представился  Бен.  -  С
господином Бертяевым,  то  есть  с  Терапевтом,  познакомился  в  ноябре
прошлого года...
   Он украдкой взглянул  на  своего  собеседника,  но  замнаркома  Лунин
отреагировал на "графа" удивительно спокойно.
   - Товарищ Терапевт отзывался о вас очень хорошо, - продолжал  Флавий.
- Чем-то вы ему особо понравились.
   - Я? - удивился Бен. - Мы виделись  с  Афанасием  Михайловичем  очень
редко... И теперь, когда уже поздно...
   Бен не закончил фразы. Перед  холодным  невозмутимым  большевиком  не
тянуло на подобную откровенность. Но Лунин, похоже, понял:
   - Я очень ценил товарища Бертяева. И не только за  деловые  качества,
поверьте... Мы с ним не сходились ни  в  чем  -  ни  в  политике,  ни  в
эстетике, но мне  будет  не  хватать  его  не  только  как  товарища  по
подполью...
   Флавий тоже не стал продолжать. Похоже, эти слова  -  максимум  того,
что он мог позволить себе.
   - А почему он называл себя Терапевтом, господин Флавий? Ведь Афанасий
Михайлович - хирург по образованию.
   Человек в сером плаще пожал плечами:
   - Была такая раннехристианская секта. Впрочем, он как-то говорил, что
сейчас в обществе невозможна хирургия, необходимо медленное,  постоянное
лечение. Может, потому... Товарищ Бен, обстоятельства вашего появления в
Столице вынуждают меня задать вам несколько вопросов.
   - Да, конечно. - Этого он ожидал.
   - Какой ваш нынешний, так сказать, статус?..
   - Неопределенный, - улыбнулся Бен. - С точки зрения НКВД - я  бродяга
с поддельными документами. Для Тускулы же я - злостный невозвращенец. Не
исключено, что меня лишат гражданства.
   - Почему вы решили остаться в СССР? - Тон Лунина оставался  столь  же
бесстрастным и требовательным. Бен собрался с мыслями, отвечать было  не
так-то легко...
   - Во-первых, я не могу одобрить пакта со Сталиным. Этому  бандиту  не
верили  не  верю.  Господин  Президент  ошибся  -   и,   боюсь,   ошибся
стратегически. Более того, этим он обрек на гибель сотни  тех,  кого  мы
могли бы спасти. В организованную эмиграцию  я  не  верю,  нам  подкинут
шпионов и вредителей. В общем, я решил, что здесь смогу быть полезным  и
для России, и для Тускулы...
   - А товарищ Терапевт считал, что в вас проснулась русская кровь. -  В
голосе Флавия чувствовалась хорошо скрытая ирония.
   - Я по происхождению немец, - спокойно  отреагировал  Бен.  -  Считаю
себя  тускуланцем  и  русским  уже  никогда  не  стану.  Но  дело  не  в
национальности. Совершена ошибка, более того - подлость. Богораз  бросил
людей без  помощи  -  все  равно,  русских,  китайцев  или  готтентотов.
По-моему, ваш  Маркс  называет  это  чувство  интернационализмом.  Я  бы
рискнул назвать  это  совестью.  Кроме  того,  -  он  попытался  улыбкой
смягчить слишком высокие слова, - защищать Тускулу можно и в России...
   - Исчерпывающе... - Николай Андреевич задумался. - О Тускуле  мы  еще
поговорим... Впрочем...
   Представителем Богораза назначен Иван Косухин. Это ваш друг?
   - Мы с ним плохо поговорили напоследок. - Бен отвернулся. - Боюсь, он
меня не понял.
   - Мне он понравился... - Лунин вновь улыбнулся. -  Он  так  похож  на
Степана! Когда я впервые увидел его - то подумал, что  брежу.  Я  же  не
знал, что его отец жив... Итак,  вы,  бывший  руководитель  разведгруппы
Богораза, готовы сотрудничать с антисталинским подпольем?
   - Я не очень готов, господин Флавии, - честно ответил Бен. -  Вы  мне
намекнули, что я даже не слишком похож на советских граждан.  Мне  легче
представиться иностранцем, чем каким-нибудь свердловчанином. Но  я  буду
делать все, что нужно, поверьте!
   - Из вас получится превосходный иностранец  -  -  Лунин  успокаивающе
кивнул. - Слыхал отзывы...
   - И еще... - Бен заторопился, боясь, что Флавий все же предпочтет  не
связываться с "марсианином". - Я хочу вам передать одну...  установку...
Вот...
   Он вынул  из  кармана  нечто  небольшое,  но  необыкновенно  тяжелое.
Закатное солнце блеснуло на гладкой желтой поверхности слитка...
   - Спасибо! - Флавий одобрительно усмехнулся. - За это можно  выкупить
человеческую жизнь. Может быть, даже несколько...
   - Вы не поняли. - Молодой человек замялся,  пытаясь  высказаться  как
можно яснее. - Несколько лет назад мой друг Иннокентий Богораз открыл на
Тускуле  новый  полиметалл,   так   называемый   "ауэрит".   Его   можно
использовать для получения золота из свинца. Установка очень простая,  я
ее смонтировал в одном надежном месте... Вы не думайте, господин Флавий,
я ее не похищал, Кент, то есть Иннокентий Богораз, дал согласие...
   - За что ему и вам огромное спасибо. - Подпольщик отдал Бену слиток и
покачал головой. - За эту установку, если попадемся, нам  точно  оторвут
головы... Если уж пошла речь о ваших возможностях, то в дальнейшем могут
понадобиться ваши контакты в Париже. У вас ведь там есть родственники?
   - Сколько угодно, - согласился Бен, - и не только среди эмигрантов.
   -  И  это  тоже  ценно,  особенно  после  потери  контактов,  которые
поддерживал Афанасий Михайлович через своего  брата.  Но  прежде  всего,
товарищ Бен, вы нужны здесь. У меня к вам поручение, причем срочное...
   - Слушаю вас. - Молодой человек облегченно вздохнул. Ему поверили!
   -  Меня  переводят  на  Дальний  Восток.  В   Столицу   буду   теперь
наведываться редко. Поручение, товарищ Бен, состоит в  том,  что  именно
вам придется возглавить группу...
   -   Что?..   Наверно,   он   ослышался.   Возглавить   группу?   Ему,
инопланетянину?!
   - У меня нет другого выхода, - грустно улыбнулся  Лунин.  -  Впрочем,
"группа" - сильно сказано. Сейчас нас осталось трое - вы,  я  и  товарищ
Марк. Товарищ Марк не сможет руководить группой в силу  специфики  своей
работы. Остаетесь  вы.  Я  передам  вам  все  связи,  их  немного.  Есть
несколько, так сказать, сочувствующих... Итак, возражений нет?
   - Нет, господин Флавий. - Молодой человек постарался, чтобы голос  не
отразил охватившей его растерянности. Николай Андреевич искоса  взглянул
на собеседника, но, кажется, ничего не заметил.
   - В самом  общем  виде...  Направления  деятельности  группы  таковы:
первое - переправка на Запад материалов о терроре в СССР.  Вам  придется
наладить новые каналы взамен потерянных. Раньше этим занимался Терапевт.
   Бен кивнул: кое-что об этом он уже знал.
   - Сталин  боится  гласности,  наши  публикации  несколько  сдерживают
НКВД... Второе - операция "убежище". О ней подробнее  в  следующий  раз.
Это - самое сложное, надо найти абсолютно надежного  человека...  Теперь
третье - работа Марка, о ней поговорите непосредственно с ним. Имейте  в
виду - товарищ Марк сотрудничает с нами скорее по необходимости, чем  по
убеждению. У него свои цели и планы.
   - Он не большевик? - не удержался Бен.
   - Марк  -  непримиримый  и  решительный  враг  Советской  власти.  Мы
сотрудничаем, его помощь порою незаменима, но методы борьбы не одобрял и
не одобряю. Впрочем, у него свои счеты... Итак, это  основное...  Теперь
некоторые частности...
   Пес Бара,  удивленный  длительным  невниманием  со  стороны  хозяина,
встал, выразительно взглянув на Флавия. Тот усмехнулся  и  успокоительно
погладил собаку по загривку, после чего успокоенный Бара вновь  вернулся
на место...
   - Нарушаем режим. - Лунин кивнул на пса. - Он  у  меня  -  как  часы,
привык... Итак, о частностях. Прежде всего, операция прикрытия. Два года
назад мы почувствовали опасность, НКВД стал  подбираться  очень  близко.
Тогда Марк предложил провести хорошо продуманную дезинформацию.  Главная
цель  -  заставить  ведомство  Ежова  пойти  по  ложному  следу  и,  как
сверхзадача, принудить скорпиона укусить себя за хвост. Кое-что удалось,
но об этом поговорите с  товарищем  Марком...  Флавий  задумался,  затем
продолжил:
   - Еще к одной  просьбе  прошу  отнестись  с  особым  вниманием.  Надо
узнать, что случилось с нашими товарищами. Их псевдонимы - Орфеи и Ника.
Впрочем, с Никой вы, кажется, знакомы.
   - Ника? - Бен вспомнил вечер у  Бертяева,  женщину  с  именем  богини
победы, которую он провожал до Арбата. - Виктория Николаевна?
   - Да. Она вызвалась исполнить  очень  опасное  поручение.  Мы  должны
сделать все - абсолютно все,  товарищ  Бен,  чтобы  узнать  о  ней  и  о
товарище Орфее. И если живы - помочь.
   Бен вновь вспомнил свою случайную спутницу. Неужели и  она  попала  в
подвалы Большого Дома? Господи, какой ужас...
   - Не сомневайтесь, товарищ Флавий. Я все сделаю...
   Непроизносимое слово "товарищ" на этот раз выговорилось  легко,  само
собой. Трудно сказать, заметил ли эту несущественную деталь  подпольщик.
Впрочем, Николай Андреевич не из тех, кто упускает мелочи...
   - Далее.  Вам  придется  встречаться  с  неким  товарищем  Чижиковым.
Предупреждаю, это очень сложный человек...
   - Оу, тот, что без усов! - Бен тут же вспомнил рассказ  Чифа.  Флавий
невозмутимо кивнул:
   - Тот, что без  усов.  На  вашего  друга  он  не  произвел  приятного
впечатления, более того,  кто-то  из  окружения  этого  самого  безусого
оказался излишне болтлив... Встречаться с  ним  будете  только  один  на
один. По-моему, вы договоритесь, товарищ Чижиков теряется при  разговоре
с аристократами...
   Ирония могла относиться к кому угодно - к Бену, к  товарищу  Чижикову
или к ним обоим. Стало интересно. Загадка безусого не давала  покоя  все
эти месяцы.
   - Господин Флавий, кто из них настоящий - с усами или без?
   - Оба липовые. - Николай Андреевич недобро рассмеялся.  -  Один  мнит
себя героем-мучеником, другой - великим продолжателем дела Ленина.  Тот,
что с усами, опаснее, но, если их поменять местами, ничего не изменится.
Больше,  товарищ  Бен,  ничего   не   скажу:   партийная   тайна...   Не
обижайтесь...
   Бен не обиделся, но любопытство  его  только  возросло.  Все-таки  он
попытается раскусить этот ребус! Обязательно попытается...
   - С этим осторожнее, - предупредил подпольщик, очевидно  догадавшийся
о его намерениях. - Не спешите,  сейчас  не  это  самое  главное.  Итак,
задача, думаю, ясна. Будет нелегко, товарищ Бен. Я знал,  что  рано  или
поздно  меня  отправят  из  Столицы  подальше,  но  очень  надеялся   на
Терапевта...
   Бен молча кивнул, вновь вспомнив Афанасия Михайловича. Да,  без  него
будет трудно. До сих пор не верилось, что этого человека нет в живых...
   - Господин Флавий, вы говорили, что были с ним  не  согласны.  Ну,  о
политике - это понятно. Но вы упомянули эстетику...
   Лунин развел руками:
   - Увы, никогда не был  поклонником  его  творчества.  Пьесы  товарища
Терапевта могут нравиться "бывшим", но не  такой  серой  кости,  как  я.
Знаете, я пошел воевать в октябре семнадцатого, так  что  нагляделся  на
благородных  полковников  и  сентиментальных  поручиков.   Тут   товарищ
Терапевт меня никогда не убедит... Вы знаете,  незадолго  до  смерти  он
закончил роман...
   - В самом деле? - удивился Бен. - Вы читали? О чем он?
   -  Читал.  -  Николай  Андреевич  задумался.  -  Афанасий  Михайлович
почему-то интересовался моим мнением...  О  чем  -  сказать  нелегко.  В
общем, мрачная интеллигентская мистика. Христос, Пилат, фантазии в  духе
Г„те, всяческие видения...  Правда,  кое-что  он  взял  из  нашего,  так
сказать, бытия. Даже нарушил конспирацию - рассказал об  одном  реальном
случае из жизни группы. А в общем, я не в восторге...
   - Все равно, -  Бен  покачал  головой,  нимало  не  убежденный  столь
решительным отзывом, - я хотел бы прочесть!  В  любом  случае  это  надо
напечатать...
   - Когда-нибудь, - кивнул подпольщик. - Когда всех нас уже не будет  в
живых, раньше нельзя. Может, вы и правы, товарищ  Бен,  этот  роман  еще
принесет сюрпризы... Впрочем, нам пора. Поздно...
   Бен  удивленно  оглянулся:  действительно,   уже   совсем   стемнело.
Патриаршие опустели, вокруг стояла тишина, только  со  стороны  Бронной,
еле слышный, доносился трамвайный звонок.
   -  Пойдем,  Бара!  -  Пес  радостно  вскочил,  даже   подпрыгнув   от
нетерпения. Лунин потрепал его за уши, вызвав тем новый приступ радости,
затем повернулся к своему спутнику:
   - Вы уходите первым. Обо всем остальном - послезавтра, здесь же в это
время. Удачи вам, Александр Леонтьевич.
   - Спасибо, Николай Андреевич.
   Возле турникета, отделявшего сквер от пыльного уличного асфальта, Бен
оглянулся. Человек в сером плаще  и  остроухий  пес  стояли  неподвижно,
глядя ему вслед.
   ...Пустельга  очнулся,  словно  от  толчка,  сразу  же   почувствовав
опасность: Тело напряглось, но Сергей заставил себя успокоиться.  Давняя
привычка подсказала: торопиться нельзя. Не спешить,  не  выдавать  себя,
лежать неподвижно... Похоже, он угодил в переплет, значит, прежде  всего
следует разобраться, вспомнить...
   Сергей глубоко вздохнул и понял,  что  не  ранен,  лишь  очень  слаб.
Правда, на руках и груди чувствовалась какая-то неприятная корка. Кровь?
Но на нем нет даже пореза! Ладно, с этим  после...  Он  лежит  где-то  в
сыром помещении, на чем-то жестком, похожем на дощатый  настил,  руки  и
ноги не связаны, левая рука прижимает к груди какой-то странный предмет,
похожий на призму...
   Пустельга немного успокоился/ Он не ранен и даже не связан -  значит,
еще   не   все   пропало.   Спокойно,   Серега,   спокойно,   Крест,   -
выкарабкаемся...
   Оставалось вспомнить о том, что случилось. Итак, ночью  он  почему-то
проснулся, затем в дверь позвонили, он открыл... Вера! Вера  Лапина!  Он
впустил ее, она оглянулась, он еще успел удивиться: у девушки были такие
странные глаза! И тут его ударили...
   Все стало на  свои  места.  "Вандея"!  Все-таки  до  него  добрались!
Интересно, куда его спрятали? Сквозь  прикрытые  веки  проникал  неяркий
свет, откуда-то доносился непонятный шум, похожий на стук костей.  Итак,
он здесь не один, кто-то рядом, и этот кто-то едва ли из  числа  друзей.
Что ж, его не связали - и зря. Каким слабым Сергей  себя  ни  чувствует,
кое-что показать своим тюремщикам он еще сможет.
   На миг он ощутил злой азарт, но тут же вернулась тревога.  Что-то  он
упустил, что-то очень важное, даже страшное... Да, конечно,  ему  снился
странный сон, вернее кошмар. Он не Пустельга, а  какой-то  Павленко,  он
смертельно болен, его постоянно мучает холод. Затем какие-то разговоры с
товарищем Ивановым, постоянный страх...
   Пустельга глубоко вздохнул, по-прежнему не открывая глаз. Слава Богу,
приснилось. Никакого холода он не чувствовал и, если бы не слабость, мог
считать себя совершенно здоровым. Наверно,  накачали  наркотиком...  Да,
конечно, ему еще привиделось, что он  разговаривает  с  самим  Сталиным,
затем какая-то часовня, черные тени в углах,  его  подводят  к  каменной
плахе, кровь - его кровь... И тут по телу прошла волна  боли,  в  глазах
вспыхнуло темное тяжелое пламя - он наконец вспомнил все...
   Наверно, Сергей застонал, поскольку тот, кто находится рядом,  замер.
Пустельга понял, что притворяться дальше не имеет смысла.
   - Очнулся, майор? - Голос показался незнакомым, со странным акцентом.
Пустельга открыл глаза...
   Часовня - та же, что и несколько дней  назад,  когда  Сергей  побывал
здесь впервые. Исчезли черные драпировки, звезда над алтарем,  камень  с
резной черепахой. Даже пол стал прежним - неровным, в глубоких выбоинах.
Сергей лежал на досках, рядом горела свеча,  а  в  ногах  у  него  сидел
человек в черном балахоне и такой  же  черной  шапочке.  Память  тут  же
подсказала, они уже виделись. Этот, узкоглазый в шутовской одежде, стоял
слева от Агасфера, именно  он  взмахнул  рукой,  разрубая  ему  грудь...
Пустельга дернулся и медленно сел, собравшись  в  комок.  Узкоглазый  не
отреагировал, лишь руки начали перебирать длинные  четки.  Вот,  значит,
откуда шел стук...
   Пустельга оглянулся: возле выхода он заметил какую-то тень. Стерегут,
не уйти...
   - Успокоился? - Человек в балахоне  медленно  встал,  держа  в  руках
большую темную чашу. - Выпей...
   Сергей подчинился - по телу разлилась горячая горечь. Сразу же  стало
легче, слабость куда-то отступила.
   - Спасибо... - Он произнес  это  механически,  хотя  и  не  собирался
благодарить убийцу. В ответ послышался негромкий смех:
   - Спасибо скажешь не мне,  майор...  Я  только  сидел  возле  тебя  и
смотрел, как  гаснет  Кровавый  Рубин.  Мало  кто  видел  такое.  Сидеть
пришлось долго...
   Пустельга провел ладонью по лицу - да, он не брился не меньше недели.
Рубин?  Ну  конечно,  призма!  Он  разжал  левую  руку  -  темно-красный
кристалл, покрытый мелкими непонятными буквами. И это уже знакомо, точно
такой лежал в разбитом гробу на Донском. Бхотские письмена... Тогда этот
Рубин напугал самого Волкова, камень оказался в  могиле  вместо  убитого
красного командира...
   -  Я  что  -  умер?  -  Вопрос  прозвучал  нелепо,  узкоглазый  вновь
засмеялся, и Сергей поспешил исправиться:
   - Я... я хотел спросить, я был мертвым?
   - Нет, - смех оборвался, - будь ты мертвым, даже ваш  пророк  Иса  не
воскресил бы тебя. Ты умирал, майор, ты прошел полпути до  царства  Ямы,
но тебя вернули. Агасфер разрешает мне побыть с тобою.  Не  каждый  день
дух-цха вновь становится человеком.
   Да, он уже не был болен. Наверно, Сергей  стал  первым,  кто  победил
болезнь Воронина. Но как? Неужели кристалл?
   Узкоглазый поднялся и протянул руку. Пустельга неохотно отдал камень.
   - Кто вы такой? - Сергей вновь оглянулся,  прикидывая,  не  лучше  ли
просто сбить этого типа с ног и попробовать прорваться.
   - ЗК Гонжабов. - Человек в балахоне хмыкнул. - Статья 58-я, гражданин
майор. У тебя есть еще вопросы?
   - Пожалуй. - Пустельга тоже встал, слабость окончательно пропала - он
снова здоров, только очень голоден. - Что это за Рубин?
   Гонжабов покачал головой:
   - Ты не поймешь... Могу сказать, что он - капля крови царя Ямы и  его
сила перешла в тебя, изгнав из тела демона. Я не умею говорить на языке,
понятном тебе, майор. Спроси Агасфера...
   Да, Филина стоило бы спросить - и  о  Рубине,  и  о  Венцлаве,  и  об
Орловском...  А  еще  -  о  смерти  Веры,  Микаэле  Ахилло,  о  Виктории
Николаевне... Счет получался длинный.
   - Ты увидишь его, - продолжал Гонжабов, - но не  сейчас.  Слушай,  он
приказал передать...
   Узкоглазый помолчал и  заговорил  совсем  по-другому  -  громко,  без
всякого акцента. Сергею показалось, что он вновь слышит голос Иванова.
   - Я выполнил свое обещание, Сергей Павлович. Вы мне нужны,  но  я  не
могу вам верить. Поэтому я дам вам время подумать. Захотите мне  служить
- позовете. До встречи...
   Сергей усмехнулся. Где ему предстоит  думать?  В  ежовских  подвалах?
Придумано неплохо: отдать беглого врага народа Пустельгу  "малиновым"  и
подождать, пока он сам попросится на службу...
   - Значит, я арестован? - Вопрос был явно лишним, Гонжабов лишь  пожал
плечами:
   - Чем ты лучше меня, майор? Агасфер обещал, если ты согласишься,  нас
поселят рядом. Так что еще увидимся...
   Это тоже понятно. Даже если Сергей даст согласие, его  будут  держать
на "тюрположении". Живой детектор нуждается в надежной охране...
   - Иди, майор. - Человек в балахоне кивнул в сторону выхода. -  Ты  не
звал меня в советчики, но все же выслушай напоследок: соглашайся  сразу,
иначе позавидуешь своему дружку капитану Ахилло.
   Сергей  сдержался.  Не  время!  Значит,  Гонжабов  имел  отношение  к
исчезновению Микаэля? Ну что ж, на всякий случай надо запомнить и это...
   Уже у самого выхода Сергей оглянулся: Гонжабов стоял,  скрестив  руки
на груди,  неподвижный,  словно  каменный  идол.  Пустельга  вспомнил  о
Рубине, пожалев, что так легко отдал камень этому колдуну.
   - Скажите, Гонжабов, кто дал мне Рубин?
   - Зачем тебе? Хочешь сказать спасибо? - Узкоглазый покачал головой. -
Ты опоздал. Его дала тебе женщина, которую ты знал. Рубин мог помочь  ей
самой, но она оказалась недальновидной...
   Пустельга понял, и на душе стало горько. Виктория  Николаевна!  Зачем
она так поступила?
   -