о принято как раз тогда, когда двести делегатов съезда
шли по кронштадтскому льду...
     - Всех таких, как ты, героев, решено перевести подальше от Столицы  -
чтоб остыли. Тебя - одного из первых. Понял?
     О чем-то подобном  Косухин  уже  догадывался.  Разговор  с  товарищем
Чудовым был, похоже, чем-то вроде пробного шара.
     - Если учесть, что ты был не  из  самых  знаменитых,  такое  внимание
неспроста. Ладно, чего-нибудь еще вспомнил?
     Степа на миг задумался. Рассказать об этом, сладкоголосом?
     - Вот чего, Николай. Тут, в общем, такая, чердынь-калуга, петрушка...
Когда мы были на полигоне, на Челкеле, то получили радиограмму...
     Лунин слушал, не перебивая, и время от времени кивал, словно все  это
ему известно.
     - Понял, - подытожил он. - Этот тип пытался сорвать старт, потом  был
в монастыре, разговаривал с  тобой  и  Натальей  Берг.  Конец  большевикам
обещал, значит? Да, интересно... Лица, говоришь, не запомнил?..
     - Нет... - Степа еще раз вспомнил Челкель. Лицо того, кто прилетел на
"Ньюпоре", казалось каким-то серым пятном.  Оно  словно  постоянно  меняло
образ, расплывалось, запомнились лишь странные светлые глаза...
     - А голос, значит, знаком? Но ты его не узнал?
     Степа кивнул:
     - Понимаешь, голос какой-то... словно нарочно измененный.  Но  я  его
слыхал, точно!
     - Но это не товарищ Троцкий?
     - Скажешь еще! - спутать Льва Революции с  кем-либо  было  совершенно
невозможно.
     - Ладно, тогда  слушай...  -  Николай  постучал  пальцами  по  столу,
задумался и наконец начал:
     - Первое. Венцлава направили  в  Сибирь  по  линии  секретариата  ЦК.
Товарищ Троцкий тут ни при чем.  Второе:  приказ  о  "Мономахе"  Склянский
подписал 24 февраля, - смекаешь?
     Степа кивнул.
     - Похоже, ни Троцкий, ни Реввоенсовет ничего не  знали.  Бумажки  эти
были нужны, чтоб связать их. Теперь третье  -  Шекар-Гомп.  В  июне  19-го
товарищ Троцкий предложил разработать план  по  форсированию  революции  в
Азии. Он намечал удар по Британской Индии. В Ташкенте уже начали создавать
Индийскую Красную Армию,  но  появилось  другое  предложение  -  начать  с
Тибета. В общем, и тут, вроде, идея товарища Троцкого...
     Косухин вновь кивнул. И правда,  получалось  ловко.  Товарищ  Троцкий
ничего не знал - и нес за все ответственность.
     - Вот так, Степан. О том, что сейчас скажу, должен знать  только  ты.
Командировка Венцлава была  утверждена  по  предложению  одного  товарища.
305-й полк создан по его же предложению. Дальше сам продолжишь?
     - Это... Шекар-Гомп!.. - понял Косухин. - И приказ по "Мономаху", да?
     По спине прошел холодок. Значит, все правда: измена крылась где-то  в
сердце партии.
     - Шекар-Гомп и приказ по  "Мономаху".  И,  между  прочим,  решение  о
переводе оппозиционеров  в  провинцию.  Не  спеши  радоваться:  в  бумагах
названа не фамилия, а партийная кличка.
     - Ну? - партийные клички вождей Степа знал в точности. - Кто это?
     - Агасфер...
     Косухин   стал   быстро   вспоминать.   Зиновьев,   он   же   товарищ
Радомысленский, он же товарищ Евсей... Каменев - товарищ Розенфельд, он же
Градов...
     - Я проверил, - прервал его размышления  Николай.  -  Ни  у  кого  из
членов ЦК такая кличка не значится. Но это не  посторонний.  В  документах
сказано точно: "По предложению  товарища  Агасфера".  Значит,  это  чей-то
секретный псевдоним...
     Секретный псевдоним? Зачем? Хотя ответ ясен: чтобы такие,  как  Степа
Косухин, не совали нос куда не требуется...
     - Итак, вывод первый, - Лунин ударил костяшками пальцев по  столу.  -
Во главе этой группы стоит некто  товарищ  Агасфер.  Он  член  ЦК,  причем
авторитетный:  все  его  предложения  принимаются.  Похоже,  он   и   член
Совнаркома: создание базы на Тибете проходило именно по этой линии...
     Косухину стало жутковато. Он долго, больше года,  надеялся  выйти  на
эту банду. И вот Степа почти у цели, но враг скрывается среди тех, кому он
привык  доверять  безоговорочно.  Совнарком  -  это  товарищ  Дзержинский,
товарищ Семашко, товарищ Сталин. Это Лев Революции. Это сам Вождь...
     -  Коля,  а  может  это  кто-то  поменьше?  Ну  секретарь   какой-то,
консультант, чердынь-калуга...
     - Не  думаю.  Предлагать  может  только  кто-то  из  цекистов  -  или
наркомов. Если б я мог познакомиться со всеми протоколами хотя бы за  год,
я бы этого Агасфера вычислил. Да кто мне их покажет! И  так  еле  до  этих
добрался... Ну что, доволен?
     Косухин молчал. Нет, он  не  был  доволен,  скорее  испуган:  новости
оказались страшнее, чем он думал. Но отступать было поздно.
     - Николай, как думаешь, кто это?
     Лунин удивленно взглянул на приятеля:
     - Понятия не имею. В таких делах, Степан, важна  точность  и  никаких
допусков. Пока же с этим идти наверх нельзя. Да и к кому? Угодишь прямиком
к Агасферу - костей не соберешь...
     "К Вождю!"  -  хотел  ляпнуть  Степа,  но  почему-то  сдержался.  Ему
показалось, что приятель рассказал далеко не все. Лунин докурил  очередную
самокрутку и вновь ударил по столу костяшками:
     - Ладно. Есть одна история. Уже не факты - так, сплетни... Об этом  я
слыхал еще год назад от товарища...
     Тут он прервал себя и усмехнулся:
     - Нет, фамилии не назову.  Может  сам  догадаешься.  Этот  товарищ  в
партии со дня основания. Был еще в кружках при Брусневе.  Потом  в  "Союзе
Борьбы..." В общем, ходячая история... Он как-то  рассказывал,  что  среди
первых марксистов был один с такой кличкой. Я тогда  запомнил:  Агасфер  -
Вечный Жид. Агасфер работал в  Европе,  еще  с  Плехановым.  В  России  он
организовывал подполье, его ни разу не смогли арестовать. Потом он  исчез.
Вернее, исчез псевдоним. "Агасфер"  звучало  слишком  по-библейски.  Очень
может быть, мы все его знаем - но под другим именем. Теперь понял?
     Понятнее не стало. Тех,  кто  работал  еще  с  Плехановым,  в  партии
оставались единицы. В Совнаркоме  таких  не  было  -  кроме,  естественно,
самого Вождя...
     Лунин долго молчал, наконец, вздохнул:
     - А теперь, Степан, обо всем, что сказано, забудь. Пока забудь.  Идти
нам не к кому, соображать нечего. Будем наблюдать - и думать.
     "Но ведь можно пойти к Вождю" - вновь хотел  предложить  Косухин,  но
слова замерли на языке. Жуткая, невозможная мысль посетила его:
     "Старый член партии. Работал с Плехановым. Теперь на самом верху, его
слушают - и выполняют все приказы..."
     Нет! Это было бредом! Лунина обманули - или он сам что-то напутал!
     Ночью Степа почти  не  спал,  а  наутро  стал  собирать  вещи.  Лунин
недоуменно поглядывал на приятеля и наконец не выдержал:
     - Степан, ты куда? Ты чего задумал-то?
     Косухин не отвечал. Скудный багаж уместился в вещевом мешке. Таблички
и странный камень Арцеулов забрал еще вчера. Значит, все...
     - Николай, послушай... - объяснение предстояло трудное,  но  деваться
было некуда.  Лунин,  похоже,  начал  что-то  понимать,  взгляд  его  стал
тревожен:
     - Степан, мы же договорились! Куда тебе уходить?
     - Погодь, Николай... - Косухин вздохнул и начал:
     - Сейчас я уйду. Завтра сиди дома...
     Он жестом остановил приятеля, пытающегося прервать его и повторил:
     - Завтра сиди дома. Послезавтра утром, но не раньше,  пойдешь  в  ЧК.
Прямо на Лубянку...
     Косухин перевел дух. Надо было заканчивать:
     - Там скажешь, что я вел эти... контрреволюционные разговоры. Что  ты
пытался остановить меня, но я ушел... В общем, чердынь-калуга, говори, что
я тронулся после Кронштадта и грозился террором. Сразу ты не пошел, потому
что считал меня преданным товарищем, но потом подумал  и  решил  заложить.
Понял?
     - Я не сделаю этого, Степан. - Лунин покачал стриженой головой. -  Не
знаю, что ты задумал, но отвечать будем вместе.
     - Нет... Если меня прикончат, кто-то должен остаться. Если уцелею,  я
тебя найду. Но в любом случае они должны считать, что ты ни при чем...
     Лунин подумал и медленно проговорил:
     - Степан, я этого не сделаю. Я что - предатель? Или  ты  меня  трусом
считаешь?
     В голосе друга прозвенела обида.  Отважный  комиссар  Лунин  внезапно
стал похож на обыкновенного растерянного мальчишку, которого подозревают в
самых страшных пороках  -  трусости  и  предательстве.  Большевику  Кольке
Лунину еще не исполнилось и двадцати одного...
     -  Не  дури,   чердынь-калуга!   -   усмехнулся   Косухин,   внезапно
почувствовав себя много старше своего серьезного приятеля. -  Считай,  что
ты в разведке. Это, Коля, называется "отвлекающий маневр". Мы их не глупее
- мы пока слабее, а значит нужна хитрость...
     - Это не хитрость, - возразил Лунин, но уже более спокойным тоном.  -
Я иначе сделаю, Степан. Пойду не на Лубянку, а в наркомат. Скажу,  что  ты
после госпиталя стал - страннее некуда. Что тебе черти  мерещатся...  Мол,
взял револьвер и куда-то исчез...
     Степа вновь улыбнулся, представив,  как  убедительно  прозвучит  этот
рассказ в устах вечно серьезного комиссара.
     - Нет, Николай. Там не дураки сидят. Иди  на  Лубянку.  Про  контузию
скажи - но тебя там должны видеть. Пусть знают, какой ты бдительный...
     - Вроде Иуды, - негромко проговорил Лунин. -  Библию  еще  не  забыл,
Косухин?
     - Сравнил, чердынь-калуга! - возмутился Степа. - Не ожидал,  Николай,
что ты эту поповщину вспомнишь! Даже слушать стыдно!.. Ну, бывай, пойду...
     Лунин, не поднимая головы, кивнул. Степа на миг задержался, чувствуя,
что так прощаться негоже, но  ничего  подходящего  на  ум  не  пришло.  Он
секунду постоял на пороге, повторил: "Бывай!" - и, не  дождавшись  ответа,
вышел.
     Дальнейшее он уже продумал. День он решил побродить по  Столице.  Это
было небесполезно - следовало на всякий случай проверить наличие "хвоста",
а заодно при ходьбе хорошо думалось.  На  ночь  легко  было  устроиться  в
общежитие  комсостава,  тем  более  что  оно  находилось   поблизости   от
Большого...
     ..."Хвоста" он не заметил.  Вероятно,  те,  кого  он  пытался  найти,
просмотрели  появление  в  Столице  Арцеулова  и  не  приставили  к  Степе
"топтуна". Что ж, это упрощало дело...
     Косухин шел по оживленным улицам центра, стараясь затеряться в толпе.
Это было легко: военных в эти недели в  Столице  было  много.  Можно  было
поразмышлять. Да, кое-что он решил правильно - но не все...


     Ростислава сомнения не мучили. Дел было много,  даже  слишком  много,
чтобы решить их за полтора дня. Кое-что удалось сделать сразу.  Он  вызвал
Петера Арвельта и договорился о  некоторых  важных  вещах.  Прежде  всего,
Петер обещал переправить в Париж  посылку.  Там  были  таблички  и  камень
вместе с подробным письмом. Даже если Арцеулову не суждено вернуться,  Тэд
возьмется за дело сам. Арвельт обещал помочь и  в  другом  -  сообщить  на
ближайшую пограничную заставу у Нарвы про возможный переход через  границу
двух беглецов. Подумав, неторопливый эстонец предложил указать "окно",  по
которому их смогут безопасно переправить на ту сторону.  Это  тоже  важно:
Арцеулов был уверен, что после визита к Бергу уходить придется  не  только
ему, но и Степе.
     Дальше стало труднее. Ростислав обещал, что найдет способ  проникнуть
в особняк на Арбате. Он знал, что любую крепость  можно  взять  -  осадой,
штурмом  или  хитростью.  Заняв  свой  наблюдательный  пункт  в  подъезде,
Ростислав принялся размышлять. Как он  вскоре  убедился,  орешек  оказался
твердым.
     Будь это не в центре Столицы, Арцеулов предпочел бы слегка  пошуметь.
В конце концов, и черный ход можно взломать,  да  и  решетки  не  казались
особо  надежными.  Но  первый  же  выстрел   накличет   беду.   Оставалось
действовать тихо - но как раз это и было самым трудным...
     Ближе к вечеру Ростислав покинул свой наблюдательный  пункт.  Кое-что
он придумал. Риск был отчаянный, но Арцеулов решил попытаться...
     Он побродил по городу, глядя на подзабытые  за  эти  годы  улицы.  Но
теперь его уже не мучила ностальгия. Мысль  работала  четко,  без  эмоций,
привычный взгляд изучал будущее поле боя. Наконец, подходящее  место  было
найдено - небольшая улица на  Пресне,  прежнего  названия  которой  он  не
помнил, а новое, намалеванное поверх старых табличек, гласило: "ул. Первой
Баррикады". Правда, от баррикад не осталось  и  воспоминания,  улица  была
тиха, двухэтажна, и только два многоэтажных дома  возвышались  над  серыми
одинаковыми  строениями.  Оба  дома  понравились  Арцеулову:   один   имел
подходящий темный подъезд,  а  на  другом  красовалась  надпись  "Районный
комитет РКП(б)". Значит, там должен быть телефон...
     Ростислав еще раз прикинул, каким образом отсюда проще  добраться  до
центра, и вернулся в свое общежитие. Ночью он спал абсолютно спокойно, без
сновидений - так, как спят перед трудным боем...


     Ростислав прибыл на улицу Первой Баррикады  после  трех,  неторопливо
прошелся взад-вперед и на секунду остановился у дверей райкома. Пора... Он
еще раз мысленно прокрутил в голове свой замысел, бросил беглый взгляд  на
отражение  в  оконном  стекле.  Фуражка  со  звездой,  шинель  с  красными
отворотами, револьвер на боку - порядок...
     Дежурный  поднял  на  него  равнодушные  глаза.   Арцеулова   он   не
интересовал. Куда важнее, что телефон стоял тут же -  большой,  черный,  с
толстым витым проводом.
     -  Здравствует,  товарищ...  -  в  голосе  дежурного   уже   сквозило
удивление.
     - Номер ВЧК знаете? - рука Ростислава лежала на трубке.  Удивление  в
глазах дежурного тут же сменилось живым интересом. Он на секунду  замялся,
заглянул в какую-то книжку и назвал несколько цифр, добавив: "Приемная".
     - Барышня! - отчеканил Арцеулов. - Дайте...
     На третьей цифре он замялся, но дежурный тут же просуфлировал.
     Его соединили немедленно.
     - Приемная главного управления...
     - Говорит полковой  комиссар  Фельдман.  -  Ростислав  скосил  глаза,
заметив, что у дежурного начинает сам собой открываться рот. - Нужна  ваша
помощь, товарищи! Надо задержать опасного преступника...
     -  Минутку,  переключаю...  -  собеседник  на  Лубянке   отреагировал
мгновенно. Несколько секунд в трубке  царило  молчание,  а  затем  басовый
мужской голос отозвался:
     - Оперативный отдел. Говорите, товарищ Фельдман.
     - Я только что встретил белого офицера. Карателя. Его по всей  Сибири
разыскивают...
     - Фамилия?
     - Арцеулов, - Ростислав заметил,  что  челюсть  у  дежурного  отвисла
окончательно. В  трубке  воцарилась  тишина.  Ростислав  напряженно  ждал.
Должны клюнуть господа чекисты, должны!..
     - Вы уверены? - в трубке звучало удивление и неприкрытая  радость.  -
Ростислав Александрович Арцеулов, 1896 года рождения?..
     - Не знаю я его года рождения! -  Арцеулов  повысил  тон.  -  Капитан
Арцеулов, бывший "черный гусар". Я  его  сразу,  гада  белого,  узнал.  Он
бороду отрастил...
     - Бороду?  -  Ростислав  представил,  как  его  невидимый  собеседник
внимательно вглядывается в фотографию.
     - Да, бороду. И теперь у него большой шрам - на левой щеке. Но я  его
всю жизнь помнить буду! Он меня в Омске лично к стенке ставил...
     - Где вы находитесь?  -  Арцеулов  понял,  что  на  Лубянке  клюнули.
Значит, его действительно искали.
     - Улица Первой Баррикады, - дежурный  что-то  зашептал,  и  Ростислав
поспешил повторить: - Бывшая Дерюжная. Я в райкоме партии...
     - Хорошо, сейчас подъедим...
     - Постойте! - заторопился Ростислав. - Он может уйти. Тут, на  улице,
есть пятиэтажный дом. Я буду у подъезда.
     - Он один? -  говоривший  уже  что-то  приказывал,  прикрыв  мембрану
ладонью.
     - Один. Я бы его и сам, гада, взял!..
     - Не торопитесь, товарищ Фельдман! Сейчас подъедут сотрудники...
     Арцеулов дал отбой и вернул трубку на место.
     - Товарищ... - в глазах дежурного  светился  неприкрытый  восторг.  -
Может, мобилизовать коммунистов?..
     - Вы что! - Арцеулов внушительно взглянул на  ретивого  большевика  и
мрачно добавил: - Спугнете - отвечать будете!
     Этого вполне хватило. Арцеулов небрежно кивнул и вышел на  улицу.  До
облюбованного им подъезда было около сотни метров...


     Он стал так, чтобы первым увидеть гостей. Главное, чтоб  их  было  не
очень много. С троими, даже четверыми, - он  справится.  Но  если  пришлют
взвод...
     Минуты тянулись медленно. Арцеулов еще раз прикинул дорогу от Лубянки
до Пресни. Спокойно, спокойно... Подъедут, сволочи!..
     Автомобиль вынырнул откуда-то из-за угла - небольшой, черный, как раз
такой, как требовалось. Арцеулов расстегнул кобуру и шагнул на тротуар.
     Авто затормозило в двух шагах. Дверцы распахнулись, оттуда  выскочили
двое в кожанках - постарше и помоложе. Третий остался за рулем.
     - Здравствуйте, товарищи, - рука взлетела к козырьку.  Только  бы  не
потребовали документы...
     - Здравствуйте! Старший оперуполномоченный Оцуп. Он здесь?
     - Да. Пятая квартира. Только тише, товарищи...
     Оперуполномоченный Оцуп  кивнул  и  вынул  наган.  Второй,  тот,  что
помоложе, последовал его примеру.
     Ростислав кивнул на  подъезд.  Подъезд  был  всем  хорош:  темный,  с
глубоким подвалом. Двери первого этажа давно заколочены, так что шум могут
даже не услышать...
     - Идите за мной! - Оцуп, похоже, хотел возразить, но Ростислав быстро
пошел прямо к двери. Чекисты переглянулись и поспешили следом.
     Подъездная сырость дохнула  застарелым  смрадом.  На  миг  Ростиславу
стало весело: эти сволочи приехали брать загнанного, переодетого  офицера,
чтоб тащить его в лубянские подвалы для своей кровавой потехи. Попробуйте,
господа!.. Сейчас второй чекист закроет дверь...
     Дверь глухо хлопнула, и тут же все утонуло в сером сумраке.
     - Сюда! - Арцеулов шагнул на первую ступеньку. Товарищ Оцуп попытался
обогнать его, сделал шаг вперед, и на  какой-то  момент  они  поравнялись.
Второй чекист отставал на какой-то шаг. Пора!
     Он ударил не размахиваясь  -  ребром  левой  ладони  по  горлу.  Оцуп
захрипел. Второй удар  пришелся  в  солнечное  сплетение,  и  тело  начало
медленно оседать на ступеньки. Второй оперативник успел недоуменно поднять
голову, и кулак попал прямо в открытый подбородок.  Парень  был  крепок  -
сумел удержаться на ногах, но Ростислав ударил  вновь  -  и  на  этот  раз
рукояткой револьвера по виску. Все...
     На секунду он замер, переводя дух и прислушиваясь.  В  подъезде  было
тихо, еле заметные в сумраке  тела  безвольно  застыли  у  входной  двери.
Ростислав быстро забрал оружие, сунул револьвер Оцупа в карман,  а  оружие
второго оперативника забросил туда,  где  темнел  вход  в  подвал.  Теперь
предстояло самое важное.
     Он выглянул из подъезда. Шофер спокойно сидел  за  баранкой  и  дымил
папиросой.
     - Товарищ, скорее! Он уйдет!
     Шофер дернулся, уронил папиросу и через секунду уже бежал к подъезду.
Он успел лишь перешагнуть порог - рукоятка револьвера ударила в затылок, и
еще одно тело обрушилось на цементный пол...
     Порядок... Арцеулов быстро достал документы. В одном из карманов рука
наткнулась на что-то странное. Наручники! Вот, значит,  как!..  Наручников
оказалось целых две пары -  еще  одна  была  у  шофера.  Сами  напоролись,
товарищи!..
     Арцеулов     защелкнул     наручники     на     запястье     старшего
оперуполномоченного, приковав его к шоферу. Другая рука водителя оказалась
сцепленной с лодыжкой молодого оперативника. Если попытаются  встать,  это
будет забавно...
     Арцеулов вышел из подъезда и неторопливо направился к автомобилю,  на
ходу просматривая документы. Три удостоверения... Комсомольский билет... А
это что?
     Бумажка называлась "Мандат". Лента на пишущей машинке была старой, но
прочитать все же можно:  "Податель  сего...  выполняет  особое  задание  в
интересах РСФСР... прошу оказывать... всемерную помощь..."  Фамилия  Оцупа
была   написана   от   руки,   а   внизу   сто