бриг, только  фото...  "Нилова"  нашли  вскоре,  он
лежал сбоку, придавленный чьим-то телом.
   - Вот что, - решил Волков,  -  возвращайтесь  в  Главное  Управление,
Михаил! Завтра я составлю рапорт и перешлю. На чье имя?
   - На имя Фриновского...
   Все было бесполезно, страшное путешествие Михаила доказало только то,
что он опоздал, и рапорт был нужен лишь для подтверждения этого факта...
   - А что вы хотели у него узнать? - поинтересовался Волков.
   Ахилло пожал плечами:
   - Он  знал  резидента.  Настоящую  фамилию,  адрес,  явку...  Да  что
теперь...
   Назавтра лейтенант  собрал  группу,  чтобы  начать  все  сначала,  но
внезапно его вызвали к  замнаркома.  Вскоре  в  руках  Михаила  оказался
листок  бумаги.  Еще  ничего  не  понимая,  он  прочел:  "Вчера,   перед
спецобработкой, осужденный...  -  дальше  шла  фамилия  "Нилова"  -  дал
следующие показания..." Там было все: фамилия Генриха, его адрес и  даже
место тайника, который группа искала уже второй месяц. Михаил  не  верил
своим глазам. Неужели "Нилов" сообщил это все краснолицему? Но ведь  это
бессмысленно: разведчик упорно молчал на следствии...  Тут  он  вспомнил
тех, кто плясал на потеху "черным  курткам",  -  и  все  понял.  "Нилов"
молчал перед смертью, но потом, когда  его  труп  достали  из  страшной,
залитой кровью кучи...
   Комбриг Всеслав Волков прав: Михаила не оставят в покое даже мертвым.
Из него вытянут все: и номер подъезда, где прятали спасенных,  и  то,  о
чем рассказывал "земеля" Карабаева. Его не отпустят,  как  не  отпустили
Веру  Лапину.  Теперь  Михаил  начал  понимать,  что  случилось  с   его
командиром, Сергеем Пустельгой...
   Не уйти... На всякий  случай  Ахилло  достал  револьвер  и  провернул
барабан. Патронов хватало, но в этих стенах не отбиться. Разве что  уйти
сейчас, неожиданно, добраться до  ближайшей  железнодорожной  станции  и
затеряться где-нибудь в глухой деревеньке... Нет, найдут и там!
   Михаил  пожалел,  что  не  послушал  Седого.  В  убежище  можно  было
переждать месяц-другой, а там обдумать план, собрать тех, кто  не  хотел
гибнуть  зря...  Агента  "Вандеи"  капитана  Ахилло  вот-вот   настигнет
железная рука советского правосудия...  Привычная,  глупая  формулировка
вдруг показалась чем-то реальным: холодная  ладонь  впивается  в  горло,
останавливает дыхание...
   Капитан спрятал  револьвер  и  вдруг  подумал,  что  настоящий  агент
"Вандеи" употребил бы оставшееся у него время с куда большим толком.  Он
еще жив, а значит, имеет шанс уйти, хлопнув дверью. Он  может  испортить
аппаратуру, устроить пожар... Или убить Тернема!
   Мысль показалась страшной - и одновременно пугающе-доступной.  Тернем
- вот мозг, который способен на все; именно ради него  воздвигался  этот
центр! Все остальные способны лишь выполнять приказы, даже воля товарища
Сталина не может заменить ум зэка  в  белом  халате.  Да,  дверью  можно
хлопнуть, и это будет месть настоящего  профессионала.  Нанести  удар  в
нервный центр!
   К счастью, Ахилло опомнился. Тернем -  человек  беспомощный,  слабый,
уже успевший пережить арест, следствие, годы "тюрположения".  Он  жертва
стаи, к которой принадлежит капитан. Но он не просто обычный  человек  -
он гений. Таких убивать нельзя, как бы  их  ни  использовали  всесильные
владыки. Он, Ахилло, - не Нарак-цэмпо.
   Но  мысль  о  Тернеме  не  уходила.   Трогать   физика   нельзя,   но
поговорить... Спросить - и заставить ответить, узнать, что означают  его
опыты. Что готовится за  стенами  объекта  в  Теплом  Стане?  Это  будет
неплохим завершением карьеры контрразведчика Михаила Ахилло...
   В коридоре никого не оказалось, даже охранник куда-то исчез. Это было
на руку, капитан прошелся по этажу и уже собирался повернуть  туда,  где
находился кабинет ученого, но остановился. У кабинета обязательно  будет
охрана, его остановят. Но есть другой путь - через переход, в  зал,  где
работает Тернем. Сейчас день, ученый вполне может быть  там!  Правда,  у
зала тоже пост, но там будет один "лазоревый", от силы два. До основного
поста далеко, и капитан может взять напоследок грех на душу. Семь бед  -
один ответ, а врезать какому-нибудь "лазоревому" по  шее  ребром  ладони
тянуло уже не первый день.
   Михаил осторожно заглянул в знакомый коридор. Странно,  там  тоже  не
было ни души. Дверь в зал была  прикрыта,  но,  подойдя  ближе,  капитан
заметил  небольшую  щель.  Итак,  там  кто-то  был,  возможно,  охранник
зачем-то заглянул внутрь...
   Револьвер  тут  же  оказался  в  руке.  Михаил  оглянулся,   неслышно
протиснулся в дверь  и  прижался  спиной  к  большому  ящику,  стоявшему
неподалеку от входа? Где-то далеко  в  зале  разговаривали,  голоса  еле
доносились,  но  Михаилу  показалось,  что  один  из  них   он   узнает.
Прислушавшись, Ахилло понял, что не ошибся: это был голос Тернема...
   Капитан осторожно выглянул и никого не увидел. Зал казался  пустым  и
мертвым, не горели лампы на огромной, похожей на шкаф приборной  панели,
у дальней стены молчал мощный генератор, увитый  толстыми  разноцветными
кабелями.
   Не работало и то, что было,  вероятно,  главным  здесь,  -  странный,
похожий на прозрачную призму прибор, помещенный в  металлическую  сферу,
от которой по всему залу тянулись провода.
   ""Ядро-Н", - понял капитан. - Интересно, что они тут делают?"  "Они",
то есть Тернем и кто-то неизвестный, между тем явно  увлеклись  беседой.
От капитана их скрывала груда ящиков,  но  вот  голоса  приблизились,  и
Михаил сумел разобрать сначала отдельные слова, а потом и целые фразы.
   - ...разве что в  объеме  гимназии.  -  Судя  по  голосу,  собеседник
Тернема был молод, не старше Михаила. - Боюсь, для меня это -  китайская
грамота.
   - Вы преувеличиваете. - Это говорил ученый. - Впрочем, если упростить
до невозможности, то пожалуйста... Когда-то нам  так  объяснял  покойный
Семирадский - мне и Семену  Аскольдовичу...  Представьте  себе,  что  мы
живем на поверхности кристалла, на одной из его граней, но нам  доступны
не три, как сейчас, а лишь два измерения. То, что  за  гранью,  для  нас
просто не существует. Но достаточно нам овладеть третьим  измерением,  и
мы обойдем весь кристалл. Наш мир - это лишь одна из граней, понимаете?
   Трудно сказать, понял ли неизвестный, но Ахилло без труда  сообразил:
речь шла об опытах, проводившихся в этом зале. "Параллельное измерение",
- как выразился один белохалатник.
   - И ваша установка?.. - Похоже, тот, с молодым голосом, тоже понял.
   - Я пытаюсь. - В голосе физика послышалась усмешка.  -  Пока  я  могу
лишь убрать объект с нашей грани, а вот куда он попадает и  попадает  ли
вообще... Понадобятся годы, возможно, десятилетия...
   - Тем более вам надо уезжать! Большевики превратят  ваше  открытие  в
оружие! Это может быть опасно, господин Тернем!
   Ахилло не удержался и хмыкнул, сообразив, что "лазоревые" - такие  же
портачи, как и "малиновые". Вражеский агент  в  Теплом  Стане  -  ай  да
служба безопасности!
   - Нет, я останусь. - Теперь  в  голосе  физика  слышалась  грусть.  -
Хотелось, конечно, увидеть Богораза, поглядеть, как там у вас,  но  нет,
не могу. Я нужен тут.  Дело  в  том,  Бен,  что  я  один  могу  если  не
остановить,  то  сдержать  эту  свору.  "Пространственный  Луч"  они  не
получат, моя "Тропа" будет иметь радиус  несколько  тысяч  километров  -
такое уже делается в Америке. Так что опасности для вас я не вижу. Ну, а
эта установка... Она не будет готова и  через  двадцать  лет  -  за  это
ручаюсь...
   - Но излучатель, господин Тернем! Энергия "Голубого Света"!
   Ахилло  весь  обратился  в  слух.  Значит,  не  он  один   чувствовал
опасность!
   -  Вы  не  правы,  Бен!  "Голубой  Свет"   положительно   влияет   на
человеческий организм! Я сам видел результаты опытов, и то,  что  сейчас
на страну направлено излучение, в конечном итоге,  хорошо.  Это  немного
умиротворит, успокоит...
   Вот даже как? Ахилло поразился: значит, ради этого на  Тибет  послали
Гонжабова - этого убийцу со стажем?
   - Но... господин Тернем! - Похоже, тот,  кого  физик  называл  Беном,
тоже не был столь наивен. - Они что-то делают с  излучением!  Пропускают
через какой-то кристалл!
   - Я не знал... -  чуть  помолчав,  ответил  Тернем.  -  Значит,  меня
обманули и в этом. Что ж, тем более  я  нужен  здесь!  Сделаю  все,  что
смогу...
   Голоса стали  удаляться,  говорившие  прошли  в  глубь  зала.  Ахилло
осторожно выглянул из своего укрытия. Тернем и тот, второй, стояли возле
сферы, под которой была спрятана прозрачная призма.
   - А эти... грани, они одинаковые? - донесся голос Бена. - Другие миры
такие же, как наш? Тернем рассмеялся:
   - Если бы я знал,  то  незачем  было  бы  и  стараться.  Посмотрим...
Теоретически они подобны, различия  могут  быть  в  мелочах.  Плюс-минус
несколько лет, несущественные отличия в истории... Кто знает?
   - А что, если я сейчас  стану  туда,  -  парень  в  форме  кивнул  на
квадратную платформу, сверкавшую светлым  металлом,  -  и  вы,  господин
Тернем, включите установку?
   - Надеюсь, вы шутите,  Бен?  Если  я  включу  установку,  вы  увидите
вспышку - и все! От  вас  не  останется  даже  пепла!  Ведь  это  только
передатчик, приемника покуда нет...
   - И никаких шансов?
   Теряем покачал головой:
   - Теоретически?.. Одно из двух: если количество "граней" конечно,  то
шансов  нет.  Но  если  их  бесчисленное  множество,   то,   по   теории
вероятности,  где-нибудь  в  этот  момент  будет  включена  подобная  же
установка, только на прием.
   - Значит, фифти-фифти?
   - Да, пятьдесят  на  пятьдесят.  Практически  -  значительно  меньше"
аппаратура еще несовершенна...
   Теперь они заговорили тихо, Тернем что-то объяснял, а молодой человек
кивал, соглашаясь. Затем оба направились к выходу,  и  капитан  поспешил
укрыться в своем убежище. Издалека долетело:
   - Удачи вам, Бен! Кланяйтесь нашим...
   Молодой человек ответил на каком-то неизвестном Михаилу языке, кивнул
и, осторожно оглянувшись, вышел из зала. Тернем постоял  у  двери  и  не
спеша вернулся обратно.
   Ахилло перевел дух. Вот ему и ответили  на  все  вопросы!  Интересно,
откуда этот парень? По виду русский - не иначе, из  эмигрантов.  Чья  же
разведка добралась до Теплого Стана? Впрочем, это уже не имело значения.
   Михаил взглянул на  Тернема,  который  стоял  рядом  с  металлической
сферой, что-то осторожно поправляя у  основания  прозрачной  призмы.  ЗК
Тернем вовсе не так прост,  его  не  сломала  тюрьма,  и  бывший  ученик
профессора Семирадского не превратился в послушного исполнителя приказов
Корифея Всех Наук! Ахилло вспомнил о револьвере, о своей нелепой мысли -
и ему стадо стыдно. Великий ученый  знал,  что  надлежит  Делать,  и  он
выполнял свою работу спокойно, не боясь и не отступая...
   Вот и все... Можно возвращаться, подставлять  запястья  под  стальные
браслеты или разнести себе череп из табельного оружия - в общем, одно  и
то же... Ахилло окинул взглядом лабораторный  зал,  странные,  неведомые
приборы,  сферу,  таинственное  "Ядро-Н"...  Блеснул  металл  квадратной
площадки - "...от вас не останется даже пепла... даже пепла...".
   Это был выход. Он, капитан Ахилло не достанется поджидающей его своре
- ни живым, ни мертвым. "Вы увидите вспышку - и все!" Что ж  это  лучше,
чем красные рожи ублюдков из катакомб! И Михаил решился...
   - Гражданин Тернем!
   - Слушаю вас... - Физик смотрел на него удивленно, и тут  его  взгляд
наткнулся на револьвер. - Мне... поднимать руки?
   - Это лишнее, гражданин Тернем.  Достаточно  того,  что  вы  включите
установку
   - Я... я не понял вас! . Физик тянул  время,  на  его  месте  Капитан
поступил бы так же. Ахилло вздохнул:
   - Я слышал ваш разговор  с  Беном.  Если  меня  арестуют  -  погибнем
вместе. Сейчас же включите установку  и  отправьте  меня  за  пределы...
нашей грани, так, кажется? Если спросят - скажите правду,  вам  угрожали
оружием...
   - Ах, вот оно что...
   Тернем нерешительно потянулся к небольшому рычажку. Его  движение  не
понравилось капитану.
   - Стойте! Имейте в виду, это не  проверка.  Мне  терять  нечего:  или
погибнем вместе, или я исчезну, а вы останетесь и продолжите ваше  дело.
Я не из НКГБ, понимаете?
   Тернем развел руками, и капитан сообразил,  что  для  физика  разницы
между "малиновыми" и "лазоревыми" не существует. Объяснять было некогда.
   - Включайте, Тернем! И  не  делайте  глупостей!  Рука,  протянутая  к
рычажку, опустилась. Ученый задумался, затем решительно мотнул  головой.
Щелчок  лампы  на  пульте  загорелись,  откуда-то  снизу,  из-под  пола,
донеслось мощное гудение. Краем глаза Ахилло  заметил,  как  засветилась
прозрачная призма под металлической сферой.
   - Нет, не могу! - Тернем резко  обернулся.  -  Кто  бы  вы  ни  были,
гражданин капитан, вы погибнете! Ваша смерть...
   - Вы говорили, что шансы - пятьдесят на пятьдесят, - напомнил Михаил.
   - Но это же теория! На практике вы просто сгинете! От вас  ничего  не
останется...
   - Это тоже подходит...
   Страха не было - напротив, Ахилло чувствовал невиданное, охватывающее
всю душу волнение. Он перешагнет грань - первый!  В  любом  случае,  это
хороший финал...
   - Не понимаю. - Тернем вновь повернулся к установке. Генератор гудел,
мигали лампы, призма горела белым огнем...
   - Скорее, гражданин Тернем! Следовало спешить: в зал в  любой  момент
могла ворваться охрана.
   -  Да...  Готово...  Если  не  раздумали,  становитесь  посреди   той
площадки...
   - Понял...
   Ахилло выбрал место как  раз  в  центре.  Наверно,  сейчас  следовало
помолиться, но капитан не верил в Творца. Хотелось одного - скорее, пока
не вернулся страх!
   - Сейчас... Вот...
   Тернем что-то набросал на листке бумаги:
   - Если вам очень повезет... Здесь бланк наркомата госбезопасности.  Я
написал, что вы - участник научного эксперимента...
   - Спасибо...
   Об этом Михаил не подумал. Похоже, физик соображает быстрее, чем  он.
Ведь там, за гранью, если даже  он  уцелеет,  капитана  не  будут  ждать
пионеры с цветами. Там тоже какой-то научный  центр,  свои  "лазоревые",
"малиновые" и Бог весть кто еще...
   Ахилло спрятал оружие и уложил бумагу в  нагрудный  карман.  Все,  он
готов...
   - Включайте!
   - Погодите,  молодой  человек!  -  В  голосе  ученого  все  еще  была
неуверенность. - Но так же нельзя! Я  буду  отвечать  за  вас,  за  вашу
гибель! Если не перед властями, то перед Богом!
   Ахилло внезапно рассмеялся:
   - Нет, гражданин Тернем, в любом случае виноваты не вы...
   Конечно, ученый, который  через  минуту  превратит  Михаила  в  яркую
вспышку света, не виноват перед ним. Даже те, что готовят  ему  пытки  и
смерть, даже они невиновны. Виноват он сам  -  сейчас,  в  эту  секунду,
Ахилло понял это с полной, окончательной ясностью. Он сам выбрал  волчью
тропу, и тропа привела его сюда...  -  Глаза!  Закройте  лицо  ладонями!
Михаил зажмурился, прижал руки к лицу - и тут, сквозь  ладони,  плеснуло
беспощадное пламя. Он еще успел подумать, что  таков,  наверное,  адский
огонь...

12. "ВЕТЕР ЗАПАДНЫЙ ТРЕПЛЕТ ЗНАМЕНА..."

   Старый, цвета крепкого чая  коньяк  был  налит  в  маленькие  плоские
рюмки. В комнате стояла полутьма, поблескивали золотом корешки старинных
книг, негромко тикали большие настенные часы...
   - Вы спешите, Бен? - Бертяев взял со столика  рюмку,  грея  коньяк  в
руке. У вас озабоченный вид!
   - А? В самом деле? -  Молодой  человек  улыбнулся,  неуверенно  пожав
плечами.
   - Нет, вроде не спешу...
   Где-то через час должна была вернуться Лу, но брат  рассчитывал,  что
Чиф позаботится об ужине. Можно немного и опоздать.
   - В последнее время вас что-то беспокоит. Надеюсь, не личное?  Вы  уж
извините за этот доморощенный психологизм...
   Бертяев был во  все  той  же  "профессорской"  стеганой  куртке,  при
галстуке-бабочке, но на сей раз  без  монокля.  В  квартире,  кроме  них
двоих, никого больше не было  -  достойная  супруга  драматурга  еще  не
вернулась от портнихи.
   - У меня в самом деле кое-что не так.  Я  вам  рассказывал,  Афанасий
Михайлович, все время ссорюсь со своим приятелем. А вчера вообще...
   Он не договорил и, вздохнув, умолк. Бертяев усмехнулся:
   - Кастор ссорится с Поллуксом? Не поделили жезл базилевса?
   - Да нет же!  -  Молодой  человек  скривился.  -  Мне  это  фюрерство
абсолютно не нужно, просто... Ну,  в  общем,  мы  перестали  друг  друга
понимать. Представляете, обращаемся друг к другу по имени-отчеству!
   Увы, это была правда, между Беном и Косухиным дело порой  доходило  и
до такого.
   - А вчера... Я написал один документ... Ерунда, в общем, нечто  вроде
обзора здешней обстановки. А он заявил, что это - взгляд марсианина...
   - Вот как? - коротко бросил Афанасий Михайлович, то ли сочувствуя, то
ли удивляясь.
   -  Да,  представьте.  Он...  В  общем,  он  считает,  что  я  слишком
равнодушен к тому, что здесь у вас происходит. Что мне не больно...
   Бертяев бросил на гостя короткий быстрый взгляд -  Бен,  похоже,  был
действительно расстроен.
   - Александр, не в обиду будет сказано... Может,  он  в  чем-то  прав?
Заметьте, вы сказали: "у вас", а не "у нас".
   - Вот и вы тоже! - Бен отхлебнул из рюмки, даже не ощутив вкуса. -  А
что я должен чувствовать? Любовь к товарищу Сталину? Преданность к этому
вампиру Ежову и его банде, будь они прокляты!
   Он быстро оглянулся - сказывалось знакомство со здешними  нравами,  -
но единственным  свидетелем  столь  крамольной  фразы  оказался  большой
черный кот, гревшийся у батареи.
   - Левиафан! - позвал хозяин. Кот, неторопливо прошествовав к  креслу,
одним прыжком  оказался  на  коленях  у  Бертяева.  Афанасий  Михайлович
почесал Левиафана за ухом, тот потянулся и негромко мурлыкнул.
   - Вы не в восторге от названных вами лиц, Бен. Но кроме них есть  еще
другие. Их приблизительно сто пятьдесят миллионов.
   - Ах, другие! - Молодой  человек  повысил  голос,  вызвав  удивленный
взгляд Левиафана. - Ну хорошо... Где были они все  двадцать  лет  назад?
Тогда нужно было не страдать, а действовать! Сколько ушло с  Корниловым?
Сколько было с Юденичем? А  остальные  -  эти  самые  миллионы?  Гуталин
варили да мануфактурой приторговывали? Так на что же им жаловаться?  Они
этого хотели, нет?
   - Нет. Они хотели  другого.  Многие  верили,  что  большевики  смогут
изменить жизнь к лучшему. Люди верят пастырям.
   - "К чему стадам дары свободы? Их должно резать или стричь!"  -  так,
кажется, у вашего Пушкина? - резко бросил Бен. - Нет, мне не  больно  за
овец, которых ведут на убой, и за сторожевых псов! Мне больно за  таких,
как вы, как этот художник, как...
   Он чуть было не назвал фамилию Тернема, но вовремя сдержался. Бертяев
слушал  невозмутимо,  время   от   времени   поглаживая   разнежившегося
Левиафана.
   - Вот за вас мне больно  -  за  тех,  кто  остаются  людьми!  Знаете,
Афанасий Михайлович, у нас все старики были уверены, что Сталина вот-вот
прикончат - как Марата. Но на все сто  пятьдесят  миллионов  не  нашлось
Шарлотты Корде! Чего же ждать от этого народа? Поэтому надо спасти  тех,
кто остался человеком, а остальным просто не  мешать.  Когда  станут  на
задние ноги, тогда вернемся, поговорим...
   Бертяев ответил не сразу. Он осторожно опустил на пол кота, вызвав  у
того недовольную мину, слегка пригубил  коньяк  и  откинулся  на  спинку
кресла.
   - Вы процитировали Пушкина... "Вашего", как вы изволили выразиться...
Да, стадам не нужна свобода. Но это не овцы, Бен,  -  это  люди.  Вы  не
правы,  осуждая  их.  Человек  слаб.  Мы  привыкли  повторять   это   не
задумываясь, но человек действительно слаб, поэтому нельзя  так  судить.
"Не судите, да и не судимы будете", - помните, Бен?
   -  "Милосердия  ищу,  а  не  жертвы",  -  кивнул  его  собеседник.  -
Интересно, что сказал бы Христос, побывав в Эс Эс Эс Эр?
   Ненавистное название Бен произнес, тщательно выделя