ом.  То  и  дело
встречался знак креста, словно  предки  хотели  остановить  нечисть,  не
выпустив ее из-под земли.
   Большой зал показался  темным  и  даже  жутковатым  -  его  не  стали
освещать, повесив лампу лишь над  входом  в  нужный  коридор.  Пустельга
постарался быстрее оказаться в светлом тоннеле -  контраст  был  слишком
велик. Теперь Сергей шел не спеша, благо сопровождавшие его "саперы"  не
торопили. В этом коридоре оказалось тоже кое-что любопытное. В одной  из
пещерок, прорубленных в стене, можно было заметить остатки росписей, над
потолком временами попадались ржавые крючья. Похоже, катакомбы видели за
эти века немало. Вот и место, где фонарь высветил черную  крышку  гроба.
Пустельга вновь удивился: гроб  исчез.  Присмотревшись,  он  понял:  его
закрыли толстой стальной плитой,  привалив  с  боков  тяжелыми  камнями.
Зачем? Неужели для эстетики?
   И тут свет пропал. Вернее, он оставался где-то там, сзади, а  впереди
вновь была тьма. *Сапер" включил  фонарь,  скользнув  лучом  по  стенам.
Выходит, все-таки не успели? У Агасфера не хватило лампочек?
   В темноте сразу стало неуютно. К счастью, они были уже почти у  цели,
Сергей узнал перекресток. Сейчас чуть направо...
   В широкой галерее было черно, но вход  в  часовню  Скуратовых  неярко
светился. Об этом все же позаботились. Но не только об  этом.  Ступеньки
оказались  застелены  черным  сукном,  а  по  бокам  неподвижно  застыли
часовые. Странно, их форма тоже была черной.  Пустельга  уже  ничему  не
удивлялся, хотя такой формы не носил в СССР никто - ни армия,  ни  части
НКВД.
   Сергея подвели к порогу. Сопровождающий легко коснулся  его  плеча  и
кивнул. Пустельга мельком  взглянул  на  караульных,  заметив  еще  одну
странность: оба были узкоглазые, с широкими скулами. Рассуждать об  этом
Сергей не стал. Не все ли равно, кто охраняет Филина? Он одернул  шинель
и быстро поднялся по ступенькам.
   Вначале он увидел свечи. Их было немного, не больше десятка, зато все
они казались огромными, почти в рост человека. Свечи стояли вдоль  стен,
освещая церковь. Впрочем, на храм  Божий  это  никак  не  походило.  Все
казалось черным - стены,  занавешенные  тяжелой  тканью,  пол,  покрытый
чем-то похожим на затвердевшую смолу. Слева и справа  от  алтаря  стояли
два возвышения, напоминающие надгробия. Еще одно  -  поменьше  и  другой
формы находилось почти в центре храма. Алтарь был  почти  не  виден,  но
Сергей все-таки смог разглядеть большой знак, висевший над  местом,  где
когда-то стоял престол - Звезда, почему-то золотая и перевернутая...
   Вдоль стен, не двигаясь, застыли такие же невысокие косоглазые  парни
в черной форме. Еще один, но уже в странном широком халате, стоял  слева
от алтаря. А в  самом  центре...  Там  было  особенно  темно,  Пустельга
заметил лишь кресло, над которым слегка возвышалась черная тень.
   - Заходите, Сергей Павлович. - Знакомый голос донесся именно  оттуда,
из густой тьмы. Говоривший не напрягался, но его было прекрасно  слышно;
эхо гулко отдавалось в высоких сводах.
   Пустельга прошел ближе, остановившись у черного камня. Теперь он  мог
бы разглядеть его получше, но времени не было, час пробил...
   - ...Благодарю вас за хорошую работу. - Голос  Агасфера  звучал,  как
всегда, спокойно и доброжелательно. - Вы сделали даже больше, чем я  мог
рассчитывать. Во-первых, узнали о  дхарских  предках  нашей  подопечной,
во-вторых, обратили внимание на весьма своеобразный саркофаг  неподалеку
отсюда. Первое нам может помочь, второе, благодаря вам,  уже  не  сможет
помешать. Вас не смущает эта обстановка, Сергей Павлович?
   Врать Пустельге не хотелось:
   - Смущает, товарищ Иванов. И даже очень.
   - Меня, признаться,  тоже.  Люди  вообще  странные  создания.  Им  не
обойтись без подобной мишуры. Но даже мишура бывает  полезна.  Я  позвал
вас, Сергей Павлович, ожидая от вас некоторой помощи.  Если  все  пойдет
нормально, я надеюсь выполнить свои  обещания.  К  утру  вы  забудете  о
болезни, зато вспомните  самого  себя.  Не  буду  слишком  обнадеживать,
шансов у вас мало, но они все же есть.
   Слова  звучали  успокаивающе,  но  Сергей  уже   ничему   не   верил.
Притворяться не хотелось, да и не имело смысла.
   - Товарищ Иванов, по-вашему, я переживу эту ночь?
   - Не знаю. И никто не знает. Но если вы не о медицине,  то  опасности
не вижу. Вы понравились Сталину тем, что хорошо поработали, а мне -  что
не стали доносить. Об остальном поговорим  позже.  Теперь  вам  придется
подождать. Там есть кресло, располагайтесь поудобнее...
   Казалось, Агасфер приглашает своего гостя к обеду. Могильное  радушие
Филина не успокоило, Сергей вдруг ощутил: Агасфер  тоже  волнуется,  его
спокойствие - напускное. Что-то настолько  тревожило  любителя  темноты,
что он даже на минуту открылся, забыв о самоконтроле.
   Один из "черных"  отделился  от  стены  и,  взяв  Сергея  за  локоть,
проводил к двери, темневшей справа от алтаря. Здесь  тоже  были  заметны
перемены:
   Вход завешен тяжелой драпировкой, внутри все прибрано, на полу горела
свеча, а у противоположной стены стояло  кресло.  "Черный"  -  такой  же
узкоглазый и смуглый, как и все прочие,  -  кивнул  и  пропал,  задернув
полог. Сергей огляделся и присел, достав папиросы. Итак,  он  ничего  не
увидит. Может, и к лучшему, больше останется сил. Теперь уже  совершенно
ясно: медицина тут ни при чем, "псевдоним товарища  Сталина"  собирается
прибегнуть к тому же, чему, по слухам, отдал дань царь  Иван.  Мелькнуло
удивление: неужели Агасфер верит  в  подобную  чертовщину?  А  если  это
совсем не чертовщина? Тогда что?
   За драпировкой было тихо. Сергей представил, как там, в бывшем Божьем
храме, застыли "черные" часовые, недвижно стоит странный тип  в  широком
балахоне, замер в своем кресле всемогущий Филин... Ждут... Кто же  будет
первым?
   И вот - шаги. Кто-то вошел в часовню и остановился, похоже, на том же
месте, где и Сергей. Пустельга затаил дыхание.
   - Добрый вечер, Юрий  Петрович,  -  голос  Агасфера  был  превосходно
слышен и тут, за стеной, - рад вас видеть снова.
   - А нас что, уже знакомили?  -  послышалось  в  ответ.  Сергей  узнал
Орловского. Зэк, похоже, не был смущен ни местом, ни обстановкой.
   - Совершенно верно. Надеюсь, весьма скоро вы  сможете  вспомнить  это
сами.
   - С помощью этой ерунды? - Похоже, Сорок Третий подумал о том же, что
и Пустельга. - У вас что, в Политбюро, спиритизмом увлекаются?
   Сергей услыхал смех -  искренний,  без  тени  недоброжелательности  и
злости.
   - Ну, сразу о политике! Вы не  правы,  Юрий  Петрович.  Вы,  прежний,
сразу сообразили бы, в чем суть. Вкратце поясню: в самой  дикой  мистике
есть элементы разумного. Все это позволяет установить  связь  с  силами,
которые иногда очень нужны. Пусть  вас  не  смущает  форма.  Впрочем,  я
надеюсь, что скоро мы побеседуем на  равных.  У  вас  неплохие  шансы  -
где-то  половина  на  половину.  Если  вам  повезет,  ничего  страшного,
доверимся советской медицине...
   - А если не повезет? Прямо здесь пытать будете? Пустельга  испугался.
Ему показалось, что зэк просто ищет смерти.
   - Юрий Петрович... - Голос Агасфера загустел, став  тяжелым,  низким.
Запомните: я никого... и никогда... не пытал.
   -  Вам-то  зачем  стараться?  -  ничуть  не   смутившись,   парировал
Орловский. Вон - стая целая, враз по косточке растащат!
   Тишина... Пустельга представил себе  Сорок  Третьего,  стоящего  там,
перед черным креслом. Да, зэк  не  зря  рассказывал  про  Марка  Регула,
консула римского...
   - Юрий Петрович, - товарищ Иванов заговорил теперь иначе -  негромко,
почти что доверительно, - с вашей болезнью вы проживете недолго. Вы  уже
почти не человек, вы -  тень  того,  кем  были  прежде.  Неужели  вы  не
почувствуете обыкновенной, простой благодарности, если я  смогу  вернуть
вам душу?
   - А я думал, что такие, как вы, да еще в подобной компании, души  как
раз отбираете... Если вернете память и отправите обратно в камеру, скажу
спасибо. И совершенно искренне.
   - Так и будет, Юрий Петрович. А сейчас - пора. Приступайте...
   Последнее относилось к  кому-то  другому.  Наступила  тишина,  и  вот
Сергей  услыхал  тихий,   заунывный   голос,   произносивший   странные,
непонятнее слова. Это явно не Агасфер. Может быть - тот, в балахоне?
   За стеною вновь стало тихо. Какие-то шаги, возня - и снова  молчание.
Наконец - легкий шум. Кто-то вошел в часовню. Пустельга вскочил, он  уже
понял - кто.
   - Виктория Николаевна, вы, надеюсь, не  испугались?  -  На  этот  раз
Агасфер был сама предупредительность.
   - Немного, - голос женщины показался Сергею слабым, каким-то усталым,
зачем это все?
   - Относитесь к этому как к научному опыту. Вы готовы?
   - Я? Я готова... Но где Юра... Юрий Петрович? Мне так и не дали с ним
встретиться! Вы меня не обманываете?
   Да, Виктории Николаевне явно не по себе. Пустельга  застыл,  понимая:
помочь нечем. Чего же хочет от нее Филин?
   - Он близко. Скоро вы встретитесь. А сейчас - начнем...
   Снова  молчание,  затем  невнятный  голос,  нараспев  читающий  чужие
странные слова. Легкий шум - и вновь тишина...
   Пустельга достал очередную папиросу, но понял:
   Времени уже нет. Теперь - его черед.
   Портьера колыхнулась, пропуская "черного". Пустельга  понял  и  вышел
сам. В церкви кое-что изменилось. Часть свечей погасла,  лишь  в  центре
остался небольшой круг света, все остальное покрыла тьма.
   Сергей оглянулся, пытаясь найти тех, с кем говорил Филин,  и  тут  же
заметил: оба постамента уже не пусты. На каждом из них неподвижно лежало
тело, покрытое черной тканью.  Первая  мысль  была  самой  страшной,  но
Сергей одернул себя: нет, Агасфер  не  станет  их  убивать.  Он  задумал
что-то иное! Но что?
   Его подвели к камню. Теперь он наконец-то  смог  взглянуть  на  него:
обычный камень, неровный, грубо сколотый с боков. Правда, наверху чья-то
умелая  рука  вырезала  странный  рисунок  -  черепаху  с   перевернутой
пятиконечной звездой на спине...
   - Теперь поговорим... - Агасфер встал, черный силуэт чуть выступил из
тени. - Вы, Сергей Павлович, все-таки не верите мне до конца...
   Пустельга молчал. Отрицать не имело смысла.
   - Вы думали, что на балконе вас нельзя услышать? Что ваши  выдумки  с
ключами пройдут незамеченными?  Раньше,  до  болезни,  вы  были  не  так
наивны, старший лейтенант Пустельга!
   Филин знал и это. Что ж, карты раскрыты. Лучше ужасный конец...
   - ...Но  я  не  обижаюсь.  В  вас  говорит  болезнь.  Вы  ненормально
воспринимаете мир, Сергей Павлович, иначе  не  стали  бы  изливать  душу
врагу народа, который ненавидит вас, может, больше, чем меня...
   Хотелось возразить, спорить. Нет, Сорок Третий  не  держит  зла,  он,
кажется, понял... Но Сергей промолчал: к чему?..
   - Уверен, прежний Пустельга повел  бы  себя  иначе.  Но  вы  работали
честно и даже  проявили  невиданное  благородство,  не  донеся  на  меня
товарищу Сталину... Или, быть может, редкий ум, что  тоже  похвально.  Я
сдержу свое слово и попытаюсь вам помочь. Но сначала о вашей болезни...
   Темный силуэт двинулся, Агасфер шагнул вперед, и Сергей  наконец-таки
смог рассмотреть Филина. Тяжелый черный  плащ,  глухой  капюшон  -  даже
здесь Агасфер скрывал свой лик...
   - Это можно назвать болезнью, можно иначе. Чтобы  упростить,  скажем:
вы потеряли душу. Ту самую, которую мы оба  как  материалисты  отрицаем.
Остановимся на этом термине для простоты. Плохо не  только  то,  что  вы
забыли самого себя. Увы, это не все. Вы даже не сможете умереть,  а  это
пострашнее подвалов товарища Ежова. Вы станете тем, кого  люди  называли
"не-мертвыми"... Но я обещал... Если повезет,  вы  снова  станете  самим
собой. Если нет - умрете, как умирают люди.  В  любом  случае  вы  снова
станете человеком. Согласны?
   - А у меня есть выбор? - Непонятные слова прошли мимо  сознания.  Да,
он потерял душу. И не  тогда,  когда  ему  ввели  проклятое  изобретение
номера Тридцать Первого - ВРТ. Сергей потерял ее раньше, когда  пошел  в
"малиновые" - - служить таким, Как Филин. Что ж, умереть как  человек  -
тоже неплохо...
   - Вы уже поняли, Сергей Павлович, выбора у вас нет.  Для  того  чтобы
продолжать этот... опыт, нужна кровь - ваша. Почему -  объяснять  долго,
да и не это  главное.  Не  жалейте  ее,  она  уже  отравлена.  Пустельга
невольно усмехнулся: он еще боялся стать упырем! Вот они,  упыри!  А  он
служил им...
   - Быть может, нам не увидеться в этом мире.  Сергей  Павлович,  я  не
хочу, чтобы вы ушли ожесточенным, с ненавистью. Подумайте, я ли  виноват
в вашей беде? Я не пытался  вас  погубить,  напротив,  спас  от  гораздо
худшего и, быть может, сумею помочь вновь стать,  человеком.  Я  вам  не
лгал... Сергей пожал плечами. Может, и правда. Лгали  другие,  убедившие
его защищать народ в  рядах  ежовской  рати.  Не  Филин  -  кто-то  иной
приказал ввести Пустельге ВРТ. Но над всеми стоял все  тот  же  Филин  -
неотступная тень желтоглазого Вождя. Да только к чему спорить?
   - Я никого не виню, товарищ Иванов. Кончайте скорее...
   Тень вновь отступила куда-то вглубь, зато приблизился тот,  в  черном
балахоне. Из-под нелепой темной шапочки недобро блеснули раскосые глаза.
И этот - тоже... Странную гвардию завел себе товарищ Иванов...
   С него сняли шинель, поставив у самого  камня.  Чья-то  рука  рванула
ворот гимнастерки. Затрещала  ткань.  Пустельга,  затаив  дыхание,  ждал
удара ножом, надеясь не закричать, умереть  молча.  Но  случилось  иное.
Узкоглазый в черном халате взмахнул рукой - легко, даже  не  прикасаясь.
От боли замерло дыхание. Кожа на груди лопнула, словно по ней  полоснули
бритвой. Хлынула кровь - потоком: рана, очевидно, была  глубока.  Сергей
зашатался, но устоял, глядя,  как  окрашивается  красным  вырезанная  на
камне черепаха.  Наконец  Пустельгу  шатнуло,  и  он  медленно  осел  на
холодный пол.
   Он все еще был жив, чувствуя, как его тело приподнимают,  волокут  по
земле. Затем что-то коснулось лица. Пустельга еще  успел  удивиться,  но
тут же понял: его накрыли  черным  полотном,  как  и  тех,  на  каменных
возвышениях. Откуда-то издалека доносились странные,  непонятные  слова,
словно его уже отпевали. Сергей вдруг ощутил,  что  начинает  вспоминать
нечто важное, совершенно необходимое, он  почти  у  цели...  Тут  мягкая
вязкая тишина затопила сознание, и все погасло...

9. "СПРОСИ ЦВЕТОК ЛОТОСА"

   Ученик спросил учителя: "Где искать святыни Пачанга?.." Господин Чжао
произнес это по-китайски, и Чифу понадобилось  несколько  секунд,  чтобы
понять сказанное. Очевидно, вслед за этим должен был следовать ответ, но
фольклорист не стал продолжать и замолчал, угрюмо глядя в яркое весеннее
небо. На сам Пачанг, вернее на то, что от  него  уцелело,  смотреть  ему
явно не хотелось. Чифу было тоже не по себе: от города  остались  только
закопченные руины.  Пачанг  исчез,  оставив  после  себя  лишь  страшный
почерневший скелет. Пожары отгорели, но в воздухе все еще стоял  горький
запах гари, сапоги ступали по пеплу и потемневшей щебенке,  в  небе  над
городом исчезли птицы: вить гнезда стало теперь негде.
   Косухин расположил свой "штаб"  на  главной  площади,  неподалеку  от
развалин дворца. Бойцы сложили вещи, оставив небольшой караул, здесь  же
находились господин Чжао, не пожелавший обследовать руины,  и  сам  Чиф.
Его, конечно, тянуло самому обойти  город,  но  положение  обязывало.  К
товарищу Хо то и дело подбегали разведчики, сообщая одно и то же: вокруг
руины, пепел, и никого - ни живых, ни мертвых...
   До Пачанга пришлось идти два дня. Можно было  поспешить,  но  вначале
шли  с  оглядкой,  опасаясь  засады.  Уже  к  вечеру  осмелели:  равнина
оказалась совершенно безлюдной.  Войско,  штурмовавшее  город,  исчезло.
Пустота равнины озадачивала: сгинули не только солдаты, пропали деревья,
обуглились камни, землю  покрыл  легкий  серый  пепел.  Что-то  страшное
случилось здесь. Чиф все время  вспоминал  вышку  у  горизонта,  пытаясь
сообразить, что могло вызвать взрыв. Даже целые  вагоны  авиабомб  не  в
силах сотворить такое - не разрушить, а просто испепелить.
   К тому месту, где когда-то находился  Пачанг,  подошли  под  вечер  и
сразу поняли: можно не спешить. Над обугленными камнями еще  поднимались
клубы дыма, но  всюду  стояла  страшная,  оглушающая  тишина.  Никто  не
стонал, не плакал, не звал на  помощь.  Товарищ  Лю,  опасаясь  подвоха,
решил подождать, но, когда на следующее  утро  вернулась  разведка,  все
стало окончательно ясно. Город погиб, исчезли его защитники,  сгинули  и
те, кто пытался взять священную твердыню. Спросить некого: ни в Пачанге,
ни в окрестностях не удалось встретить ни единой живой души.
   Вернулся очередной разведчик, сообщив, что  товарищ  Лю  находится  в
северной части города, но скоро собирается вернуться. По  словам  бойца,
там было все то же - руины, камень, пепел -  и  вновь  -  ни  живых,  ни
трупов.
   Чиф кивнул и уже хотел поинтересоваться  у  господина  Чжао,  что  же
ответил учитель, но тут на площади появился Валюженич. Увидев  Косухина,
археолог помахал рукой и ускорил шаг. Чиф  лишь  головой  покачал,  даже
издалека было заметно, что дядя Тэд черен с  головы  до  ног.  Валюженич
умудрился запачкать не только одежду, обувь и руки, но  и  лицо,  отчего
стал несколько походить на мулата. Господин  Чжао  тоже  заметил  своего
достойного коллегу и саркастически улыбнулся.
   - Пусто! - Археолог тяжело  дышал,  словно  за  ним  долго  и  упорно
гнались. Я был во дворце. Хотя какой это теперь дворец!.. Чжао, я  видел
библиотеку...
   - Господин Чжао, - спокойно поправил китаец, - Можно "мистер". Это вы
в библиотеке умудрились привести себя в подобный вид, коллега?
   Тэд кивнул:
   - Только пепел. Зря шли, Джонни-бой... Они оставили только пепел...
   Господин Чжао отвернулся, может, для того, чтобы никто не  видел  его
лица.
   - Это была одна из древнейших библиотек Китая, -  наконец  проговорил
он, книги привозили в Пачанг  из  самых  далеких  монастырей...  Значит,
теперь нет и ее... Вероятно, это то, что планирует  Коминтерн  для  всей
цивилизации, господин Хо?
   Чиф не стал отвечать. Ученый бывал порою несправедлив, но его чувства
понятны. Косухин и сам  ощущал  горечь,  словно  был  виновен  в  гибели
Пачанга. По пути сюда приходилось видеть всякое, но впервые он наткнулся
на город, который полностью сгубила война. Не первый  в  Китае  и  почти
наверняка - не последний. Чиф был лишь гостем на этой древней земле, его
боль все же не доходила до самого сердца...
   - "Где искать святыни Пачанга?" - негромко повторил господин Чжао.
   - Учитель ответил: "Спроси у Будды", - отозвался Валюженич.
   Фольклорист медленно повернул голову:
   - Вы неточно цитируете, коллега. Не  иначе,  пользовались  переводом,
изданным в Америке. В подлиннике учитель  ответил  так:  "Спроси  цветок
лотоса".
   - А какая разница? - удивился Тэд. -  Цветок  лотоса  и  есть  символ
Будды... Хотя... Цветок лотоса...
   Археолог замолчал, что-то прикидывая в уме. Чиф вспомнил,  что  самая
популярная буддистская молитва действительно называет Будду  "сокровищем
в цветке лотоса".
   -  Господин  Чжао,  учитель  имел  в  виду,   что   святыни   Пачанга
нематериальны? поинтересовался Косухин, желая подтвердить догадку.
   - Вероятно. - Ученый пожал плечами.  -  Мысль  не  новая,  но  весьма
справедливая. То, что вы видите сейчас, - хороший пример...
   Тем временем отряд  уже  собирался  на  площади.  Последним  появился
товарищ Лю, тоже изрядно измазанный грязью и пеплом,  хотя  и  не  столь
обильно, как Тэд. Косухин поспешил навстречу своему заместителю.
   - Разрешите доложить! - Лю  вскинул  ладонь  к  козырьку  и  надрывно
закашлялся, простуда давала о себе знать. Доклада не получилось. Молодой
командир, отдышавшись, принялся рассказывать в менее официальной манере.
Впрочем, главное Косухин уже знал: город полностью р