ольной черноты, вдруг заметил прямо над холмом  легкое,  чуть  мерцающее
сияние. Не выдержав, он растолкал Лебедева, но тот улыбнулся и велел ни  о
чем не беспокоиться...


     Рано утром, наскоро перекусив, они стали подниматься на холм. Капитан
хотел расспросить полковника о том, что видел ночью, но на вершине  понял,
что в это уже нет нужды. Прямо перед глазами блеснула голубая даль  озера,
а за ним в ярких солнечных лучах отсвечивали серебром огромные, различимые
даже  за  несколько  километров,  решетчатые  конструкции.   Посреди   них
возвышалось что-то высокое  с  острым,  выкрашенным  в  ярко-красный  цвет
навершием, похожее на невероятных размеров карандаш, поставленный  острием
в зенит. Чуть дальше можно  было  различить  небольшие  домики  и  длинные
продолговатые здания, обнесенные  почти  незаметной  с  такого  расстояния
оградой.
     - Прошу, господа! Челкель, - голос полковника невольно дрогнул.  Все,
даже бывавшие здесь Богораз и Берг, остановились,  молча  разглядывая  то,
что вполне могло показаться просто невероятным  миражом,  возникшим  среди
скалистой пустыни.
     - Господин полковник - это  ракета?  -  спросил  Арцеулов,  поражаясь
размерами серебристого "карандаша".
     - "Мономах" - кивнул Лебедев. - Здорово смотрится, правда? Эх,  жаль,
вы  не  видели  -  пять  лет  назад  здесь  стояло  три  ракеты.  Это  уже
последняя... Степа, нравится?
     - Ага, - выдохнул Косухин. - И это все... взлетит, да?
     - Ну, не все, - рассмеялся Лебедев. - Взлетит ракета. Рядом  -  фермы
обслуживания, чуть дальше склады, городок... Ну, пошли...
     Они двинулись вдоль берега Челкеля и начали постепенно приближаться к
полигону.  Серебряный  "карандаш"  медленно  рос.  Арцеулов  прикинул,  во
сколько раз ракета выше, к  примеру,  Александровской  колонны  -  и  лишь
покачал головой. Косухин, Александровскую  колонну  не  видевший,  во  все
глаза глядел на невиданное диво.
     - Наташа, - наконец не выдержал он. - И  это  все,  ну...  взлетит  в
этот... эфир?
     - Я же  вам  рассказывала,  Косухин,  -  улыбнулась  девушка.  -  Это
называется "ракетный поезд". Там как бы три "вагона" - три ракеты, одна за
другой. Нижняя вначале толкает верхние, потом там  выгорает  топливо.  Ну,
помните?..
     - Ага, - сообразил Косухин. - И в этот эфир попадает то, красное?
     Он указал на верхнюю часть ракеты.
     - Это и есть эфирный корабль, - кивнул шедший  впереди  полковник.  -
Эфирный корабль "Владимир Мономах-2".
     - И ты там будешь? Ну, внутри?
     - Да, - коротко ответил Лебедев. - Надеюсь...
     Они прошли еще несколько километров. "Мономах" занимал  теперь  почти
полнеба. Можно было уже разглядеть небольшой городок, расположенный правее
от стартовой площадки, высокий каменный забор и вышки охраны.
     "Сколько  же  тут  их  будет?  -  стал  смекать  Степа,  рассматривая
продолговатые здания, походившие на казармы.  -  Батальон?  Пожалуй,  даже
больше..."
     Арцеулов подумал приблизительно о том же, наметанным взглядом отметив
внушительный вид оборонительных сооружений. Полигон стоял  посреди  ровной
степи, лишь частично прикрытый озером, но  подойти  к  нему  было  не  так
легко. Особенно, если часть подходов, к примеру,  заминировать.  Ростислав
поделился своими мыслями с Лебедевым, и тот  подтвердил,  что  так  оно  и
есть, а посему с дороги лучше не сходить.  Дорога,  насколько  он  помнил,
была безопасна и охранялась патрулями...
     Первый патруль они увидели километрах в трех от вышек охраны. Четверо
всадников в длинных серых шинелях выехали из-за ближайшего холма, и,  чуть
постояв, рысью направились прямо к ним.  Короткие  кавалерийские  карабины
смотрели на гостей.
     Им  было  предложено   остановиться   и   бросить   оружие.   Лебедев
представился и хотел  показать  свои  документы,  но  приказ  был  тут  же
повторен, причем самым категорическим тоном. Пришлось подчиниться. Правда,
всадники ограничились тем,  что  забрали  карабин,  не  поинтересовавшись,
имеют ли путешественники еще что-либо в  запасе.  Арцеулова  и  Степу  это
сразу же насторожило. Красный командир Косухин мысленно обозвал патрульных
раззявами, поскольку действуют они явно спустя рукава, а капитан  приметил
то, что ускользнуло от Степы - среди патрульных не было офицера.
     Когда узкая, едва  заметная  среди  камней  дорога  перевалила  через
очередной бугор, всем стало понятно, что  сюрпризы  далеко  не  кончились.
Прямо перед ними, за большими железными воротами, стояло двухэтажно здание
из желтого камня, рядом с которым высилась мачта с развевающимся по  ветру
флагом. Флаг был красный...



                               10. ЧЕЛКЕЛЬ

     Отступать было некуда - навстречу  от  ворот  спешили  еще  несколько
солдат, держа наперевес уже  не  карабины,  а  трехлинейки  с  примкнутыми
штыками. Полковник и Ростислав невольно переглянулись, но  Лебедев,  поняв
немой вопрос Арцеулова,  покачал  головой.  Действительно,  сопротивляться
было бессмысленно. Степа  же  недоуменно  оглядывался,  пытаясь  осмыслить
неожиданное зрелище. Значит, покуда его братан ездил в Иркутск да  собирал
господ интеллигентов, тут кое-что переменилось.  И  хотя  зрелище  родного
флага должно было настроить красного командира на оптимистический лад,  он
почему-то насторожился и решил быть начеку.
     Их остановили у ворот. Солдаты  перекинулись  несколькими  словами  с
патрульным, а затем направились прямо к ним. Впереди шел невысокий унтер с
повязкой дежурного на рукаве.
     - Кто такие, граждане? - поинтересовался он, поднося руку к  фуражке.
Николай Иванович шагнул вперед:
     - Полковник Лебедев. Со мною  группа  специалистов.  Что  у  вас  тут
случилось?
     Он достал из кармана летной куртки какие-то бумаги и протянул унтеру.
Тот поглядел на них, потом на полковника, о чем-то пошептался с  одним  из
солдат, а затем опять козырнул:
     - Здравия  желаю,  господин  полковник!  Извините,  сразу  не  узнал.
Пройдемте в штаб...
     -  Какой  штаб?  -  удивился  Лебедев.  -  Мне   нужно   к   генералу
Боярышникову!
     - Генерала нет. Пройдемте, граждане...
     Пришлось вновь подчиниться,  хотя  Арцеулова  так  и  тянуло  достать
"бульдог" и объяснить "гражданам", как нужно обращаться с офицером.  Степа
же глядел на  солдат  с  явным  недоверием  -  в  январе  20-го  обращение
"граждане" уже начинало выходить из употребления. Во всяком случае,  слово
звучало не особо по-большевистски.
     Они прошли через ворота и направились к  двухэтажному  зданию,  возле
которого слонялись без дела десятка два солдат с оружием, принявшихся  тут
же с любопытством  разглядывать  гостей.  Ни  одного  офицера  -  это  уже
заметили все - тут тоже  не  оказалось,  и  происходящее  мало  напоминало
налаженный порядок военной части.
     В здании, где также были лишь солдаты и унтера, причем все с оружием,
гостей отвели на второй этаж, в  комнату,  на  двери  которой  красовалась
небрежно выполненная на клочке бумаги надпись:
     "Революционный штаб авиаотряда Челкель"
     За дверью стоял  густой  сизый  дым  от  горевших  самокруток,  сразу
показавшийся Степе  родным  и  привычным.  За  большим  столом  находилось
несколько солдат и унтер-офицеров, а в углу верхом  на  стуле  пристроился
единственный офицер-прапорщик в погонах, но с красной повязкой на  рукаве.
При виде вошедших все встали, а некоторые даже попытались отдать честь.
     - Кто у вас здесь старший? - спросил Лебедев таким тоном,  что  Степа
даже удивился.
     - Фельдфебель Гаврилов, - представился один из сидевших за столом.  -
Начальник штаба. Это - члены штаба, ваше... то есть  гражданин  полковник.
Здравствуйте, Николай Иванович Вы меня, может, помните?..
     - А, Гаврилов... - всмотрелся Лебедев. - Здравствуйте.  Вы,  кажется,
из команды обслуживания? Слушайте, что у вас произошло?
     - Пока  ничего  трагичного,  господин  полковник,  -  ответил  вместо
Гаврилова прапорщик  с  красной  повязкой.  -  Разрешите  представиться  -
прапорщик Остроумов. Граждане, здесь женщина, уступите место...
     Один из унтеров тут  же  уступил  свой  стул,  другой  был  предложен
полковнику. Берг кивнула и села,  с  интересом  оглядывая  присутствующих.
Полковник садиться не стал и лишь облокотился на спинку стула.
     - Гарнизон особого авиаотряда Челкель, узнав  об  отречении  Колчака,
постановил перейти на сторону советской власти, - продолжал  прапорщик.  -
На общем митинге был избран штаб  для  временного  руководства  отрядом  и
полигоном. Гражданин Гаврилов - начальник, я его заместитель...
     - А где остальные? - не выдержал Лебедев. - Где офицеры, техники?
     - Часть техников перешла на нашу сторону. Что касается  офицеров,  то
мои коллеги проявили совершенно бессмысленный консерватизм...
     Арцеулов скрипнул зубами: он хорошо помнил семнадцатый год и то,  что
делала солдатня с  проявившими  консерватизм  людьми  в  золотых  погонах.
Похоже, Лебедев подумал о том же.
     - К счастью, обошлось без жертв, - рассеял их опасения  Остроумов.  -
Командующий   отрядом   генерал    Боярышников    бежал,    а    остальные
забаррикадировались в бункере на полигоне. Мы ведем  переговоры,  но  пока
безуспешно. Мы не хотим крови, господин полковник...
     "Либералишки,  -  прокомментировал  про  себя  Степа.  -  Эсеровщиной
попахивает."
     Впрочем, он и сам был не против  такого  развития  событий.  В  конце
концов, война действительно кончалась, а советская власть,  как  известно,
всегда отличалась пролетарским гуманизмом.
     - Позвольте, - растерянно произнес полковник. - Но ведь на  завтра...
В крайнем случае, на послезавтра назначен запуск "Мономаха"!
     - Так точно! - подтвердил фельдфебель Гаврилов. -  Только,  гражданин
полковник, тут такая петрушка... Вы не подумайте, мы ведь все добровольцы,
так что понимаем... "Мономаха" мы чуть не год готовили. Только такое  дело
получается...
     Он замялся, а затем предложил выпить чаю. Никто,  даже  Арцеулов,  не
возражал. Чай был разлит в жестяные  кружки,  откуда-то  появились  ржаные
сухари, а из соседней комнаты были принесены недостающие стулья.  В  дверь
то и дело просовывались любопытные  физиономии,  но  Гаврилов  каждый  раз
решительно приказывал не мешать.
     Хлебнув чаю - чай был незнакомый, желтый - фельдфебель начал рассказ,
время от времени дополняемый репликами Остроумова и  членов  штаба.  Почти
сразу стало ясно, что положение действительно очень непростое.
     После бегства генерала  Боярышникова  революционный  штаб  постановил
обратиться по радио к  совету  народных  комиссаров  с  просьбой  прислать
уполномоченного для передачи Челкеля в ведение Республики. Покуда же  было
решено продолжить подготовку  к  старту,  ввиду  того,  что  Совреспублика
должна  быть   заинтересована   в   продолжении   столь   важных   научных
исследований. Однако большинство офицеров заперлось в бункер и  пригрозило
взорвать полигон, если их попытаются выкурить силой.
     Переговоры ничего не дали. Ни Столица, ни Иркутск не  отвечали,  хотя
радио было несколько раз продублировано.  Работы  на  стартовой  площадке,
естественно, остановились. Это было еще  не  главной  бедой  -  подготовка
почти завершена, оставалось лишь доделать некоторые  мелочи,  но  два  дня
назад обстановка резко обострилась. Отряды  генерала  Мо,  все  предыдущие
месяцы строго сохранявшие нейтралитет, внезапно подошли с юга,  блокировав
путь на город Яркенд и отрезав Челкель от российского Туркестана.  Генерал
Мо через парламентера приказал в трехдневный срок передать ему полигон  со
всем имуществом, в противном случае  обещая  начать  штурм.  Уходить  было
некуда - единственная дорога  вдоль  Такла-Макана,  по  которой  и  прошла
группа  Лебедева,  вела  вглубь  Китая,   вдобавок   войска   братьев   Мо
перехватывали ее, к счастью,  значительно  восточнее.  Оборона  базы  была
способна какое-то время сдержать атакующих, тем более те покуда  не  имели
артиллерии, но запасы боеприпасов хранились в бункере, где держали оборону
офицеры. Штаб обещал генералу Мо дать ответ на третий день, надеясь за это
время получить распоряжение из Столицы или, в крайнем случае,  прорываться
через пустыню на запад.
     - Ерунда какая-то, - не выдержал Арцеулов. - Нашли время митинговать,
господа! Если вам наплевать на полигон, подумали бы о  собственной  шкуре,
прежде чем на офицеров охотиться!
     Ему довольно обидчиво ответили,  что  никакого  зла  на  офицеров  не
держат, поскольку здешние  офицеры  -  тоже  добровольцы,  вдобавок,  люди
образованные и культурные. Более того, штаб готов всячески ходатайствовать
перед Соввластью,  чтобы  разрешить  офицерам  вновь  приступить  к  своим
обязанностям и  успешно  завершить  запуск,  а  после,  если  потребуется,
защищать Челкель. Однако, офицеры штабу не верят и  считают  бунтовщиками,
не желая идти на переговоры.
     Путешественники переглянулись. Лебедев был  явно  растерян,  Арцеулов
шипел от злости, Берг о чем-то  лихорадочно  размышляла,  лишь  Богораз  и
Степа казались  невозмутимыми.  О  чем  думал  Семен  Аскольдович,  так  и
осталось в тайне, а Степа, дожевав сухарь и  аккуратно  поставив  на  стол
пустую кружку, оправил полушубок и решительно встал. Взоры всех, кто был в
комнате, немедленно обратились на него.
     - Ну вот чего, мужики, - с достоинством начал Косухин. - Поговорили -
и будя. А теперь слушай меня...
     Он достал из кармана гимнастерки  тонкий  лист  пергаментной  бумаги,
украшенной огромной синей печатью Сиббюро и положил его на стол:
     - Я, стало быть, Степан Косухин, представитель  Сибирского  бюро  ЦК.
Что такое Сиббюро, слыхали, товарищи?
     Удостоверение  обошло  всех  присутствующих  и  было  возвращено  при
почтительном молчании. Похоже, о Сиббюро были наслышаны даже здесь.
     - Так вот, - удовлетворенно продолжал Косухин, чувствуя, что начинает
овладевать ситуацией. - Полномочий у меня на три ваши авиаотряда  хватает,
а посему объявляю себя комиссаром Челкеля. Возражения есть?
     Возражений не последовало. Члены штаба растерянно и даже с  некоторым
испугом смотрели на пришедшего прямо  из  Такла-Макана  посланца  грозного
Сиббюро. Брат глядел на Степу чуть прищурившись, начиная что-то  понимать.
Если кто и был в бешенстве, так это, конечно,  Арцеулов.  Ростислав  вновь
ощущал себя лишним и бесполезным, как на борту "Муромца". Он понимал,  что
если кто сможет разобраться в нелепой ситуации и  опасной  обстановке,  то
это, без сомнения, не он, а этот краснопузый. И капитан вдруг почувствовал
нечто вроде зависти.
     - Возражений нет, - констатировал Степа. -  А  распоряжения  такие...
Караулы выставлены?
     - Так точно, гражданин комиссар, - поспешил доложить Гаврилов.
     - Товарищ комиссар, - внушительно поправил Степа. -  Хреновые  у  вас
караулы, можно хоть пулемет пронести... Значит, охранять базу, как  зеницу
ока, потому она теперь собственность трудового народа. Это понятно?
     Члены штаба согласно  зашумели.  Выражение  "собственность  трудового
народа" им понравилось.
     - Подготовку к этому... старту, в виду его научного значения для дела
мирового пролетариата будем продолжать. А для этого посылаем  делегацию  в
бункер. Пойдут гражданин  полковник  Лебедев  и  другие  граждане  ученые.
Договоримся так: офицеры сдают бункер и возвращаются к своим обязанностям.
Оружие им оставить  в  виду  военной  обстановки.  Штаб  будет  руководить
обороной. Вопросы?
     - Они могут не согласиться, товарищ Косухин, - заметил один из членов
штаба. - Боятся...
     - Ниче, - заявил Степа, взглянув на мрачного Арцеулова.  -  А  мы  их
попросим...
     Предложение было принято, и члены штаба стали  совещаться  о  составе
делегации. Путешественники  получили  возможность  обменяться  несколькими
фразами.
     - Вы молодец, Косухин, - решительно заявила Берг. -  Я  бы  вас  даже
поцеловала, но вы слишком небритый...
     - Думаешь, они будут тебя слушать,  Степан?  -  Лебедев  настороженно
поглядывал на  шумевших  солдат.  -  Ты  это  хорошо,  конечно,  придумал,
спасибо. Но, боюсь, мы не договоримся...
     - Ниче, Николай, - спокойно ответил  Степа,  заворачивая  гарнизонную
"козью ногу". - Уж как-нибудь... Они здесь непуганные...
     Полковник не понял и  удивленно  посмотрел  на  брата.  Арцеулов  же,
услышав  краем  уха  последнюю  фразу,  тоже  сперва  удивился,  а   потом
сообразил. Краснопузый прав - гарнизон  Челкеля  не  участвовал  в  смуте.
Здесь не знали, как поднимать восстание, идти  на  штурм  и  провозглашать
совдепы. Все, на что хватало здешней солдатни - это поднять красную тряпку
над казармой и потребовать  подчинения  большевистскому  правительству.  И
даже в этом чувствовалась логика - Челкель подчинялся российским  властям,
а  другой  власти  в  стране,  после  отречения  адмирала,  уже  не  было.
Неудивительно, что на Степу с мандатом Сиббюро здесь смотрели  не  как  на
пленного партизана, а как на полномочного посланца грозной Совдепии.
     Косухин,  несмотря  на  внешнюю  уверенность,  сам  был  в  некоторой
растерянности от своей наглости. Ни о чем подобном он  вначале  не  думал,
но, слушая нестройную толпу "штабных", понял, что дела не  будет.  Слишком
много Степа насмотрелся на  всякого  рода  митинги,  после  которых  полки
бросали позиции, на выбранные "штабы"  и  "комитеты",  тянувшие  в  разные
стороны. Оставалось одно - рискнуть.  Тем  более,  это  была  единственная
возможность помочь брату.
     Между тем штаб выбрал делегацию, куда вошел, естественно, фельдфебель
Гаврилов и прапорщик с красной повязкой. Посовещавшись со Степой,  Лебедев
решил  взять  всех  остальных,  кроме  самого  Косухина  -  новоиспеченный
комиссар решил, не тратя  времени,  начать  организацию  власти.  Арцеулов
вначале тоже решил остаться - уговаривать осажденных офицеров не тянуло, -
но потом  понял,  что  полковник  прав.  Ведь  именно  он  получил  приказ
адмирала.


     Перед бункером - мощным, врубленным в каменистую землю сооружением, -
лежали мешки с песком, между которыми  торчало  дуло  "Максима".  Впрочем,
делегацию  подпустили  к  самому  входу.  Вначале  командовавший  заслоном
поручик встретил пришедших достаточно сурово, но, увидев  Лебедева,  очень
обрадовался и поспешил, позвонив  куда-то  по  телефону,  пропустить  всех
вовнутрь.
     Их тут  же  окружила  толпа  офицеров.  Полковника  узнали  и  начали
закидывать вопросами, главным из которых был один -  что  им  всем  теперь
делать. Арцеулов, молча наблюдавший за происходящим, заметил, что  кое-кто
здесь знаком и с Богоразом, а некоторые явно знали Берг.  Итак,  и  тут  к
гостям с "большой земли" отнеслись как к последней инстанции.
     Наконец офицеры успокоились и, собравшись в большом  подземном  зале,
освещенном огромными желтоватыми  лампами,  устроили  нечто  вроде  общего
собрания.  Старшим  здесь  был  молодой  полковник,  заменивший  бежавшего
командующего.  Арцеулова  поразило,  что  офицеры  выглядят   куда   более
нерешительными, чем  недавно  виденная  им  солдатня.  Впрочем,  это  было
понятно - офицеры полигона  были  большей  частью  техниками,  никогда  не
воевавшими и не знавшими строевой службы. Они привыкли к спокойной  работе
с нижними чинами и теперь просто не знали, что делать.
     Вначале  говорил  Лебедев,  затем  пришлось  выступить  и  Арцеулову.
Капитан кратко рассказал о  последнем  приказе  Верховного,  для  верности
продемонстрировав письмо с подписью адмирала. Это прозвучало  убедительно,
но офицеры по-прежнему не знали, как  этот  приказ  выполнять.  Восставших
боялись. Капитан понял, что  многие  тоже  не  прочь  перейти  на  сторону
совдепов, но "по всей форме", с присылкой полномочной комиссии, которая бы
приняла этот важнейший для страны объект.
     Тогда слово вновь взял Лебедев. Он предложил уже известный компромисс
- офицеры возвращаются на объект и вместе во  в