда вспугнутые  вороны
все разом взмыли вверх, словно выводок мух, покружились и  снова  опустились
на  землю.  -  Похоже,  что  битва  или  только  ее   заключительная   часть
отодвинулась на запад.
   Глаза Мириамели наполнились слезами, она подняла руку, чтобы смахнуть их.
   - Уцелевшие, наверное, ушли к Эрнисадарку, к  Тайгу.  Что  же  случилось?
Неужели же все обезумели?
   - Все уже были безумны, моя леди, - сказал Кадрах  со  странной  грустной
улыбкой. - Дело просто в том, что времена обнаружили это в них.
   Первые полтора дня они ехали очень быстро и гнали лошадей  леди  Воршевы,
насколько у них хватало дыхания. Потом  они  пересекли  реку  Гринвуд  у  ее
верхней развилки, примерно в двадцати пяти лигах к юго-западу от Наглимунда,
и замедлили шаг, давая лошадям отдохнуть на случай, если им  снова  придется
спешить.
   Мириамель хорошо  ездила,  в  мужском  стиле,  соответствовавшем  одежде,
которую она носила теперь. Это были те самые камзол и штаны, в  которых  она
бежала из Хейхолта. Ее остриженные волосы  снова  были  выкрашены  в  черный
цвет; впрочем, они были почти не видны под дорожным капюшоном, защищавшим от
холода  и  скрывавшим  ее  лицо.  Брат  Кадрах  в   грязной   серой   одежде
путешественника привлекал внимание не более, чем принцесса.  Да  и  в  любом
случае на речной дороге было немного других путников в такое  ненастье  и  в
такие опасные времена. Принцесса начинала чувствовать  уверенность,  что  ее
побег благополучно удался.
   С середины вчерашнего дня  они  ехали  по  торговой  дороге  над  широкой
вздувшейся рекой. В ушах у них звучали трубы,  пронзительные  медные  голоса
которых перекрывали даже стоны тяжелого от дождя ветра. Сначала это  пугало,
вызывая видение мстительного отряда ее отца или дяди, мчавшегося за ними  по
пятам, но скоро стало ясно, что они с Кадрахом подходят к источнику шума,  а
не удаляются от него. А этим утром они увидели первые знаки  близкой  битвы:
одинокие столбы черного дыма на чистом небе.

***

   - Разве мы ничего не можем сделать? - спросила  Мириамель,  спешившись  и
встав рядом со своей испуганно фыркающей лошадью. Но если не считать  тут  и
там прыгающих птиц, сцена внизу была так же неподвижна, как если бы она была
вырезана из серого и красного камня.
   - А что мы могли бы сделать, моя леди? - спросил Кадрах, все еще  сидя  в
седле, и сделал глоток из бурдюка с вином.
   - Я не знаю. Вы же священник! Разве вы не обязаны произнести маису за  их
души?
   - За чьи именно души,  принцесса?  Души  языческих  крестьян  или  добрых
эйдонитов из Риммергарда, которые нанесли им визит?  -  его  горькие  слова,
казалось, повисли в воздухе, как черный дым битвы.
   Мириамель повернулась и посмотрела на маленького человека, глаза которого
были так непохожи на глаза шутливого спутника  последних  дней.  Рассказывая
множество забавных историй и распевая зрнистирийские дорожные  и  застольные
песни, он прямо-таки светился весельем.  Теперь  он  выглядел  как  человек,
который смакует страшное исполнение сомнительного пророчества.
   - Не все эрнистирийцы язычники,  -  сказала  она,  рассердившись  на  его
странное настроение. - Вы сами эйдонитский монах!
   - И что же мне спуститься вниз и спросить, кто здесь язычник, а кто  нет?
- он махнул пухлой рукой в сторону страшной бойни. - Нет, моя леди, все, что
еще можно сделать, сделают за нас падальщики. - Он тронул лошадь каблуками и
отъехал чуть-чуть вперед.
   Мириамель стояла и смотрела вниз, прижимаясь щекой к шее лошади.
   - Верующий человек не смог бы  безучастно  смотреть  на  такую  сцену!  -
крикнула она ему вслед. - Даже это красное чудовище Прейратс!
   При упоминании советника короля Кадрах  вздрогнул  и  сгорбился,  как  от
удара в спину. Потом он отъехал еще на несколько  шагов  и  некоторое  время
молчал.
   - Поехали, леди, - кинул он наконец через плечо. - Мы  должны  спуститься
по этому склону. Здесь мы чересчур  на  виду.  Не  все  падальщики  крылаты,
некоторые ходят на двух ногах.
   Принцесса молча пожала плечами, вскочила в седло и последовала за монахом
вниз, по безлесому склону, идущему вдоль кровавого Иннискрика. Глаза ее были
сухими.

***

   Этой ночью в долине над  плоской  белой  поверхностью  озера  Дроршульвен
Саймону опять приснилось колесо.
   Снова он был совершенно беспомощен,  его  мотало,  как  старую  тряпичную
куклу, поднятую на огромный обод колеса. Холодный ветер колотил его, осколки
льда ранили его лицо, когда его тащило в мглистую морозную тьму. На  вершине
медленного тяжеловесного поворота  он  увидел  в  темноте  странное  сияние,
светящуюся вертикальную полосу, тянувшуюся из непроглядной  тьмы  наверху  в
такую же мрачную глубину внизу. Это было белое дерево, чей широкий  ствол  и
тонкие  ветви  сияли,  словно  наполненные  звездным  светом.   Он   пытался
освободиться от хватки колеса и  броситься  навстречу  манящей  белизне,  но
зловещее колесо не выпускало его. Последним невероятным усилием он  все-таки
вырвался и прыгнул. Он летел вниз, через море сверкающих листьев, как  будто
по звездному небу; он громко молил благословенного Узириса  спасти  его,  он
молил о Божьей помощи, но ничьи руки не подхватили  его,  когда  он,  словно
свинцовый груз, вспарывал небесный свод...

***

   Гульнир, городок у  восточного  края  медленно  замерзающего  озера,  был
свободен даже от привидений. Наполовину похороненный под тяжелыми снегами, с
домами, крыши с которых сорвало  ветром  и  градом,  он  лежал  под  темными
равнодушными небесами, как скелет умершего от голода лося.
   - Неужели вороны Скали так быстро уничтожили  жизнь  по  всему  свету?  -
широко раскрыв глаза, спросил Слудиг.
   - Похоже, что  все  убежали,  когда  ударил  последний  мороз,  -  сказал
Гримрик, туго стягивая плащ под узким подбородком. - Слишком здесь холодно и
слишком далеко от последних свободных и безопасных дорог.
   - С очень большой вероятностью в Хе