.  Выдерживать  роль  недоучившейся  сестры
милосердия стоило немалых трудов. Все  время  приходилось  сдерживаться,
чтобы не заговорить по-французски, а то и перейти на привычный с детства
английский с  хорошо  поставленным  американским  акцентом.  Приходилось
думать перед каждой фразой, порой переводя саму себя.
   - Мне нравятся ваши картины, Вячеслав Константинович.  В  Третьяковке
таких нет.
   - Ну помилуйте! - Стрешнев с трудом встал и принялся за  кашу.  -  Ну
чем они вам нравятся?
   - Красками, - не задумываясь, ответила Лу. - У вас  краски...  как  у
Рокуэлла Кента или Рериха, только еще лучше... Они...
   И тут Лу опомнилась: художник смотрел на нее во все  глаза,  забыв  о
стынущем обеде.
   - Люба! Откуда вы... В Советском Союзе нет ни одной картины  Рокуэлла
Кента!
   - А из журнала, - храбро пояснила Лу. - Какой-то американский журнал,
у нас одна больная  приносила.  Там  по-английски,  но  картинки  я  все
посмотрела.
   Вовремя вставленное слово "картинки", похоже, успокоило художника.
   - А вы наблюдательны, Люба. К сожалению,  в  нашем  родном  отечестве
по-прежнему  все  меряют  незабвенными  традициями  Академии  художеств.
Композиция, количество фигур, интерьер... Я-то что, но вот  Филонов,  не
мне   чета...   Иногда   кажется,   что   приходится   разговаривать   с
глухонемыми...
   - Вы ешьте, Вячеслав Константинович! Остынет...
   Любе не хотелось продолжать разговор на  эту  столь  болезненную  для
мастера тему. Пора было уходить  -  слишком  долгие  визиты  "медсестры"
могли вызвать подозрение у  наблюдательных  соседей.  Внезапно  в  дверь
постучали. Стрешнев  удивленно  поднял  голову:  этот  визит  был  явной
неожиданностью.
   Лу открыла дверь. На пороге стоял невысокий  широкоплечий  мужчина  в
дорогом, хорошего пошива пальто и модной темной шляпе. Густой  нездешний
загар выдавал гостя Столицы. Небольшие серые глаза удивленно глядели  на
девушку:
   - Добрый день... Мне Славу... Он здесь живет?
   - Да... - тоже растерялась Лу. - Проходите, пожалуйста...
   - Спасибо.
   Гость снял шляпу - он оказался коротко,  по-военному  подстрижен,  на
виске белел небольшой шрам.
   - Вы ко мне? -  послышался  голос  художника,  и  тут  же  прозвучало
удивленное и немного испуганное:
   - Володя! Ты!
   - Ну конечно! А ты кого  ждал?  Гость  ворвался  в  комнату,  схватил
художника за плечи и крепко обнял:
   - Слава! Ты чего, болеешь? Стоит мне только уехать! Приезжаю, и  вот,
извольте - Славка Стрешнев хворает!
   - Да ерунда, ерунда, поправлюсь... - Художник произносил  слова  явно
не думая, автоматически. Глаза не отрывались от загорелого  лица  гостя:
Володя... Ты... жив?
   - Нет, помер! - рассмеялся гость. - Знаешь, ты не первый! С чего  это
вы меня хоронить стали?
   Художник быстро взглянул на девушку. Володя понял:
   - Ладно, потом все объясню. Я тебе продуктов притащил, чтоб апельсины
лопал и лимонами закусывал. Какие тебе лекарства нужны?
   - Вот, - художник с улыбкой  посмотрел  на  девушку,  -  меня  лечат.
Познакомьтесь:  Люба  Баулина,  медсестра  из  нашей  районной,   а   по
совместительству - мой ангел-хранитель. А это мой старый друг Володя...
   - ...Синицын, - быстро произнес гость.
   - Да-да, Володя Синицын...
   Рука гостя оказалась твердой и сильной. Их глаза  встретились,  и  Лу
вдруг совершенно ясно поняла,  что  "старый  друг"  Стрешнева  такой  же
Синицын, как она - Баулина. Сразу же стало интересно, но,  к  сожалению,
пора уходить. Друзья явно желали остаться наедине.
   Закрыв дверь, девушка переборола искушение подождать минуту-другую  и
послушать, о чем пойдет разговор. Опуститься до подобного Лу  не  могла:
слишком это походило бы на сцену из голливудского  фильма  про  шпионов.
Впрочем, и то,  что  у  художника  оказались  знакомые,  не  стремящиеся
афишировать  свою  подлинную  фамилию,   было   чрезвычайно   любопытно.
Очевидно, Бертяев не зря просил помочь своему хворающему знакомому...
   Лу специально проехала  две  станции  в  обратную  сторону,  а  затем
пересела в нужный поезд. Предосторожность из  простейших,  но  в  шумной
толпе, запрудившей центральные станции,  можно  было  легко  затеряться.
"Домой", то есть  в  убежище,  скрытое  за  стенами  старого  заводского
корпуса, девушка не торопилась. Хотелось хоть немного посмотреть  город,
который она до сих пор почти не видела. Кроме того, Лу  предчувствовала,
что нынешний вечер под стать прошлому: Бен и Чиф будут  молча  сидеть  в
креслах, делая вид, что им очень интересно читать местную прессу...
   Они не ссорились, но Лу прекрасно видела, что Бен обижен.  Телеграмма
Президента с разрешением  Косухину-младшему  действовать  самостоятельно
нарушала  обычные  правила.  Лу  знала,  что  брат  не  особо  стремился
руководить группой, но теперь, когда старый приятель Джонни-бой вынес их
разногласия прямо на суд Дяде Сэму, Бен счел себя задетым. Чиф с детства
поступал по-своему и либо командовал сам,  либо  не  подчинялся  никому.
Кроме того, Бен - и об этом он уже не раз говорил сестре -  был  уверен,
что любая активность со стороны Чифа смертельно опасна.  Итак,  приятели
упорно не общались, отделываясь лишь самыми необходимыми фразами.  Порой
Лу становилось не по себе. Хотелось, как это бывало в детстве,  сказать:
"Ну  мальчики,  перестаньте!  Мир!"  Но  мальчики   выросли,   и   новый
руководитель специальной исследовательской группы  Александр  Леонтьевич
Бенкендорф не мог смириться с действиями своего предшественника, а  ныне
- строптивого подчиненного Ивана Степановича Косухина...
   Чиф мерз, несмотря на теплое пальто, шарф и шерстяные носки. Ноябрь в
году  от  рождества  Христова  1937-м  выдался  холодный,  над  Столицей
недвижно висели свинцовые тучи, прорывавшиеся  то  холодным  дождем,  то
колким снегом. В такую погоду лучше всего  сиделось  дома,  а  по  улице
хотелось идти быстрым шагом до ближайшего входа в метро, чтобы  хоть  на
время укрыться от холода и сырости. Казалось,  сама  природа  не  желает
праздновать  славную  годовщину  Великой  Октябрьской  социалистической.
Впрочем, праздники прошли, как им и полагалось, и даже черная  мгла  над
Главной Площадью 7 ноября, заставившая включить средь бела дня  зенитные
прожектора,   не   убавила   хорошего   настроения   строителей   самого
справедливого в мире общества...
   Итак, Чиф мерз, проклиная непривычную сырость: тускульский климат был
куда приятнее, - но уйти со своего поста никак не  мог.  С  этого  места
прекрасно просматривался вход в некое учреждение, одним  из  сотрудников
коего молодой человек весьма интересовался. Вход был не главным, но  Чиф
сумел узнать, что  сотрудники  подобного  ранга  чаще  всего  пользуются
именно этим, куда менее приметным. Итак, Чиф ждал, осторожно посматривая
на черные машины, то и дело тормозящие у тротуара.
   Конечно, такое ожидание было  опасным.  Правда,  учреждение  тоже  не
желало афишировать свое существование. Как раз напротив входа  находился
весьма посещаемый местными жителями магазин. Это облегчало  дело;  кроме
того, Чиф старался не попадаться на глаза тем, кто заходил и выходил  из
массивного четырехэтажного здания. На всякий случай,  вспомнив  памятный
день своего первого визита в Дом на Набережной,  молодой  человек  купил
букетик  астр:  одинокий  влюбленный  не  вызывал  особого  любопытства.
Правда, один раз к нему все же  подошли,  но  замерзший  вид  безнадежно
ожидавшего  свою  подругу  позволил  обойтись  даже   без   предъявления
документов. Переминаясь с ноги на ногу, Чиф то и дело  вспоминал  такого
же замерзшего на ноябрьском холоде молодого человека у подъезда Дома  на
Набережной. Только теперь он отметил удивленный взгляд,  который  бросил
на него парень. Сходство ситуации поневоле  насторожило  -  выходит,  за
подъездом могли наблюдать? Тогда, занятый своими мыслями, он не  обратил
на странную  фигуру  никакого  внимания  и,  может,  проморгал  "хвоста.
Правда, по дороге он проверялся, но не  с  дилетантскими  навыками  Чифа
было уйти от опытного оперативника.
   Большая шестиместная машина  с  зашторенными  окнами  притормозила  у
подъезда. Чиф замер, но оттуда  не  спеша  выбрался  толстый  коротышка,
ничем, даже издали, не напоминающий того, кто был нужен. Молодой человек
вздохнул, поднял выше воротник пальто и поправил  нелепые  очки,  так  и
норовившие слезть с носа.
   Очки - это идея  Лу.  Усы  и  бороду  отбросили  сразу:  ходить,  как
персонаж популярного в этой стране фильма, в гриме и парике было опасно,
да и подходящего запаса фальшивых бород  группа  не  имела.  Зато  очки,
купленные  в  ближайшем  магазине  "Оптика",  пришлись  впору:  большие,
уродливые, они настолько изменили внешность Косухина-младшего, что  даже
Бен одобрительно кивнул...
   Размолвка с приятелем расстроила Чифа  чрезвычайно.  Он  догадывался,
что  может  подумать  о  нем  Бен,  никогда  не  страдавший  отсутствием
самолюбия.  Чиф  нарушил  неписаный   порядок,   субординацию,   которая
требовала вначале официального обращения к самому  Бену,  затем  рапорта
Казим-беку... Чиф несколько раз порывался  объясниться,  но  каждый  раз
сдерживался, боясь, что Бен не поймет. Его приятель  может  решить,  что
Чифа волнуют только тайны его семьи, из-за которых он ставит под  угрозу
и свою жизнь, и всю их миссию...
   Новая машина - и вновь приехавший был не тем, кого он ждал. Чиф вдруг
подумал, что "объект", которого он выслеживал уже второй  день,  мог  не
пользоваться  автомобилем.  В  этом  случае  все  труды  пропадут   зря:
подходить ближе, чтобы разглядывать каждого  заходящего  в  двери,  было
слишком опасно. Оставалось надеяться на удачу.
   Дело было, конечно, не в семейных тайнах.  Отец  жив,  и  что  бы  ни
случилось  в  апреле   21-го,   это   было   главным.   По-видимому,   у
Косухина-старшего имелись основания ничего не рассказывать сыну  о  том,
что произошло тогда. Но за странными событиями,  случившимися  в  давние
годы, Чиф уловил нечто очень важное. Что должно находиться в конце пути,
он не знал, но надеялся пройти до конца - и увидеть. Жаль,  всего  этого
нельзя было рассказать Бену: его приятель  больше  верил  фактам,  да  и
кровь предков приучила его к пунктуальности в  любом  деле,  особенно  в
таком, как разведка...
   Снова черное авто: на этот раз машина кого-то ждала. Человек появился
в дверях, и Чиф разочарованно вздохнул. Ему не везло. Он уже решил,  что
следует попытать счастья на следующий день, как вдруг в дверях появилась
высокая фигура в серой шинели. Тот, кто вышел из  подъезда,  пожал  руку
другому, собиравшемуся сесть в автомобиль, взглянул  на  часы  и  достал
пачку папирос.
   Еще не веря в удачу, Чиф оглянулся,  чтобы  не  попасть  под  шальную
машину, и направился прямо через улицу. Впрочем,  "удача"  была  словом,
явно не подходящим к этому случаю. Теперь можно ожидать всего  -  в  том
числе и пули в живот после первой же фразы.
   Пока его не видели. Чиф еще раз оглянулся, хотел было выкинуть цветы,
но внезапно пожалел ни в чем не повинные астры. Впрочем, о цветах думать
поздно: тот, в серой шинели, повернулся, холодный  взгляд  светлых  глаз
скользнул мимо, но тут  на  пунцовом,  налитом  кровью  лице  проступило
недоумение, а затем - откровенная злость. Итак, его узнали.
   - Вы? - Комбриг Всеслав Волков окинул Чифа взглядом,  обещавшим  мало
хорошего. - Какого черта? Записались в клуб самоубийц?
   - Мне надо поговорить с вами, Венцлав. Тонкие губы дернулись.
   - Убирайтесь!
   - Мне надо поговорить с вами! - упрямо повторил Косухин-младший.  Тон
бывшего командира  "голубых  свастик"  не  смутил:  Волков  не  выхватил
оружие, а вступил в разговор. Если он  согласится  на  встречу,  значит,
согласится и на остальное.
   - Что вам надо? - Волков подошел совсем близко, и  молодому  человеку
стало не по себе от его  взгляда  -  полного  ненависти  и  одновременно
странно неживого. - Я вам все сказал! Вас ищут по всей Столице!
   - Я передал ваши слова отцу. Желаете выслушать ответ?
   Чиф не  блефовал.  В  конце  их  длинного  разговора  Косухин-старший
действительно велел кое-что передать старому знакомому.  Налитое  кровью
лицо на какой-то миг побледнело.
   - Я сейчас занят. Через два часа, в  сторожке  на  новом  Головинском
кладбище. Спросите Фраучи, вас пустят. Уходите!
   Чиф, не прощаясь, быстро повернулся и зашагал прочь, не  оглядываясь.
Бледные астры, которые он по-прежнему держал в  руке,  вдруг  показались
счастливым талисманом. Он оказался прав! Волков,  почему-то  отпустивший
их с Беном на Донском, по сути, уже  изменил  тому,  кто  заменил  собой
Агасфера, а значит,  будет  изменять  и  дальше.  Правда,  Чифа  смущало
многое: во-первых, он никогда не  вербовал  агентуру,  да  и  предъявить
краснолицему было нечего - разве что логику. Но аргументы,  убедительные
для Чифа, могли не подействовать на закоренелого убийцу. Волков был  кем
угодно,  но  не  трусом.  Во-вторых,  странное  пристрастие  Венцлава  к
кладбищам:  на  кладбище  они  встретились,  на  погосте  им   предстоит
разговаривать. Правда, и в этом была  логика:  в  местах  вечного  покоя
легче избежать любопытных глаз...
   Чиф сделал круг по городу, проверяясь,  как  учил  его  Казим-бек,  а
затем, после долгих расспросов,  нашел  нужный  автобус  и  втиснулся  в
потную недовольную толпу. На этот  раз  поездка  ничуть  не  раздражала,
может быть, потому, что Чиф ехал туда, где  его  ждали  мертвецы  и  те,
которые ничуть не лучше их.
   Он вышел на Ленинградском шоссе и, расспросив бабушку  на  остановке,
повернул направо. Город  остался  где-то  позади.  Вспомнив  карту,  Чиф
сообразил, что где-то там, дальше, находится большой заводской район, но
эта местность была пуста:
   Строители, выполнявшие сталинский план социалистической реконструкции
Столицы, еще не успели застроить огромные, покрытые травой и кустарником
пустыри кварталами серых  пятиэтажек.  Справа  темнела  небольшая  роща:
голые черные деревья  прижимались  друг  к  другу,  словно  спасаясь  от
ноябрьских холодов. Слева же было поле - неровное, в небольших промоинах
и уродливых буграх. Здесь, вне каменных лабиринтов большого города, брал
свое ледяной холодный ветер. Чиф засунул руки поглубже в карманы, жалея,
что не захватил теплых перчаток. Было тихо,  лишь  сзади  доносился  шум
проносящихся по шоссе машин.
   Он шел минут десять, но вокруг была все та  же  безрадостная  мертвая
равнина. Где-то высоко послышался пронзительный  резкий  крик  -  черная
птица вынырнула из поднебесья, сделала круг над  самой  землей  и  вновь
унеслась к низким тучам...
   Наконец слева показался высокий серый забор,  Чиф  вгляделся,  но  не
увидел ничего похожего на церковный купол - здесь не искали успокоения в
Боге. Косухин не был суеверен,  но  поневоле  вспомнил  читанное  еще  в
детстве: погост,  где  лежат  не  примирившиеся  с  Творцом,  становится
прибежищем иной Силы...
   Чиф не стал  переходить  на  другую  сторону,  рассматривая  длинный,
казавшийся бесконечным забор издалека. Кладбище было новым,  деревья  не
успели поднять свои кроны, за  серым  камнем  ограды,  казалось,  царила
пустота. Вновь закричала птица - крик был  злым  и  недовольным,  словно
молодой человек каким-то  неведомым  образом  вторгся  в  ее  вековечные
владения. Поневоле сделалось жутковато, сырой холод  стал  пронимать  до
самых костей...
   Наконец Чиф увидел ворота  -  большие,  чугунные,  небрежно  покрытые
свежей зеленой краской.
   Они были заперты, но рядом имелась отворенная калитка. Чиф оглянулся,
не заметил ничего подозрительного и быстро пересек дорогу.
   Войдя в калитку, он вновь  осмотрелся.  Кладбище  было  действительно
новым,  слева  и  впереди  тянулись  ряды  могил,  окруженных  стальными
оградками, возле  которых  торчали  невысокие  прутики  голых  деревьев,
больше напоминающих саженцы. Прямо перед воротами оградок не было, и Чиф
подумал, что перед ним своеобразная почетная аллея.
   Ни на аллее, ни рядом он никого не  увидел.  Впрочем,  там  ему  было
нечего делать, и внимание Чифа привлекло большое низкое здание из серого
камня, стоявшее справа. На  сторожку  оно  никак  не  походило,  скорее,
напоминало склад или провинциальный кинотеатр,  зачем-то  построенный  в
столь неподходящем месте. Очевидно, Волков имел  в  виду  именно  его  -
больше ничего подходящего вокруг не имелось.
   На кладбище ветер был не столь силен, но Чифа  почему-то  начал  бить
мелкий  озноб.  Он  стиснул  зубы,  быстро  растер  занемевшие  руки   и
направился вдоль аллеи. Где-то там должен быть вход:  едва  ли  в  серое
здание проникают с тыльной стороны. Он не ошибся:  дверь,  вернее  целые
ворота, выходила прямо на аллею, но на них  висел  огромный,  обмотанный
старой тряпкой замок. Чиф оглянулся  и  пошел  дальше,  решив  в  случае
необходимости обойти здание вокруг...
   Еще  одна  дверь  была  со  стороны,  противоположной   кладбищенским
воротам. Замка не было. Чиф потрогал  рукой  сырой  металл  и,  подумав,
постучал.
   Вначале ответа не было. Затем послышался скрип, железная дверь начала
медленно  отворяться.  Чиф  вздрогнул:  из  полутьмы  на  него   глядела
безжизненная, покрытая глубокими морщинами личина, желтая кожа  обвисала
складками, а из-под надвинутой по самые брови шапки-треуха остро глядели
маленькие недобрые глаза. Взгляд показался знакомым: так же недвижно,  с
нескрываемой злобой на него глядел Волков. Даже цвет глаз был  таким  же
светлым, словно выцветшим от времени.
   - Тебе чего? - Тон голоса оказался под стать всему остальному:  гостю
едва ли были рады.
   - Мне... Мне Фраучи. - Чиф  постарался  говорить  как  можно  тверже.
Начиналось самое опасное: в мрачный дом трудно  войти,  но  еще  сложнее
будет из него выйти.
   Незнакомец внимательно, с ног до головы, осмотрел  Чифа,  и  внезапно
взгляд  изменился,  в  нем  мелькнула  усмешка  -  понимающая,   немного
снисходительная. Бледные, цвета щек, губы чуть скривились:
   - А-а-а! Заходи, он здесь...
   Чиф немного растерялся. Он был уверен, что  упоминание  о  загадочном
Фраучи - только пароль, но, оказывается, речь шла о  ком-то  конкретном.
Впрочем, отступать было уже поздно. Чиф перешагнул через порог, тот, кто
встретил его, выглянул наружу, удовлетворенно кашлянул и тщательно запер
дверь.
   Они оказались в небольшой комнате, где  стояли  пара  столов,  старый
шкаф, несколько ведер с желтым песком и  небольшой  сейф,  в  углу  были
свалены лопаты, а на стенах Чиф не без удивления обнаружил  все  тот  же
портрет человека с усами,  несколько  грамот,  вымпел  с  цифрой  "1"  и
большой  график,  оказавшийся  "Экраном  социалистического  соревнования
спецкомбинатов Столицы". Удивляться не было времени - очевидно, подобный
антураж заменял отмененные иконы и лампады.
   С улицы комната казалась  темной,  но  первое  впечатление  обмануло:
небольшое окошко нехотя, но пропускало  серый  дневной  свет.  В  общем,
ничего необычного Чиф не увидел:  обычная  скучная  контора,  правда,  с
определенной спецификой.
   Он решил, что разговор состоится здесь, но  встречавший  -  очевидно,
сторож - ухмыльнулся и, достав из кармана старого ватника ключи, отворил
дверь, ведущую куда-то в глубину  здания.  За  ней  оказалась  небольшая
комнатка, заставленная свежими, пахнущими хвоей венками.  Следом  -  еще
одна дверь, темный коридор,  и  наконец  Чиф  вдохнул  холодную  сырость
большого зала. Тонкий луч света проникал сквозь забитые досками окна.  У
двери были стол, два старых табурета и  железная  печка.  Дальше  лежали
какие-то старые доски, штабелями стояли ящики. В центре  зала,  прямо  в
полу, чернел большой железный люк, запертый на массивный замок.
   За столом сидел мужчина средних лет в серой шинели. В первую  секунду
Чифу почудилось, что перед ним Волков, но человек встал, и  стало  ясно,
что они ничем не похожи, разве что ростом и широкими плечами. Незнакомец
был