ь хоть что-то смешное...
   Главы.  Первая,  написанная  по  материалам  Флавия,   о   том,   что
происходило в деревне в  начале  30-х.  Друг  Терапевта  сумел  каким-то
неведомым образом достать уникальную статистику. Одно  дело  -  мемуары,
другое - таблицы, сводные данные по областям, ориентировочные  цифры  по
всему Союзу...
   Глава о голоде 33-го...  Украина,  Северный  Кавказ,  Казахстан.  Тут
помогли какие-то неведомые знакомые Терапевта.  Юрий  вначале  не  верил
тому,  что  приходилось  читать,  но  бумаги  -  подлинники,  с  грифами
"Секретно" - не вызывали никаких сомнений. Интересно, как не сошли с ума
те, кто это подсчитывал? На Украине  -  каждый  пятый,  в  Казахстане  -
каждый третий...
   Следующая глава. Он написал ее первой  и  очень  гордился,  поскольку
материал  добыл  лично.  Помог  старый  знакомый  отца,  служивший   при
большевиках  в  наркомате  водного  транспорта.  Так  родилась  глава  о
Беломорканале, а вместе с нею - и замысел книги. Этот знакомый умер  два
года назад - он уже не в их власти... И вновь (помнится, Юрий  отстаивал
именно такой прием в разговорах с Терапевтом) минимум  эмоций  -  факты,
доказательства,  цифры...  И  жуткий  вывод:  экономически  Беломорканал
нерентабелен. Он практически бесполезен даже для обороны!  Тогда  зачем?
Орловский не стал писать об этом - пусть думают...
   И дальше. О депортации корейцев, о высылке  "бывших"  из  Ленинграда,
короткая глава о лагерях (слишком мало было данных, даже  Марк  не  смог
помочь). Вероятно, об "истребительно-трудовых" придется  писать  кому-то
другому... Зато хватало данных о положении  ссыльных,  материалы  достал
сам Терапевт...
   Юрий продолжал быстро  перелистывать  страницы.  Главу  о  подготовке
процесса Зиновьева и  Каменева  они  решили  издать  отдельной  статьей,
несмотря на отчаянный  риск.  И  вот  теперь  она  на  месте,  в  книге,
предпоследняя. И наконец, самая свежая, написанная совсем  недавно.  Тут
уж сотворил чудо Флавий, добыв засекреченные данные  последней  переписи
населения. Двадцать лет советской власти:
   Читайте,  думайте,  сравнивайте...   Усатый   приказал   аннулировать
результаты  этой  "юбилейной"  переписи-и   теперь   цифры   становились
уникальными...
   Заключения, общих выводов, резюме - ничего подобного в книге не было.
К чему? Имеющий глаза да увидит...
   Что ж, несколько лет жизни лежали перед ним, аккуратно  переплетенные
в твердую обложку. Вероятно, последних  лет  жизни  Юрия  Орловского.  О
подобном исходе они говорили  с  Терапевтом  еще  в  самом  начале.  Его
старший друг считал, что рисковать все же не стоит.  "Но  они,  там,  за
проволокой, должны знать!" - горячился Юрий. "Кому надо - давно  знает",
- губы Терапевта кривились грустной  улыбкой.  "Тогда...  тогда  они  не
смогут больше скрывать!" - "Смогут, Юра,  смогут..."  Он  закрыл  книгу,
подержал ее еще миг в руке и отдал обратно. Итак,  получилось.  Выходит,
Терапевт не зря назвал его Орфеем! Он все-таки спустился в  ад,  который
сам же и описал. Но если этот, в капюшоне, принес книгу сюда  -  значит?
Значит - что?
   - Вы, наверно, удивлены? - Из темноты вновь послышался  смешок.  -  У
вас была превосходная конспирация, но мы сумели найти автора за  неделю.
И вновь-таки сами виноваты, Юрий Петрович. Вы  не  особо  скрывали  свой
стиль. И когда  писали  книгу  -  и  когда  писали  заметки  о  дхарской
истории...
   Черт! Вот это надо было предусмотреть, надо  было  просто  быть  чуть
осторожнее! Дорвался до бумаги, обрадовался...
   - Я с удовольствием прочитал ваш опус о дхарах. У  вас  очень  острое
перо и прекрасная логика. А через два дня в руки попало это  издание.  И
знаете, мне сразу показалось, что ваши заметки - просто еще одна  глава,
которую вы почему-то не поместили в книгу...
   А ведь это правда. Он хотел написать о дхарах, но Терапевт был  резко
против. Найти Юрия в этом случае было слишком легко...
   - Вначале не поверил - отдал экспертам. Они взяли  все  ваши  статьи,
вашу рукопись... В общем, мнение однозначное. Что ж, рад  приветствовать
автора. Книга явно удалась.
   В  голосе  не  было  ни  сарказма,  ни  злорадства.  Иванов   говорил
по-прежнему   доброжелательно,   словно   действительно   поздравлял   с
творческой удачей.
   - Конечно, мы скупили  почти  весь  тираж.  Возможность  перевода  на
французский и английский блокирована. Но, в общем,  своего  вы  добились
шум будет изрядный. Радуйтесь...
   Юрий еле заметно пожал  плечами.  Разве  он  писал  для  того,  чтобы
порадоваться успеху у читателей? Вначале он и сам не  хотел  браться  за
такое, было слишком страшно - и не за себя.  Ужасно  работать  с  такими
материалами, ведь это не выдумка очередного выжившего из ума Кампанеллы,
это правда, подлинная история страны, когда-то бывшей его Родиной. Но он
решился! Слишком глухим было молчание всего  мира,  слишком  громкими  ~
славословия  купленных  или  одураченных  -  от   Барбюса   до   Шоу   и
Фейхтвангера. "Мой голос  тих",  -  процитировал  как-то  ему  Терапевт,
кажется, из раннего Надсона. Его, Юрия, голос был негромок,  но,  может,
все-таки услышат, поймут...
   -  Итак,  новая  цена,  Юрий  Петрович...  Если  вы  согласитесь   на
сотрудничество, я сделаю вид, что эксперты  ошиблись.  Мы  будем  искать
автора, но, увы, не найдем, как и его  сообщников.  Даже  если  я  узнаю
кого-нибудь, кто вам помогал, то лишь шепну ему на ушко, чтоб он  больше
подобным не занимался. Это - если вы согласны...
   Дальнейшее Юрий уже знал. Теперь, когда эти  гады  вышли  на  автора,
найти остальных будет не так трудно. Иванов, похоже, понял его мысли.
   - Вы уже, вероятно, догадались. Мы вас спросим -  и  вы  назовете  не
только "мэви-идхэ", но и всех ваших сообщников. Молчать  вы  не  будете,
поверьте! Это не угроза - это реальность. Все вы будете расстреляны, как
упорные  и  убежденные  враги  Советской  власти.  Все  -  включая  вашу
знакомую. Она должна была что-то знать - и  она,  конечно,  знала.  Все!
Больше говорить не о чем. Я вас слушаю, Юрий Петрович...
   Орловский заставил себя на мгновение забыть обо всем - даже  о  Нике.
Сейчас важным было одно, единственное - потянуть время. Нужен тайм-аут:
   День, хотя бы полдня...
   - Я... я ничего  не  соображаю...  -  Юрий  поморщился  и  постарался
застонать как можно естественнее. - Голова...  кружится...  Что  вы  мне
кололи? Мне нужно... на воздух...
   - Сочувствую, Юрий Петрович. - И  вновь  голос  человека  в  плаще  с
капюшоном казался искренним, будто он и вправду сожалел о случившемся. -
Мы держали вас в бессознательном состоянии довольно  долго:  требовалось
кое-что проверить и подготовить. Иначе нельзя - вы  ведь  теперь  у  нас
государственная опасность ј 11 Вы ведь, Юрий Петрович, можете  ненароком
пол-Союза сжечь... Здесь, правда,  мы  вас  заблокировали,  так  что  за
пределы камеры вам не выбраться...
   И этот тоже! Волков предлагал  сжечь  весь  Союз,  этот  -  половину.
Почему они уверены, что он готов на такое? Не  потому  ли,  что  на  его
месте поступили бы именно так? Но если он опасен...
   - Слушайте, Агасфер, а вы лжете! Если я расскажу,  что  знаю,  вы  не
отправите  меня  назад  в  камеру.  Ведь  я  по-прежнему  буду   помнить
заклинание!
   - Откуда про Агасфера узнали? От Волкова? Ай-яй-яй... Нет, я не  лгу.
Когда вы назовете "мэви-идхэ", я вам объясню, как его забыть, не потеряв
памяти. Но не будем отходить от главного...
   - Мне нужно подумать... День,  всего  один  день!..  Иванов  медленно
покачал головой и встал.
   - Час, Юрий Петрович. Час ~ не больше. Через час я вернусь.  Надеюсь,
вы будете благоразумны и  не  попытаетесь  применять  заклинание  здесь.
Сгорите сами, нам вреда не будет... Подумайте спокойно  и  поймите,  что
лучшего вам никто уже не предложит... Ну, до встречи...
   Железная дверь медленно захлопнулась, камеру затопила  тьма.  А  ведь
они его боятся! Юрий невесело усмехнулся. Его,  полумертвого,  запертого
где-то  в  закоулках  их  рукотворного  ада,  все-таки  боятся!  Неужели
"мэви-идхэ" настолько страшит этих  мерзавцев?  Получалось  именно  так.
Выходит, они не всесильны, с ними можно бороться! Жаль, что он ничего не
сможет поведать Терапевту, его друзьям, всем остальным...
   Юрий встал и медленно, преодолевая боль, разлившуюся по телу,  сделал
несколько шагов по камере. Надо уйти. Это он  понял  сразу,  как  только
открыл глаза. Уйти так, чтобы эти мерзавцы ничего от него не узнали - ни
от живого, ни от мертвого.  Краснолицый  подсказал  выход  -  заклинание
"Спрячь Душу". Оно должно подействовать: ведь удалось  же  Юрию  вызвать
Свод! Интересно все же, как работают заклинания?  Но  это,  скорее,  для
физиков, а не для фольклористов...
   Что там говорил Волков? "Попадешь к чертям в котел"? В дантовский  ад
Юрий не верил, но ведь душа  действительно  существует,  в  этом  он  не
сомневался. Что же будет с ним? Из одной преисподней - в другую, но  уже
без возврата? Может, надо было уйти с Волковым? Ведь тот не стал бы  его
убивать...
   В   памяти   промелькнули   нелюди,   уводившие   смертников   черным
коридором... Нет, с такими - никаких дел. А может, его ошибка - главная,
теперь непоправимая - была в том, что он струсил? Тогда,  у  леса,  надо
было не останавливаться - и бить до конца? Разгонять эту банду, жечь  их
орды - и люди, может, поднялись бы?
   Нет, он не испугался. Просто делать такое человек не имеет права. Это
не в его власти - посылать на землю огонь, рушить горы, испарять реки. И
если у Юрия случайно оказался "Ключ", он не имеет  права  открывать  эту
дверь - ни он, ни кто-либо другой, кроме Того, Кто забыл о  людях.  Кого
молили о помощи, о спасении - и Кто не помог, не спас...
   Орловский вновь присел на  нары:  сил  двигаться  не  было.  Нет,  он
напрасно упрекает Творца. Что хотел Юрий, чего бы попросил? Чтобы не он,
обыкновенный человек, а Тот, Всемогущий,  низринул  на  врагов  огненный
потоп? Но ведь погибнут и остальные, невинные! Тогда для чего все это?
   Он зря роптал  на  Всемогущего.  Когда-то  Господь  Моисея  и  Навина
пытался одолеть  зло,  сокрушая  грешников,  ломая  им  кости,  тысячами
низвергая в огненную геенну.  Наверно,  Ему  казалось,  что  этим  можно
уничтожить грех. Грешники гибли, но не  менялось  ничего,  и  надо  было
вновь и вновь обрушивать на отступников  и  мерзавцев  Свой  гнев,  Свою
ненависть...
   Похоже, даже Всемогущий ошибался: зло не уничтожить, убивая людей.  А
может, Он просто устал  карать,  начиная  каждый  раз  новый  круговорот
насилия  и  крови.  Нужно  было  остановить  это  -  даже  ценой   крови
собственной...
   Он, Юрий Орловский, чуть не возомнил себя Тем, Кто имеет право судить
и карать... Прости меня, Ты, уставший ненавидеть...
   Надо было торопиться. Юрий  сел,  прислонившись  к  холодному  камню.
"Мэви йанхэ-вагрэ" - девять слов... Он помнил - это  главное...  Сейчас,
еще секунду... Ника - она не должна  погибнуть!  Если  бы  он  мог  хоть
что-то, хоть как-то...
   Тогда, после первой встречи у Терапевта, он почти не вспоминал о ней.
Но через месяц, в начале осени, они столкнулись на гранитной набережной,
случайно. Юрий помнил ее удивленный взгляд. "Юрий Петрович? Я никогда не
встречала вас здесь!" Тот день был последним, когда  Ника  обращалась  к
нему по имени-отчеству. Он и не думал встретить ее -  просто  настроение
было препаршивым, и Юрий вышел на реку, чтоб немного успокоиться. А если
бы он остался дома или поехал в парк?  Снова  случайность?  Или  у  этой
случайности есть имя?..
   Юрий откинул голову, вновь  ощутив  ледяную  сырость  камня.  Сначала
"мэви-идхэ"... Он говорил негромко, надеясь, что стены и железная  дверь
не выпустят запретные слова наружу. "Горг!" - Иди! Что ж,  пора...  Надо
идти...
   Орловский выговорил последнее слово  заклинания  и  удивился:  вокруг
ничего не изменилось. Он уже подумал было,  что  в  чем-то  ошибся,  как
вдруг заметил - в камере стало светлее. Тьма  сменилась  серым  туманом,
сквозь который начал пробиваться странный мерцающий свет... Он не  терял
сознания - мозг работал по-прежнему четко, отмечая  каждую  подробность,
но все окружавшее его становилось все менее реальным, словно растворяясь
в подступившем тумане. На миг мозг пронзила яркая вспышка,  и  он  вновь
увидел камеру, но уже сверху: нары, неподвижное тело на них -  и  черные
фигуры, обступившие того, кто ушел из-под их власти. Потом  все  затянул
туман, но не надолго. Свет становился  сильнее,  и  вдруг  Юрий  услышал
легкий шум текущей воды. Он еще успел удивиться, и тут кто-то,  кто  вел
его в неизвестность, погасил сознание - сразу и навсегда...

12. ТЕМ, КТО ВЕРНУЛСЯ, НЕ ВЕРЬ...

   Пустельга не верил в совпадения. История с Верой Лапиной была  дикой,
страшной, но вовсе не абсурдной. Если отбросить эмоции, забыть, что  все
это случилось с ним самим, то проглядывалась хорошо продуманная операция
из нескольких ходов. Ход первый - мерзавцу и дураку Рыскулю  подкидывают
документы на Лапину. Ход второй - Микаэля Ахилло  просят  помочь,  и  он
сообщает  об  этой  истории  Сергею.  Ход  третий  -  Волков  предлагает
поспособствовать - и забирает  документы  у  подлеца  в  пенсне,  заодно
компрометируя этого излишне завравшегося типа.
   Комбинация была несложной. Неизвестной оставалась лишь роль  Михаила:
случайно  ли  он  "проговорился"  о  беде,  постигшей  девушку?  Правда,
обстановка  способствовала  -  спектакль,  на   который   пойти   Сергею
посоветовал товарищ Иванов - тот, с кем связан Волков!
   Дальше, похоже, случился  сбой.  Пустельга  не  стал  пожинать  плоды
"победы" и лично вручать  документы,  Возможно,  авторы  предусматривали
нечто  иное,  недаром  краснолицый  упомянул  о  "другом  использовании"
материалов. Но Сергей не стал шантажировать актрису и  не  встретился  с
нею. Пришлось организовать звонок "неизвестного", если, конечно,  Лапина
не знала обо всем с самого начала.
   Итак, Пустельгу "подставили". Но,  похоже,  организаторы  сочли,  что
Сергей излишне недоверчив. Тогда в ход пошел второй  вариант  -  девушка
убита, и Сергей по уши завяз в этом деле. Он был в кабинете Рыскуля,  он
говорил с Верой - при свидетелях - по телефону,  она  дважды  гостила  у
него...
   Оставалось  ждать  появления  "неизвестного",  или,   может,   вполне
известного, - с соответствующими документами  и  предложением  "помочь".
Итог - старший лейтенант Пустельга связан по рукам и  ногам  и  вынужден
выполнять  приказы  авторов  операции.  А  когда  он  станет  не  нужен,
документы лягут на стол Ежову...
   Картина казалась ясной. Но кто  автор  этой  затеи?  Рыскуль?  Или...
"товарищ Псевдоним"? Возможно, Пустельга не слишком ретиво выполнял  его
приказы? А может, Иванов помнил ночь  на  Донском  кладбище  и  старался
надежнее закрыть Сергею рот - или попросту забить глотку землей...
   Несчастная актриса лежала в морге, бригада с Петровки искала убийц, а
Пустельга был вынужден сидеть и ждать, пока с ним не придут разбираться.
   Ждать было противно. Более того,  ожидать  удара  -  худшая  тактика,
Сергей помнил это еще по дракам  на  харьковских  базарах.  Против  него
начали поход?  Ладно,  поглядим,  не  станет  ли  старший  лейтенант  из
провинции тем орехом, на котором они поломают зубы?
   Михаилу  он  ничего  не  рассказал:  а   последний   момент   удалось
сдержаться. Сергей усадил Ахилло за  недорисованную  схему,  понаблюдал,
как старательный Прохор  уснащает  карту  черными  пуговицами,  а  затем
ненадолго отлучился в соседний кабинет. Через минуту он вернулся, а  еще
через пять - зазвонил телефон. Пустельга взял трубку, помолчал, а  затем
отчеканил: "Да... Да! Так  точно!  Выезжаю!"  Фокус  старый  и  простой.
Звонил лейтенант из соседнего отдела естественно, по просьбе  Пустельги.
Теперь оставалось сослаться  на  срочный  приказ  руководства,  передать
командование Михаилу, запретив ему отлучаться  до  вечера,  и  незаметно
выскользнуть из Управления. В этот день Сергей был в штатском,  что  еще
более облегчало дело.
   Машину он вызывать не стал и пошел на Петровку  пешком  (благо  рукой
подать).  Остальное  было  столь  же  просто.  Удостоверение  сотрудника
Большого Дома действовало безотказно,  и  уже  через  полчаса  Пустельга
беседовал с  пожилым  следователем,  который  вел  дело  о  похищении  и
убийстве гражданки Лапиной Веры Анатольевны...
   Нельзя сказать, чтобы вмешательство соседнего  учреждения  обрадовало
работника Петровки. Но спорить с Большим Домом было явно ни  к  чему,  и
вскоре Сергей знал все  подробности.  Их  оказалось  немного.  Несколько
дней, пока шел розыск, девушку нигде  не  видели.  Следствие  уже  почти
поверило, что актриса  покинула  Столицу,  когда  внезапно  на  Петровку
позвонил сторож с Головинского кладбища. Три дня тому назад  он  заметил
ночью какую-то странную возню возле одной из свежих могил.  Два  дня  он
сомневался, стоит ли ввязываться в это дело, но  в  конце  концов  решил
заявить...
   Тело Лапиной  лежало  под  гробом  какого-то  профессора,  в  могиле,
предназначенной его праху. Оно  было  завернуто  в  старый,  пропитанный
маслом и бензином брезент. На девушке был  плащ  -  очевидно,  тот,  что
запомнился Сергею. Ни денег, ни документов не оказалось, зато в  кармане
плаща лежал ключ. Лицо убитой было в крови, кровь запеклась на  шее,  но
платье почему-то осталось чистым...
   Пустельга не усомнился ни на миг, от чьей двери найденный  ключ.  Да,
его впутали крепко, очень крепко...
   Тело было еще у экспертов, и следователь предложил зайти  через  пару
дней. Пустельга согласился, поблагодарил и решительно потребовал держать
его визит в строгой тайне. Милиционер, у которого и так  хватало  забот,
хмуро кивнул. Сергей понял, что тот не будет болтать.
   Вскоре Пустельга был уже в следственном морге. Врач-эксперт  оказался
пожилым  желчным  субъектом  в  очках  с  толстыми  стеклами,   вдобавок
беспрестанно курившим дешевые папиросы. Разговаривать с незваным  гостем
он отказался наотрез. Пришлось достать удостоверение.
   Глаза под толстыми стеклами нервно моргнули, врач был явно испуган.
   - Слушаю вас... гражданин... товарищ Пустельга...
   Врач Сергею не понравился, поэтому  следовало  окончательно  овладеть
положением.
   - Нет, доктор, это я буду вас слушать.
   - Так вы... Вы - за мной? Лицо врача стало белым - под  цвет  халата.
Можно переходить к делу.
   - Доктор, я пришел к вам по очень важному поводу. Ни  одно  слово  из
нашего разговора не должно выйти из этих стен. Отвечать на  мои  вопросы
вы должны четко, ясно и правдиво...
   Врач лишь моргнул. Похоже, он до  сих  пор  не  поверил,  что  Сергей
пришел не по его душу. Не иначе - из бывших, перепуганный на всю жизнь.
   - Так вы готовы сотрудничать с нашим учреждением?
   - Да... - выдавил эксперт, - спрашивайте... Сергей  усадил  врача  за
столик в его маленьком кабинете, прикрыл дверь и начал:
   - Меня интересуют данные экспертизы по делу гражданки Лапиной...
   Теперь в глазах эксперта плавало удивление:
   - Так вы по  этому  поводу?  Пожалуйста...  Я-то  думал...  Извините,
можно, я закурю?..
   После  третьей  затяжки  ему  полегчало.  Из  ящика  стола  появилась
небольшая папка.
   - Понимаете, товарищ старший лейтенант, я еще только  начал.  Картина
очень непростая...
   - Но это убийство?
   Врач, похоже, постепенно  оттаивал.  Теперь  он  мог  позволить  себе
легкую, слегка снисходительную улыбку.
   - Вы... прошу прощения, трупов не боитесь? Тогда пройдемте...
   Трупов Пустельга не боялся, но в морге бывать не  любил.  Особенно  в
подобном - огромном, мрачном и необыкновенно холодном. В большом  пустом
зале стояли под светом мощных ламп обитые  светлым  металлом  столы.  На
некоторых из них виднелись покрытые  простынями  тела.  Сергея  невольно
передернуло.
   - Вот-с... - нужный стол оказался вторым  от  входа.  Врач  привычным
жестом отдернул