ивке
стала дыбом, он зарычал и внезапно прыгнул. Келюс  еле  успел  отскочить
оконная рама с грохотом распахнулась, и  в  окне  показалась  оскаленная
морда. Передние лапы зверя зацепились за раму, и  он  повис,  рыча  и  с
ненавистью глядя на Николая.  Почти  тут  же  послышался  грохот:  волк,
стороживший вход, со всего размаху бросился на рассохшиеся доски двери.
   Николай медленно, словно во сне, поднял пистолет и  наставил  его  на
оскалившуюся морду. Волк вновь зарычал, и палец Келюса надавил на спуск.
Но выстрела не последовало - оружие дало осечку.
   В ту  же  секунду  волчья  голова  исчезла,  зверь,  не  удержавшись,
спрыгнул на землю. В дверь вновь ударило,  но  старые  доски  выдержали.
Послышалось рычание, однако, выглянув наружу, Келюс  понял,  что  первый
приступ отбит: волки отошли на прежнее место.
   Пользуясь передышкой, Николай осмотрел пистолет. Оружие было в полном
порядке, и Келюс подумал было о нелепой случайности, но тут же  вспомнил
прошлогодний август. Тогда "браунинг" тоже  дал  осечку  в  тот  момент,
когда в дом вломились  ярты  Волкова.  Лунин  понял,  что  это  вряд  ли
совпадение. Итак, он фактически безоружен.
   Николай обошел избу. К счастью, лунный  свет  заливал  комнату,  было
светло, и он быстро нашел то, что требовалось,  -  старую,  немного  уже
изогнутую ржавую кочергу. Конечно, для четырех волков  этого  явно  было
недостаточно, но по крайней мере один из них теперь имел  шанс  получить
на полную катушку.
   Келюс вновь выглянул: волки по-прежнему сидели  на  местах.  Внезапно
где-то издали послышался какой-то странный звук: то ли закричала  ночная
птица, то ли треснул древесный ствол. Вначале Николай не обратил на  это
внимания, но потом заметил, что его  гости,  отбежав  немного,  замерли,
поглядывая то на дом, то куда-то назад. И Николай понял, что  тот,  кого
ждали, приближается. Он ждал человека, а увидел силуэт,  который  принял
вначале за еще одного  волка.  Но  когда  зверь  подбежал  ближе,  Келюс
убедился, что это не волк. Со стороны опушки к дому  неторопливо  бежала
большая собака, издалека действительно похожая на  волка,  но  глаза  ее
горели не зеленым огнем, а красным пламенем. Когда она подбежала  ближе,
руку Николая пронзила боль, и он вспомнил: эту тварь  он  уже  встречал.
Именно она прокусила ему локоть в тот уже далекий майский вечер.
   Тут уж сомневаться не приходилось. Лунин прицелился и нажал на спуск,
но "браунинг" вновь дал осечку. Тогда он спрятал бесполезный пистолет и,
взяв в руку кочергу, стал поближе к дверям. Он не боялся этих тварей, но
вслед за собакой должен подойти ее хозяин. А Сиплого не остановит жалкая
дверная задвижка.
   Между  тем  собака  была  уже  совсем  рядом.  Волки   встретили   ее
повизгиванием,  в  котором,  как  показалось  Николаю,  чувствовались  и
радость, и страх. Окружив пса, они, казалось, о чем-то ему говорят, то и
дело кивая серыми мордами на дом. Вдруг собака подняла к Луне  огромную,
уродливую голову и завыла. Келюс вздрогнул и сжал в руке железный  прут:
этот вой среди глухого леса  казался  зловещим.  И  вдруг  откуда-то  из
глубины подступавшего к поляне леса, еще не близко, но уже  и  не  очень
далеко, кто-то завыл в ответ. Вой был не  похож  на  собачий.  Казалось,
кричит человек, но Келюсу еще  никогда  не  приходилось  слышать  такого
голоса.
   "Сейчас начнется", - понял Келюс, жалея лишь о  том,  что  не  сможет
приберечь для себя  последнюю  пулю.  Собака  вновь  завыла,  послышался
ответный вой, но уже совсем рядом, и вот на краю  поляны  возник  черный
силуэт. Лунин ждал знакомую фигуру в шляпе, но тут же  понял,  что  тот,
чей темный силуэт уже можно было разглядеть, без  сомнения,  не  Сиплый.
Николаю показалось, что это вообще не человек:  на  огромном,  непомерно
широком туловище низко сидела странная, нечеловеческой формы голова.  От
фигуры веяло страшной древней силой, перед  которой  бессмысленно  любое
оружие.
   "Вия, что ли, привели?" - нашел в себе силы усмехнуться Келюс, и  тут
же вспомнил слова Фрола о гургунх-эре. Страшная фигура двинулась  вперед
. Келюс оглянулся, лихорадочно осматривая пустую избу в поисках  чего-то
более подходящего, чем  кочерга,  но  вдруг  до  него  донеслось  что-то
похожее на легкое  дуновение  ветерка.  Чувство  было  странным:  ветер,
внезапно нарушивший недвижное спокойствие ночного воздуха, был теплым, и
Николай вдруг ощутил непонятное облегчение. Он оглянулся к окну и замер:
поляна была пуста - ни волков, ни  красноглазой  собаки,  ни  того,  что
двигалось с опушки. Николай протер глаза,  но  поляна  по-прежнему  была
пуста. Из леса послышался привычный крик ночной  птицы,  которую  мучила
бессонница;  луна  по-прежнему  бесстрастно  лила  серебристый  свет,  а
откуда-то, может быть от  недальной  реки,  дул  теплый  ветер.  Николай
отбросил  в  сторону  кочергу,  автоматически  вытер  руки,  запачканные
ржавчиной, и без сил опустился на лавку.
   В голове мелькали жуткие картины только что виденного, сердце все еще
бешено билось, и вдруг Лунин услышал чьи-то тихие шаги. Взглянув в окно,
он увидел два темных силуэта. Они быстро приближались  к  дому.  Похоже,
те, кто шел сейчас через залитую лунным светом поляну, спешили.
   Келюс подумал было о пистолете,  но  внезапно  почувствовал  страшную
усталость. Он понял, что обороняться  у  него  уже  не  будет  сил.  Но,
странное дело, гости не  вызывали  у  него  тревоги.  Напротив,  Николай
почувствовал облегчение: страшное одиночество заканчивалось.
   Темные фигуры приближались. Келюс уже понял, что эти двое  -  молодые
люди, судя по всему, несколькими  годами  моложе  его  самого.  Они  шли
быстрой походкой опытных путешественников, которым  нетрудно  пройти  за
день не один десяток километров. Николай подумал о туристах,  тем  более
что за плечами у них было по небольшому мешку, но его  смутила  странная
одежда. Келюс не мог  понять,  в  чем  дело,  и  лишь  когда  незнакомцы
поднимались на скрипящее крыльцо, сообразил, где он  видел  эту  одежду.
Его поздние гости были монахами. За  дверью  послышались  тихие  голоса.
Один, низкий, немного хрипловатый, убеждал другого, голос  которого  был
тихий, совсем юношеский. Наконец в дверь постучали. Келюс уже  не  верил
ничему: ни офицерской форме  Китайца,  ни  высокому  чину  того,  с  кем
беседовал в Белом Доме. Едва ли монашеская одежда успокоила бы  его.  Но
двое, стоящие за дверью, почему-то вызывали  доверие.  В  конце  концов,
именно их появление вспугнуло свору, уже готовую идти на штурм.
   - Кто? - спросил наконец  Келюс,  пытаясь  говорить  тоном  человека,
которого разбудили среди ночи.
   - Не гневайся, хозяин, - ответил хрипловатый голос. - Странники мы. С
дороги сбились.
   - Какой дороги? - насторожился Келюс. Никаких  дорог,  насколько  ему
известно, поблизости не было.
   - В обитель возвертались, - ответил другой, юношеский голос, -  да  в
Княжий Бор завернули: там староста хворает. По  темноте  вышли  и  тропу
спутали.
   Келюс  подумал,  что  молодые  монахи,  вероятно,  из   какого-нибудь
восстанавливаемого монастыря, еще не освоились как следует  со  здешними
лесами.
   Он представил, каково оказаться ночью в такой чаще, и  посочувствовал
путникам.
   - Пусти, хозяин, - попросил хрипловатый голос, -  нам  бы  только  до
утра подремать.
   Николай решился и, спрятав пистолет, пошел открывать.  В  сенях  было
темно, и Келюс решил пригласить монахов в комнату, где также не было  ни
лампы, ни свечи, но зато в окна лил лунный свет.
   - Мир тебе, хозяин, - степенно  поздоровались  молодые  люди,  снимая
островерхие шапки и наугад крестясь в красный угол.
   - Здравствуйте... - Келюс хотел  сказать  "ребята",  но  передумал  и
ввернул:
   - отцы.
   Монахи и в самом деле были очень молоды. Старшему, с хриплым голосом,
было лет двадцать, а  младшему,  судя  по  всему,  едва  ли  исполнилось
восемнадцать.
   Наверное,  тон  Келюса  не  укрылся  от  гостей,  поскольку   старший
недовольно покосился, а затем наставительно произнес:
   - Сан, на нас возложенный, во всяком возрасте почтенен!
   - Оставь, брат, - перебил младший, и Лунин почувствовал, что  молодой
человек улыбается, - гордыня сие. Да и не монахи мы еще.  Только  послух
приняли. Какие мы отцы!
   - Да  и  я  тут  не  хозяин,  -  поспешил  пояснить  Келюс.  -  Зашел
переночевать... У меня и фонарика нет...
   - Все одно хозяин, - наставительно заметил старший и извлек из  мешка
пару свечей. Свечи задымили, и Николай понял, что они не стеариновые,  а
восковые. В неярком колеблющемся свете Келюс смог разглядеть лица  своих
ночных гостей. Они были действительно молоды,  хоть  под  подбородком  у
каждого уже вилась узкая юношеская  бородка.  Лица  оказались  настолько
схожи, что Николай понял: младший, сказав старшему "брат", имел  в  виду
не традиционное монашеское обращение, а нечто куда более простое: монахи
были родными братьями. Да, их лица были действительно  похожи,  но  если
лицо старшего Келюс видел в первый раз, то молодой  послушник  ему  явно
кого-то напоминал.
   - Вы, наверное, голодны, - заспешил Лунин, войдя в  роль  хозяина.  -
Вот, бином, у меня и хлеба нет! Правда, консервы...  Отцы,  вы  консервы
едите? Они рыбные.
   - Благодарствуем, - кивнул младший, - да только нам и  хлеба  хватит.
Добрые люди в Княжем Бору оделили. И тебе скибку оставим.
   - Спасибо, - растерялся Келюс, - я и не голоден... Тут вообще немного
не до кулинарии, - добавил он, выглянув в окно. На поляне было пусто,  и
Николай облегченно вздохнул.
   - Али разбойники были? - понял старший.  -  То-то,  я  гляжу,  вид  у
тебя...
   - Волки, - коротко ответил Николай, не желая распространяться на  эту
тему. ~ Волки? Да ведь лето ныне! А ты часом не перепутал?
   - Волки - они разные бывают, брат, - тихо заметил  младший,  и  Келюс
вновь подумал, что  молодой  монах  ему  кого-то  напоминает.  Очевидно,
младший имел в виду нечто известное только им двоим,  поскольку  старший
брат хмыкнул, внимательно взглянул на Келюса и покачал головой.
   - Волки, - повторил он, вновь хмуро поглядев на Николая.
   - Вы из какого монастыря? - поинтересовался  Лунин,  решив  перевести
разговор на менее скользкую тему.
   - А ты у него  спроси,  -  вдруг  пробурчал  старший,  неодобрительно
взглянув на младшего  брата.  Чувствовалось,  что  его  настроение  явно
оставляет желать лучшего. - Иные многие покой вкушают, а этот... Да  еще
мудрствует...
   - Не мудрствую я, брат, - так же тихо, но твердо ответил  младший.  -
Вот пусть нас хоть хозяин наш рассудит...
   - Мирянин он! Что он в житии нашем разумеет?
   - А мы? - вновь улыбнулся младший. - Давно ли из миру ушли?
   - Решил он, - так же неодобрительно заговорил  старший,  обращаясь  к
Келюсу, - житие смиренное презреть и уйти, яко леший, в лес  жить...  Не
иначе среди медведей псалмы петь!.. Видано ли сие?  Или  он  всех  отцов
обители нашей мудрей?
   - Не мудрость сие, - горячо, хотя и  по-прежнему  негромко,  возразил
младший. - Недостоин я обители. Один уйду! Вот ежели смогу...
   - А что, - вмешался Келюс. - Это так же, как Сергий!  По-моему,  ваше
начальство, бином, должно таких, как вы, на доску почета вешать.
   - А кто такой Сергий? - спросил младший, и Келюс решил, что  слухи  о
низком образовательном уровне духовенства не так уж несправедливы.
   Николай подробно, не спеша, словно беседуя с  нерадивыми  студентами,
пересказал некоторые эпизоды из жития великого Радонежского  Святого.  К
его удивлению, монахи,  особенно  младший,  слушали,  словно  и  вправду
ничего не знали о Сергии. Младший брат  даже  открыл  по-детски  рот  и,
только  поймав  укоризненный  взгляд  старшего,  поспешил  придать  лицу
серьезный вид.
   -  Вот  так,  -   удовлетворенно   заключил   Келюс,   преисполненный
наследственной атеистической гордыни. -  Я  думал,  у  вас  в  семинарии
чему-то учат...
   - Неученые мы, - охотно согласился младший, - не сподобил  Господь...
Как говоришь" Свет Фаворский видел? Дивно...
   - Будет тебе свет, - хмуро ответил  старший.  -  Ты  и  Часослов  еле
разбираешь...
   - Куда уж мне, - ответил молодой монах и вздохнул. - А все  же  уйду.
Найду место на холме или на горке и скит поставлю. Раз сей Сергий  смог,
то и я возмогу... Таким, как он, не стану, где мне, зато  душа  спокойна
будет...
   - Ну вот и говори с  ним!  -  заключил  старший,  вновь  обращаясь  к
Келюсу. - И отец игумен его уговаривал, и я, и батюшка наш...
   -  Буду  как  Сергий,  -  прошептал  молодой  послушник,  не  замечая
ироничного взгляда старшего брата. - Возмогу...
   И тут Келюс понял, кого напоминает ему этот молодой паренек.
   - Слушайте, отец, - обратился он к нему, с каждой секундой все  более
убеждаясь, что не ошибся. ~ У вас нет родственника-священника? Очень  на
вас похож. Его зовут Варфоломей Кириллович. Не знаете такого?
   Братья удивленно переглянулись.
   - Может, дядя? - неуверенно предположил младший. - Слыхал я,  сан  он
принял. Только не видели его давно. Как переселили нас...
   - Точно, - перебил его Келюс, - он говорил, что его семью выселяли...
Вы очень на него похожи.
   - Видать, похож, - усмехнулся старший брат, на время  забыв  о  своем
плохом настроении. - Он ведь тоже Варфоломей.  Батюшка  говорил,  что  в
честь брата назвали. А я - Степан, стало быть...
   - Ах да, - смутился Келюс. -  Не  представился,  извините...  Николай
Лунин... Я вообще-то в Столице живу...
   - А что здесь оказался? - поинтересовался Степан.  -  Али  бежишь  от
кого?
   - Болен я, - неохотно признался  Келюс.  -  Нет,  я  не  заразный,  ~
добавил он поспешно. - В общем,  решил  здесь  отлежаться...  Ну,  травы
всякие.
   - Травы, говоришь?  -  как-то  странно  спросил  Степан,  внимательно
взглянув в лицо Келюсу. - То-то, я гляжу, странный ты...
   - Оставь, брат, -  перебил  его  Варфоломей.  -  Кто  не  странен?  И
вправду, травы помочь могут...
   Он подошел к Николаю и осторожно, не касаясь, провел по воздуху двумя
ладонями. Келюс почувствовал, как сразу добавилось силы, сердце забилось
спокойнее, а ледяной холод, мучивший уже который день, отступил.
   - Лекаря бы, - немного растерянно произнес Варфоломей, - али  знахаря
какого...
   Похоже,  результаты  краткого  осмотра  изрядно  расстроили  молодого
послушника.  ~  Ладно,  -  заявил  Келюс,  -  были  6   вы,   отцы,   из
медицинского... Давайте-ка ужинать. Консервы открыть?
   Он достал из рюкзака пару банок сайры. Степан удивленно взял одну  из
них в руки, покрутил и показал младшему брату.
   - Ишь, - заметил он, - исхитрились, однако...
   - Я тоже консервы не люблю,  -  признался  Лунин.  -  Только  у  меня
больше, бином, и нет ничего...
   - Не надо, Николай, - сказал Варфоломей, доставая из  мешка  половину
хлебной буханки, - хлеб есть, и слава Богу... Водицы бы...
   - Ах да, - сообразил Келюс, - ну конечно...
   Он вспомнил, что так и не набрал воды. К счастью, рядом с  домом  был
колодец. Он поднял валявшиеся на полу пустые бутылки и, попросив немного
подождать,  вышел  во  двор.  Минуту  он  осматривался,  вглядываясь   в
темневшую неподалеку опушку, и, не заметив ничего опасного, направился к
колодцу.
   Цепь уже успела заржаветь, да и  ведро  явно  знало  лучшие  времена.
Келюс с трудом сдвинул с места ворот, цепь нехотя загремела,  .  но  шли
секунды, а всплеска не было. Наконец  ведро  глухо  ударилось  о  что-то
твердое. Николай повторил попытку, но с тем же успехом: воды  в  колодце
не было.
   Новость была не из веселых. Самому Келюсу пить не хотелось, но мысль,
что он не сможет дать своим  гостям  даже  воды,  казалась  невыносимой.
Николай вернулся в избу, поставил на пол ненужные бутылки, прикинул, где
набрать воды в этом глухом лесу.
   - Колодец высох, - сообщил он наконец. Больше сказать было нечего.
   - Вот жалость-то, - огорченно заметил Варфоломей. -  Знали  бы,  сами
воды набрали. Тут ручей близко.
   - Ну не близко, - возразил Степан. - Однако же и вправду...
   - Тут ручей? - воскликнул Келюс. ~ Где?
   - Болен ты, - наставительно  заметил  старший  брат.  -  Да  и  мест,
видать, не знаешь. Я схожу.
   - Ну нет, - возразил Николай. Эта мелочь  его  задела.  Похоже,  отец
Степан держит его за какого-то белоручку, не  способного  даже  принести
воды. - Я тут хозяин, как вы  и  сами,  бином,  изволили  заметить.  Где
ручей?
   - Влево, там тропинка, - кивнул младший брат, показав в дальний  угол
поляны. ~ Там прямо, совсем близко. Однако, Николай, ты и вправду болен.
Хоть и не заразна хворь твоя...
   Варфоломей не договорил, но по его  тону  Келюс  понял,  что  молодой
послушник догадался, чем именно болен Лунин.
   - Да и по лесу  шляются  всякие...  Волки  опять  же...  -  продолжал
Варфоломей.
   - Лучше мне сходить...
   - Да, - согласился Николай,  -  волки...  Нам  двух  бутылок  хватит?
Братья переглянулись.
   - Не  бери  скляницы  сии,  -  посоветовал  младший,  -  вот,  возьми
туесок... Как раз и хватит.
   Он достал из мешка небольшой туесок  с  плотно  подогнанной  крышкой.
Приглядевшись, Николай понял, что тот сделан из бересты.
   - Антиквариат, - констатировал он,  -  почти  Хохлома,  бином.  А  не
прольется?
   Монахи только улыбнулись. Келюс накинул куртку и  приладил  кобуру  с
пистолетом. В конце концов, в лесу браунинг мог и сработать. Монахи,  не
говоря ни слова, смотрели на его сборы.
   - Ты, Николай, вот что, - внезапно сказал  Варфоломей,  -  воду  бери
там, где часовня стоит. Прямо у нее и набирай. Да и сам из туеска выпей.
   - Да я пить не хочу, - пожал плечами Лунин.
   - Выпей, - строго сказал младший брат, и Келюсу  почудилось,  что  он
слышит голос Варфоломея Кирилловича.
   - Ну выпью, ладно, - неохотно согласился он. - Волшебная эта береста,
что ли? Братья рассмеялись.
   - Да какая волшебная! - отсмеявшись, проговорил младший. - Сам я  сей
туесок сработал. Просто вода в нем сладкая: Береза - дерево доброе...  И
не бери оружие, брат. Оно тебе не понадобится.
   Келюс на секунду задумался. Пистолет вел себя странно, но идти совсем
безоружным как-то не хотелось. Он нерешительно выглянул в окно.
   -  Не  тронут  тебя,  -  вдруг  твердо,  совсем  по-взрослому  сказал
Варфоломей. Только не бойся, воин Николай.
   - Как... как вы меня назвали?  -  Келюсу  вновь  показалось,  что  он
слышит голос старика.
   - Так воин и есть, - усмехнувшись, поддержал  брата  Степан.  -  Вон,
какое диво заморское нацепил - любо смотреть... Али не так?
   - Может, с тобой пойти? - вдруг предложил Варфоломей, и в голосе  его
мелькнуло беспокойство. Келюс невольно вздрогнул,  вспомнив,  что  может
ждать его в лесу. Но тут же устыдил себя:  молодой  паренек  в  рясе  не
должен платить по его счетам.
   - Ну, отцы, - как можно искреннее усмехнулся  он,  снимая  кобуру,  -
будто на войну снаряжаете... Да я мигом.
   - Иди с Богом, - не поддержав шутки, серьезно произнес Варфоломей  и,
подняв худую юношескую руку, благословил его.
   На поляне было тихо, и  Келюс,  сделав  первую  сотню  шагов,  быстро
успокоился.  Тропинку  он  нашел  сразу  -   узкую,   но   зато   хорошо
протоптанную. Лунин подивился тому, кто мог протоптать ее в такой глуши,
и нырнул под темную сень деревьев.
   Тьма охватила его. Высокие  кроны  рассеяли  лунный  свет,  и  только
отдельные блестки прорывались сквозь листву.  Сразу  стало  прохладно  и
неуютно. Келюс вдруг подумал, что вообще-то можно подождать до утра,  но
сворачивать было поздно, и он даже засвистал что-то разудалое,  стремясь
показать если не себе, то тем, кто мог его слышать, что подобные  ночные
прогулки - дело для него совсем обычное.
   Он прошел уже с полсотни метров. Вокруг  было  по-прежнему  тихо,  но
тишина  казалось  странной:  затихли  птицы,   даже   листья   перестали
перешептываться.  Впрочем,  размышлять  о  причинах   этого   Келюс   не
собирался. Он спешил, надеясь быстрее дойти до ручья и стараясь идти к