раз наверху сторожили  не  двое,  а  целых
пятеро. Тут уж пришлось показывать документы. Нике - захваченный из дому
паспорт, а молодому человеку  -  маленькую  темно-красную  книжечку.  Их
пропустили без звука, сделав какую-то  отметку  в  списке,  имевшемся  у
старшего. Теперь надо было идти вперед - в подземный тоннель, освещенный
большими, горевшими синеватым светом  фонарями.  Конец  тоннеля  терялся
где-то вдали, но долго идти не пришлось. Метров через пятьдесят  молодой
человек кивнул  в  сторону  небольшой  запертой  дверцы  в  стене.  Ника
послушно подошла ближе, сопровождающий вынул ключ  и  открыл  замок.  За
дверью оказался лифт. Викторию Николаевну удивило количество кнопок:  их
было не менее трех десятков, но молодой человек, чуть подумав, нажал  не
одну,  а  сразу   четыре.   Очевидно,   каждому   этажу   соответствовал
определенный шифр.
   Она так и не поняла, куда направляется лифт - вверх или вниз, плотные
двери не давали выглянуть, к тому же кабина двигалась быстро,  но  очень
мягко. В конце концов Ника решила, что они все-таки направляются  вверх.
Если это так, то за  эти  недолгие  минуты  они  должны  были  подняться
примерно до уровня десятого этажа. Подобных зданий в Столице почти что и
не было, но Виктория Николаевна тут же сообразила; тоннель,  откуда  они
начали путь, мог находиться глубоко под землей.
   Двери  кабины  бесшумно  растворились,  за  ними   оказался   темный,
освещенный небольшими тусклыми лампочками коридор.  По  бокам  -  двери,
одна за другой высокие, обитые черной кожей. Все они казались запертыми,
во всяком случае из них никто и не вышел, пока Ника шла по коридору. Все
вокруг выглядело пустым, словно хозяева  куда-то  ушли.  Что  это  могло
быть? От мужа Ника слыхала, что под Столицей построен целый  город,  где
находятся запасные центры  управления  на  случай  войны,  бомбоубежища,
склады и даже тайник для нетленных останков Ленина. Может, она попала  в
один из таких центров, пока еще пустующих? Коридор казался  бесконечным,
но вот наконец они подошли к одной из дверей, как две капли воды похожей
на все остальные. Ни таблички, ни номера не было, но молодой человек  не
сомневался ни минуты, даже не стал стучать, просто толкнул дверь рукой и
вежливо уступил дорогу.
   Виктория Николаевна нерешительно остановилась на пороге. Любопытство,
сопровождавшее ее всю  поездку,  внезапно  сменилось  страхом.  Куда  ее
привезли? Кто ее там ждет?  Это  не  Главная  Крепость,  не  Лубянка  и,
очевидно, не наркомат  госбезопасности.  Кому  же  она  понадобилась?  И
сможет ли она вернуться домой, если не сейчас, то вообще когда-нибудь?
   Похоже,  сопровождающий  понял  ее  колебания.  На  этот  раз  улыбка
молодого  человека  стала  совершенно   обворожительной.   Он   повторил
ободряющий жест, указав вперед. Ника вздохнула и перешагнула порог.
   И снова - коридор, еще более темный и пустой.  Правда,  на  этот  раз
короткий, больше похожий на узкую комнату без  окон.  В  конце  коридора
оказалась  еще  одна  дверь,  уже  не  обитая  кожей,  а   гладкая,   из
полированного дуба. Сопровождающий  вновь  кивнул.  Виктория  Николаевна
взялась за массивную резную ручку и потянула дверь на себя...
   На этот раз ее встретила тьма - полная, кромешная.  Ника  замерла  на
пороге, услыхав, как за спиною захлопнулась тяжелая  створка.  Она  была
одна, в темноте, вокруг  -  тихо,  лишь  откуда-то  издалека  доносилось
легкое гудение - возможно, там работал вентилятор.
   Секунды тянулись одна за другой, Ника по-прежнему стояла не двигаясь.
Страх исчез, вновь проснулось любопытство. Она уже поняла: ее привели  в
большой зал,  без  окон,  похоже  совершенно  пустой.  Странно,  здешние
хозяева очень любят темноту. Что будет  дальше?  Происходящее  отдаленно
напоминало ей игру в жмурки, почему-то  подумалось,  что  темнота  нужна
вовсе не для того, чтобы ее напугать. Тут было что-то  иное,  оставалось
ждать - скоро все прояснится...
   И тут вспыхнул свет - небольшая лампа, укрепленная  слева,  прямо  на
стене. Ника охнула и невольно подалась вперед... 'Да, она была в большом
зале, хотя и не в таком огромном, как показалось вначале.  Лампа  горела
над небольшим столиком, рядом с которым стояло глубокое кожаное  кресло.
Но не это удивило - свет падал на странную блестящую фигуру, стоявшую  у
стены. Она всмотрелась: скульптура, кажется, мраморная...
   Ника  подошла  поближе.  Удивление  возросло,  сменившись   подлинным
изумлением,  когда  она  поняла,  кого  изваял   скульптор.   Христос...
Спаситель изображен сидящим, на изможденном лице застыла тревожная дума,
руки бессильно лежали на коленях... Странная скульптура:  художник  даже
не пытался передать пропорции  тела,  оно  выглядело  необычным,  словно
нечеловеческим, но все же  это  был  Он,  Спаситель  в  терновом  венце,
бессильно присевший по пути на Голгофу. Ника заметила на лице скульптуры
мраморную слезу.  Странная  фантазия  пришла  на  ум  скульптору:  слеза
выглядела так, словно она стекала снизу вверх. Перевернутая слеза... Что
хотел сказать этим художник?
   Стараясь  не  шуметь,   Виктория   Николаевна   присела   в   кресло,
рассматривая мраморное изваяние. Подобного она еще не видела. Скульптура
была необычной, но еще удивительнее то, где она  находилась.  Христос  в
тайном большевистском логове?
   Христос страдающий? Это выглядело насмешкой, даже кощунством...
   В полутьме мраморное лицо казалось живым. Кто-то позаботился  о  том,
чтобы светильник расположили умело,  высветив  главное.  Ника  осторожно
встала и, не удержавшись, прикоснулась к  камню.  Он  показался  теплым,
словно хранящим тепло рук неизвестного мастера...
   -  К  сожалению,  копия...  -  Голос  прозвучал  неожиданно,  мягкий,
спокойный. Ника оглянулась: ей показалось, что неизвестный стоит рядом.
   Она ошиблась, голос доносился откуда-то  из  глубины.  Приглядевшись,
Виктория  Николаевна  заметила   темный   силуэт   -   кто-то   высокий,
широкоплечий сидел в таком же кресле, но у противоположной стены, где не
было света. Прекрасная акустика позволяла говорить, не напрягая голоса.
   - Да, копия, правда  авторская.  Подлинник  -  в  Каунасе.  Нравится,
Виктория Николаевна?
   - Очень! - Ника заставила себя оторвать взгляд от лица Спасителя. - А
почему Он... здесь?
   - Вы ожидали увидеть Карла Маркса с  большой  бородой?  -  послышался
негромкий смех. - Это в другом помещении.  Пусть  этот  зал  принадлежит
Христу. Здесь хорошо думается. Как вам кажется, Виктория Николаевна, эту
скульптуру одобрила бы Русская православная церковь?
   Вопрос  был  настолько  неожиданным,  что  Ника  даже   забыла,   где
находится. Она еще раз внимательно окинула взглядом мрамор:
   - Не знаю... По-моему, нет. Православная церковь вообще  не  одобряет
скульптуры. И кроме того, Христос здесь другой... Он страдающий,  и  ему
не просто больно...
   Она не нашла слов и взглянула в сторону невидимого собеседника.  Тот,
похоже, понял.
   - Выразить трудно, но суть вы уловили.  Он  не  просто  страдает.  Он
потерпел поражение и знает это. Причем это не человек, это -  Бог.  Бог,
который, по идее, всесилен, но все же  не  может  исполнить  задуманное.
Поэтому его боль -  особенная.  Православным  такие  глубины  непонятны.
Боюсь,  местоблюститель  Сергий,  несмотря  на  всю   свою   преданность
Советской власти, не одобрит этот шедевр...
   Разговор   начался   странно.   Ника   уже   успела   опомниться   от
неожиданности, но  решила  не  спешить.  Эти  рассуждения  -  неспроста,
неизвестный куда-то клонит...
   - Православие вообще достаточно примитивно во всех отношениях, даже в
догматике.  До  идеи  чистилища,   может   быть   самой   великой   идеи
христианства, оно так и не доросло.  Кроме  того,  здешние  попы  весьма
антиэстетичны, даже внешне. Впрочем, католики со  своей  философией,  по
сути, скатились к манихейству. Додумались уравнять Бога и Сатану -  тоже
не особо умно...
   - А что есть истина? - Ника  невольно  усмехнулась.  Кем,  интересно,
воображает себя этот философ?
   - Ну-у-у! - Говорящий был, похоже, доволен вопросом. - Это вы  хорошо
подметили. Увы, даже наш молчаливый мраморный гость из  Каунаса  в  свое
время  не  решился  дать  на   это   ответ.   Впрочем,   в   трудах   по
марксистско-ленинской философии сказано, что истина - конкретна. В  этом
что-то есть... Но мы несколько увлеклись беседой...
   Виктория Николаевна снова усмехнулась, на этот раз  совсем  невесело.
Да,  философская  прелюдия  закончилась.  Сейчас  начнется  элементарный
шантаж...
   - Разрешите представиться. Моя фамилия Иванов. Не очень  оригинально,
зато вполне демократично. Я - один из помощников товарища  Сталина.  Мне
поручено решать все вопросы, связанные с делом Орловского...
   Ника кивнула, не став ничего переспрашивать.  Нечто  подобное  она  и
подозревала, к тому же Флавий вовремя  предупредил  ее.  Значит,  Орфеем
заинтересовался сам Усатый! Это плохо, обмануть его  куда  труднее,  чем
"малиновых" опричников...
   - Вы сомневаетесь в моих полномочиях? - Иванов, похоже, истолковал ее
молчание по-своему.
   - Нет. С какой стати? - Ника взглянула на мраморное лицо Спасителя  и
не выдержала:
   - Интересно, а как вам разрешили держать здесь  эту  скульптуру?  Или
для таких, как вы, свои законы?
   - Провели специальным решением Политбюро. - Невидимый собеседник явно
не думал обижаться. - Видите ли, здесь  действительно  хорошо  думается.
Христос был Богом, но у него все же не  вышло.  Почему?  Мы  тоже  хотим
изменить мир, так что есть повод поразмышлять. Может, ему помешал кто-то
другой? Или люди оказались просто не готовы?
   - Но вы ведь атеист! - Виктория Николаевна не  приняла  предложенного
тона. - Значит, вы обманываете остальных, а сами верите? И проводите все
это решением вашего Политбюро?
   - - "Вашего Политбюро"! - Иванов точно скопировал ее интонацию. - А я
еще не  понимал  термина  "внутренняя  эмиграция"!  Вы  смелый  человек,
гражданка Артамонова!
   На "гражданку" Ника не отреагировала, хотя намек был прозрачен.
   - Я не смелая... господин Иванов. Я  совсем  не  смелая.  И  ни  один
нормальный... и даже советский человек не сможет быть смелым в  нашей...
в этой стране. Просто я зачем-то нужна, а как я отношусь к вам и  к  вам
подобным, стукачи, наверно, уже доложили!
   - Ого! - Иванов, похоже, был действительно удивлен. - Признаться, мне
докладывали несколько иное... Теперь кое-что становится  понятнее...  Но
ведь еще года два назад вы были совсем другая!
   -  Мы  что...  уже  были  знакомы?  -  Ника  почувствовала  внезапную
слабость. Она не сдержалась, а этого делать не следовало.
   - Представьте себе, как-то виделись... На  одном  из  приемов.  Кроме
того, вами, естественно,  регулярно  интересовались,  вы  ведь  все-таки
супруга пилота "Сталинского маршрута"! Давно ли вы так переменились?
   - С тех пор, как вы арестовали Юрия! - Ника с вызовом  посмотрела  на
темный силуэт, и ей показалось, что Иванов кивнул.
   - Ясно... В таком случае, разговаривать нам с  вами  будет  несколько
проще. Но для начала я вам отвечу. Лозунг атеизма был взят  давно  и  не
нами.  К  сожалению,  вовремя  исправить  это  не  удалось.  Собственно,
"атеизм" не означает неверия вообще. Люди верят  -  даже  атеисты.  Речь
идет о неверии в Высшую Силу. Тут можно бы и поспорить, но  есть  важный
нюанс. Я лично не верю, что Христос был Бог. Я знаю это.
   Полагалось бы удивиться, но Ника промолчала.  Странные  вещи  говорил
помощник товарища  Сталина.  Вспомнились  слова  Сергея  Пустельги:  "Не
верьте - ни единому слову". Нет,  весь  этот  разговор  затеян  не  зря,
Иванов куда-то клонит, в чем-то желает убедить! "Он умеет уговаривать" -
так, кажется, говорил Сергей?
   - Я знаю это, - повторил Иванов. - Вера тут, ни при чем, и я согласен
с этой частью  христианского  учения.  Ошибка  христиан  в  другом:  они
решили, что их Бог  -  -  единственный.  Почему-то  монотеизм  считается
вершиной религиозной  мысли,  а  это,  по-моему,  всего  лишь  пережитки
племенной психологии, когда дикари считали себя единственными людьми  на
свете. Их  Бог  -  тоже  единственный,  просто  и  понятно.  Собственно,
монотеизм в чистом виде  никогда  не  существовал,  у  Бога  обязательно
оказывались ангелы, святые угодники, евреи додумались даже до  Мессии...
Скажем так: Христос - Бог, а точнее, один из Богов, попытавшийся  спасти
людей. Замысел не удался, увы... Теперь мы пробуем вновь, но иначе...
   - А не боитесь, что вас... с неба... огненным мечом!
   Послышался смех:
   - Судьба Люцифера? Ее можно было опасаться, существуй  в  самом  деле
дантовский ад. Но ада, насколько мне известно, нет. Есть  нечто  иное...
Но не 5удем больше об этом, Виктория Николаевна...  Суть  цела  вам  уже
ясна: ваш друг, Юрий Петрович  Орловский,  тяжело  болен.  Не  хочу  вас
пугать, но без быстрого вмешательства болезнь может  стать  необратимой.
Из своих соображений мы заинтересованы в его излечении.  Вы  согласились
нам помочь. Остается уточнить некоторые детали...
   Иванов замолчал.  Ника  с  нетерпением  ждала  продолжения.  О  каких
"деталях" пойдет речь? Выходит, Пустельга сказал ей не все?
   - Прежде всего... Виктория Николаевна, восхищаясь вашей  политической
непримиримостью,  все  же  вынужден  вас  разочаровать:  Юрий   Петрович
Орловский не относится  к  числу  яростных  и  непримиримых  противников
Советской власти. Тут вы его, похоже, перещеголяли...
   Ника замерла. Куда он клонит? Они редко говорили с Орфеем о политике,
но как Юрий относится к большевикам, было более чем понятно.
   - Юрий Петрович действительно имел основания быть недовольным. У него
не получилось с научной карьерой, кроме того, семейные  дела...  Но  все
меняется. Его арестовали, в общем-то, за ерунду. Другие могли обидеться,
но Юрий Петрович понял  все  правильно,  и  мы  быстро  наладили  с  ним
сотрудничество. Ведь он редкий специалист - знаток дхаров. Раньше его не
ценили, а напрасно!
   - Вы... хотите сказать... - Ника чуть не задохнулась от возмущения. -
Что Юра... Юрий Петрович... сотрудничал с вами!
   - Откройте папку! Там, на столе... На  столике  действительно  лежала
папка, Ника ее как-то не заметила. Она показалась легкой и тонкой, почти
невесомой. Открыв ее,  Ника  вновь  удивилась:  сверху  лежала  бордовая
корочка удостоверения. Тисненная золотом надпись: "Народный  комиссариат
внутренних дел".
   - Увидели? - подбодрил ее Иванов. - Смотрите, смотрите...
   Ника  раскрыла  удостоверение  -   и   почувствовала,   как   дыхание
перехватывает. Орловский Юрий Петрович... Звание - майор... Место работы
- Главное Управление НКВД, Столица... продлено до ноября 1938 года...
   Она схватила папку, еле удержавшись, чтобы не вытрусить ее содержимое
прямо на столик. Фотографии: Орфей в форме  -  стройный,  подтянутый,  с
кобурой на широкой портупее, стоит в компании каких-то  военных.  Бумага
выписка из приказа о присвоении воинского звания, внизу -  "ознакомился"
и  подпись  Юрия.  Несколько  листочков:  знакомый  почерк,  на  верхнем
название: "Краткий очерк истории дхаров"...
   Нет... Этого не могло быть!  Юрия  могли  сломать,  искалечить,  даже
убить, но такое... Майор НКВД! Господи, что же это? В глазах  почернело,
и Ника бессильно откинулась на спинку кресла...
   -  Не  удивляйтесь!  -  Голос  Иванова  звучал  по-прежнему  мягко  и
добродушно. Не скажу, что Юрий Петрович полностью разделял наши  идеалы,
но он вполне понимал, что такое государственная необходимость. Несчастье
случилось с ним на Урале, во время очень важной операции...
   Это совпадало с тем, что удалось узнать Терапевту. Орфея  привезли  в
Казанскую спецлечебницу именно с Урала.
   - То, что он считается на  "тюрположении",  вас  не  должно  смущать,
Виктория Николаевна. Вы ведь познакомились с Сергеем Павловичем?
   Вначале  Ника  не  сообразила,  о  ком  речь,  затем  до  нее  дошло:
Пустельга! Интересно, знал ли Сергей обо всем этом? Похоже, нет...
   - Сергей Павлович  находится  во  всесоюзном  розыске  по  совершенно
нелепому обвинению, что не мешает ему активно работать. Жизнь - странная
штука. Когда все завершится, вы, думаю, несколько смягчите свои  крайние
взгляды...
   Ника молчала. Отвечать было нечего. Орфей - сотрудник Большого  Дома?
Сломали,  заставили  работать?  Но  подневольным  зэкам  не  присваивают
высоких званий, не надевают форму, не выдают оружия... Неужели он  лгал?
Ей, друзьям? Хорошо законспирированный сотрудник - то скромный служащий,
то  бесправный  зэк...  Ника  беспомощно  оглянулась,  взгляд  упал   на
искаженное болью лицо Христа. Слеза, странная слеза, словно не  желающая
падать... Бог, не сумевший спасти людей...
   И тут словно завеса упала с глаз. Как она могла  подумать!  Кому  она
верит? Бумажки, фотографии - что они доказывают? Орфей, прости...
   - Хорошо, я поняла... - Ника произнесла это как можно спокойнее, хотя
хотелось  кричать  -  от  ненависти  и  злости.   Флавий   и   Пустельга
предупреждали ее! Не верить! Ничему не верить! Как  же  мог  Орфей  быть
"малиновым", если не пострадали ни Терапевт, ни Флавий, ни Марк? Или они
тоже  -  сотрудники  Большого  Дома?   Нет,   господин   Иванов,   плохо
работаете...
   - Я вижу, вы успокоились, - заметил ее собеседник. Она  действительно
успокоилась, Нике даже стало весело. Значит,  о  группе  "малиновые"  не
догадываются! И о том, что она - одна  из  друзей  Флавия  и  Терапевта,
тоже! Иначе ее не пытались бы обмануть столь  грубо!  Ошиблись!  Товарищ
Иванов вce-таки дал маху! Они не всесильны!
   - У меня к вам неожиданный вопрос,  Виктория  Николаевна.  -  Иванов,
сочтя, похоже, этот раунд наигранным, заговорил о другом:
   - Фамилия вашей матушки Бартеньева? Из князей Бартеньевых?
   - Да...  -  После  всего  анкетные  вопросы  показались  странными  и
нелепыми.
   - Бартеньевы по  одной  из  линий  были,  кажется,  потомками  одного
известного рода. Тоже княжеского...
   Ника пожала плечами:
   - Я никогда этого не скрывала. Бартеньевы - далекие потомки Курбских.
Но не той линии, к которой принадлежал князь Андрей...
   - Хорошо... Извините за любопытство...  Виктория  Николаевна,  прежде
чем мы подведем некоторые  итоги,  вынужден  задать  вам  еще  несколько
вопросов. Вы по-прежнему желаете помочь Юрию Петровичу?
   - Конечно! - Ника заставила себя усмехнуться.  -  А  что,  по-вашему,
должно заставить меня думать иначе?
   - Нет-нет, что вы... Видите ли, хотеть  можно  по-разному...  Вы  уже
поняли, что ничего  страшного  после  выздоровления  Юрию  Петровичу  не
грозит. Он  продолжит  свою  работу,  надеюсь,  успешно.  Но  чтобы  это
случилось, придется очень рискнуть. Догадываетесь, кому?
   - Догадываюсь. - Ника почувствовала, как забилось  сердце.  Что-то  у
Иванова припасено напоследок. Что-то особое.
   - Скажу честно: вылечить Юрия Петровича возможно, но тот,  кто  будет
этому помогать,  сильно  рискует.  И  не  здоровьем  -  жизнью.  Процент
риска...   Иванов   на   мгновение   задумался,   -   повыше,   чем    у
летчика-испытателя. Подробности вы узнаете позже, сейчас скажите лишь  -
согласны?
   Рискнуть жизнью ради Орфея? И только? Ника чуть не рассмеялась.  Если
бы и остальное было так  просто!  Ей  захотелось  крикнуть  это  в  лицо
невидимому врагу, но в последний момент Ника сумела сдержаться. Нет,  он
не должен почувствовать! Спокойнее, богиня Победы...
   -  Вы,  наверно,  уже  догадались,  что  я  согласна.  О  каких   это
подробностях вы говорили?
   Повисло молчание, наконец темный силуэт колыхнулся, Иванов встал:
   - Ну что ж, давайте поговорим о подробностях...

7. ЭХО И ПУСТОТА

   Солнце грело почти по-летнему, и  Сергей  впервые  вышел  погулять  в
халате, не надевая пальто. Впрочем,  в  больничном  дворе  -  небольшом,
отгороженном со всех сторон высокой стеной,  -  он  задержался  недолго.
Пустельге хотелось побыть одному, толпа