о.  Степа  предложил  промокшему  американцу  свою  одежду,  но   тот
мужественно отказался, заявив, что у него и так "ноу проблем".
     Костер горел весело, бросая  отблески  на  подступившие  к  небольшой
полянке странного вида раскидистые  деревья  с  тонкими  длинными  иглами.
Вдали  громко  перекликались  птицы,  и  проголодавшаяся  компания  начала
подумывать о ночлеге.
     Согревшийся Тэд, похожий в одеяле  на  вождя  краснокожих,  предложил
оставить все вопросы на завтра и лечь спать. Предложение было принято,  но
осуществить его так и не удалось. Послышались шаги,  голоса.  Свет  костра
упал на  смуглые  лица  в  белых  тюрбанах  -  сквозь  прибрежные  заросли
продирались несколько невысоких мужчин в широких  светло-серых  одеждах  в
сопровождении важного вида усача в большой чалме и зеленом френче. В руках
усатого грозно поблескивала винтовка, остальные сжимали  в  руках  длинные
деревянные палки. Увидев незваных гостей, усач и его команда  нерешительно
остановились.
     - Спокойно! - негромко произнес Арцеулов, вставая. - Я поговорю...
     Но его опередил Тэд. Быстро развязав свой  мешок,  он  извлек  оттуда
внушительный  сверток,  в  котором  оказалась   кипа   бумаг,   украшенных
разноцветными печатями. При виде  наряженного  в  одеяло  американца  усач
обомлел, и Тэд поспешил представиться, продемонстрировав оказавшийся среди
бумаг американский паспорт. Затем последовал внушительного  вида  документ
из  внешнеполитического  департамента  Франции  с  просьбой  к  британским
властям об оказании помощи  научной  экспедиции.  Валюженич  уже  доставал
следующую бумагу, когда усатый господин в чалме  умоляюще  поднял  руки  и
заговорил.
     Он оказался деревенским полицейским с экзотическим  именем  Лал  Дас.
Старания Тэда пропали  даром  -  читать  он  не  умел,  а  слова  "научная
экспедиция" и даже священное для Тэда "акэолоджи", вероятно, слыхал первый
раз в жизни. Впрочем, главное Лал Дас уловил и вежливо предложил  господам
иностранцам - тут путешественники впервые  услыхали  известное  из  книжек
слово "сахиб" - проследовать в деревню.
     Предложение, сделанное в вежливой,  но  решительной  форме,  пришлось
принять.
     Костер загасили, и процессия, предводительствуемая серьезным, хотя  и
не до конца пришедшим в себя полицейском, проследовала по узкой тропинке к
деревне.
     Саму деревню рассмотреть не удалось. Их завели в небольшой  странного
вида дом -  то  ли  деревянный,  то  ли  сплетенный  из  веток  и  чего-то
напоминающего засохшие лианы - и оставили в покое.
     Раскурив остаток чудом не промокших папирос, решили  ложиться  спать,
тем более, что любезные хозяева оставили в хижине целых ворох  одеял.  Все
заснули мгновенно, лишь Арцеулов долго стоял у  входа,  глядя  на  далекие
перемигивающиеся звезды, непривычно большие и яркие.  Итак,  он  в  Индии.
Осознать это было трудно - неполный месяц назад  он  видел  из  окна  купе
заснеженный Нижнеудинск, и  даже  Монголия  казалась  чем-то  недоступным,
страной  за  тридевять  земель.  Ростиславу  вдруг  захотелось  рассказать
кому-нибудь из друзей о том, куда его занесло - хотя  бы  Ухтомскому,  чей
дядя четверть века назад бывал в Индии с  цесаревичем  Николаем.  "Вот  бы
удивился князь", - подумал капитан, но  тут  же  грустно  усмехнулся.  Бог
весть, где сейчас Ухтомский! Ростислав помнил свой странный сон, и теперь,
когда самое страшное осталось позади, внезапно понял, что не выполнил  все
до конца. Совсем рядом было море - то самое, теплое, зеленое,  но  капитан
уже знал, что поплывет не в обещанную ему Францию,  а  обратно  в  Россию.
Туда, где ждали его друзья - ждали и сражались. Он  еще  не  оплатил  свой
счет.  Более  того,  счет  вырос  -  ведь  раньше  Ростислав  не  знал   о
Шекар-Гомпе.
     А Косухину приснился брат. Степа вначале обрадовался,  затем  немного
растерялся. Таким Николая он никогда не видел.  На  Косухине-старшем  была
пышная парадная форма, на дорогом мундирном сукне сверкали ордена, на боку
красовалась сабля в золоченных ножнах. Он хотел было спросить Колю, почему
это он так вырядился, но брат лишь озабоченно покачал  головой  и,  достав
расческу, принялся, как это было в  далеком  детстве,  расчесывать  Степу,
пытаясь привести в порядок его давно не  стриженые  кудри.  Потом  Николай
подвел его к зеркалу. Степа взглянул - и еще более удивился. На  нем  тоже
был мундир, но какой-то другой - строгий,  с  узкими  погонами  с  красным
кантом, а на груди, на муаровых лентах, пятнами крови темнели  два  ордена
Красного Знамени. Степа вдруг понял - их с братом ждут, и от встречи  этой
зависит очень многое. Но тут все исчезло, и Косухин  увидел  Наташу  Берг.
Косухин вновь обрадовался, но девушка взглянула на него сухо, не  узнавая,
и что-то в ее глазах показалось Степе странным, даже страшным. И вдруг  он
понял - Наташины глаза стали пустыми  и  мертвыми,  как  у  тех,  кого  он
навидался в Иркутске и в Шекар-Гомпе...


     Утро началось с  удивленного  вопля  Тэда.  Все  вскочили,  Ростислав
привычно  схватился  за  пояс,  где  раньше  всегда  висел  револьвер.  Но
Валюженич уже пришел в себя,  достаточно  уверенно  заявив,  что  попросту
увидел во сне, как проваливается на экзамене по древнегреческому. При этом
выражение его физиономии оставалось несколько обалделым, а руки рылись  во
внутренностях мешка с "артефактами". Степа чертыхнулся, решив  высказаться
по поводу нервной интеллигенции, но тут в хижину просунулась смуглая  рожа
в чалме, и Лал Дас церемонно пожелал пленникам доброго утра.
     Возле хижины уже толпились  полицейские  в  такой  же  светло-зеленой
форме, в чалмах и при оружии, причем у  одного  из  них  на  боку  имелась
грозного вида сабля, ножны которой волочились по земле. Как оказалось,  на
помощь Лал Дасу прибыло подкрепление. Лал  Дас  пояснил,  что  говорил  по
телефону - слово "телефон" было произнесено со всем возможным пиететом - с
начальством в Морадабаде, и от оного начальства получил строжайший  приказ
немедленно доставить задержанных в указанный город.
     Покуда Лас Дас бегал распоряжаться по поводу повозок - до  Морадабада
было километров двадцать - Арцеулов предложил обсудить один важный вопрос.
В городе им придется иметь дело  не  с  Лалом  Дасом  и  его  деревенскими
коллегами, а с настоящими хозяевами этих краев -  англичанами.  А  с  ними
объясняться всерьез.
     - Оу! - отмахнулся Тэд. - Нет проблем! Вы, то есть мы  -  экспедиция,
вернее отряд научной экспедиции археологического департамента Сорбонны!  У
меня есть разрешение  на  наем  рабочих.  Наши  документы  потерялись  при
переправе через горную реку. В конце концов я обращусь  к  консулу  и  дам
телеграмму в Париж...
     - А аэростат? - улыбнулась Наташа.
     Тут уж Тэду пришлось задуматься.
     - А че! - вмешался Степа. -  Да,  чердынь-калуга!  Попали  в  плен  к
разбойникам, ну и это... убежали...
     - Разбойники на аэростатах. Пираты  голубого  океана,  -  невозмутимо
прокомментировал капитан.
     Косухин обиженно засопел.
     - Нет проблем! - вновь заявил Валюженич. - Мой  друг,  мистер  Карно,
решил провести воздушную разведку Тибета, для чего и арендовал аэростат...
     -  За  воздушную  разведку  Тибета  вы  схлопочете   от   британского
правительства лет десять каторги, -  вздохнул  Арцеулов.  -  Тэд,  это  не
годится, поверьте.
     На этот раз обиженно засопел Валюженич.
     - Позвольте, господа, - вмешалась Берг, - представьте  себе,  что  мы
летели не от Шекар-Гомпа, а от... ну хотя бы от Челкеля. Попали в  плен  к
генералу Мо и бежали, как верно указал Степан Иванович.
     Косухин гордо поднял голову.
     - Ремиз, - покачал головой капитан. -  У  Тэда  бумаги  на  тибетскую
экспедицию. Придется сказать часть правды - мы попали в плен.  В  какой-то
монастырь, где у нас забрали документы. Там гнездо бандитов - их  в  Китае
сейчас не счесть. Мистер Валюженич нас выручил, -  ну,  а  дальше  по  уже
известному сценарию. Карты у нас нет - забрали. Тэд, сожгите карту...
     Валюженич задумался, затем со вздохом сунул карту в догорающий очаг.
     - И еще, - вел далее Ростислав, - Наталье Федоровне незачем  скрывать
свою личность, а вот вам, Степан, придется на время забыть о ваших любимых
Марксе-Ленине-Бронштейне. Британцы будут не в восторге, узнав, что в Индию
прибыли трое русских. У них давний страх перед казаками на берегах  Ганга.
Но если один из них окажется агентом Коминтерна...
     - Нет проблем, - для  Валюженича  в  это  утро  проблем,  похоже,  не
существовало. - Стив, вы скажете, что вы белый офицер... Ну, лейтенант.
     -  Поручик,  -  поправил  Арцеулов.  -  Правда,  если  вам,   Степан,
предпочтительнее быть полковником...
     Степа заупрямился:
     - Ну это, чердынь-калуга... Пусть хоть рядовым... Или унтером...
     - Никаких унтеров, господин комиссар!  -  хмыкнул  капитан,  которого
подобная перспектива начала забавлять. - Тут вам  не  Совдепия!  Тут  чины
ценят. Вы станете не просто поручиком Косухиным, а  дворянином  Косухиным,
братом известного русского летчика  Николая  Косухина-Лебедева.  Я  что-то
перепутал?
     Степа молчал - проклятый беляк явно глумился, пользуясь  моментом,  а
ответить было нечего.
     - Мы сошьем вам форму, Косухин, - добавила масла в огонь  Берг.  -  А
потом мы пойдем на бал к местному губернатору, вы пригласите меня на вальс
и преподнесете корзину цветов...
     Степа чувствовал себя несчастным и затюканным. Он хотел гордо бросить
в лицо своим мучителям  страшное  слово  "интеллигенты",  но  в  последний
момент сообразил, что это лишь еще более позабавит их. Корзина цветов  его
особенно возмутила, хотя почему именно, он так и не понял.
     Запыхавшийся Лал Дас сообщил, что повозки для "сахибов"  поданы.  Это
оказались две обыкновенные телеги  на  высоких  колесах,  покрытые  сверху
небольшим навесом, наподобие тента. Вместо лошадей были  впряжены  мелкие,
но крепкие с виду длиннорогие быки.
     Вначале ехали молча. Разговора  не  выходило.  Даже  Тэд,  обычно  не
переносивший молчания, тоже замкнулся и лишь кидал недовольные взгляды  на
полицейских. Наконец, он не выдержал:
     - То... мистер Ростислав. Я... не мочь  казать  по-английски...  Паны
жандармы розумеют...
     Он  секунду  помолчал,  вспоминая  полузабытый  язык  предков,  затем
продолжил:
     - То... коли мы быть в... не буду именовать обитель. Там  естем  един
святой ойтец - „н не розмовляем... Ю андестэнд ми?
     - Помню, - шепотом  подтвердил  капитан.  -  Старый  монах,  который,
кажется, понимает по-русски...
     - Так... Коли вы отправляться, я вас чекам... Чекам поки сгасне сяйво
электричнэ. Та перед цим  той  святой  ойтец  подарував  нам  презент.  На
спомин...
     Валюженич  покопался  в  своих  вещах  и  достал  небольшой  замшевый
мешочек.
     - Тоди я навить не... як то... А'в дон'т син... Я чекав вас. И забув.
Токи цього ранку я щось шукав - и натрапыв. От...
     Он  аккуратно  вытряхнул  мешочек.  Свет  утреннего  солнца   заиграл
сине-фиолетовым отливом - на ладони Тэда лежали четыре больших  прозрачных
камня.
     - О Господи! - только и прошептал Арцеулов.
     - Я реагував також - то вы чули зранку, - усмехнулся Валюженич. -  То
е сапфиры. ‚н, пан святой ойтец, рахував - нас четверо - то камней  стойко
ж. Кожному - по едному...
     Арцеулов ошеломленно молчал. О деньгах  он  подумал  как  раз  утром,
накануне  отъезда,  прикинув,   можно   ли   в   этих   краях   как-нибудь
подзаработать, хотя бы грузчиком.
     - Як то достанусь до Дели, - закончил Тэд. - То там знайду, як  то...
джэвелэ... Нам усем выстачить грошей до века Мафусаилова...
     - Стойте, Тэд, -  Арцеулов  отогнал  радужные  видения,  мысль  вновь
заработала четко и спокойно. - Нам  дали  камни  не  для  того,  чтобы  мы
прожили безбедно до старости.  Это  оружие,  Тэд!  Такое  же  оружие,  как
винтовка. Понимаете?
     Валюженич задумался, затем кивнул:
     - Пан мае рацию...


     Морадабад оказался белым,  двухэтажным,  с  полупустыми  улицами,  на
которых можно было встретить лишь деревянные повозки, а также редких в эти
часы пешеходов. Пахло  провинцией,  такой  же  глухой,  как  и  поминаемые
Косухиным Чердынь с Калугой. Правда, в северных палестинах  не  попадались
перебегавшие прямо через улицу обезьяны  и  странные,  чем-то  похожие  на
пинии,  деревья.  На  этом  экзотика  исчерпывалась.  Совершенно   обычным
оказалось и учреждение, куда их доставили - полицейское управление  -  или
скорее участок, - как две капли воды напоминавший уже  позабытые  околотки
Империи. Только стражи порядка щеголяли здесь в белых  чалмах,  да  вместо
покойного Николая на стене в кабинета красовался  король  Георг,  впрочем,
весьма с Николаем схожий.
     Их ждал худой загорелый англичанин в  фуражке  с  высокой  тульей,  в
монокле и  тоже  с  усами,  хотя  и  не  в  пример  меньшими,  чем  у  его
подчиненных. Он представился, произнеся фамилию  настолько  невнятно,  что
никак нельзя было понять, "Джонс" ли он, "Джойс" или "Джоунз".
     Лейтенант  Джонс-Джойс-Джоунз   достал   несколько   листов   бумаги,
аккуратно разложил их на столе и скучным голосом поинтересовался, кто  они
и по какому праву нарушили границы Индо-Британской империи.
     Валюженич изложил условленную версию событий. Офицер  кивнул,  словно
ничего иного и не ожидал, записал услышанное на бумагу, а затем  предложил
предъявить имеющиеся документы.
     Бумаги Тэда он изучал долго, но потом  кивнул,  на  этот  раз  вполне
удовлетворенно - и поглядел на остальных. Берг достала сложенную  вчетверо
бумаженцию, увидев  которую  англичанин  произнес  "Оу!"  не  хуже  самого
Валюженича. Степе и Арцеулову пришлось хуже - документов у  них  не  было.
Джонс-Джойс-Джоунз нахмурился, затем задумался, и, наконец, выдал резюме.
     Из его слов все, кроме не понимавшего по-английски Степы, узнали, что
их появление вызвало в Британской Индии изрядный шум. Администрация в Дели
проявила   немалую   заинтересованность,   поручив   Джонсу-Джойсу-Джоунзу
провести тщательное  расследование  на  предмет  возможной  опасности  для
британских  интересов.  Ввиду  этого  он,   Джонс-Джойс-Джоунз,   вынужден
задержать   всех   четверых   впредь   до   завершения    предварительного
расследования и возможного приезда комиссии из Дели. Впрочем, он  согласен
перевести задержанных под домашний арест под залог в сто фунтов стерлингов
за каждого.
     Валюженич  тут  же,  заявил,  что  требует  немедленного  свидания  с
американским консулом в Дели, иначе мистер Ллойд-Джордж будет  иметь  дело
лично с мистером Вильсоном, который не оставляет американских  парней  без
защиты.
     Офицер воспринял слова Тэда совершенно спокойно, но предложил послать
телеграмму консулу из Морадабада. Остальное решит сам консул - и власти  в
Дели.
     Тэду пришлось согласиться на этот вариант. Вдобавок  выяснилось,  что
долларов Валюженича в пересчете на  фунты,  хватает  как  раз  на  полтора
человека. Англичанин вновь подумал, на этот  раз  значительно  дольше,  и,
наконец, предложил отсрочку в три дня. Это время задержанные могут жить  в
городе, но под охраной полиции. Отеля в Морадабаде не оказалось,  если  не
считать утонувшего в грязи постоялого двора на базаре, и по совету  одного
из полицейских - местного уроженца - пришлось снять  домик-развалюху,  где
не было окон, а дверь закрывалась лишь изнутри. Впрочем,  эти  подробности
были неважны.  Тэд,  вдохновленный  близким  приездом  консула-избавителя,
отправился с одним полицейских на базар, откуда  притащил  огромный  вьюк,
где были одеяла, плащи из серой тонкой шерсти и запас провизии на  неделю.
Полицейские пристроились за дверью,  и  путешественники  смогли,  наконец,
впервые за много дней отдохнуть под почти настоящей крышей.  Спешить  было
некуда - жизнь брала тайм-аут...


     ...Консул прибыл  назавтра  ближе  к  вечеру.  Он  оказался  толстым,
широкоплечим и необыкновенно энергичным.  Представившись,  он  долго  тряс
руку каждому, а затем увел с собою Валюженича и  беседовал  с  тем  больше
часа, после чего решительно направился в полицию, заявив, что американское
правительство  не  оставит  их  в  беде.   Вернулся   он   скоро,   весьма
рассерженный,  обругал  Джонса-Джойса-Джоунза  и  пообещал  ввести  против
Британской Индии торговые санкции. Очевидно, здесь, в твердыне  английских
владений, влияние всесильной Америки ощущалось не в полной мере.  Впрочем,
консул обещал сегодня же  вернуться  в  Дели,  чтобы,  как  он  выразился,
"принять меры".
     Перед отъездом, по  просьбе  Берг,  Тэд  сообщил  консулу  лондонский
адрес, где жили ее коллеги,  которые  могли  поручиться  за  Наташу  перед
британским правительством. Сама Берг в  тот  же  день  дала  телеграмму  в
Париж, своему дяде Карлу Бергу.
     Итак,  все  возможное  было  сделано,  оставалось  ждать.  Тэд  решил
использовать это время с толком, предложив обследовать город, равно как  и
его окрестности. Неугомонный "акэолоджи" уже успел  узнать,  что  в  самом
Морадабаде  есть  уникальный  храм  девятого  века,  а  в  окрестностях  -
заброшенные   развалины   чего-то   еще   более   древнего.   Полицейские,
приставленные к ним, за небольшую мзду обещали сопровождать "сахибов"  как
по городу, так и за  его  пределами.  Обрадованный  Тэд  предложил  наутро
отправиться в путь, но встретил понимание лишь со стороны Наташи.
     По этой программе они действовали два следующих дня. Степа и Арцеулов
почти не выходили из домика - Косухин спал, а  Ростислав  молча  сидел  на
пороге и смотрел на пустую пыльную улицу,  по  которой  изредка  проходили
смуглые индусы или пробегали маленькие любопытные обезьянки.  Впрочем,  ни
на тех, ни на других капитан не обращал внимания. Впервые за много  недель
у него появилось время, чтобы подумать. Здесь, в  этой  пыльной  индийской
дыре,  все  случившееся  с  ним  казалось  странным  и  даже   нереальным.
Ростиславу несколько  раз  приходила  в  голову  шальная  мысль,  что  ему
попросту все померещилось - и Иркутск, и путешествие по ледяной  тайге,  и
полет на "Муромце", не говоря уже о том, необыкновенном  и  странном,  что
случилось после. Хотелось  попросту  забыть  -  и  думать  о  будущем,  но
Арцеулов чувствовал, что в его истории  наступал  не  финал,  а  небольшой
перерыв. И он не ошибся.


     На третий день Тэд и Наташа отправились  на  очередную  прогулку.  На
этот раз Валюженич решил осмотреть какую-то  древнюю  гробницу,  для  чего
приобрел на базаре средних размеров  кирку  -  точнее  кетмень,  а  Наташу
вооружил толстой тетрадью  и  карандашом  для,  как  пояснил  он,  ведения
археологического  дневника.  Их  сопровождал  полицейский,  которому  было
поручено нести кетмень и запас  провизии.  Арцеулов  и  Степа  остались  в
хижине. Степа, выкурив очередную папиросину, пожаловался на самочувствие и
улегся спать, а капитан, взяв начатую  пачку,  сел  на  пороге.  Он  успел
прикончить первую  папиросу,  когда  увидел,  что  к  дому,  не  торопясь,
приближается гость, причем не индус, а  европеец.  Арцеулов  встал.  Перед
ним, без сомнения, был военный, но в штатском  светлом  плаще,  кепи  и  с
коротким стеком. Капитан ждал. Незнакомец  подошел  поближе,  улыбнулся  и
подбросил руку к козырьку. Проделано все было с легкостью, даже изящно, но
серые глаза гостя взглянули на капитана твердо и строго.
     - Добрый  день,  -  произнес  Арцеулов  по-английски.  Гость  кивнул,
секунду помолчал и ответил, но не  по  английски,  а  по-русски,  чисто  и
правильно:
     - Здравствуйте, господин Арцеулов. Ростислав Александрович, насколько
я помню?
     - Да,  -  в  первую  секунду  капитан  подумал,  что  перед  ним  его
соотечественник, но затем сообразил - гость в  плаще  и  кепи  -  все-таки
англичанин. Слишком правильно он выговаривал слова, гласные звучали как-то
непривычно - глухо и отрывисто.
     Гость н