- шепотом поторопил девушку Келюс, доставая браунинг.
   - Николай, мы сможем пройти вдвоем? - вдруг  спросила  Ольга.  -  Это
ведь пропуск, да? Мне Мик говорил что-то...
   - Это пропуск, - устало кивнул Лунин, - он создает поле...  Да  идите
же, Ольга!..
   - Мы пойдем вдвоем. Вы встанете рядом... Келюс вспомнил то, что видел
в подземелье, ему стало не по себе. Но Ольга, похоже,  приняла  решение.
Сняв с шеи ладанку со скантром, она взяла ее в левую руку  и  посмотрела
на Келюса. Тот помедлил еще секунду, но тут внизу раздался топот и,  как
показалось Николаю, собачье  рычание.  Он  вздохнул,  сунул  браунинг  в
карман куртки и взял "дипломат". Ольга обхватила его за плечи,  стараясь
держать  внезапно  потяжелевший   значок   прямо   между   ними.   Келюс
почувствовал, как теплое пульсирующее поле охватило его.
   - Три, два, один! - не столько для Ольги,  сколько  для  самого  себя
скомандовал он. - Пошли!
   Их окружил дрожащий сумрак, в глазах поплыли красные круги, а раненая
рука Николая внезапно заныла. Что-то ударило по левому плечу,  он  успел
подумать, что защитного поля может не хватить, но тут завеса исчезла. За
спиной  раздался  хлопок,  дверь  в  таинственную  квартиру  сама  собой
захлопнулась.
   Келюс открыл глаза и понял, что никакой квартиры тут нет. Они  стояли
на такой же лестничной площадке, как и та, которую только что  покинули.
Вокруг пусто, воздух был затхл, и пахло пылью.
   - Все в порядке? - спросил Лунин, видя, что Ольга продолжает стоять с
закрытыми глазами.
   - Да. - Девушка открыла глаза, осторожно снимая руку с плеча  Келюса.
Меня что-то ударило... Но это пустяки...
   Она медленно надела ладанку со скантром и осторожно погладила  правое
плечо.  Николай  заметил,  что  куртка  на  этом  месте  обуглилась.  Он
посмотрел на свое левое плечо: с его курткой произошло то же самое.
   - В общем, прорвались, - резюмировал он. - Ну вот, Ольга,  это  место
называется "Карман". Когда-то здесь прятались большевики...
   -  От  кого?  -  удивилась  Ольга.  -  Ведь  это  все  построено  при
большевиках!
   - От других большевиков, - не особо понятно пояснил Николай. -  Ну  а
что тут теперь, я и сам не знаю... Пойдемте поглядим?
   Они стали неторопливо спускаться. Вскоре Келюс понял, что находится в
таком же точно подъезде, как и тот, который  они  только  что  покинули.
Только побелка выглядела еще более старой, да и двери  были  деревянные,
без привычной кожаной обивки. Впрочем, Лунин быстро понял, что за  этими
дверьми уже никто не живет.
   Некоторые из них оказались  опечатаны,  причем  печати  были  как  на
длинных полосках бумаги, уже успевших пожелтеть, так и  сургучные  -  на
темных  длинных  шнурах.  Две   или   три   двери   оказались   забитыми
крест-накрест.
   - Пусто, - констатировал  Николай.  -  Может,  и  вправду  в  Америку
подались?
   Внезапно откуда-то снизу послышался стук. Стук  был  не  сильный,  на
несколько секунд он прекратился, затем возобновился снова. Келюс, достав
браунинг, снял его с предохранителя.
   - Не надо, - тихо сказала Ольга, положив ладонь на руку Николая. - Мы
здесь гости...
   Лунин подумал и убрал пистолет. Они спустились ниже, туда, где должен
быть  первый  этаж.  Двери,  ведущей  на  улицу,  не  было,  вместо  нее
находилось странное сооружение,  похожее  на  тамбур.  Вход  был  закрыт
наглухо, рядом стояли стул и тумбочка, над которыми висела эмалированная
табличка:  "Предъяви  пропуск".  Надпись  показалась   Келюсу   особенно
нелепой.  Стук  шел  откуда-то  сбоку.  Лунин  осмотрелся  и  понял:  он
доносится справа, где лестничная площадка образовывала небольшой  тупик.
Николай поднес палец к губам, Ольга кивнула, и они, стараясь ступать как
можно бесшумнее, заглянули за угол.
   Тупик кончался дверью. Оттуда лился неяркий электрический свет,  тихо
играла музыка и слышался стук.  Келюс,  знаком  велев  Ольге  подождать,
осторожно подошел поближе.
   Дверь была полуоткрыта. Николай  заглянул  туда  и  сразу  же  понял,
откуда эти странные звуки. За дверью находилась сапожная мастерская.
   Большая комната была  заставлена  старинными  столами,  стеллажами  и
стульями, на которых в  беспорядке  лежала  самая  разнообразная  обувь.
Больше всего Николая поразили сапоги - большие,  высокие,  какие  в  его
время уже никто не носил. В углу стоял старый  радиоприемник  с  большой
темной тарелкой-динамиком, откуда и доносилась  музыка.  В  другом  углу
шипел примус, на нем были закопченный медный чайник и высокая консервная
банка с рваными краями. На белых,  грубовато  побеленных  стенах  висели
заботливо убранные в рамочки вырезки из иллюстрированного журнала,  судя
по формату "Огонька". Всмотревшись, Лунин узнал "Утро в  сосновом  лесу"
Шишкина и "Ворошилов на прогулке" Александра  Герасимова.  Вырезки  были
старые, краски успели выцвесть, а бумага - покоробиться от времени.
   Посреди мастерской на  высоком  темном  стуле  со  странной  спинкой,
напоминающей силуэт готического собора, сидел пожилой человек в  фартуке
темно-синего цвета, под которым Николай заметил застиранную гимнастерку.
Очки  человек  в  фартуке  сдвинул  на  лоб,   внимательно   разглядывая
грандиозных размеров подметку, поднося ее при этом чуть ли не  к  самому
носу.
   - Не годится, - пробормотал он сердито, подметка полетела  куда-то  в
угол.
   - Хотел бы я знать, куда это большевики подевали хорошую кожу!
   -  Добрый  день,  -  осторожно  проговорил  Николай.  Все  это   было
непонятно, но странный сапожник оказался единственным,  к  кому  он  мог
обратиться за объяснениями.
   Сапожник не спеша нацепил очки на нос, внимательно поглядел на Келюса
и покачал головой:
   - А, товарищ Лунин,  если  не  ошибаюсь?  Тот  самый  товарищ  Лунин,
который так не любит Советскую власть?
   Он говорил  не  спеша,  тщательно  произносил  каждое  слово,  слегка
дирижируя при этом правой рукой, словно задавая темп.
   - Наверное, тот самый, -  рассудил  Келюс,  -  а  что,  я  тут  очень
знаменит?
   - Не преувеличивайте значение собственной  личности,  товарищ  Лунин.
Сапожник снял очки и спрятал их в старый кожаный  футляр.  -  Все  равно
творцом истории будут не товарищи Лунины, а наш великий советский народ.
А поэтому, товарищ Лунин, зови барышню и заходи, гостями будете...
   Келюс,  автоматически  отметив,  что  странный  сапожник  сказал   не
"девушка", а "барышня", подумал о том, что стены в этом  доме  близки  к
полной прозрачности. Он кивнул Ольге, и  они  вместе  переступили  порог
мастерской, где пахло кожей, табаком и еще чем-то странным, но по-своему
уютным.
   - Добрый день, сударь, -  вежливо  произнесла  Ольга,  усаживаясь  на
стоявшую у входа старую табуретку.
   - Здравствуйте, барышня, - кивнул сапожник и усмехнулся. ~ Я вижу, вы
попали  в  не  очень  надежную  компанию.  Товарищ   Лунин   -   человек
неустойчивый  в  политическом,  отношении...  то  белым  помогает...  то
красным помогает. По-моему, он просто двурушник.
   Высказав это тяжкое обвинение, сапожник  взял  молоток  и  ударил  по
подошве гигантского сапога, торчащего  на  распорке.  Затем,  критически
поглядев на сапог, он отложил в сторону молоток  и  покачал  головой:  ~
Форменный двурушник... Чаю выпьете?
   - Будем, - согласился Николай. Болтовня странного сапожника ничуть не
задела. Он лишь подумал, что куча обуви на столе и стеллажах  как-то  не
соотносится с абсолютно пустым подъездом. Впрочем, большая часть заказов
(если, конечно, это были заказы)  уже  успела  покрыться  толстым  слоем
пыли. Между тем сапожник, сняв чайник с примуса,  принялся  колдовать  с
заваркой.
   - Индийский,  -  проговорил  он  удовлетворенно,  заливая  кипяток  в
маленький заварной чайничек. - Настоящий "Роял"! А наши знатные  чаеводы
все еще выращивают не чай, а банные  веники.  Ордена  им  давай,  премии
давай... А все равно - веники...
   Заварив чай, он извлек из  небольшого  сундучка  мешочек,  в  котором
оказался колотый сахар. Сахар был высыпан в треснутую тарелку с  широким
синим ободком.
   Чай пили из жестяных кружек.  Правда,  для  Ольги  хозяин  мастерской
нашел большую красивую чашку с изображением распустившего хвост павлина.
   - Значит, бегаешь, Лунин? - поинтересовался сапожник. -  Политическое
убежище просишь? А зачем бегаешь?
   Келюс пожал плечами. Ответить было нелегко.
   - Дядя твой приходил. - Николай понял, что  его  собеседник  имеет  в
виду Петра Андреевича. - Говорит, есть  такой  двурушник,  мой  внучатый
племянник. ЧК его ищет... Все его ищут... А почему ищут?
   Сапожник с треском раскусил кусок сахара и хлебнул чая.
   -  А  потому  ищут,  -  назидательно  произнес   он,   подняв   вверх
указательный  палец,  -  что  товарищ  Лунин  решил  стать  умнее  всех.
Правильно ли это?
   Подумав, он ответил сам:
   - Нет, не правильно! А почему не правильно?  Во-первых,  потому,  что
товарищ Лунин просто не в силах  стать  умнее  всего  нашего  советского
народа.  А  во-вторых,  сколько  бы  товарищ  Лунин  ни   читал   всякой
клеветнической подметной литературы, все равно ничего ему ровным  счетом
не узнать!
   Сделав такой вывод,  хозяин  мастерской  допил  чай  и  достал  пачку
папирос "Казбек".  Келюс,  подивившись  такой  музейной  редкости,  тоже
закурил.
   - Много ли узнал товарищ Лунин? - продолжал сапожник,  пуская  кольца
дыма в потолок. - Нет, не много. И напрасно отдельные паникеры  видят  в
товарище Лунине какого-то Аттилу. Это не просто смешно.  В  политическом
отношении это просто вредно...
   - Вот, например, прочитал товарищ Лунин гнусные лживые бредни о нашем
великом Вожде, - вел далее сапожник. - Много ли он понял? Нет, ничего не
понял! А почему не понял? Нам кажется, этому виной  его  мелкобуржуазная
сущность...
   Похоже, этот вывод  доставил  сапожнику  немалое  удовлетворение.  Он
глубоко затянулся папиросой и выпустил  в  воздух  полдюжины  трепещущих
колец дыма.
   - А почему старшие товарищи по партии не поправили товарища Лунина? -
в тон хозяину спросил Николай. -  Где  их  большевистская  сплоченность?
Почему они бросили товарища Лунина одного?
   Сапожник, искоса поглядев на  Келюса,  погрозил  ему  пальцем.  Затем
затушил окурок в большой  консервной  банке,  служившей  пепельницей,  и
вздохнул: Извините, дорогие гости, заболтался. Стар стал совсем. Ботинки
чинить будем?
   Келюс автоматически поглядел на свои кроссовки.
   - Ой, у меня здесь что-то прогорело! - растерянно  произнесла  Ольга.
На ее правой кроссовке сбоку темнело пятно такое же, как на куртке.
   - Снимайте, барышня, - распорядился сапожник. - Здесь коврик, ставьте
ноги.
   Взяв кроссовку и критически оглядев ее, он стал  копаться  в  большом
ящике, забитом  различными  лоскутками,  кусками  кожи  и  старыми  под"
метками.
   - Тайвань,  -  констатировал  он,  вновь  поглядев  на  кроссовку.  -
Проклятые чанкайшисты, лютые враги китайского народа...
   Он вновь занялся содержимым  ящика,  затем  извлек  оттуда  несколько
кусков кожи и принялся за работу.
   - Тайвань, - бормотал  он.  -  Агенты  американского  империализма...
Поджигатели войны...
   Ничего, будет как новая! Эх, товарищ Лунин,  почему  молчишь?  Почему
барышню  не  развлекаешь?  Эх,  молодежь,  молодежь...  Барышня   сидит,
красавица, умница, а он молчит, как член Политбюро на съезде  Болгарской
компартии... Хотите, барышня, я вам сказку расскажу?
   - Хочу. - Ольга даже улыбнулась. Было заметно, что странный  сапожник
произвел на нее неплохое впечатление.
   - В некотором царстве... - не торопясь начал он,  бросив  насмешливый
взгляд на Келюса, - в некотором государстве жили-были большевики...
   Похоже, начало сказки несколько удивило Ольгу.  Самому  же  сапожнику
оно, очевидно, понравилось. Он цокнул языком и продолжил:
   - Были они все сильные, смелые и морально устойчивые... И были  среди
них два друга, два кунака...
   Лицо его вдруг стало жестким, улыбка исчезла, он на минуту  замолчал,
а потом вновь улыбнулся:
   - Один из них  -  просто  большевик.  Рядовой  солдат  нашей  славной
партии... А вот второй был настоящий джигит... Богатырь! Один  -  десять
жандармов мог связать. Из  любой  тюрьмы  убегал...  Пытали  враги  его,
иголки под ногти загоняли - ничего не сказал. Герой был!.. И полюбил  за
это его сам великий Вождь. Сделал его своим  другом.  Посылал  на  самые
секретные задания...
   Сапожник покачал головой и вздохнул:
   - Только вот однажды приходит этот герой к своему  другу  и  говорит:
"Узнал я, что Вождь наш вовсе не Вождь. Сам, - говорит,  -  не  верю,  А
правда. Умер наш Вождь давным-давно,  а  на  его  месте  сидит  какой-то
товарищ Вечный..." Произнеся это странное имя, сапожник нахмурился:
   - Его друг не поверил. Что значит: Вождь  -  не  Вождь?  Какой  такой
товарищ Вечный? Только вскоре поехал этот герой  на  велосипеде.  Хорошо
ездил, в дождь ездил, в бурю  ездил...  А  тут  поехал  -  и  попал  под
грузовик. Бывает, конечно...
   Сапожник помолчал и заговорил вновь, еще медленнее, взвешивая  каждое
слово:
   - Друг его к тому  времени  большим  человеком  стал.  Сам  не  хотел
товарищи выбрали. Познакомился с бумагами... Как вот потом товарищ Лунин
познакомился. И понял...
   Что именно понял  этот  сказочный  герой,  сапожник  не  уточнил.  Он
перешел к верстаку, где стояла швейная  машинка,  и  начал  застрачивать
латку на кроссовке:
   - А потом Вождь умер, - наконец заговорил он, -  кто  плакал,  а  кто
радовался. Похоронили его, речи сказали. А он потом приходит...
   - Как? - не выдержал Келюс. - Кто приходит?
   - Приходит и говорит, - не отвечая ему, продолжал сапожник:
   - "Я, говорит, теперь вместо тебя буду. Тот Вождь уже не нужен, у нас
будет новый Вождь. Но это буду тоже я...  А  ты,  дорогой,  много  знать
стал. Прямо как друг твой, который на велосипеде ездить не умел..."
   - И что? - вновь не выдержал Николай.
   - А ничего, товарищ Лунин. Этот "Карман" уже  работал.  Пока  товарищ
Вечный снова власть брал, кое-кто успел выбраться. Кто  уехал  в  эту...
Утопийскую Советскую Социалистическую Республику... А кто  здесь  сапоги
латает...
   - А товарищ Вечный?
   - А что товарищ Вечный? - удивился сапожник. - Он  на  то  и  Вечный.
Правит сколько хочет, потом выбирает себе нового... И снова правит...  А
того...
   Сапожник поднес ребро ладони к горлу. Впрочем, Келюс и так понял, что
этот странный человек имеет в виду.
   - Тайна Больших Мертвецов! Сапожник явно услыхал его слова, но  никак
не отреагировал.
   - А зачем этому Вечному скантр? - не отставал Лунин.
   Хозяин мастерской помолчал, а затем задумчиво проговорил:
   - А мы его тоже спрашивали, зачем на  всякую  научную  ерунду  деньги
тратить? Деньги эти, товарищ Лунин, кровью доставались.  А  он  говорит:
"Дураки, нам сила нужна... Большая сила..."
   - Око Силы, - подсказал Келюс.
   - Большая сила, - повторил сапожник. - А  скантр  эту  силу  в  фокус
соберет и куда надо направит.  В  Крыму  поставишь  -  до  самой  Греции
доберешься... Это тебе, товарищ Лунин, не листовки Коминтерна...
   - А что это за  Утопийская  Республика?  -  поинтересовался  Николай,
никогда раньше не слыхавший о таком государстве.
   - Утопия, товарищ Лунин, - всегда утопия!  -  отрезал  собеседник.  ~
Циолковские хреновы!  Сидят,  коммунизм  строят  и  меня  ругают.  Пусть
строят. Поглядим...
   Он поставил последний стежок, отрезал нитку  и  внимательно  осмотрел
кроссовку:
   - Прошу, барышня! Не хуже, чем у проклятых империалистов!
   Ольга   нерешительно   взяла   кроссовку,   примерила    и    вежливо
поблагодарила, осведомившись, сколько должна за работу.
   - Э-э, - махнул  рукой  сапожник.  -  Какая  это  работа!  Носите  на
здоровье. Ну и обувь теперь делают!  Один  смех!  Может,  тебе,  товарищ
Лунин, сапоги сработать? Хочешь - яловые, хочешь - хромовые?
   - Спасибо, - поблагодарил Келюс вставая. ~ Мы, наверное, пойдем...  А
где теперь можно передохнуть?
   - Заходи куда хочешь? Тебе какие ключи дать?
   Он кивнул на стену,  где  под  номерками  висело  несколько  десятков
разнообразных ключей. Николай не глядя ткнул куда-то в середину, получил
ключ  и  откланялся.  Ольга  также  встала  и  пожелала  хозяину   всего
наилучшего.
   - Смотри, товарищ Лунин, - проговорил сапожник  им  вслед.  -  Береги
барышню! С такой барышней только смелый джигит гулять может...
   Они вышли на лестничную площадку. Келюс остановился, стараясь немного
собраться с мыслями. Ольга также молчала, время от времени вопросительно
поглядывая на Лунина.
   - Кто это был, Николай? - спросила она наконец. - Я...  я  не  поняла
ничего. Он говорил  о  каких-то  страшных  вещах.  И  нас  он,  кажется,
знает...
   - Да, - кивнул Келюс. - Знает... Что-то много  о  нас,  бином,  здесь
известно!.. Делать нечего, не назад же возвращаться...
   - Вспомнила! - вдруг сказала Ольга. - Я видела его портрет  у  вас  в
книжке! У вас в квартире! Ну конечно, я даже вспомнила, как его зовут...
   - Я тоже... Пойдемте, Ольга, и в самом деле надо передохнуть.
   Квартира находилась на третьем этаже. Дверь была  запечатана,  но,  к
счастью, не заколочена. Внутри оказалось пусто,  пыльно,  было  заметно,
что здесь долгое  время  никто  не  жил.  Никаких  вещей,  кроме  старой
скрипящей мебели, в квартире не осталось,  только  в  прихожей  на  полу
лежал пожелтевший номер "Известий". Келюс взглянул на газету: она  вышла
в октябре 1961 года.
   - - Здесь, кажется, есть диван, - сообщил Лунин,  осмотрев  квартиру,
отдыхайте, Ольга, а я на кресле пристроюсь...
   - Николай, здесь ведь жили люди, - заметила  Ольга,  присаживаясь  на
старый диван с выпирающими из боков пружинами. - Куда они все делись?
   -  Похоже,  уехали  в  эту  самую,  бином,  Утопийскую  Советскую,  -
предположил Келюс, пытаясь поудобнее устроиться  в  большом  рассохшемся
кресле.
   - А где это? Ведь про Утопию писал, кажется, Томас Мор...
   - Писал, - согласился  Лунин,  -  сапожник  упомянул  Циолковского...
Боюсь, эта Советская Социалистическая Республика неблизко. Хотя все это,
признаться, похоже на желтый дом... ~ А помните, Николай, то  письмо,  -
вдруг сказала Ольга, - из сумасшедшего дома?.. Неужели тот  человек  был
прав?
   - Не знаю. Думаю, все же, Ольга, тут что-то  другое.  Марсиан  покуда
встречать не приходилось, а вот всяких прочих...
   Они заснули быстро. Ольга спала спокойно, без  сновидений.  Келюс  же
несколько раз  просыпался:  рана  на  левой  руке  болела,  причем  боль
растекалась по  телу  холодом,  задевая  сердце,  перехватывая  дыхание.
Наконец Николай  забылся.  Перед  глазами  закружился  странный  хоровод
знакомых и незнакомых лиц. Мелькнула грустная, бледная Кора, из  темноты
проступило мертвое, строгое, с закрытыми глазами, лицо Михаила Корфа,  и
вдруг  знакомый  ужас  охватил  Келюса:  он  увидел  прямо  перед  собой
страшный, ухмыляющийся лик майора Волкова.  Тут  же  послышался  далекий
стук, Николай понял, что нужно немедленно просыпаться, но, уже выныривая
из сонной одури, успел услыхать слова князя Полоцкого:
   - Теперь ты такой же, как и мы, Лунин! До встречи!
   Келюс, пошатываясь, встал, пытаясь сообразить, где находится. Стук  в
дверь повторился. Николай, наконец все вспомнив, пошел открывать. Только
у самой двери он сообразил, что не мешало бы захватить пистолет.
   - Коля! - услыхал он знакомый голос. - Коля! Это я, открой!
   Лунин собрался открыть, но все же передумал. Вернувшись в комнату, он
достал из кармана куртки браунинг и подошел к двери.
   - Вы один, Петр Андреевич? - спросил он, стоя вплотную к  стене,  как
когда-то учил его Михаил Корф.
   - Коля! Открой! Я один, открой! Николай открыл дверь и быстро  сделал
шаг назад, не  опуская  пистолета.  Петр  Андреевич  вошел  в  переднюю,
озабоченно выглянул наружу, прикрыл дверь и только тут заметил оружие.
   - Ты что, Коля? - произнес он  испуганно,  почему-то  оглянувшись  на
запертую дверь. - Это ж