таились  за  дверью,  сжимая  револьверы  в  руках.  Отважные   герои
революции вот-вот откроют дверь, и тогда...
   -  Спрячьте  оружие!  -  внезапно  приказал  Лунин.  К  его  крайнему
удивлению, приказ был тут же выполнен. - Идите в комнаты, - продолжал он
тем же тоном, направляясь к двери. Николай не успел дойти полшага, когда
наконец замок щелкнул,  и  в  прихожую  ввалился  Мик  в  черной  куртке
"Порше", держа в правой руке ключ с  таким  видом,  будто  собирался  им
кого-то зарезать.
   - Келюс! - воскликнул он, -  слава  Богу!  Я  уже  испугался:  вы  не
открываете, тут всякое подумаешь. Хорошо, что у меня был ваш ключ.
   Лунин вспомнил, что действительно давал ключ Плотникову,  и  мысленно
обозвал себя идиотом.
   - Фрол Афанасьевич! Келюс! - продолжал  Мик.  -  Чего  вы  к  нам  не
заехали? Ведь  дядя  Майкл...  Помянуть  надо...  А  то  там  собирались
родственники - а они Майкла в глаза не видели...
   - Нас никто не приглашал, Мик, - напомнил Лунин.
   - Да говорил я бате! - махнул рукою юный  Плотников.  -  Ну,  у  него
забот, вчера, сегодня - понимаете? Гляжу, а вас за столом нет. Я к бате,
а он себя в лоб стучит, будто вы там проживаете. Поедемте, я  на  тачке,
внизу ждет. Хоть с предками моими познакомитесь...
   Между тем в коридоре опять появился Тургул. Револьвер он уже  спрятал
и выглядел вполне респектабельно. Увидев его, Мик растерялся и замолчал.
   - Господин генерал, - обратился к нему Келюс. - Вы,  кажется,  хотели
познакомиться с Михаилом Плотниковым? Мик, это Антон Васильевич  Тургул.
Он хорошо знал твоего дядю Майкла...
   Келюс и  Фрол  пробыли  у  Плотниковых  недолго.  Никого  из  десятка
собравшихся,  кроме  Мика,  они  не  знали.  Правда,   Плотников-старший
солидный лысый мужчина, склонный к полноте, отнесся к Лунину с некоторым
вниманием, без особого труда выяснив,  что  они  имеют  несколько  общих
знакомых. На этом его интерес к Келюсу иссяк, что, впрочем,  того  особо
не расстроило. Фролу старший Плотников, поглядев  на  него  внимательно,
только кивнул. Дхар остался  невозмутим.  Матушка  Мика  была  настолько
занята столом, что ни Фрол, ни Келюс ее толком не запомнили. Они  выпили
положенное число рюмок, ковырнули закуску и предпочли откланяться -  тем
более, что было действительно поздно.
   Антон  Васильевич  Тургул  также  оказался   на   поминках.   Отослав
Ухтомского в только им двоим известном направлении и пообещав  вернуться
к утру, он сел в машину вместе с остальными и  был  представлен  хозяину
дома как шеф  фирмы,  в  которой  работал  покойный  Корф.  Национальная
принадлежность фирмы специально не оговаривалась, но  Плотников-старший,
будучи человеком опытным, усадил  Тургула  на  самое  почетное  место  и
несколько раз лично подливал ему водки. Тургул пил,  когда  требовалось,
улыбался, когда требовалось, скорбно хмурил брови, а на вопрос о  погоде
в Оттаве отвечал, что бывает в столице редко, предпочитая работать прямо
на объектах.
   Последние гости уже расходились. Мик с  матушкой  начали  убирать  со
стола, а отец семейства и Тургул, сев у кухонного столика, принялись  не
спеша приканчивать чудом уцелевшую бутылку "Золотого кольца".  Плотников
несколько  рассеянно  ронял  замечания  по  поводу   своих   заграничных
впечатлений, генерал столь же  рассеянно  поддакивал,  в  воздухе  висел
сизый сигаретный дым, а гость и хозяин словно  ждали  чего-то.  Наконец,
Тургул, походя  обмолвившись  о  высоких  деловых  качествах  покойного,
намекнул,  что  Михаил  Корф  направлялся   в   Столицу   вовсе   не   с
туристическими целями и  только  трагическая  случайность  помешала  ему
дождаться глубокоуважаемого  Николая  Ивановича  и  встретиться  с  ним.
Затем, пустив три аккуратных кольца дыма,  генерал,  как  бы  ненароком,
бросил, что фирма  не  случайно  направила  в  Столицу  именно  Корфа  -
человека, имевшего в Советском Союзе такого уважаемого родственника.
   Плотников,  поглядев  на  Тургула,  пожаловался,  что   его   отрасль
переживает не лучшие времена. Он, конечно, понимает важность  конверсии,
но большие дела делаются  медленно,  и  сейчас  спрос  на  продукцию,  к
сожалению, невелик. Впрочем, если фирму, которую  представляет  господин
Тургул, интересует некоторое количество  качественного  металлолома,  то
особых проблем не  будет.  Ежели,  конечно,  не  возникнут  трудности  с
оплатой. Тем более, к бартеру  он  в  последнее  время  стал  относиться
настороженно.
   Тургул, пожав  плечами,  извлек  из  левого  кармана  пиджака  что-то
небольшое, но чрезвычайно тяжелое, завернутое в чистый  носовой  платок.
Не говоря ни слова, он развернул материю, показывая хозяину дома  нечто,
блеснувшее в неярком свете кухонной лампочки тусклой желтизной.
   Нечто  имело  маленькое,  но   четкое   клеймо   Санкт-Петербургского
монетного  двора.  Двуглавая   клювастая   птица   свидетельствовала   о
серьезности учреждения, поставившего сей знак.
   Плотников воздержался от эмоций, как и следовало ожидать от  человека
его возраста и ранга. Он даже не стал взвешивать слиток в руке,  а  лишь
заметил, что подобный бартер может вызвать трудности с таможней. Тургул,
мягко улыбнувшись, пояснил, что таможня тут совершено ни при чем: бартер
будет совершаться в пределах  государственных  границ,  а  об  остальном
позаботится фирма. После этого хозяин дома повеселел.
   - Значит, металлоломчик... - бормотал он, как бы про себя. - Хороший,
я вам доложу, господин Тургул. Могу и цветного подкинуть, если хотите...
Правда, как вы с таможней будете разбираться, ума не  приложу.  Вот  АНТ
попробовал... А вам, собственно, на какую сумму?
   Антон Васильевич, не торопясь, достал ручку "Паркер" и написал что-то
на салфетке. Хозяин, взглянув  на  написанное,  стал  изучать  салфетку,
словно там был записан государственный бюджет, а не единственная цифра.
   - Ну, если так, - пробормотал он наконец.  -  Могу  моторы...  моторы
подкинуть. И запчасти всякие... Траки, например...  Хорошие  моторы,  от
тягачей... Танков...
   Тургул, подумав, намекнул, что моторы обычно сами не ездят.
   - Ну так за чем дело встало? - воскликнул Плотников, резво вскочив со
стула. Он бросился  куда-то  в  угол,  долго  рылся  в  недрах  высокого
кухонного пенала и, наконец, вернулся с  еще  одной  бутылкой  "Золотого
Кольца".
   - Заветная, - сообщил он полушепотом, покосившись в сторону двери.
   Заветная была также откупорена.
   - Так за чем дело стало? - повторил хозяин дома. - Да  этого  у  нас!
Все склады забиты!.. Тягачи... Вездеходы... Мы вам  из  танка,  господин
Тургул, такой тягач отгрохаем! Пушки срежем, пулеметы срежем...
   - А зачем резать-то? - тихо-тихо спросил генерал и даже отвернулся.
   Николай Иванович поперхнулся воздухом, застыл, замолчал, затем  начал
медленно краснеть. Он краснел минуты четыре, после чего, резко  выдохнув
воздух, радостно взревел:
   - Так вам нужно... - и умолк, лишь полные губы прошелестели, оружие!
   Тургул лишь улыбнулся и заботливо долил рюмку Николая Ивановича.  Тот
несколько минут приходил в себя, после  чего  совершенно  протрезвевшими
голосом предложил пройти в кабинет, где в сейфе у него лежат каталоги.
   - Это потом, - покачал головой Тургул, на лице которого уже не было и
тени улыбки. - Вы изготовляете только броневую технику?
   - Обижаете,  господин  Тургул,  -  Плотников,  похоже,  действительно
слегка обиделся.
   -  Если  нужно  полностью  вооружить  отряд,  -  продолжал   генерал,
стрелковое вооружение, танки, грузовые авто, связь... аэропланы...
   - Система "Град", - подсказал Николай Иванович.
   - Да что хотите!  Я  понял:  вам  нужно  полностью  укомплектовать...
отряд. И, наверное, в дальнейшем потребуются запчасти...  ремонт,  -  он
прокашлялся, боеприпасы...
   Тургул кивнул.
   - Отряд, значит, с самолетами, - рассуждал вслух Плотников-старший, и
в  пределах  страны...  А  если...  Мишка-сопляк  без  меня  уголовником
вырастет...
   - Он уже взрослый, - заметил генерал. -  Это  как  раз  повод  слегка
заинтересовать его. Молодежь любит такие игрушки... Мне сказали, что  он
прекрасно считает...
   - А ладно, - махнул крепкой ручищей Плотников.  -  Черт  с  ними,  со
всеми! Дадут десять, отсижу три! Сколько у вас  в  отряде?  Тысяч  пять?
Десять?
   - Больше, уважаемый господин Плотников, - прищурился  Тургул.  -  Для
начала нам нужно вооружить сто тысяч. Потяните?
   - Это я-то не потяну? Это  мы-то  не  потянем?  -  захохотал  Николай
Иванович. - Да благодетель! Да хоть пятьсот! Вы  же  меня  спасаете!  Да
черт со мной, не пропаду! Заводы спасаете! Отрасль! Да мы вам скидку! Ей
Богу! Четверть заказа браком оформим за такое дело.
   - Вам, может быть, лекарства? -  вежливо  поинтересовался  Тургул,  с
некоторой опаской глядя на разбушевавшегося хозяина дома.
   - Какое  лекарство!  Водки!  -  гаркнул  Николай  Иванович  и  начал,
лихорадочно заливая стол, наполнять рюмки. Тургул на секунду стал совсем
серьезным, а затем широко улыбнулся хозяину дома.

2. РАССТАВАНИЕ

   Фрол и поручик Ухтомский гуляли по Столице.  В  этот  холодный  ясный
осенний  день  оба  они  неожиданно  для   себя   оказались   совершенно
свободными. Фрол, позвонив утром в больницу, где лежала  Лида,  выяснил,
что сегодня девушку будет обследовать какое-то заезжее светило,  поэтому
попасть к ней будет невозможно. Поручик же получил от  Тургула,  который
после  случившейся  беседы  с  Плотниковым-старшим  стал   необыкновенно
молчалив и скрытен, указание погулять по Столице и разведать обстановку.
Похоже, генерал в данный момент не нуждался в помощи Виктора.  Поскольку
Мик  куда-то  внезапно  исчез,  а  Келюс  намеревался   посвятить   день
очередному походу в поисках работы, то дхар и поручик,  решив  выполнить
приказ генерала совместно, уже  второй  час,  не  торопясь,  бродили  по
центру.
   - Узнаешь?  -  спросил  Фрол  Виктора,  когда  тот,  остановившись  у
Пассажа, некоторое время внимательно рассматривал окрестности.
   - Не очень, - честно признался поручик. - Я ведь  в  Петербурге  жил.
Сюда только к тетушке ездил. Не люблю этого города, вот Петербург -  это
да! Возьмем Питер, Фрол, свожу вас к нам, особняк  покажу.  Правда,  там
господа комиссары кого-то поселили... Ну ничего, покуда  внутри  чистить
будут, мы с вами хоть снаружи поглядим. Его сам Монферран строил -  тот,
что Исаакий возводил.
   - А зачем Питер брать? -  удивился  Фрол.  -  Давай  сейчас  съездим.
Восемь часов на "Красной стреле".
   Такую возможность поручик, похоже, не учел.
   - Нет, не хочу, - решил он наконец. - Могу себе представить, что  они
за эти годы с Питером сделали! Не хочу...  У  меня  ведь,  Фрол,  дед  в
Питере остался. У красных... Отца в  августе  восемнадцатого  взяли.  Не
знаю, когда и где они его...  А  деда  соседи  спрятали.  Ему  семьдесят
девять...
   - А мать где? - осторожно спросил Фрол.
   - Во Франции, в Ницце, - ответил поручик и прибавил:
   - Слава Богу.
   - Жалко особняк?
   - Конечно жалко! - воскликнул Ухтомский. - Там ведь не только мебель,
книги, картины... Там ведь дом, Фрол! Мой дом.  Небось,  даже  господину
пролетарию свой подвал жалко, если всю жизнь там  прожил.  И  если  жить
больше негде... Когда я  уезжал  в  январе  восемнадцатого  на  Дон,  вы
знаете, Фрол, я сжег в камине все свои игрушки. И детские книжки... Даже
свою любимую про лорда Фонтленроя.
   - Ты чего? - поразился дхар. - Зачем?
   - Неужели не ясно? - вздохнул поручик. -  Я  ведь  уже  понимал,  что
придут. Это отец все на что-то надеялся. Ждать, уезжать не хотел. Вот  и
дождался...
   Они шли по набитым народом улицам, продираясь через  ряды  торгующих,
которых  Ухтомский  по  привычке  именовал  "мешочниками",   глядели   в
бесстыдные витрины коммерческих магазинов и беседовали.
   - А вы, Фрол, откуда родом? - Ухтомский чудом увернулся  от  какой-то
гражданки, обвешанной сумками, откуда торчали  хлебные  батоны  и  пачки
спагетти.
   - Кировская область, поселок городского типа  имени  XVI  Партсъезда,
охотно сообщал Фрол. - Улица Вторая Арматурная.
   - Вы, надеюсь, шутите, Фрол, - улыбнулся князь. - Такой губернии нет.
Это не я, елы, - развел руками дхар. - Ну,  Вятка  это.  Переселили  нас
туда  в  конце  двадцатых.  По  оргнабору  на  строительство  комбината.
Поселок, конечно...
   Мы его  зовем  "Дробь  Шестнадцать..."  Да  ничего!  Квартира  у  нас
приличная. Слава Богу, не в хрущовке. Не, Монферран, ясное дело.
   Князь несколько растерянно попросил объяснить ему понятия  "оргнабор"
и "хрущовка". Фролу потребовалось на это примерно минут двадцать. За это
время  они,  проделав  очередную  петлю  по  лабиринту  столичных  улиц,
внезапно  оказались  у  большого  здания,  которое,  несмотря   на   все
превратности судьбы, еще не потеряло своего величия.
   - А ведь это Дворянское Собрание, Фрол! - заметил Ухтомский. - Я  тут
бывал раза два... С тетушкой.
   - А здесь, елы, и сейчас Дворянское Собрание, мне барон  рассказывал.
Только они где-то в углу теснятся. А что, зайти хочешь?
   - А пожалуй, - в глазах Ухтомского мелькнул зловещий огонек. Поглядим
на господ красных бояр!
   Как в свое время Корфу, Ухтомскому и Фролу пришлось потратить  немало
времени, прежде чем они разыскали бывшую бильярдную. Как  и  барону,  им
предложили купить входные билеты. Фрол, естественно, не стал  возражать,
но Виктор, сжав  губы,  вытащил  офицерскую  книжку  и  бросил  на  стол
дежурной. Та растерянно взяла ее, повертела в руках и наконец  заглянула
внутрь.
   - Ну и что, молодой человек? Вы хотите сказать,  что  это  офицерская
книжка вашего деда... или прадеда...
   - Я Виктор Кириллович Ухтомский, - холодно ответил князь. - И я желал
бы  пройти.  Наше  имя   зарегистрировано   в   Столичном   Собрании   с
восемнадцатого века!
   Фрол ожидал, что без скандала обойтись не удастся. К  его  удивлению,
дежурная, встав, извлекла из стенного шкафа какую-то  громадную  древнюю
книгу и принялась ее листать.
   - Зарегистрирована, совершенно верно! - почти радостно сообщила  она.
- А вот и Виктор Кириллович Ухтомский! Он был впервые допущен в Собрание
в 1916 году... Так вы его потомок?..
   - Я хотел бы пройти! - повторил Виктор.
   - Но понимаете, молодой  человек,  -  не  сдавалась  дама.  -  У  нас
порядок... Если у  вас  нет  свидетельства  об  анноблировании,  то  вам
придется брать входной билет. Разве что выписать вам гостевой... Но  вам
нужна рекомендация...
   Вокруг уже стояло несколько человек, делая  вид,  что  совершенно  не
интересуется происходящим.
   - Я, между прочим,  сама  родственница  Ухтомских,  -  заявила  дама,
правнучка Иллариона Константиновича Терентьева.
   -  Вот  как?  -  удивился  Ухтомский.  -  Иллариона  Константиновича?
Председателя Второго Департамента Правительствующего Сената?
   - Совершенно верно. Я внучка его дочки Зинаиды. У нас был особняк  на
Моховой. Вот!
   Дама гордо  обвела  взглядом  окружающих,  число  которых  постепенно
росло. Губы Ухтомского дернулись, затем расплылись в широкой улыбке.
   - Милостивая государыня! - воскликнул он. - Как  приятно  в  эти  дни
видеть такое благожелательное отношение к  столь  достойной  семье,  как
Терентьевы! Вы даже подарили им целый особняк! Которого, -  и  тут  лицо
князя вновь дернулось, - у них никогда в Столице не было. Ни на Моховой,
ни где бы то ни было. Илларион Константинович имел служебную квартиру  в
Санкт-Петербурге, а здесь снимал комнаты на Ордынке, в доме Прокофьева.
   - А ведь точно, - негромко заметил кто-то из окружающих.
   - К тому же, Зинаида Илларионовна Терентьева, - продолжал  Ухтомский,
- к великому горю родителей скончалась от  кори  в  возрасте  трех  лет,
когда выходить замуж, равно как и иметь потомство, еще несколько  не  ко
времени.
   - Я еще тогда говорил, когда ее принимали, что самозванка! -  заметил
другой голос. Шум стал разрастаться. С  дамой  случилась  истерика,  она
принялась показывать извлеченную из ящика стола  рекомендацию  какого-то
Сергея Леопольдовича, чем, впрочем, вызвала  лишь  реплику,  посвященную
тому, как ей эта рекомендация досталась.
   - Оставьте ее, Виктор Кириллович, - обратился  к  Ухтомскому  высокий
бородач. - Бог ей судья! Проходите,  я  поручусь  за  вас.  Моя  фамилия
Киселев.  Александр  Александрович  Киселев.   Вы   хотели   кого-нибудь
повидать?
   -  Благодарю  Вас,  Александр  Александрович,  -  кивнул   Ухтомский,
поворачиваясь к безутешной лже-Терентьевой спиной.  -  Вообще-то,  мы  с
господином Соломатиным хотели повидать господина Говоруху. Ну  и  просто
взглянуть, как российское дворянство... возрождается...
   - Какая страна, такое и дворянство,  -  констатировал  Киселев.  -  А
Ростислава Вадимовича сегодня, к сожалению, нет. Все хворает.
   - Жаль, - Ухтомский достаточно  бесцеремонно  осматривал  окружающих.
Впрочем, кружок любопытных быстро рассосался. Лже-Терентьева уже  пришла
в себя и уткнулась носом в том "Анжелики".
   - Так че, Виктор, пошли отсюда? - предложил Фрол, чувствовавший  себя
в этих стенах неуютно.
   - Оставайтесь, господа, - предложил Киселев, - у нас  вскоре  встреча
со Звездилиным. Не Лещенко, конечно, но все-таки...
   - Благодарю вас, господин Киселев, - учтиво кивнул Ухтомский.  -  Мы,
пожалуй, воспользуемся вашим любезным предложением...
   - Послушайте, Фрол, - поинтересовался  князь,  покуда  они  не  спеша
пробирались вглубь бывшей бильярдной. - А кто такой этот Звездилин?
   - А певец это! Такой бородатый, с косичкой. Романсы, елы, поет. И про
вас, про белых, тоже.
   - Любопытно, любопытно, - бормотал  Ухтомский,  рассматривая  разного
рода наглядную агитацию, развешанную на давно некрашеных стенах.
   Их маршрут с фатальной неизбежностью привел в буфет. В этот день, как
и в день посещения Собрания Корфом, здесь было людно.  Правда,  на  этот
раз отпускали не сосиски, а ветчину. Очередь стояла  грозно,  и  молодые
люди, зажатые со всех сторон, почувствовали,  что  время  до  встречи  с
известным певцом имеет шанс  протечь  достаточно  своеобразно.  Впрочем,
минут  за  сорок  они  достоялись,  что  стало  возможным  исключительно
благодаря Фролу, который движением  широких  плеч  не  пускал  некоторых
представителей голубой крови, главным образом кавказской национальности,
пролезать без очереди.
   Ветчину брать не стали, а удовлетворились несколькими бутербродами  с
грудинкой, на которые ушли почти все и без того истаявшие деньги  Фрола.
Ухтомский намекнул, что заплатит за все сам, но у дхара был свой  кураж,
и расплатились поровну. Тогда  Виктор,  отправив  Фрола  с  бутербродами
оккупировать  освободившийся  столик,  отсчитал  из  внушительного  вида
пачки, добытой им из кармана, еще  десяток  бумажек  и  присоединился  к
дхару, неся бутылку коньяка "Самтрест".
   Времени было еще достаточно. Они не спеша  пили  коньяк,  который,  к
удивлению Фрола, лучше Виктора  знавшего  современные  буфеты,  оказался
действительно  самтрестовским.  Ухтомский,  несколько   откиснув,   стал
рассказывать Фролу о том, как  участвовал  в  обороне  Кремля  в  ноябре
17-го, как его ставили к стенке пьяные солдаты Пулеметного полка, как  в
Ростове он повстречал Михаила Корфа, про Ледяной поход, про Кубань,  про
Донбасс и Харьков. Фрол слушал и только качал головой. В свое время он с
одноклассниками играл в Неуловимых мстителей, да и теперь, хотя симпатий
к красным заметно поубавилось, белые тоже не  вызывали  у  него  особого
восторга. Правда, молодой Ухтомский ему нравился, хотя  то,  сто  Виктор
оказался настоящим князем, по-прежнему изрядно смущало  дхара.  Впрочем,
мысль,  что  они  с  князем  Ухтомским  хоть  и  дальние,  но   все   же
родственники, немного забавляла.
   Бутылка  постепенно  пустела.  Фрол,  никогда   не   злоупотреблявший
подобным зельем, в то же время практически  не  хмелел,  тем  более  что
коньяк оказался действительно неплох. Дхар немного опасался за поручика,
помня эскапады бесп