го.  Арцеулов  проверил  оба  свои  револьвера:  служебный  "наган"  и
маленький бельгийский "бульдог" - подарок давнего приятеля и сослуживца по
Марковскому полку Виктора Ухтомского. В полевую сумку он аккуратно  уложил
две гранаты - такому оригинальному использованию сумки его научил  ротный,
капитан Михаил Корф. Оружия хватало. Хуже было  с  деньгами,  и  Ростислав
выругал себя за то, что не попросил у  адмирала  командировочных.  Значит,
железная дорога отпадала сразу, да и  возможность  как-то  прокормиться  в
пути становилась проблематичной. Впрочем, сейчас  уже  было  не  до  того.
Ростислав еще раз выглянул в окно. Ровный строй легионеров стоял и здесь -
поезд был окружен со всех сторон. Следовало поторопиться.
     Ростислав рассовал по карманам оставшийся нехитрый скарб и критически
осмотрел полушубок. Черный полушубок был всем хорош, кроме  одного  -  вся
Сибирь знала форму черных гусар. По слухам, повстанцы  вешали  офицеров  в
таких полушубках с особым удовольствием. Арцеулов  не  числился  в  черных
гусарах, но, когда ударили морозы, ему достался именно такой полушубок,  и
теперь приходилось идти на явный риск. Промелькнула мысль  о  погонах,  но
капитан тут же обозвал себя трусом - снимать погоны он не собирался.
     Оставалось последнее - Ростислав  достал  из  нехитрого  тайника  под
койкой фляжку и прикрепил ее к поясу. Это была  непростая  фляжка.  В  ней
находился превосходный  коньяк,  который  был  вполне  к  случаю,  но  для
капитана эта тяжелая металлическая фляга в удобном чехле,  с  выцарапанным
возле горлышка вензелем "С.К.", имела особое значение. Она была  с  ним  с
начала мая, и с того времени он не расставался с ней ни на час.


     ...Это случилось на реке Белой, совсем близко от переправы,  где  его
рота третий день отбивала атаки частей Фрунзе. Снаряд разорвался рядом,  и
сразу все исчезло, а когда он снова  открыл  глаза,  то  все  вокруг  было
затянуто синим туманом, кровь заливала рот, и  Ростислав  лежал  недвижно,
словно тело уже перестало принадлежать ему. Звуки пропали, и эта внезапная
тишина показалась  Арцеулову  еще  более  страшной,  чем  недавний  грохот
разрывов. Потом он увидел лицо жены  -  Ксения  что-то  говорила,  похоже,
пытаясь успокоить, но ее глаза были полны ужаса, и  Ростислав  понял,  что
досталось ему действительно крепко. В  руках  Ксении  появился  бинт,  она
попыталась сдвинуть его голову, но тут все  заволокло  болью,  и  Арцеулов
вновь потерял сознание.
     Когда он очнулся, то почувствовал на голове свежую повязку.  Страшно,
нечеловечески захотелось пить. Он шевельнул губами,  и  Ксения,  очевидно,
поняла его. В ее руках появилась фляга, но покрытые засохшей  кровью  губы
ощутили лишь каплю - воды не было. Ксения  вскочила,  надеясь  позвать  на
помощь и вдруг замерла. Прошла секунда, другая,  и  Ростислав  понял,  что
случилось нечто более страшное,  чем  его  ранение  и  то,  что  во  фляге
кончилась вода...
     Кровавый туман перед глазами сгустился; страшные, непохожие на  людей
монстры, казалось, плыли по воздуху, медленно и  неотвратимо.  Двигавшийся
первым монстр подошел  совсем  близко,  и  страшная,  нечеловеческая  рожа
уставилась прямо в глаза Ростиславу. Ксения закричала, и тогда жуткий  рот
искривился в ухмылке,  а  огромная  лапа  неторопливо  подняла  револьвер.
Вороненый ствол был совсем рядом, но Арцеулов почему-то совсем не  боялся.
Он даже подумал, что сейчас все кончится, ему  не  будет  больше  хотеться
пить, и даже пожелал, чтоб это  случилось  поскорее.  Лапа  с  револьвером
плыла то вверх, то вниз. Ксения кричала,  а  потом  начала  что-то  быстро
говорить монстру, указывая на  Ростислава.  И  тогда  рожа  монстра  вновь
скривилась в чудовищной ухмылке, револьвер куда-то исчез, а огромная  лапа
потянулась к женщине. И тут Арцеулов  впервые  после  того,  как  очнулся,
захотел жить. Он попытался привстать, но  тело  существовало  отдельно  от
него, а рука монстра все тянулась к Ксении,  и  Арцеулов  вдруг  с  ужасом
сообразил, что на жене офицерская форма. Ксения получила звание прапорщика
еще в семнадцатом и с тех пор всегда носила на фронте мундир - хотя и муж,
и сослуживцы уговаривали ее надеть  платье  сестры  милосердия.  Ростислав
знал, что они обычно не трогают медицинских сестер, но на жене были погоны
и даже полученный ею тогда же, в семнадцатом, Георгиевский  крест.  Монстр
возвышался  словно  гора,  и  фигурка  жены  показалась  Арцеулову  совсем
маленькой. Лапа чудовища коснулась серебристого  креста  и  легко  сорвала
его. Затем обе лапы легли  на  плечи  женщины  и  рывком  оторвали  тонкие
золотые погоны. Ростислав, захлебываясь кровью, сцепил зубы,  но  внезапно
чудовище  повернулось  к  нему,  и  он  почувствовал,  как  сильные   руки
приподнимают его голову. И тут перед его губами, возникла фляга; холодная,
непередаваемо  вкусная  вода  буквально  обожгла  пересохшее   горло,   на
мгновение кровавый туман рассеялся, и он понял, что никакого монстра рядом
нет, а над ним склонился  худощавый  парень  с  красивым,  чуть  скуластым
лицом. На парне была новенькая, - очевидно, трофейная - английская  форма,
лишь вместо погон на отворотах краснели петлицы, и на  фуражке  чуть  косо
сидела звезда с плугом и молотом. Лицо парня было хмурым, но в глазах, как
показалось Арцеулову,  светилось  нечто,  похожее  на  сочувствие.  Парень
подождал, покуда Арцеулов напьется, затем взвесил  флягу  в  руке  -  рука
оказалась худой и  даже  тонкой,  совсем  непохожей  на  лапу,  -  покачал
головой,  подумал,  закрыл  флягу  крышкой  и  положил  рядом  с   головой
Арцеулова. Затем он что-то сказал Ксении, вновь покачал головой и исчез.
     Уже в госпитале Ксения говорила  Арцеулову,  что  тогда  их  спас  ее
талисман - тот самый старинный серебряный  перстень,  который  она  всегда
носила с собой. Перстень, который теперь лежал вместе  с  нею  в  братской
могиле, в далеком Екатеринбурге...
     С тех пор Арцеулов не  расставался  с  этой  флягой.  Сослуживцам  он
говорил, что это трофей, а в глубине души надеялся на чудо - что фронтовые
дороги сведут его с парнем в краснозвездной фуражке.  Правда,  лица  парня
Ростислав не помнил, но был почему-то уверен, что  сможет  узнать  его  из
тысячи. Арцеулов понимал, что это едва ли произойдет, но  все  же  его  не
оставляла надежда, что они встретятся, и тогда он  достанет  наган,  сунет
ствол прямо в скуластое лицо и подождет, покуда  красный  гад  почувствует
все, что пришлось испытать ему тогда, на берегу Белой. А затем  он  отдаст
ему эту флягу и отпустит на все четыре стороны. Отдавать флягу  пустой  не
годилось, и поэтому Ростислав всегда носил в  ней  коньяк.  Пусть  красная
сволочь не думает, что русский офицер не платит долги, даже если это  долг
не нормальному человеку, а а краснопузому бандиту...


     Все было готово. Арцеулов присел  на  дорогу,  мысленно  прощаясь  со
своим временным домом. Все-таки он провел здесь не один месяц, а это в его
кочевой жизни было сроком немалым. Ростислав  вновь  вспомнил  сегодняшний
сон и грустно улыбнулся - он не верил в то, что кто-то  поможет  ему.  Его
срок приближался - но сначала надо было добраться до Иркутска.
     Он встал и по давней привычке  окинул  взглядом  купе,  проверяя,  не
оставил  ли   что-нибудь   важное.   Взгляд   его   скользнул   по   койке
скоропалительно исчезнувшего подполковника Ревяко -  и  вдруг  на  кожаной
обшивке вагонной полки что-то тускло блеснуло.  Ростислав  не  глядя  взял
странный предмет в руку и внезапно похолодел. Несколько секунд  он  стоял,
боясь взглянуть на  свою  находку,  но  затем  все  же  пересилил  себя  и
осторожно раскрыл ладонь....
     Это  был  перстень.  Тот  самый,  тяжелый   серебряный   перстень   с
изображением двух переплетенных  змей  с  маленькими  бирюзовыми  глазами.
Талисман Ксении.
     Времени не было. Капитан сунул перстень в карман полушубка и вышел  в
коридор. Надо было спешить - кольцо легионеров вокруг  эшелона  Верховного
не предвещало ничего доброго. Он взглянул в  распахнутую  дверь,  дышавшую
морозом, и легко соскочил вниз на платформу.
     Тут  было  людно.  В  узком  промежутке  между   вагонами   и   цепью
чехословаков толпились десятка два офицеров, многие из которых уже  успели
снять  погоны  и  даже  переодеться  в  оказавшееся  под  рукой  тулупы  и
полушубки, выглядевшие весьма живописно. Впрочем, этот маскарад мало  кого
мог обмануть - чехи стояли недвижно, а  какой-то  толстый  мордатый  майор
проверял  документы,  тщательно  сверяясь  с  каким-то  списком.  Арцеулов
заметил,  что  некоторых  желающих  после  тщательной  проверки   все-таки
пропускали, но большинство по-прежнему оставалось в ловушке.
     Все это Ростислав фиксировал в сознании совершенно автоматически.  Он
понимал,  что  нельзя  терять  время,  но  мысль  о  перстне   не   давала
сосредоточиться и подумать о спасении. В конце концов он  не  выдержал  и,
отойдя чуть в сторону, чтобы угол одного из вагонов прикрывал его,  достал
свою находку.
     Да, перстень был похож: переплетенные  змеи,  странные,  напоминающие
руны,  знаки...  На  внутренней  поверхности  обнаружилась  монограмма  из
незнакомых букв, но  была  ли  эта  монограмма  на  том  перстне,  который
принадлежал Ксении?
     Он еще раз припомнил то  место,  где  лежала  странная  находка.  Да,
именно там - во сне - сидела Ксения. Конечно, все это совпадение. Логичнее
предположить, что точно такой перстень мог быть у его  соседа,  полковника
Ревяко, и тот в спешке забыл его на койке.  Правда,  Ростиславу  казалось,
что на койке подполковника утром ничего не  лежало,  и  перстень  появился
позже.  Правда,  когда  он  был  у  адмирала,  дверь  в  купе   оставалась
незапертой, но кому потребовалось подкидывать ему эту вещь?
     В конце концов Ростислав решил отложить дедукцию на более  удобное  и
безопасное время, и решительно шагнул к проходу,  в  котором  распоряжался
мордатый чешский майор. Уже через несколько минут он понял, что список,  с
которым сверялся чех -  это  список  личного  конвоя  Верховного.  Офицеры
обслуги, а также охрана других эшелонов майора не интересовали.
     Значит, его не выпустят. Легионерам,  похоже,  был  нужен  не  только
адмирал, но и офицеры  конвоя.  Те,  кто  жег  костры  на  сопках,  сумели
договориться с братьями-славянами - Арцеулов вспомнил слух,  слышанный  им
от полковника Любшина, что черемуховские партизаны  пригрозили  легионерам
взорвать кругобайкальские железнодорожные тоннели, если  чехи  не  отдадут
золотой эшелон и поезд Верховного.  Очевидно,  эти  слухи  были  близки  к
истине.
     Ростислав стоял в долгой очереди к  самодовольному  чешскому  майору,
делая вид, что его интересует только одно - чтобы никто  не  прошел  не  в
свой черед. Такие желающие встречались, но крепкие руки стоявших в очереди
офицеров легко наводили порядок. Вокруг шумели, кто-то  пытался  хвататься
за револьвер, а капитан тем временем раз за разом поглядывал по  сторонам,
освежая в памяти хорошо знакомые ему окрестности станции.
     Если его не пропустят, то придется, как это ни  печально,  дожидаться
темноты.  Остальное  не  представлялось  сложным.  -  Арцеулов  уже  давно
заприметил стоявший в метрах пятидесяти от паровоза полуразбитый брошенный
состав, примыкавший прямо к станции. Если удастся  прошмыгнуть  к  нему  и
нырнуть в  скопище  старых  заснеженных  вагонов,  то  поймать  его  будет
практически  невозможно.  Ну,  а  если   прошмыгнуть,   то   можно   будет
воспользоваться и револьвером. Каких-либо сантиментов по отношению к чехам
капитан не испытывал. Да, в темноте он почти  наверняка  сумеет  уйти,  но
терять несколько часов светлого времени не хотелось, тем более с  темнотой
сюда вполне могли прийти те, что жгли костры в сопках.
     Его очередь подошла неожиданно быстро.  Он  сунул  майору  офицерскую
книжку и стал ждать. Чех медленно, шевеля толстыми  губами,  прочитал  его
фамилию и уставился в список. Сейчас он найдет Арцеулова в списке - там он
стоит одним из первых - и...
     Капитан  живо  представил,  как  выхватывает  удостоверение  у  этого
борова, бьет его ребром ладони по горлу, вырывает у  ближайшего  легионера
винтовку... Все это было настолько просто  и  осуществимо,  что  Ростислав
закусил губу, чтобы не выдать себя. Он, конечно, прорвется и  даже  сумеет
добежать до станции - у него будет как минимум  полминуты,  да  и  чехи  -
стрелки неважные. Но на станции его встретят другие легионеры, и вот  туда
податься будет некуда!
     Майор нашел его фамилию в списке и равнодушно помотал  головой  (что,
судя по всему, означало отказ), небрежно вернув Ростиславу документ. И тут
Арцеулов заметил, что рядом с майором появился еще один офицер  -  молодой
подпоручик, с симпатичным курносым лицом, одетый почему-то не в полушубок,
а в зеленую шинель, явно не по погоде. Подпоручик  что-то  шепнул  майору,
тот даже не повернул головы, но потом замер,  недвижно  постоял  несколько
секунд, и вдруг удивленно поглядел на Арцеулова, буркнув: "Проходите".
     Капитан не заставил себя  упрашивать,  мгновенно  проскочив  за  цепь
легионеров. Отойдя метров на двадцать, он не  удержался  и  оглянулся,  но
молодого подпоручика в зеленой шинели уже не было.
     Это был не первый странный случай, случившийся с  ним  в  этот  день.
Оставалось предположить, что адмирал сумел-таки договориться с  чехами,  и
молодой офицер передал майору приказ начальства. Придумать  что-либо  иное
Арцеулов покуда не мог.
     ...Станция встретила его шумом сотен голосов. Люди штурмовали чешские
эшелоны, пытаясь договориться с легионерами  о  проезде  через  восставший
Иркутск. И здесь чехи выставили шеренгу "вояков" с примкнутыми штыками;  а
переговоры вели  несколько  наглых,  таких  же  мордатых,  как  и  недавно
виденный майор, офицеров. По  обрывкам  доносившихся  до  него  разговоров
Ростислав быстро понял, что сумма, названная подполковником Ревяко,  давно
уже перекрыта и растет дальше  -  по  толпе  то  и  дело  ползли  слухи  о
приближавшихся  повстанческих  отрядах,  которые   якобы   должны   занять
Нижнеудинск к вечеру, о чем будто бы уже есть договоренность между чешским
Национальным Советом и командующим партизанским фронтом Зверевым.
     Потолкавшись с полчаса, Арцеулов понял, что  на  станции  ему  делать
нечего. Он выбрался из  гудящей  толпы  и  свернул  в  глубину  небольшого
пристанционного  поселка.  Здесь  было  тихо.   Редкие   прохожие   кидали
равнодушные взоры  на  офицера  в  приметном  черном  полушубке.  Впрочем,
некоторые взгляды были не столь индифферентны, и Ростислав подумал, что из
Нижнеудинска надо уходить, не дожидаясь темноты.
     Оставалось одно - достать где-нибудь лыжи и попытаться повторить  то,
что  не  удалось  полковнику  Белоногову.  Арцеулов   вспомнил   карту   -
неподалеку, в нескольких верстах, начинался Великий  Сибирский  тракт,  по
которому (согласно слухам) уходили к Байкалу отступавшие белые части. Если
ему удастся дойти туда и собрать группу таких же, как он, то остальное  не
представлялось особо сложным. Он, конечно, прорвется, но в этом случае  он
не  успеет  в   Иркутск   к   сроку,   и   приказ   Верховного   останется
невыполненным...
     Капитан медленно шел по пустой улочке, ведущей прямо в ближние сопки,
и думал о том, что надежнее всего собрать сейчас на  станции  десятка  два
офицеров и попросту захватить один из чешских эшелонов.  Это  было  вполне
осуществимо - братья-славяне за  последние  полгода  отучились  воевать  и
покрылись жирком. Но до Иркутска он не доберется и в  этом  случае  -  вся
дорога находилась под союзным контролем, и их остановят  на  ближайшем  же
перегоне.
     Внезапно Арцеулов остановился, сообразив, что забрел слишком  далеко.
Станция оставалась позади, а за последними  домиками  начиналась  огромная
снежная равнина, круто заворачивавшая вверх, к подножью  ближайшей  сопки.
Ростислав повернулся, чтобы идти обратно, и тут увидел, что  на  пустынной
улочке он не один. Совсем рядом появилась большая серая собака,  вероятно,
вынырнувшая из-за ближайшего забора.
     Арцеулов не боялся собак, но эта почему-то  ему  не  понравилась.  Он
хотел было отогнать серую тварь, но сдержался и не  спеша  пошел  обратно.
Собака бежала  следом,  бежала  ровно,  не  отставая,  но  и  не  стараясь
обогнать. Ростислав не  выдержал  и  остановился.  Собака  тоже  встала  и
посмотрела прямо в глаза человеку.
     Ростиславу стало не по себе.  Это  было  что  угодно,  но  только  не
собачий взгляд. "Бред", - подумал он и хотел идти дальше, но заметил,  что
впереди, отрезая ему путь, сидят еще два точно таких же зверя.
     "Волки, - вспомнил он. - Вокруг  полковника  Белоногова  были  только
волчьи следы! Но ведь это же не волки, это собаки!"
     Теперь серые твари -  не  волки,  конечно,  но  такие  же  крупные  и
крепкие, - сдвинулись  в  одну  линию,  надежно  закрывая  обратный  путь.
Собачьи глаза всегда очень выразительны, но  сейчас  Ростиславу  казалось,
что он явственно слышит безмолвную команду: "Ни с места!".
     И тут сзади послышался чей-то негромкий смешок.
     Он резко повернулся, выхватывая револьвер. В нескольких шагах от него
стоял высокий мужчина  в  теплой  серой  шинели,  подпоясанной  офицерским
ремнем, но без погон. Лицо человека  было  необычным  -  тонкие,  красивые
черты портил красноватый цвет кожи. Это  была  непонятная  краснота  -  не
морозный румянец и не  летний  загар.  Как  будто  кто-то  ввел  под  кожу
неизвестному  грязновато-бурую  киноварь,  отчего  даже   ярко-алые   губы
казались  почти  незаметными.  Большие,  какого-то  блеклого  цвета  глаза
смотрели на Арцеулова презрительно, а рот кривился в усмешке.
     Ростислав понял - его ждали. В руках незнакомца не  было  оружия,  но
проклятые собаки рядом. Было  ясно,  что  при  первом  же  движении  твари
бросятся на него. Арцеулов застыл  на  месте,  лихорадочно  пытаясь  найти
выход. Теперь он понял, как погиб полковник Белоногов.
     Незнакомец в серой шинели  вновь  рассмеялся,  а  затем  чуть  махнул
рукой. Собаки, повинуясь понятной им команде, подошли совсем близко.
     - Советую быть благоразумным, господин Арцеулов, - голос неизвестного
был резок и насмешлив. - Письмо при вас?
     Ростислав молча кивнул. Выхода не было.  Сейчас  этот  тип  потребует
письмо... Нет, краснолицый не дурак, вначале он прикажет выбросить оружие.
Тогда Арцеулов кинет в снег револьвер, потом откроет сумку -  скажет,  что
письмо там... Интересно, эти псы реагируют только  на  револьверы  или  на
любой предмет в руке? Если нет, он успеет кинуть гранату...
     Незнакомец не спешил. Похоже, ситуация  доставляла  ему  своеобразное
удовольствие.
     - Бросьте сумку! - услыхал Арцеулов. - И не дурите, капитан, а то  от
вас не останется даже клочьев!
     Ростислав понял, что вариант  с  гранатами  не  пройдет,  и  послушно
отбросил полевую сумку в сторону. Одна из собак тут же подбежала  и  легла
рядом, словно занимая пост. Теперь к сумке было не подойти.
     - Револьвер! - велел краснолицый.
     "Все, - подумал Арцеулов. - Господи, как глупо!"
     И тут он услыхал - нет, память подсказала ему - тихий женский  голос,
слышанный во сне. Голос Ксении. "Обязательно надень мой перстень..."
     Это было нелепо, но левая рука уже  оказалась  в  кармане  полушубка,
пальцы нащупали перстень, и тут  Ростислав  заметил,  что  одна  из  собак
внезапно вскочила и испуганно дернулась, словно  кто-то  невидимый  ударил
ее.
     Перстень! Ростислав, уже не думая о бессмысленности  своих  действий,
выхватил кольцо и надел на средний палец левой руки.  Почему  он  поступил
именно так, он и сам не понимал, но думать было некогда. Он поднял руку  с
перстнем перед собой, яркое зимнее солнце блеснуло на темном серебре, и  в
ту же секунду собаки, как по команде, отшатнулись в сторону.
     - Ух ты! -  н