все было как-то  проще,  товарищ  Пустельга?  -  осторожно
поинтересовался Фриновский. - В конце концов, мог проболтаться кто-то из
группы Айзенберга. Девушке своей рассказать, например...
   - Да, конечно. - Сергей поспешил дать задний ход. Он вдруг сообразил,
что рассказывать о своих подозрениях на коллегии нельзя. Хотя бы потому,
что вражеский агент мог преспокойно присутствовать  о  данный  момент  в
этом самом кабинете.
   - Я просто  предположил.  В  любом  случае  мы  не  должны  исключать
подобную возможность...
   - Предположил... - буркнул кто-то. - Думать надо, прежде  чем  языком
чесать...
   - Товарищ Пустельга абсолютно прав, - негромко произнес нарком, и шум
разом стих. - Очищение аппарата  от  троцкистско-зиновьевских  и  прочих
двурушников - наша важнейшая  задача,  товарищи.  Мы  вернемся  к  этому
вопросу. Что еще не ясно?
   Больше Сергея ни о чем не спрашивали. Коллегия продолжала  работу,  а
сам Пустельга через пару минут уже покидал кабинет  наркома.  Покидал  с
огромным облегчением. Следствие, вернее,  предварительное  расследование
гибели группы Айзенберга было сочтено завершенным, и он  наконец-то  мог
приступить к выполнению  главной  задачи.  Сергей,  руководитель  группы
"Вандея", должен продолжить то, что не удалось сделать покойному  майору
и его товарищам...
   В кабинете ј 542 его ждали  те,  кто  отныне  подчинялся  ему.  Новая
группа "Вандея" состояла покуда из самого Сергея и тех,  кто  уцелел  от
старой. Лейтенант Карабаев уже вышел из больницы, где пролежал три дня с
легкой контузией, а вторым был срочно отозванный  из  отпуска  еще  один
сотрудник покойного Айзенберга - старший лейтенант Михаил Ахилло.
   Все дни, покуда шло следствие, Сергей  внимательно  присматривался  к
своим новым сотрудникам. Карабаев стал понятен практически сразу.  Таких
молодых лейтенантов Пустельге часто приходилось встречать и на  Украине,
и в Ташкенте. Прохор - он не переносил, если его называли Проша или  (не
дай Господь!) Прошка, - был  из  бедняцкой  семьи,  жившей  в  одной  из
маленьких деревенек где-то под  Омском.  Отец  был  убит  семеновцами  в
начале двадцатых, шестерых детей выхаживала мать, работавшая в батрачках
у местного мироеда. Ничего удивительного, что Прохор в четырнадцать  лет
стал селькором, в пятнадцать начал работу в местной милиции, а еще через
год попал в Омское училище наркомата внутренних дел.
   Карабаев был серьезен, неулыбчив,  равнодушен  к  соблазнам  Столицы,
зато обладал необыкновенной добросовестностью и неплохим  знанием  того,
что можно  было  назвать  "прикладной  психологией".  В  общем,  молодой
лейтенант был на своем месте, и  Сергей  не  удивился,  прочитав  в  его
личном  деле,  что  у  себя  в  Омске  тот  считался  одним   из   самых
перспективных молодых работников. В характеристике особо  подчеркивались
его "классовая непримиримость" и "бескомпромиссная ненависть к врагу".
   Короче, не по годам серьезный Прохор Карабаев понравился  Сергею.  Он
решил в порядке служебной дисциплины  заставить  парня  читать  побольше
книг и заодно поводить его по столичным театрам и музеям  -  для  пущего
приобщения к цивилизации.
   Второй член группы,  старший  лейтенант  Ахилло,  все  еще  оставался
загадкой. В день гибели Айзенберга Ахилло был в  Сочи,  в  ведомственном
санатории. Заглянув в его личное дело, Сергей удивился - и было от чего.
   Прежде всего, на самом  деле  Михаила  звали  вовсе  не  Михаилом,  а
Микаэлем. При всем при том Микаэль  Александрович  Ахилло  был  русским,
уроженцем Столицы и заодно работником  с  блестящим  послужным  списком.
Странные  имя  и  фамилия  объяснялись  просто:   Миша   происходил   из
артистической  семьи,  родители  были  актерами  одного  из   разъездных
театров. Еще до училища, в первые же месяцы  службы  в  органах,  Ахилло
удостоился двух  благодарностей  наркома  за  проведенные  им  операции.
Правда, о самих операциях в личном деле почему-то не говорилось,  но  по
знакомым формулировкам Пустельга  понял,  что  речь  шла  об  агентурном
внедрении. После училища Ахилло был оставлен  в  Главном  Управлении,  к
двум благодарностям прибавились еще три, а год назад он был вне  очереди
представлен к следующему званию и  награжден  орденом  Боевого  Красного
Знамени.
   Сергей  был  немного  смущен.  Предстояло  командовать   сотрудником,
который был не только в таком же звании, как и  он  сам,  но  имел  куда
больше заслуг. Вдобавок Ахилло, как следовало из  бумаг,  блестяще  знал
Столицу, а Пустельга все еще путал Охотный ряд и Мясницкую, за эти  годы
успевшую стать улицей  Карла  Маркса.  Оставалось  уповать  на  мудрость
руководства, которое предпочло назначить старшим именно его, Сергея.
   Итак, он ждал  героя,  но  когда  на  третий  день  дверь  в  кабинет
отворилась и перед ним предстал старший лейтенант Ахилло, Пустельга  был
вновь удивлен. В дверях  стоял  невысокий  смуглый  голубоглазый  парень
совершенно штатского и даже какого-то несерьезного вида. И стоял  как-то
странно - широко расставив ноги,  левая  рука  в  кармане,  в  правой  -
дымящаяся папироса, как будто  старший  лейтенант  Ахилло  пришел  не  в
служебный кабинет, а в ближайшую пивную. Взгляд  был  соответствующим  -
рассеянным и чуть снисходительным, а по красивому лицу блуждала праздная
улыбка.
   Сергей не стал призывать подчиненного к порядку. Он вдруг понял,  что
странного парня не зря так быстро продвигают по службе. Развязный вид  и
дымящаяся папироска - это, собственно, мелочи. Но терять достоинства  не
следовало. Сергей встал, молча взглянул на старшего  лейтенанта  и  тоже
улыбнулся. Несколько секунд они глядели друг на друга,  а  затем  Ахилло
улыбнулся еще шире, мгновение - и  папироса  куда-то  исчезла,  щелкнули
каблуки, и последовал рапорт по всей  форме.  Впрочем,  сразу  же  после
этого, при неизбежной процедуре знакомства, Ахилло сразу же  назвал  его
просто Сергеем. Пустельга не возражал, и сам Ахилло отныне стал для него
Михаилом.
   Вскоре выяснилось, что смуглый старший лейтенант умен, начитан, знает
почти всю столичную "публику", а также, что было  естественно,  является
завсегдатаем местных театров. При этом Ахилло,  к  удивлению  Пустельги,
прекрасно ладил с Карабаевым,  который  обращался  к  нему  уважительно,
причем исключительно по званию.
   Известие о гибели Айзенберга и его сотрудников  Ахилло  воспринял  на
удивление спокойно, почти что равнодушно. Впрочем, Сергей  уже  понимал,
что рассеянная улыбка и  развязный  вид  -  лишь  привычная  маска.  Что
действительно чувствовал его новый сотрудник, понять было трудно.
   Сейчас оба они - и лейтенант из Омска, и  блестящий  Ахилло  -  ждали
Сергея в кабинете. Предстояло еще одно совещание - на этот раз совещание
тех, кто уцелел из группы "Вандея"...
   Прохор Иванович Карабаев сидел за столом, положив перед собой  листок
бумаги и ручку. При виде начальника он с достоинством  поднялся,  приняв
стойку "смирно". Ахилло, удобно устроившийся  в  большом  кресле,  дымил
папиросой  и  даже  не  сдвинулся  с  места.  Впрочем,  его  левая  рука
взметнулась в ленивом салюте, что должно было означать приветствие.
   - Прошу садиться, -  эти  слова  относились,  естественно,  к  одному
Карабаеву. Сергей  чуть  улыбнулся  молодому  лейтенанту,  покосился  на
безмятежного Ахилло и сел сам -  во  главу  стола,  где  когда-то  сидел
покойный Айзенберг.
   - Товарищи... - Начало вышло слишком официальным, но менять  что-либо
было поздно. - Товарищи... Коллегия наркомата одобрила проведенное  нами
расследование. Мы получили приказ продолжить разработку "Вандеи"...
   Пустельга умолк. Все это было так, но не совсем так. Он действительно
получил такой приказ, но группу пополнять  не  стали.  Пустельге  велели
изучить материалы еще раз и представить  свои  соображения.  О  каких-то
новых мероприятиях речи пока не было.
   -  Гм-м...  -   это   донеслось   из   кресла.   Орденоносец   Ахилло
блаженствовал, прикрыв глаза и выпуская кольца сизого дыма.
   - А у вас есть какие-то соображения, товарищ старший лейтенант?
   Кресло безмолвствовало. Наконец последовал долгий вздох:
   - Соображения? Понимаете, Сергей, я думал, что  соображения  будут  у
начальства... Или вы из  деликатности  кое-что  предпочли  оставить  при
себе?
   Деликатностью Сергей не отличался, но понял, о чем идет речь.
   - Вы же, естественно, не утаили от наших отцов-командиров, что внутри
группы, возможно, был вражеский агент... Я, честно  говоря,  думал,  что
для начала нас расформируют...
   Пустельга вздрогнул. Свои мысли он ни разу  не  излагал  вслух  перед
подчиненными.
   - Группа остается, - твердо произнес он и поглядел на Карабаева.  Тот
держал в руке автоматическую ручку и внимательно  слушал  начальника.  В
левом верхнем углу листка было  уже  что-то  написано  -  как  сообразил
Сергей, сегодняшнее число.
   - А это зря! - Ахилло наконец  соизволил  открыть  глаза.  ~  Я  уже,
признаться, вещички собирать начал...
   Опасный разговор следовало  немедленно  прекратить,  но  Сергею  было
интересно проверить собственные выводы.
   - Желаете высказаться, Михаил?
   - Я? Да что вы, Сергей. Это вообще  не  мои  идеи.  Это  вот  товарищ
лейтенант...
   Сергей бросил удивленный взгляд на Карабаева. Тот  чуть  покраснел  и
встал:
   - Разрешите...
   Пустельга кивнул. Карабаев неловко повел  головой,  точно  его  душил
воротник:
   - Ну, это... Телефонный звонок - не через коммутатор. Это  раз...  Мы
номера  никому  не  давали  -  товарищ  майор  специально  распорядился.
Во-вторых, ну... Знали эти вражины товарища майора! Другой бы в квартиру
врываться не стал - проверил бы вначале...  Ну  а  в-третьих,  значит...
Накануне товарищ майор сказал, что  беседовал  с  каким-то  человеком  и
узнал много нового... А что - рассказать не успел...
   Изложено все было  точно.  Кое-что  из  этого  Сергей  еще  не  знал.
Выходит, его подозрения более чем основательны.
   - Вообще-то враг может быть и наверху... - Ахилло потянулся  и  метко
забросил окурок в пепельницу. - Или в другом отделе... Но самое  простое
- самое вероятное... Агент был в группе.
   - И кто же он? - Спрашивать, конечно, не стоило, поскольку  все,  кто
уцелел от группы, сидели здесь, в этом кабинете.
   - - А кто угодно, - пожал плечами Ахилло. - Хотя бы я: был в отпуске,
чистое алиби, между прочим. Никто даже не проверил, был ли  я  на  самом
деле а Сочи...
   - А вы были в Сочи? - улыбнулся Сергей.
   - В Сочи-то я был... - пожал плечами Миша-Микаэль, - но  как  раз  за
день до взрыва я уехал с экскурсией на  Ахун-гору.  Теоретически  я  мог
махнуть в Столицу, позвонить по телефону... Или проще: дать команду тому
же Корфу прямо из Сочи. Товарищ лейтенант тоже под подозрением - правда,
товарищ лейтенант?
   - Да, - Карабаев серьезно кивнул и, помолчав, добавил:
   - Звонили-то мне... Я докладывал... И я один уцелел...
   - Постойте, постойте... - Сергею вдруг пришла в голову нелепая мысль,
что его подчиненные попросту разыгрывают нового начальника. -  Вы  ведь,
Прохор, не могли знать,  что  Айзенберг  пошлет  вас  наверх!  Если  так
смотреть, то и я под подозрением! Первый день в группе - и как раз...
   - Ага... - блаженно улыбнулся Ахилло. - Понятливый у нас начальник  -
а, товарищ лейтенант?
   - Та-а-ак... - Нет, его определенно разыгрывали! А  если  нет?  Тогда
действительно кто-то из них троих - агент проклятой "Вандеи"! Получалось
и в самом деле нечто нелепое.
   - А могло быть и по-другому, - как  ни  в  чем  не  бывало  продолжал
Ахилло. -  Корф  мог  завербовать  кого-то  из  технического  персонала.
Телефонистку, например. Вся информация -  к  его  услугам...  Или  иметь
человека в отделе ЦК, который курирует Большой Дом...
   - Могло... - Сергей помолчал и наконец не выдержал:
   - Ребята, давайте серьезно! Я ведь еще ни черта не понимаю! Помогите!
   - Да мы здесь тоже ни  черта  не  понимаем!  -  Ахилло  вскочил,  его
напускное равнодушие как ветром сдуло. ~ Сергей, тут что-то не  так!  Мы
ошиблись с самого начала!
   - То есть? Как ошиблись?
   - Не верю я в этого Корфа! - Ахилло рубанул воздух ладонью. - И в эту
самую "Вандею", честно говоря, - не очень.  По-моему,  нам  дали  тухлый
след!
   -  Вы  тоже  так  думаете,  товарищ  лейтенант?  Карабаев  подумал  и
неторопливо кивнул. Час от часу не легче!
   - Товарищ лейтенант! ~ Сергей обращался к Карабаеву,  словно  надеясь
на его крестьянский здравый смысл. - Почему вы сомневаетесь?
   Прохор медленно пожал плечами:
   - Ну... в общем, как будто кто-то нарочно  подкидывает  нам  улики...
Корф этот... его ведь никто не видел уже много лет...
   - Как? Ведь две недели назад он был в Столице?
   - Говорят, что был, - прокомментировал Ахилло. - Вроде видели  его  в
гостинице "Националь". Вроде шел по коридору. Вроде сидел в ресторане. С
ним никто не разговаривал, даже близко не подходил...
   - Вроде наживки, - вставил Прохор. - Мы кидаемся, ищем этого Корфа  -
и  вот  группы  нет...  Кроме  того,  товарищ  старший  лейтенант...   Я
просмотрел его дело... В  тридцатом  Корф  бежал  из  Соликамлага  -  из
"Девятки"...
   - Она же "Белый Лебедь", - хмыкнул Михаил.
   - Бежал зимой, через тайгу, один... У него не  было  шансов,  товарищ
старший лейтенант! Я эту тайгу знаю. Он бы не вышел... У него даже ружья
не было...
   На эту деталь Сергей тоже успел обратить внимание. Он  даже  подумал,
что Корф ~ вероятно, какой-то сверхчеловек. Прохор его понял:
   - Корфу тогда было всего восемнадцать. Он городской, из Столицы.  Ему
в тайге и трех дней не продержаться. А после его никто и не видел...
   - Но... но, товарищи... У нас  есть  документы,  донесения!..  Вы  же
читали...
   - Читали, ~ кивнул Ахилло. - И знаете, что мне кажется? Эта "Вандея",
если  она  действительно  существует,  сама  снабжает  нас  информацией.
Точнее, дезинформирует. Во всяком случае, часть наших данных - липа!
   Теперь надо успокоиться. Похоже, гибель Айзенберга и его  сотрудников
произвела на уцелевших куда  более  сильное  впечатление,  чем  казалось
Сергею.
   - Постойте... Давайте разберемся... Если нас  кто-то  дезинформирует,
значит, этот "кто-то" существует, так?
   Ахилло кивнул. Карабаев, чуть подумав, тоже.
   - Этот "кто-то" устроил засаду и погубил наших  товарищей.  Это  тоже
факт. Значит, мы будем  его  искать.  А  "Вандея"  это  или  нет  -  там
разберемся. Согласны?
   На этот раз никто не возражал.
   -  Нам  приказано  еще  раз  изучить  всю  информацию   и   высказать
соображения. Этим мы и займемся. Что вы можете еще добавить?
   И вновь наступило молчание. Наконец заговорил Ахилло:
   - Прежде всего, тот ~ или те, кого мы ищем, - из Столицы.  Я  в  этом
почти уверен. Дальше. Он - или они -  из  "бывших".  Иначе  не  было  бы
такого названия...
   Сергей тоже думал об этом. "Вандея" ~ в этом слове был вызов,  хорошо
продуманный и дерзкий.
   - Но... может быть,  эмигранты...  -  Пустельга  вспомнил  данные  из
досье.
   - Может быть, - согласился Михаил, - но у них есть человек в Столице.
   Спорить не приходилось. Сергей вдруг понял, что ему следует  еще  раз
пересмотреть все материалы по "Вандее". В предыдущие  дни  он  несколько
раз перечитал их, но тогда все мысли были о другом ~ о гибели  майора  и
его сотрудников...
   Пустельга  отправил  Ахилло  к  экспертам,  чтобы  попытаться  узнать
что-нибудь новое по поводу взрыва, а Карабаеву велел еще раз  наведаться
по всем адресам, где жили свидетели, видевшие Корфа. Сделал он  это  без
особой нужды, на всякий случай. Надо было  остаться  одному,  чтобы  без
помех вновь изучить дело.
   И вот перед ним несколько толстых папок, на каждой из которых крупным
почерком покойного Айзенберга было выведено: ""Вандея"  ј...".  Все  это
Сергей уже успел изучить. Это проклятое дело началось приблизительно год
назад, летом 1936-го...
   Да, именно летом  1936-го...  Сотрудник  Иностранного  отдела,  некто
"Зеленый", сообщил о странном  случае  в  редакции  эмигрантской  газеты
"Дозорный" - мелкого белогвардейского листка, выходящего в Париже.  Один
из его сотрудников вернулся из Китая и напечатал ряд небольших  очерков.
Их было шесть, но последний - шестой -  был  внезапно  снят  без  всяких
объяснений. Дотошный агент сумел достать корректуру. Она была тут же - в
папке - смятая, а затем  вновь  аккуратно  разглаженная  утюгом,  отчего
страница немного пожелтела...
   Очерк назывался "Вандея". Точнее,  не  очерк,  а  небольшой  рассказ.
Сюжет      не      отличался      оригинальностью      -       несколько
белогвардейцев-подпольщиков  бегут  из  большевистского   концлагеря   и
пробираются к Сибирской  железной  дороге.  Они  делают  привал,  и  тут
начинается беседа. Все ее участники названы не по именам, а по  кличкам,
причем  каждый  имел  прозвище  по   фамилии   одного   из   французских
контрреволюционеров, боровшихся  с  якобинской  диктатурой.  Здесь  были
Батц, Рошжаклен, Кадудаль, Прижан, Фротто. Все они предлагали свои планы
свержения власти большевиков - от иностранной интервенции до  надежд  на
постепенное внутреннее перерождение режима. Последним выступил тот, кого
товарищи называли Лантенак, -  судя  по  всему,  командир  беглецов.  Он
предложил создать крупную законспирированную организацию в СССР,  причем
подполье должно быть  связано  с  высшими  структурами  управления  -  с
аппаратом ЦК,  Наркоматом  обороны  и,  естественно,  с  Большим  Домом.
Организацию он предложил назвать  "Вандея"...  .  Очерк  был  так  себе,
типичная эмигрантская агитка, и совершенно  непонятно  решение  редакции
снять его с полосы. Объяснение могло быть одно  корреспондент  ненароком
выболтал то, что верхушка эмиграции предпочитала скрыть. Сергей еще  раз
перечитал корректуру. Одна странность обратила  на  себя  внимание.  Все
герои очерка \ были названы по именам подлинных  исторических  деятелей.
Лишь их командир - Лантенак - носил фамилию литературного персонажа...
   Примерно через месяц, в сентябре 36-го, тот же ; "Зеленый" сообщил об
услышанном им разговоре. Бывшие врангелевские генералы Тургул и Манштейн
упомянули о существовании в СССР крупной  террористической  организации.
Тут же лежала справка о Тургул. Антон Васильевич Тургул, бывший командир
Дроздовской дивизии, оставался одним из самых яростных врагов  Советской
власти.  Он  был  активным  работником  военной  секции  РОВСа  и   имел
постоянные контакты с немецкой  разведкой.  Владимир  Манштейн  был  его
давним сослуживцем и другом...
   Следующая  информация  пришла  с  Дальнего  Востока.  Некто  "Онегин"
информировал, что в окружении  атамана  Семенова  стали  поговаривать  о
подготовке крупного рейда на территорию СССР. Особенностью было то,  что
рейд готовится с помощью внутреннего подполья. Ожидался эмиссар  тайного
центра.  Новое  донесение  "Онегина"  подтверждало  предыдущее:  эмиссар
прибыл в Харбин. Следовала его характеристика: он был молод,  решителен,
полон ненависти к Советской власти. "Онегин"  сумел  узнать,  что  этого
эмиссара называли по имени - Владимиром.
   Через  некоторое  время  "Онегину"  предъявили   несколько   десятков
фотографий находившихся в особом розыске  контрреволюционеров.  "Онегин"
без особого труда опознал  в  эмиссаре  подполья  Владимира  Михайловича
Корфа, разыскиваемого с 1930 года, после побега из Соликамского лагеря.
   Следовали материалы по Корфу. Сын белогвардейского полковника, он был
арестован еще в 27-м за участие в нелегальной  антисоветской  группе.  В
лагере создал тайную организацию, готовившую побег, а после разоблачения
бежал сам, исчезнув в заснеженной пустой тайге...
   Несмотря  на  принятые  меры,  рейд  семеновцев  все-таки  состоялся.
Следовал перечень взорванных мостов,  разоренных  колхозов  и  совхозов,
уничтоженных бойцов и командиров Красной Армии. Отряд проник  далеко  на
север и сумел освободить заключенных из двух лагерей. Одн